Отец

Отец

                "... Правдивой страницы
                Лишь тот и боится,
                Кто вынужден правду скрывать." - Р. Бернс, "За тех, кто далеко"

                Все совпадения случайны


0

Из материнской плоти - в тьму земли.
Со дна могил - во мрак глухой утробы.
В кругу смерторождения сплелись
Блужданий наших сумрачные тропы.

Кто в души братьев сможет заглянуть?
Глаза отца увидеть кто сумеет?
Навеки мы - рабы в сыром плену,
А наши речи - тишины немее.

Покинув в детстве океан земной,
Наследовали почву рыхлой глины.
Распутывая сеть, старик седой
Живого сердца вынимал рыбину.

Земля претерпевает грохот бомб
И вновь родит больных детей без счета.
Нас из утроб обратно гонит в гроб
Круговорот воды слепой природы!

Едва родившись и глаза открыв,
Бежишь сквозь артиллерий свист и грохот!
Теряются следы за взрывом взрыв,
И вновь твоя кончается дорога...

В телах своих сгниваем, как в тюрьме,
С вопросами: откуда мы и где мы?
Ответа нет в невежественной тьме,
И только ждем и вопрошаем немо.

Не выбраться из паутины лжи,
Где связаны друг с другом каждой нитью.
И одиночество живой души
Так бесконечно в тел тупом соитье!

С землею вечных пререканий цель
Познать желая, обретаем снова
Древнейшей истины сырую цвель -
Сто тысяч раз перевранное Слово.

1

Весь мир разбит на миллион фронтов.
В культурном коде наших ран прошитых
Болит и нарывает старый шов,
Как древности глубокой пережиток...

Чей грозный голос въелся в череп мне,
Застряв под коркой тяжестью свинцовой?
Куда ни двинусь - в каждой стороне
На поле брани смертью окольцован!

В пожарах аустерлицких рубежей,
В осколках отголосков отдаленных
Тот голос болью ран в моей душе
Кровоточил, словно небес обломок!

Не то внутри святой взывает долг,
Не то глухие голоса убитых.
Я воевал за правду, а итог -
Столбы крестов фрейдистского либидо.

Скажи, Отец, в чертоги чьих небес
Вверяем души мы свои всецело?
Да, я узнал тебя, родной отец,
Что в руки брал младенческое тело.

Кустарь времён, ты дал начало дням,
Вручил мне жизнь и научил жить в страхе
Перед лицом армейского ремня,
Что брошен был звездой отцовской бляхи.

Нет слова "папа". Грозное "отец",
Что болью липло к памяти ребенка,
Три миллиарда сломленных сердец
В чеканных маршах отбивают звонко!

Отец - Отчизна, вечный грохот войн,
Отец - для нас почти святое "Отче",
Отец - Отечество. Но для чего
Несу свой долг во тьме червивой ночи?

Ради каких непрошенных наград
Во мрак созвездий нас погосты гонят?
Звенит костьми мертвецкий маскарад.
Отец, глазам милы твои погоны...

Границ вселенских мировой майор,
Ты жизнь мою, как грязь, лепил нелепо,
Уродовал рукой лицо моё,
Впечатав пустоты портретный слепок.

Был чуждый образ - выкройки патрон.
Я был убит первее, чем был создан.
Семьи покинув рукотворный фронт,
Я бросил дом бездушного отцовства.

Ты с высоты седин предугадал
Моих скитаний бренных обреченность.
Так пусть трубит небесный трибунал!
Спустя века мы встретились еще раз!

2

Ты научил меня смотреть сквозь страх,
Как учат плавать, отпуская в море.
И долго жил я с миром не в ладах,
С самим собой в убийственном раздоре.

Вопросы, груз не сброшенных обид,
Изгнанничества времена слепые
В моей душе возделали гранит
Непроходимых скал мизантропии.

Сломав зеркал темницу, я хотел
Скрепить осколки сломанной игрушки.
В итоге только смог свести прицел
С дрожащей точкой оружейной мушки.

