Неужели всё?

До конца осталось так недолго,
И время скатится прозрачною слезой.
И в памяти потом ты не найдешь осколка,
Который много лет сидел влитой.

В висок ударит жалость и тоска -
Тоска по прошлому и жалость вдруг к себе.
Ты не услышишь больше лязг звонка,
Не наорешь и не толкнешь в гурьбе.

И дрожи не почувствуешь в коленках,
Когда на стул ты встанешь и начнешь читать,
Ты не увидишь больше тараканов в стенках...
Родного места, где могли тебя ругать.

Где изливался ты в толчках, закрыв руками,
Лицо, в котором ненависть горит.
Где люди важные становятся врагами,
А рот их лживый всю неправду говорит.

Где мнение твое вообще неважно,
И добровольно-обязательно ты делаешь дела.
И чувствуешь всегда себя напряжно -
От всех ты ожидаешь только зла.

А сколько раз ты падал на ступенях,
И кровью ты измазывался весь?
Но только некому помочь в тех стенах -
Хоть умирай, но не помогут здесь.

Здесь наорут за то, что слишком яркий,
За то, что лишний раз откроешь рот.
Изгоем станешь, потому что маркий,
Иль, потому что ты не напивался до блевот.

Кусаться надо здесь и бить конкретно метко -
Тогда преобретешь авторитет.
А также не забудь, что сигаретка
В твоих руках всегда приоритет.

У тебя, не забывай, нет личной жизни,
И Сталин не изучит сам себя.
Так что покрепче зубы стисни
И логарифмы вновь считай дробя.

И не забудь зубрешку по Толстому
И сочиненье в пять страниц,
Ты всё про электричество расскажешь Ому,
А дальше на английском падешь ниц.

И стулья дьявольские вспомни,
Колготки рвали только шевельнись.
Параграфы, что были так объемны -
Хоть в церковь шлепай и богам молись.

И вонь зловонную ты вновь почувствуй,
Как ноги вязнут к полу, а потом хлопок.
Ты на посте всегда присутствуй,
Чтобы потом кому-то не вставляли позвонок.

И снова плач хоть кровью, хоть гавном -
А всем плевать - ты прячься в угол и молч;,
Ты ненавидь до желчи тот дурдом,
Но ты не ляпни что-то сгоряча.

И пусть игла вонзает в кожу,
И остаётся красочный очаровательный отёк -
Ты дальше от веселья корчи рожу,
Смотри, чтоб остальным осталось невдомек.

Пусть в голове копают хоть лопатой
И глупые вопросы задают,
Ты прячься за улыбкой туповотай,
Тогда скорей всего не сильно обошьют.

Потом забудь о том, чему тебя учили,
Ты новых знаний шляпки забивай гвоздей.
И молотком по мозгу, так, случайно били!
Чтоб вспоминать все то, что выучил, живей.

Когда тебе под дых не слабо так давали,
Когда смеялись над тобой, а не с тобой,
Не забывай, тебя учили жизни и морали,
Чтоб влился ты в скучнейший людской строй.

И мелом выводи ты и царапай бодро
Буквы, как ногтями по доске.
Пусть с нерв твоих липучий пластырь содран,
А боль вся синью разойдется в синяке.

Ой, а если вспомнить первую любовь,
Что безответно в лёгкие всадила пулю,
Когда ты ждал, смотрел и ноги стирал в кровь,
Чтобы потом, страдая, проглотить пилюлю.

И здесь пасется стадо баран;в,
Но все не так то просто, как хотелось.
Ты отвернешься - шубу скинет множество волков,
Желающих, чтоб их нутро наелось.

И звуки пианино слух ласкают,
Ласкают также, как на наждачкой по окну.
Слова из похоронных маршей распевают,
Как будто всех потом отправят на войну.

Тебе навряд ли скажут где ошибся,
Ты должен сам найти и что-то поменять.
Ты должен делать все, и хоть рассыпься,
Ты должен получить Святую Пять.

И это место - место для колоний,
Где нет свобод и творчества ни капли.
В аду страдать ты будешь меньше от агоний,
Чем здесь, когда в руках мешки и грабли.

Но место это - это то родное,
Что будешь вспоминать с припухлостью желез.
Ты будешь вспоминать сиденье годовое,
И сколько вёдер ты пролил несчастных слез.

И шум страниц и дрожь тех пальцев -
Ты будешь душу по осколкам собирать,
Когда альбом ты будешь видеть и страдальцев,
С которыми ходил ты праздник отмечать.

Здесь призраки останутся привольно,
И грязный след не отпечатается вновь.
И мимо проходя,  ты кинешь взгляд невольно,
И переполнит сердце жалкая любовь.