Вставайте, граф! Часть двенадцатая

Уж полночь близится, а Герман(н)а всё нет...
– Кстати (на всякий случай), это отнюдь не АСП, а всего лишь Модест Ильич.
К чему вспомнилось мне?! – Если к опере... Можно, конечно, и к опере, а точнее – из неё что-нибудь притянуть.
Однако мы – просто к тому, что полночь (от сегодняшнего последнего сентябрьского 2024-го года) и в самом деле приближается. Осталось каких-то полтора часа.
А и финал моего (герменевтского) «Колокольчикового», вроде, как и видится, да во сколько «частак» уложится – не ведаю.
О! Так имя этого «пикового» (Герман(н)а) слегка и в меня (герменевта) попадает-покалывает.
По Списку осталось совсем не много. В «тройку» (опять чем-то из той «Дамы» дохнуло!).
Метлин, Брок да Корф.
Тем паче, что они – как бы и не очень, чтобы... Мы-то, вестимо, найдём (как всерьёз, так и в своё баловство).
Если сходу («в своё»), то в этих двух «немцах» (хоть в кавычках, а хоть и без), помимо «четырёхбуквенности» каждого (а 4 + 4 равно 8 – к общему «списочному составу») ещё и какой-то выверт проблискивает.
Брок... Перевернём – получим Корб (то ли «короб», то ли «горб»). Так не Корф же!
Ну, звуки (чрез литеры, а то – наоборот) легко – относительно – переходят друг в друга. Где – сразу, а где – через посредника. Звонкие – в глухие (если о согласных). Б – П. Г – К. Или: Ф – Т (в заигрывание с греческим). Да и П – Ф.
Так что «превращение» Брока в Корфа – элементарно.
Полагаю, и это забавляло Алексея Константиновича, а не только значимость именно этих персон. Тем более, что выбранный мною из множества Корфов Модест Андреевич (1800-1874) был чиновником выдающимся, но не совсем министром. Юрист, историк...
Вот он. С собачком (пёсиком). Не шпицем! – На акварели Эдуарда Гау.

[Учился в Царскосельском лицее первого выпуска (вместе с Пушкиным), лицейское прозвище – «дьячок Мордан» (от фр. mordant – кусачий). Служил сначала в Министерстве юстиции и в комиссии составления законов, затем в Министерстве финансов. Потом около 5 лет состоял при Сперанском во II отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, оставаясь в то же время начальником 1-го отделения департамента разных податей и сборов Министерства финансов.]

Однако – не министр. Хотя...

[С 1831 года управлял делами Комитета министров, с 1834 – был государственным секретарём, с 1843 года – членом Государственного совета.]

Барон (природный!). Граф с 1872-го.
Мы к нему ещё вернёмся.
Ну, а Брок (из наших) – Пётр Фёдорович (1805-1875). Peter Felix Brock. Министр финансов (1852-1858).
Лютеранин. Из прусского дворянского рода (похоже-таки – не барон).
Портретиками (Корф – Брок)... Теми, что у меня – справа, даже как-то и схожи.
Финансист со стажем (Брок)...

[Согласно прошению, 23 марта 1858 года он был уволен от должности министра финансов, с оставлением в звании статс-секретаря и назначен членом Государственного совета (с 23.05.1858), причём был удостоен милостивого Высочайшего рескрипта. В течение двух лет он занимал пост председателя Департамента государственной экономии Государственного совета.]

Так, и Корф при минфине успел покрутиться.
И Модест Андреевич (граф-барон) будет-таки поинтереснее Петра Фёдоровича.
И швец, и жнец, и на дуде игрец.
Но главное его детище – Императорская Публичная библиотека, которую он выращивал-пестовал, будучи её директором с 1849-го года по 1861-й.

[В 1861 году был назначен главноуправляющим II отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, а в 1864 году – председателем департамента законов Государственного совета. В 1872 году возведён в графское достоинство.]

А ещё – литературная деятельность. Округ некоторых страниц (и персоналий) российской истории.