Твоих уроков какова цена?
Скажи, отец, пошли мне ключ к развязке.
Напомни, в чём мораль, каков финал
Из детских лет той самой страшной сказки.

Поверь, рассудок мой готов вполне
В сто сотый раз к твоей лечебной пытке.
Твой грозный взор узорами во мне,
Как первообраз, тканью яркой выткан!

Карандашом на вырванном листе
Ты был когда-то бегло нарисован.
Тот смутный силуэт теперь везде
За мною шел, как тень отцова слова.

Как можно научить любить, губя?
Я, жажды справедливости исполнен,
Искал любви, а находил тебя
В жестоком мире бесконечной боли!

Когда ответы я найти не мог,
Когда в твоём плече нуждался очень,
Я получал очередной урок,
Заученный, словно следы пощёчин!

В руках рисунок детский - посмотри:
На части разрывают псы друг друга.
Рос тихий ужас у меня внутри,
Когда тебе был отдан на поруку...

Тетрадь, в слезах затертая до дыр.
В твоей науке твердый я отличник.
Ты научил меня смотреть на мир
Глазами жертв законов деспотичных.

Служа исправно в гарнизонах войск,
Ты сердце прятал под военной формой.
В часы вне службы, сохраняя лоск,
Ты оставался и с семьей майором.

Ты на работе часто пропадал
И редко, вспомнив про меня, по пьяни
Давал советы, криком глотку рвал,
Преподнося уроки воспитания.

Бесстрашен и бесповоротно прав,
Ты стал тупым подобием кумира.
В твоих глазах, блюдя святой устав,
Я становился вдруг по стойке "смирно".

Я разгадать пытался алгоритм
Непознанной любви, как параноик.
А годы шли... Был к счастью путь закрыт.
Кошмары в голове росли со мною.

И с каждой раной становился злей.
Мне дни изнанкой жизни обернулись,
Ведь были ближе всех учителей
Хитросплетения бетонных улиц.

Когда тупых шакалов был слабей,
Когда веревка становилась туже,
Опоры прочной я искал в тебе,
Но находил лишь стены равнодушия.

Спасение от злобы вдруг нашлось
В фантазии, вторым мне ставшей домом.
Я уместил скопившуюся злость
В немой борьбы трактате многотомном.

Шло время день за днем, за шагом шаг.
Терялась молодость, как зверь в облаве,
И воскресала каждый раз душа,
Как только мать касалась белых клавиш.

Средь нежных отголосков нервных струн
В гармонии свое расслышал имя.
Оживший духом, сердцем вечно юн,
Ту музыку и впредь несу глухим я.

3

Не век летать в фантазий облаках.
На опыте земную глубь изведав,
Мы узнаём: есть в каждом доме шкаф,
И каждый шкаф своих хранит скелетов.

С годами сказкам меньше верим мы,
И есть тому причин несметный ворох.
Для сказок тех, открыв завесу тьмы,
Найдем основы, нет страшней которых.

Так год за годом рушилась семья.
Словам былой любви уже не веря,
Костями повседневности гремя,
Своею кровью мы поили зверя.

Ты говорил: семейный долг важней.
Недолги были догмы лживой веры.
Статистику разрушенных семей
Пополнил ты своим живым примером.

Что правды ни на грош в словах пустых
Когда-то данных клятв, я рано понял.
Распался брак, чему виной был ты.
Но почему в крови мои ладони?

Непостоянной власти адъютант,
Один среди ворон стою на фронте.
Мои мозги снарядами свистят!
Кто друг? Кто враг? Смешалось за и против!

Кто друг? Кто враг? Я перепутал фланг.
Но никуда от выбора не деться.
Чернее темноты нейтральный флаг
Щелкунчика поломанного детства.

Сгубив семью, ты снова жег мосты,
Скрепляя узы роковых оказий.
Вместо тепла - грызни враждебной стынь.
Вместо любви - пруды словесной грязи.

Желая мать вернуть, ты взял меня
Поверенным, но чувства не проснулись.
В твоих глазах всё та же я свинья -
Ошибок плод, нелепенький сынуля.

