Буреломы

Буреломы
под натиском
бури.
Мы тогда ещё,
в Кандагаре
чуть не заснули.
Мы тогда ещё,
перед рассветом
птиц
повидали
не мало воли -
ресниц,
что смотрели
сурово и жарко
взапал,
как один из наших
товарищей
пал,

что томили
истомой, вливая
страсть,
угрожая
сердцу в песках
вечности пропасть.

Буреломы
историй гурий
в набат
стоят,- обелисками,
может заснули,
у них - шабат?

Но солдаты
свои автоматы не сдают,
штыки
их хранят казематы,
заседают пираты
где, далеки,
что от народа воли,
и народа долю
решают на раз,
партии новый
создав терновый
кровавый Указ.

Буреловы молча
смотрят, всвист,
и затем
касаются новых
законов терновых
тем.

Тем, кто молча
смотрит в изгородь,
городовой
не предложит плеть,
не пошлёт на смерть
конвой.
Канва же историй
глории - глоток
кипятка! -
вот вам указы преторий,
вот вам и Каинова рука, -
порука, с поручьем в пору
поручень меча,
голова - опора спора,
что в семейной ссоре
опять – ничья!
Ничейные ищейные
щемливо зону
узнают,
где каждый шаг
статьи очаг,
и ей - приют.

Слова и слава
как канава,
а что за ней?
Любовь и войны,
что достойно
наших дней?

Где имена,
Где племена
что нам в судьи?
Кем власть дана,
на что она,
скажи, ладьи
где мирных дум,
где слово ум, -
в каких делах?
Где доброта,
где в городах
чурают страх?

Где тот закон,
что Парфенон
всей Ойкумене возрастил?
Где справедливый суд,
Где мир и труд,
что счастлив был?

И что теперь,
в какую дверь
поток открыт
избытка чувств?
- Ах, натиск прочь,
и силы дочь
сажает куст.

В нём всё о нас,
В нём всё за нас
свободой расцветёт!
Коль будет спрос -
скажи что рос,
свободы возвестив оплот.

Она в тебе,
она во мне,
она в словах идёт
сквозь те дела,
где расцвела любовь,
и до сих пор — живёт!