[Историческое описание 14-го декабря и предшедших ему событий. – СПб., 1848. – VI, 168 с. – история восстания декабристов с враждебных им позиций. Первые два издания выпущены маленьким тиражом не для продажи.
Переиздания:
Четырнадцатое декабря 1825 года. 2-е изд. – СПб., 1854. – X, 230 с. – 25 экз.
Восшествие на престол императора Николая I-го. – 3-е изд. (1-е для публики). – СПб., 1857. – XIV, 236 с.
Жизнь графа Сперанского. – СПб., 1861. Т. 1—2.
Брауншвейгское семейство. – М.: Прометей, 1993. – 416 с. – 5000 экз. – SBN 5-7042-0731-6.
Записки. – М.: Захаров, 2003. – 720 с. – ISBN 5-8159-0292-6.
История издания в русском переводе сочинения Коцебу «Свитригайло, Великий Князь Литовский» // Русский архив. – 1869. – Вып. 4. – Стб. 613—628.]

Взгляд российского консерватора немецкого происхождения. Графа-барона.
Свитригайло...
У нас (в Литве да Беларуси), мабыть, более привычно – Свидригайло. В одну масть с Фёдором Ивановичем. Достоевским. В его Аркадия Ивановича Свидригайлова («Преступление и наказание»). Хотя...
Само это прозвище (литовское) – настолько забавно (и вёртко), что эти Т и Д создают в нём ту ещё игру с вывертами. Витер, ветер, видер... Свердел (свердло) – это уже ближе к украинскому. К сверлу-бураву-вертёлке.
В дёрганье-вздрагивание. Да ещё с каким-то «гайлом». То ли горлом-ртом-пастью. То ли просто с «хайлом».
Если с «ветром», то недурно бы па-беларуску. С гальлём-галінкамі-ветками.
А про Коцебу (другого) и я что-то выдавал.
Вот – Мише Моставлянскому:

Мужик-бульбаш. С прослойкою шляхетской.
Татарина во мне не отскрести.
Под Штрауса, под марш его Радецкий
прадедовский проклюнулся престиж.
Радецкий – чех. А Штраус был евреем.
Короче, вышел тот ещё «букет»!
Рабы судеб – витаем в эмпиреях.
А жизни чахнут в злачном кабаке.
Какая, Миша, музыка звучала!
Варшава, Вена, Ляйпциг, Петербург…
Мечты, мечты…
Америки причалы –
Под флагом лейтенанта Коцебу.
На «Рюрике», из порта Гонолулу
к Маршалловым атоллам-островам…
Так нет, сижу на хуторе, Вакулой,
и в печке жгу последние дрова.
(Не судьба, 21.03.2018)

Упомянутый здесь (Коцебу) – Отто Евстафьевич (1787-1846). Уроженец Ревеля (Таллина), Эстляндской губернии. Знаменитый российский кругосветчик, капитан I ранга.
А это (Толе Маянскому) – как-то касательно папаши того Отто, Августа Фридриха Фердинанда (фон Коцебу), 1761-1819, немецкого драматурга, газетного агента на русской службе в Остзейском крае. От него-то (похоже) – и у нашего Корфа.

Скрипит фамильное перо.
Молчит Гомер.
                Ликует Море.
Витии новые в фаворе.
Арбенин ставит на зеро…

А может, снова мечет карты.
Сдавая Германну туза.
То бишь, кладя того налево.
Графиня, дама…
                Королева!
Опять весна…
                Начало марта.
Перо…
               Слипаются глаза.
Понтёр в азарте гнёт пароли.
Смешались версии и роли.
Скрипят натужно тормоза –
Финал напрасного рестарта…
(Граф Бенёвский, принц Анжуйский..., 1.03.2019)

Складывалось на стих Кузнецова-Маянского «Скрипим понемногу»:

aliam aetatem alia decent (десять разных возрастов)

Думали ни о чём мы.
В синь отвалил корвет.
Шустро ныряли пчёлы
в сладкий вишнёвый цвет.

Обморок от магнолий.
В эдакие года –
казус, пустяк,
 не горе,
полноте, господа.

И преуспею еле
быстро и налегке,
не отменив дуэли,
к встрече на маяке.

Чуть подтянув подпруги,
друг улыбнётся мне: –
что хорошо на Юге. –
Даже и на войне.
Жарко.
Стенает Мейер.
Дамам к лицу атлас...
Кончилось.
Ныне – Север.
Крайний, –
что в самый раз.
Не до небесной манны.
Сжавшие пустоту,
плотно лежат Туманы
в чёрт-те каком году.
Старым хромым подьячим
под кастаньет вериг
на беспризорной даче
обосновался Скрип...