Мать-Родина с кем будет - мне плевать.
Мы все - отребье проклятого рода.
Нищали в душах совести слова.
Отец, твой лживый фронт давно уж продан.

Став взрослыми, скопили злобы впрок.
Не научившись впредь друг с другом ладить,
На километры вражеских дорог
Несем знамена родовых проклятий.

Марайте руки кровью без меня!
Гнилой войны извечный пораженец,
Я не открою линию огня,
Развесив на гражданских лиц мишени.

Ты породил меня, ты и убей!
От войн крысиных я не знал отбоя,
Ведь среди кладбищ сгубленных семей
Я долго воевал с самим собою.

И, не заметив подлеца вблизи,
Был ранен тенью внутреннего монстра.
Но было поздно помощи просить,
Когда и сам в крови стоял по ноздри.

4

На фото узнаёте паренька,
Покрытого прыщавою коростой?
Патлатостью увитая башка
Больного бунтом юности подростка.

В прогулах коротающего дни,
Мечтательного узнаёте блудня?
Наркот, стихи читавший при НИИ,
И саморазрушенец абсолютный.

Да, это я, шизоидный студент,
Чья молодость на улицах шаталась
В нетрезвом виде каждый божий день
В периметре замызганных кварталов.

На свалке секондхендовых вещей
Оделся, вам не угодить стараясь,
Тот самый, в старом кожаном плаще,
Утыканный булавками засранец.

"С понтами объявился тут такой,
Попутал рамс, ща мы ему покажем!"
Была в ответ - дуга ухмылки злой
Лица, разбитого в кровавой каше.

Отбросив, как цепей звенящих груз,
Закона злополучные оковы,
Плевал на нормы социальных уз
Адепт лоботомии подростковой.

Стал рано забивать на универ,
Бредя впотьмах по лезвию раскола,
Ведь было налицо ПТСР,
И как-то мало чем помог психолог.

"Как угораздило? - вопрос звучал.
"Подрался с кем?" - всё допросить пытались,
Когда себе вогнал под глаз фингал.
Подобное со мной не раз случалось.

Так было, например, когда ушла
Любовь, продавшись отпрыску богатых.
И черт бы с ней, нет, не держал я зла,
Но часто было в сердце пусто как-то.

Уроки страсти потаскуха-жизнь
Давала редко, шрамов не затронув.
Не так ли новый в нас мужал фашизм
Нацболов бравых, господин Лимонов?

Любили мы, когда, воззвав к сердцам,
Вставал ты против интересов шкурных.
За вечной правды голос я и сам
Нес в общество частицу контркультуры.

Стать частью целого хотелось мне,
Чтоб быть нужней, изгою-отщепенцу.
И шел кривой дорогой буйных дней
Под камуфляжем и в отцовских берцах.

Я не единственный, кто падал вниз,
Себя найдя средь тысяч несчастливцев.
"Умри или дерись" - был наш девиз.
"Не дремлет враг, а значит, крови литься!"

За правду поднимали на ножи,
Когда пугала жизнь сильней, чем хоррор,
И, не заметив, как пришли ко лжи,
Мы приобщились к этике террора.

Что побуждало биться до конца,
В бесчеловечном преуспев искусстве?
Извечный страх зеркального лица?
Любовь отца или его отсутствие?

5

Почему я такой маленький?

Ну почему я маленький такой?
За что меня всё время обижают?
Другие не хотят играть со мной.
Ну почему меня не замечают?

Любой меня ударить может в глаз.
Любой легко поставит мне подножку.
Они меня толкают каждый раз,
Ах, стать бы мне сильнее хоть немножко!

Чуть что случится, сразу плачу я.
Ну почему меня все сторонятся?
Ах, мама, забери скорей меня!
Я больше не могу здесь оставаться!

Ну почему я не такой как все?
Как будто что-то странное и вправду
Они читают на моем лице.
Ну почему другие мне не рады?

Ах, если бы я только сильным стал!
Но я такого маленького роста...
Будь я сильнее, я б им показал!
Быть в этом мире маленьким непросто!

