Эдгар Аллан По. To Helen К Саре Елене Уитмен

To Helen [К Саре Елене Уитмен]

Однажды видел я тебя – однажды – и давно:
А сколько лет назад, вот не скажу, немного.
При полнолунье полночью июльской,
Когда душа стремится к небесам,
И света Атласно-алмазная завеса*,
Волнами дремлющими, нежными виясь,
На лона тысяч роз спадает тихо,
Что в заколдованном саду растут,
Где ветер лепестка не шевельнул,
И разве что на цыпочках прокрался,
Между цветами, их поцеловав,
На лона тысяч роз спадая тихо.
Они ответили ему любовью-лаской,
Из ароматных душ нектары излучив,
Что смерти экстатической подобны.
На лона тысяч роз спадая тихо,
Свет умер, очарованный тобой,
Присутствием поэзии твоей.

На ложе фиолетовом вся в белом
Полулежала ты, как будто бы луна
Роз кружева посеребрила.
И ты, увы, была печальна и уныла!

И не Судьба ли, что июльской этой ночью,
И разве не Судьба (и имя ей Печаль),
Что я остановился перед садом,
Чтоб ароматы сонных роз вдохнуть?
Всё замерло вокруг: мир ненавистный спал.
И только я и ты. Двоих лишь нас спаси.
(О Небеса! – о, Боже!
Как бьётся сердце от двух этих слов!)
И только я и ты. Двоих лишь нас спаси.
Я сделал паузу и осмотрелся –
В одно мгновение весь сад куда-то делся
(Ах, он, заметьте, заколдован был!)
Луны жемчужное сияние померкло:
И мшистых берегов, извилистых тропинок,
Деревьев шепчущих, цветов чудесных
Очарование исчезло: в объятьях
Обожающих эфиров поблекли ароматы роз –
Всё-всё проходит, но не образ твой,
Лишь сохрани свет божества в глазах,
Лишь душу сохрани в сияющих глазах.
Я видел только их – вселенную свою!
Я видел их, но видел мимолётно,
Пока луна за облаком не скрылась.
Какие сердца вдохновенные поэмы
Запечатлились на хрустальных небесах!
Какое горе мрачное и чистая надежда!
Как безмятежно и безмолвно море выси!
Как смелость устремлений глубока!
И как любви цельно-бездонна сила!

Но вот Диана скрылась наконец
На западе за тучей грозовой;
Растаял призрак средь могил-деревьев.
Остался только светоч твоих глаз,
Они передо мной всегда сияли
И путь мой одинокий освещали,
С тех пор они меня не покидали
(Как и мои надежды),
И следуя за мной, вели меня сквозь время.
Они мои владыки, я – их раб,
Они мне служат путеводной нитью,
Спасая меня светом ярких звёзд,
Огнём эльфийским меня очищая,
Огнём Элизиума освящая,
И наполняя душу Красотой
(Которая есть также и Надежда),
И в Небесах созвездья рассыпая,
Перед которыми колени преклоняю
Среди безмолвия и грусти моей ночи;
И в тоже время в высшем блеске дня
Я вижу до сих пор две сладостно горящие
Вечерние Венеры – им солнце не ровня!

*В оригинале непереводимая игра слов: silvery-silken veil  (серебристо-шелковая завеса).



© Перевод Дмитрия Захарова 23.09.2023



To Helen

    I saw thee once- once only- years ago:
    I must not say how many- but not many.
    It was a July midnight; and from out
    A full-orbed moon, that, like thine own soul, soaring,
    Sought a precipitate pathway up through heaven,
    There fell a silvery-silken veil of light,
    With quietude, and sultriness, and slumber,
    Upon the upturned faces of a thousand
    Roses that grew in an enchanted garden,
    Where no wind dared to stir, unless on tiptoe-
    Fell on the upturn'd faces of these roses
    That gave out, in return for the love-light,
    Their odorous souls in an ecstatic death-
    Fell on the upturn'd faces of these roses
    That smiled and died in this parterre, enchanted
    By thee, and by the poetry of thy presence.

    Clad all in white, upon a violet bank
    I saw thee half reclining; while the moon
    Fell on the upturn'd faces of the roses,
    And on thine own, upturn'd- alas, in sorrow!

    Was it not Fate, that, on this July midnight-
    Was it not Fate, (whose name is also Sorrow,)
    That bade me pause before that garden-gate,
    To breathe the incense of those slumbering roses?
    No footstep stirred: the hated world an slept,
    Save only thee and me. (Oh, Heaven!- oh, God!
    How my heart beats in coupling those two words!)
    Save only thee and me. I paused- I looked-
    And in an instant all things disappeared.
    (Ah, bear in mind this garden was enchanted!)

    The pearly lustre of the moon went out:
    The mossy banks and the meandering paths,
    The happy flowers and the repining trees,
    Were seen no more: the very roses' odors
    Died in the arms of the adoring airs.
    All- all expired save thee- save less than thou:
    Save only the divine light in thine eyes-
    Save but the soul in thine uplifted eyes.
    I saw but them- they were the world to me!
    I saw but them- saw only them for hours,
    Saw only them until the moon went down.
    What wild heart-histories seemed to he enwritten
    Upon those crystalline, celestial spheres!
    How dark a woe, yet how sublime a hope!
    How silently serene a sea of pride!
    How daring an ambition; yet how deep-
    How fathomless a capacity for love!

    But now, at length, dear Dian sank from sight,
    Into a western couch of thunder-cloud;
    And thou, a ghost, amid the entombing trees
    Didst glide away. Only thine eyes remained;
    They would not go- they never yet have gone;
    Lighting my lonely pathway home that night,
    They have not left me (as my hopes have) since;
    They follow me- they lead me through the years.
    They are my ministers- yet I their slave.
    Their office is to illumine and enkindle-
    My duty, to be saved by their bright light,
    And purified in their electric fire,
    And sanctified in their elysian fire.
    They fill my soul with Beauty (which is Hope),
    And are far up in Heaven- the stars I kneel to
    In the sad, silent watches of my night;
    While even in the meridian glare of day
    I see them still- two sweetly scintillant
    Venuses, unextinguished by the sun!