Эдгар Аллан По. Юлэйлюм

Небеса были призрачно-серы
И мертвела сухая листва –
Словно саван – сухая листва
Той октябрьской ночью безмерной
В год, который я помню всегда,
Там где чёрные воды Обе;ра,
Где туманная Вэйра земля,
Где холодные воды Обе;ра
И где Вэйр – гор-гулей страна.

Посреди кипарисов-титанов
Я бродил со своею Душой –
Со своею Психеей-Душой,
Сердце было – кипеньем вулканов,
Скорпионовым ливнем огня –
Адским ливнем потоков огня,
Серных рек из вершины Йаанек,
Что на полюсе крайнем видна –
Исходящих из жерла Йаанек,
Там где гаснет борея волна.

Мы общались как вестники веры,
Только мысли как чёрная мгла –
Только память как чёрная мгла –
Знали мы – не октябрь то был серый
И не ночь в год, что помним всегда
(Ночи все перед ней – суета!),
Мы не помнили воды Обе;ра –
(Хотя были на озере том),
Мы не помнили стылость Обе;ра,
Местность Вэйр – исчадия дом.

И теперь, когда ночь постарела,
Часы-звёзды провидят рассвет –
Часы-звёзды приближают рассвет –
В конце нашей дорожки истлелой
Двух туманностей искрится свет,
Чудный месяц рождается белый –
Это спящей Астарты привет,
Полумесяц двурогий и белый –
Любодарной богини привет.

Она много нежнее Дианы,
Она вздохов эфирных полна –
Она вздохов-наслаждений полна:
Она видит душевные раны,
От которых не сохнет слеза,
И влечёт нас в зазвёздные страны
Между звёздами Льва как волна –
Леты вечно спокойной волна –
Сквозь созвездие Льва неустанно,
Чтоб сиять взором яркого дня –
Через логово Льва неустанно,
И с любовью блистательней дня.

Глядя в небо, Психея сказала:
«Я не верю звезде той вдали –
Бледной, странной звезде той вдали, –
И меня за собой увлекала, –
О, скорей! Поспешим! Улетим!»
И страшась, крылья вниз опускала,
И они волочились в пыли –
В агонии в слезах утопала,
Шлейфы крыльев влачились в пыли –
Так бессильно влачились в пыли.

Я ответил: «Всё это лишь грёза:
Так войдём же в трепещущий свет!
Окунёмся в хрустальности свет!
Как Сибиллы лучистая роза.
Видишь! В небе сиянье планет! –
Красоты и Надежды планет.
Лучезарности метаморфоза
Нам укажет бесспорный ответ –
Блеска ясного метаморфоза
На сомненья даст верный ответ,
Вознося нас до светлых планет».

Я утешил, целуя, Психею –
Мрак развеяли слов моих птицы –
Тьму соблазнов рассеяли птицы;
До конца мы прошли всю аллею
И застыли у входа гробницы –
У двери легендарной гробницы;
«Что за надпись, - спросил я Психею, -
На двери легендарной гробницы?»
– Юлэйлюм! – та, что не возвратится,
К тебе больше не возвратится.

Стало сердце как лёд мёртво-серый,
Как поблёклая саван-листва –
Как могильная саван-листва –
Плакал я, сокрушался без меры:
«В год и ночь, что я помнил всегда,
Я был здесь в этом мороке сна –
С адом-бременем в мороке сна –
В ночь, страшней всех ночей оголтелых,
Что за демон слепил мне глаза?
Теперь знаю – то воды Обе;ра,
То туманная Вэйра земля –
Теперь знаю – то стылость Обе;ра,
Местность Вэйр – гор-гулей страна».

© Перевод Дмитрия Захарова 12.08.2020


Ulalume

The skies they were ashen and sober;
The leaves they were crisped and sere—
The leaves they were withering and sere;
It was night in the lonesome October
Of my most immemorial year;
It was hard by the dim lake of Auber,
In the misty mid region of Weir—
It was down by the dank tarn of Auber,
In the ghoul-haunted woodland of Weir.

Here once, through an alley Titanic.
Of cypress, I roamed with my Soul—
Of cypress, with Psyche, my Soul.
These were days when my heart was volcanic
As the scoriac rivers that roll—
As the lavas that restlessly roll
Their sulphurous currents down Yaanek
In the ultimate climes of the pole—
That groan as they roll down Mount Yaanek
In the realms of the boreal pole.

Our talk had been serious and sober,
But our thoughts they were palsied and sere—
Our memories were treacherous and sere—
For we knew not the month was October,
And we marked not the night of the year—
(Ah, night of all nights in the year!)
We noted not the dim lake of Auber—
(Though once we had journeyed down here)—
Remembered not the dank tarn of Auber,
Nor the ghoul-haunted woodland of Weir.

And now as the night was senescent
And star-dials pointed to morn—
As the sun-dials hinted of morn—
At the end of our path a liquescent
And nebulous lustre was born,
Out of which a miraculous crescent
Arose with a duplicate horn—
Astarte's bediamonded crescent
Distinct with its duplicate horn.

And I said—"She is warmer than Dian:
She rolls through an ether of sighs—
She revels in a region of sighs:
She has seen that the tears are not dry on
These cheeks, where the worm never dies,
And has come past the stars of the Lion
To point us the path to the skies—
To the Lethean peace of the skies—
Come up, in despite of the Lion,
To shine on us with her bright eyes—
Come up through the lair of the Lion,
With love in her luminous eyes."

But Psyche, uplifting her finger,
Said—"Sadly this star I mistrust—
Her pallor I strangely mistrust:—
Oh, hasten!—oh, let us not linger!
Oh, fly!—let us fly!—for we must."
In terror she spoke, letting sink her
Wings till they trailed in the dust—
In agony sobbed, letting sink her
Plumes till they trailed in the dust—
Till they sorrowfully trailed in the dust.

I replied—"This is nothing but dreaming:
Let us on by this tremulous light!
Let us bathe in this crystalline light!
Its Sibyllic splendor is beaming
With Hope and in Beauty to-night:—
See!—it flickers up the sky through the night!
Ah, we safely may trust to its gleaming,
And be sure it will lead us aright—
We safely may trust to a gleaming
That cannot but guide us aright,
Since it flickers up to Heaven through the night."

Thus I pacified Psyche and kissed her,
And tempted her out of her gloom—
And conquered her scruples and gloom;
And we passed to the end of a vista,
But were stopped by the door of a tomb—
By the door of a legended tomb;
And I said—"What is written, sweet sister,
On the door of this legended tomb?"
She replied—"Ulalume—Ulalume—
'Tis the vault of thy lost Ulalume!"

Then my heart it grew ashen and sober
As the leaves that were crisped and sere—
As the leaves that were withering and sere;
And I cried—"It was surely October
On this very night of last year
That I journeyed—I journeyed down here—
That I brought a dread burden down here!
On this night of all nights in the year,
Ah, what demon has tempted me here?
Well I know, now, this dim lake of Auber—
This misty mid region of Weir—
Well I know, now, this dank tarn of Auber,—
This ghoul-haunted woodland of Weir."