Ну почему я маленький такой?
Ну почему со мною не играют?
Я размозжу им бошки молотком,
И вот тогда они меня узнают...

6

Я взрыв услышал, стоя у окна,
И крик машин, взревевших, как в рояле,
Раздался враз! Все думали - война.
Нет, это дети во дворе играли.

Войной убитой родины щенки.
Отвергнутые временем уродцы.
В холодном мире сколько их, таких,
Несущих бремя черного сиротства!

Покуда свет дневной согреть не мог,
Нашли его на дне стеклянной тары
И, заходя на скудный огонёк,
Прикуривали от костра пожара.

Сорвите маски равнодушных лиц!
И, заглянув под слой сухих реалий,
Узнайте изнутри сырой земли,
Как пьяную мать-родину е*али!

Так рана поколения росла.
Слонялись сорванцы, а между делом,
Прикрытые от посторонних глаз,
Патроны заряжали в парабеллум,

Преступники с мотивами и без,
В душе с дырою ран. Я ж видел только,
Как их везли в машине ППС,
Как били их менты из чувства долга.

Я видел лишь привычный маркетшоп,
Наполненные мусорные баки,
А в закулисье засранных трущоб
Пропойцы побирались, как собаки.

Я видел лишь обыденную жизнь
С ассортиментом будних атрибутов:
Рекламные билборды в глянце лжи,
Широкий выбор сытых и обутых.

Средь бездорожий скрюченных столбов
Для обреченных нищих выбор жалкий -
Тюрьма, война или ряды гробов
На выселках патриархальной свалки.

Я видел только мертвых сёл бурьян,
Что в колосках свивал тоску людскую,
Да всеохватной слепоты туман.
Жаль, только видеть нынче и могу я,

Как запечатанные тишиной
Пред равнодушием глуши далекой
Запечатлели странный танец свой
Повешенные в фоторамках окон.

А нищим прививают правил свод
Податели, не знающие правил.
Закрыт на небеса искомый ход.
Отец, скажи, почто ты нас оставил?

7

Шли годы. Стрелок точный механизм
Отплясывал со смертью резкий танец.
Я рос, как висельник, башкою вниз,
Назло чертям в золе огней рождаясь!

История, на жертвы не скупясь,
Увечных, нас любить не научила.
Мы уходили гибнуть на Донбасс,
Окопов рыли братские могилы.

Небесной карой расходился гром,
Над головами рвался шум зениток!
Нас, как рыбешек, жрал голодный дрон!
Счет бойни велся сотнями убитых...

Письмо пришло. "Как служится, сынок?"
Да ничего. В живых остаться б только.
Товарищ мой лишился пары ног.
Пять дней не ели и не спали толком.

Там, говорят, новейший Patriot,
На расстоянии летает дальнем.
А здесь воюй чем хочешь - целый год
Боеприпасы Кремль не поставлял нам.

Кто мог подумать бы, что мне стрелять
В друзей вчерашних, кто сегодня занял
Позицию другую, где земля
Разбилась фронтовыми полосами!

Мой пульс колотит сердцем всех отчизн,
Когда-либо бывавших на планете.
Я думал, что я воевал за жизнь,
А умер за валютный рынок нефти.

Вам видится война, а мне - комплот.
Быть или нет - извечная дилемма.
Вам про нацистов врут который год,
А сами ставят доску Маннергейму.

Какой тут мир? Завязаны глаза
У всех сторон на ратном минном поле.
В боях смолкают наши голоса.
Кому досталась наших жизней доля?

Отец, меня по слову вразуми.
О той войне поговорить пора нам,
Ведь сколько долгих лет стояли мы
На разных сторонах телеэкрана.

Ведь мнение моё давно не в счет,
Когда среди своих я стал изгоем.
За кем пойдет невыживший народ?
Ты знаешь много, я ж - ни в зуб ногою.

Ты говорил, что лучшее из средств -
Бомбить врага, без всяких предисловий.
Учебники твои, взгляни, отец, -
Как мир, полны невинной детской крови.

8

На потолке веревкой закреплен,
Как маятник, качался труп эпохи,
Провозгласив пред миром смерть времён,
Когда мы кровью подвели итоги.

Познал я, вглубь себя направив взор,
Подняв над миром философский молот,
Истории суровый приговор -
Рассудок бренный был по швам расколот.

В шизофренических приливах волн
Остался дотлевать мой разум шаткий,
Ведь стало судьбоноснее всех войн
Лицо избитой до смерти лошадки.

Я понял всё, едва хирург нанес
Последний жгут, последнюю заплатку
На разум мой. Боль миллионов слез
Познать сумев, я научился плакать...

Моя болезнь открыла мне глаза,
Как книгу на обросшей пылью полке.
Я истину узнал впервые за
Тысячелетья сумасшествий долгих.

И я пролил на правду белый свет,
Листая стены в дурдомов читальне.
Стал мудрецом безмолвный пациент -
Гремел в безумствах век рациональный.

И пробил час. Я в новый век вступил.
Безумие плясало ритмом вальса,
А после бала, на пол пав без сил,
Я рассмеялся, долго я смеялся...

Над правдой сделав скальпелем надрез,
Раскрывший рану, как Пандоры ящик,
Диагноз я поставил, словно крест,
Земле, тысячелетий кровь хранящей.

Я обозначил сумерки богов,
Скопив достаточно безумий в сумме.
Я заглянул довольно глубоко,
Чтобы слепой толпе сказать: Бог умер.

9

Сон

Гора в снегах лежала, как ледник.
Гнал ветер холод ледяного пика.
Был грозен небосвод и бледнолик,
Со всех сторон металось эхо крика!

Дорога пролегла на сотню миль
Каймою выступаемых наверший.
Смеялся мрак хребтов, а горный шпиль
Был облаков лохмотьями увешан.

Лицо мне холод ветра обжигал,
Округу заглушив простудным хрипом,
Когда я брел в снегу к вершинам скал,
Проламывая тонкий лед со скрипом.

Ревел слепых подножий перевал,
В седые хлопья рвался, как бумага.
В прожилках туч тяжелых нависал
Небесный выступ цвета бледных маков.

Повсюду развалившись, снежный слой
Выпячивал узоры горных рамок.
Весь путь к горе пургою занесло,
А наверху таился древний замок.

Когда добрался я на самый верх
Откосами горы, что было силы, -
Сквозь слепоту метелью крытых век
Увидел я забытую могилу.

Гробница золотая, а внутри,
Как в зЕркала прозрачной амальгаме,
Сном вековечным спал седой старик,
Усыпан драгоценными камнями.

Когда сомкнулся с мертвым телом взгляд,
Вдруг, головокружение удвоив,
Со дна глубин отверстая земля
Взвопила криком плачущего воя!

Обрывки человечьих голосов,
Лавин упавших отдаленный грохот,
Колоколов небесных гулкий зов
Расслышал я сквозь гор дрожащий грохот!

И где-то выше - скопом разрослись,
В чертог заветный скорый путь пророча,
Ряды скользящих неизвестных лиц,
Скукоженных в гримас уродских корчах.

А ветер в стужу звал к себе меня,
В глазниц осколках выстеклив мне слезы,
До дрожи в сердце холодом проняв,
Чтоб жизнь упала камнем безголосым.

Срывался стон глухой, душа рвалась,
И мертвой безответностью оборван
Вопрос: за что же мириады глаз
С небес бросают грозные укоры?

10

В себе ли я? Уже не знаю сам.
А в горле стрянет горя горький литий.
Где пролегает граней полоса?
Ответьте, мистер психоаналитик.

Пред вами пациент, а не солдат.
Вы говорили о горячем бреде,
А мне, как и семнадцать лет назад,
Всё кажется, отец за мной заедет.

С работы заберет меня домой...
Но всё не то. Я знаю, смысл не в этом.
Да, впрочем, где теперь он, дом родной?
Вы правы, док, мы все немного бредим.

Я помню, гнала вражеская рать
Той осенью, в горах австрийских где-то...
Нам приказали молча отступать,
Но верили, что мы несём победу.

Вдали от родины, в плену врага,
Отплясывала смерть свой козий танец.
Река кровей смешала берега,
На родине я - враг и чужестранец.

Поговорим о зыбкости границ.
Имеет всё означенные грани:
И ваше кресло, и окно, и шприц,
В конце концов, и бренное сознание.

Там, на войне, в громаде мертвых тел,
Отлитый мир, дробясь, кружась и пенясь,
Переходя за видимый предел,
В жару горнил вдруг обретает цельность.

Все свезены в кипящий смерти чан
Под взрывами убойных артиллерий.
И ты лежишь средь тел однополчан -
Убитый и живой в какой-то мере.

А сколько там, за пазухой земли, -
Безродных, разноцветных, разнолицых!
Вы бред от правды отличить смогли.
А вот в своих уверены границах?

Вы завязали прочно руки мне,
Как в гроб, в камзол смирительный засунув.
А оказалось - истина вовне.
Как видите, лишен я предрассудков.

Здесь, в клинике, мы поняли одно,
Что сами мы, как снежный ком, едины.
От ужасов уходим мы в окно,
Пределы одиночества покинув.

И там, где грани между "я" и "ты"
Мы разорвем и знамя дня поднимем,
Останутся лишь белые бинты
Безумцев, становящихся святыми...

11

Мрачен мой дом

Как мрачен дом, с которым разлучен
Был много лет... И вновь я на пороге.
С потресканной эмульсии икон
Взирают лики сонмом взглядов строгих.

Остыла кровь в холодных венах труб,
Померкли бёльма в занавесках окон.
Дом опечатан синевою губ,
Укрытый в саван тишины глубокой.

Какую тайну в лабиринтах стен
Хранят под пылью старые картины?
Куда ведет меня по темноте
Обоев выцветших узор витийный?

Фамильный дом мой мрачен и суров.
А надо мной, жестокий суд свершая,
Взбивают пыль копыта пауков -
Тревожных мыслей тараканьи стаи.

И бродит, половицами скрипя,
Разгульным сквозняком былая память,
А под подошвами уставших пят -
Подвалов призраки звенят цепями.

В зазорах комнат, как незваный гость,
Иду во тьме воспоминаний зримых -
И снова всё семейство собралось
В немых стенах прозрачной пантомимы...

Игрой былого оживился дом,
Я детства сцены наблюдаю с краю,
Как бы стоящий за тугим стеклом
В своем углу, никем не замечаем.

Едва шагну в былого мертвый быт -
Забьются нервно шифоньеров двери,
Театр воспоминаний задрожит
Над шестернями грузной машинерии!

Забился резво кукольный спектакль,
На сцену призрачных героев вызвав!
Игрушки пляшут, попадая в такт
Шарманки смертоносных механизмов!

И вереницы незнакомых лиц
Виновников картонного веселья
На нитях виселиц спадают вниз
В кружении кошмарной карусели...

Печатью губ крепчает тайна зла,
И стройным хором траурных рапсодий
В камнях камина слышный детский плач
Меня всё глубже в темноту уводит...

Стекло зеркал струёю слёз обмыв,
Стоя над бездной с вытянутой шеей,
Увижу в бёльмах зазеркальной тьмы
Рекурсии бессчетных отражений...

Пред зеркалами в полной темноте
Увидел вдруг исток историй страшных,
Когда круги исчезли на воде,
Открыв грехи, невидимые раньше!

В коврах невинно пролитой крови
Упали в ноги неподъемным грузом
Несказанных когда-то слов любви
Змеиных лет наследственные узы!

Упала тьма гардинами завес!
Последняя свеча в руках потухла...
Загадок дивных смысл открылся весь:
Я - в лапах зла убийственная кукла.

Но неужели сам я виноват
В деяниях, проделанных не мною?
Я слышу: сверху ангелы трубят
В раскатах роковых гремящим роем!

Мне всё яснее видится мораль,
Но глуше свет и непроглядность глубже.
Я слепотой своею замарал
Больные изнасилованных души.

Я в мертвых лицах истину прочёл,
Узнав свой образ в потускнелом взгляде,
Как будто жертва стала палачом
И нет меня грязней и виноватей!

В моей груди порезы от меча,
Что был, как ключ от лабиринта, дан мне.
Так пусть в пустых глазницах палача
Сверкнет святое пламя состраданий!

Ручищами загубленных рабов
В костров капканы тянет ад за ноги.
Я не преступник, но им стать готов,
Шагнув на крест за бедных и убогих!

И, обнаружив брошь в своей душе,
Готов без лестницы сорваться в тень я,
Сойти на дно нижайших этажей
Во тьму страшнейшего грехопадения...

Войдя в пещеры собственных теней,
Готов ступить я в логово дракона,
Чтоб сделать правды зеркало ясней
Пред тиранией мерзостной Горгоны!

За муки жертв чужую взяв вину,
Готов я встать пред ними на колени,
За боль немых себя же проклянуть,
Крещенный кровью в ранах искуплений...

Тяжел мой грех... Но в этот грозный час,
Срывая потолок стальным зацепом,
Набатом в сердца колокол стуча,
Архангелы за мной спустились с неба!

12

Со всех сторон трубят часы веков!
Вокруг меня - столетий усыпальни!
Клокочет стрЕлок механизм, как кровь.
Я - на посту невидимом дневальный.

Ах, сколько мне отпущено смертей!
Ах, сколько мне даровано рождений,
Пока тропой в зеркальной высоте
Бредут века в небес засохшей пене!

Пусть в этот миг, звенящий пустотой,
Храню свой пост, как вечный пограничник!
Но, может быть, мой навестив постой,
Восход войдет в глазницы перемычек!

Сиянием небесным окружа,
Меня светило грозно смерит оком,
Ведь невозможно долга избежать,
Как невозможно не дозваться Бога!

Когда последний отколотит бой,
С небес сойдя, святые херувимы,
Провозгласят наставший рай земной,
Как дом, для всех и каждого вместимый!

Быть может, проиграв сто тысяч битв,
Не выиграв в жизни ни единой драки,
В грудь раненный, я научусь любить,
Имея вместо сердца бездну мрака,

Куда вместить сумею целый свет
Калек, бездомных, немощных и бедных,
И будем в мир нести иной завет,
Шагая в маршах траурно-победных!

Быть может, проиграв сто тысяч войн,
Отдав, как жизнь, последнюю рубаху,
В последней битве на передовой
Смогу взойти звездой над смертным прахом!

Сто раз спустив курок, огонь вершин
Меня насквозь прошьет под залп винтовок!
Да, я готов припасть, как блудный сын,
К ногам могил - моя душа готова!

Но перед тем, как дух отдать земле,
Вскричит меж рёбер, весело и лихо,
Железным пульсом отстучав во мне,
В грудном кармане аварийный выход!

В конечном счете разойдется тьма,
И духом бедному свободы тропы
Откроются в секретных закромах,
Как будто час раскаяния пробил!

Под клином солнца отворит земля
Погостов вожделеющие дыры,
Чтоб даже мертвым вволю щеголять
В лучах шагов Всемирного гендира!

И, предо мною выстелив маршрут,
В уста дорог вручив святое слово,
Погонит день, как листья на ветру,
Пронзая лезвием километровым,

В далекий край, где больше нет борьбы,
Но жизнь горит теплом поспелой яри,
И где, глотая угольную пыль,
Титаны в недрах ночи кочегарят!

В моей груди заплещут слез ручьи,
Порочный смерти круг прорвав тараном,
И сердце, как пластинка, зазвучит
Под вогнанною в грудь иглой тонарма!

Всколышет сердца медь, как пономарь,
Тот вещий звук, чтоб высший мира Гений,
Когда в груди зажгу любви фонарь,
Спустился по лучам, как по ступеням!

И в радиус святого фонаря,
Как в вечности разверстые ворота,
Ворвется хлебодарная заря,
Зовя огни косматого восхода!

И если стужи ледяной озноб
Окрасит цинком, инея белее, -
Себя вложу в дощатый тела гроб,
В котором смерть свою переболею!

Спешите, птицы, над землей былой
Взлететь полоской перелетной стаи,
Кружа крылами атмосферный слой,
Чтоб и ползущие до звезд достали!

В сознания зияющий проем
Пролазим мы, опережая время!
Распятые душою, в мир несем
Безумие премудростей мудрее!

Где будущее? Вот уже грядет,
В гробниц проникнув выпревшие штольни,
Буравя звезд опавших небосвод
Над пирамидами хребтов угольных!

И встанем мы в свой исполинский рост -
Стоять в землистой глине нам доколе? -
Чтоб головою доставать до звезд,
Качая лбом трезвоны колоколец!

Швыряла нас на дно времен ладья,
В огне крестили черти наши души.
Ворвались мы в корабль богов, найдя
В ракушке горизонта клад жемчужин!

Преодолели пропасть между тьмой
Трущоб и золотом наверший горных!
Мы претворили в жизнь святой борьбой
Реальность, нет реальнее которой!

Районов бедных мертвые сыны,
Босых детей преступные оравы,
Что трауром тщеты обожжены,
Я вам дарю бунтующее право!

Весь мир изгоев, объявляй бедлам!
Стеной теней лишенных счастья в детстве
Мы встанем и объявим бой богам
За всех когда-то умерших младенцев!

Не за горами время ярких дней,
Где равным богу будет каждый признан!
Где горизонты рдеют, солнц красней,
Я вижу признаки счастливой жизни!

Где был оставлен каждый бедный сын -
Фундамент новой юности упрочен!
Былые отщепенцы, мы - отцы
Для всех известных миру безотцовщин!

Кто сумасшествием был заклеймен,
Кто был чумой заразного гонимей,
У мира на глазах, как шест знамён,
Кровоточащий разум свой поднимет!

Больной душой познавший бытиё,
Вчерашний хроник психбольниц зловонных
Святое сердце вынесет своё
В колоколов стучащих перезвонах!

Болезные, всем хватит равных прав!
Кто боль познал, в наш рай легко залезет.
Как алгебра, наш выверен устав,
Ровнее, чем вселенной равновесие!

Всем будет жизнь. И ты, отец земной,
Чей грозный лик сулил врагам погибель,
В остатках дней останешься со мной,
Как солнца верный страж, кем бы ты ни был.

Есть время воевать, есть время жить,
Есть время для любви и перемирий.
Сынам остывших битв, нам жизнь вершить,
Чтоб грань земли и времени расширить!

Где Богочеловечества мечты
Растаяли в снегах, пребудет позже -
Как в зеркале небес, в себе прочти -
Неистовое Человекобожье!

И ты увидишь не террор, не суд -
Любовь, непогрешимую, как святость!
Не меч - мечту крыла её несут,
Не мир - а рай всемирного охвата!

Теплом ста тысяч неустанных солнц
По праву жизни каждого возлюбят!
Пусть голосит спасительный ХрисСоц
Ударами сердец в стальном раструбе!

Спустя так много лет, вернулся я
К той, некогда забытой, вечной сути,
И на вопрос, где родина моя,
Нашел ответ простой - везде, где люди!

В то царство счастья, где в лице врага
Узнают друга, - для любви все равны! -
Зову тебя я - вот моя рука!
Отец, ведь ты не враг мне и подавно...

Пусть дни протянутся веков длиной,
Соприкоснутся наших рук обрубки,
Ведь мы с тобою, в сущности, - одно
У вечности в неразделимом круге!

Познав в пути так много зол, теперь,
Отец, я говорю тебе спасибо!
Себя я смог найти ценой потерь,
Ценой ошибок горьких и ушибов!

Где будет парадиз земной воспет,
Где путь людей пройдет до сфер небесных,
Как и в моей душе, всегда тебе,
Отец, - я знаю, - там найдется место.


25.8-3.10.24