А это – «переляк»:

Всё это – замечательно само по себе. Без всякого «опосредования»
Однако, как любитель всяких там перекликов, позволю себе спытать...
Толя, стенающий Мейер это... Или всё-таки собственно das Meer?!
А в самом конце мой «знакомец» Фридрих (который заратустрил) не обозначился?
По части «накручивания» этих самых перекликов Аз есмь та ещё бестия. Хлебом не корми...
А ну их (переклики)! И без них – замечательно
С непременным уважем!
В.Н.
Вольф Никитин 28.02.2019 22:29
Не большой знаток музыки. Посмотрел и Майеров и Мейеров. Сам не понял, кого и чью музыку имел ввиду. Перед бароном Фридрихом снимаю треуголку. Мистификация – вещь зело интересная. Аз есмь ваш приятель. Чуть не добавил – Барон де-Бенев
Анатолий Кузнецов-Маянский 01.03.2019 09:13

Это мне, Анатолий, после прочтения Вашего, «садануло» что-то из Ницше. Типа:

Скрипит перо. Будь проклято оно!
Я что, приговорён к галерам?..

Тут же, как некто из табакерки, выскочил Мандельштам. С Гомером и ахейскими мужами. Где море с грохотом подходит к изголовью.

И Остапа понесло…(Далее – Собственно мой опус. Без названия)

Мистификация… Почти как у Коцебу )))
Вольф Никитин  01.03.2019 09:32
Замечательная роль. И сыграна искусно
Анатолий Кузнецов-Маянский 01.03.2019 09:45

Что-к чему?! – Так... Мистификация! Почти, как у того Коцебу. А ещё – с «пиковым» Германном (где-то надысь тоже помянутому).
К сему прилагалась пространная «записка».

А теперь – постфактум. Ещё толику «замечательного».
Мой «Ар-бенин» забавно перекликается с «БАроном-де-Бенёвом». Ни я, ни Толя никак это согласовать не могли.
«Перед бароном Фридрихом снимаю треуголку…» – вот тут я опять «торможу». Своим «заратустрил» я, казалось бы, ясно указал, какого Фридриха имею в виду… Толин «барон» (кстати, и Бенёвский, прежде, чем стать королём Мадагаскара, успел заполучить титул графа от самого Людовика XVI-го. Был ли он ещё и бароном – не помню. Якобы был) не совсем к моему Ницше вяжется. Подкалывает или не понял? Если не понял, то на кого, опять-таки, намекает? «Треуголка»…Мюнхгаузен, что ли?! Но тот не совсем Фридрих. Хотя… «Карл Фридрих Иероним фон…». Мне почему-то показалось, что наш любимец Янковский был Готфридом. Ан нет… Готфридом был замечательнй экпрессионист и почти (увы), как Хайдеггер, нацист (o tempora!) Бенн. Заметьте, кстати, снова этот «бен…»!
Нет. Толя определённо отсылает меня к герою Рудольфа Распе, который и ассоциируется с Морисом (Маурицием Августом) Беневским. Действительно замечательным авантюристом и мемуаристом. Имя Бенёвского, кроме всего прочего, вошло уже в литературу благодаря Августу Фридриху (!) Фердинанду фон Коцебу (трагикомедия «Граф Бенёвский») и польскому поэту-романтику Юлиушу Словацкому (поэма «Бенёвский»).
Пьеса Коцебу известна и тем, что на её американской премьере в 1814 году впервые прозвучал гимн США.
Сам автор тоже был тот ещё гусь. В смысле авантюризма. Как сочинитель он был плодовит, но не шибко талантлив. А вот его плодовитость по другой части заслуживает несомненного признания. Если не ошибаюсь, Август Фридрих имел аж 18 чад (от трёх жён). Один из сыновей – знаменитый российский мореплаватель (!) Отто Евстафьевич (!) Коцебу.
Прежде, чем выдвинуть версию с «морем» (das Meer), я сам пытался «прощупать» всяких там Майеров-Мейеров (на роль «стенающего Мейера»). Даже зацепился за одного: А именно – Иоганна Майера. Сказочника!

Иоганн Генрих Отто Майер – немецкий писатель.
Сведений об его жизни осталось не очень много.
Он родился в 1829 г. в Вильстере (земля Шлезвиг-Гольштейн) в семье владельца винокуренного завода. До 21 года Иоганн Майер работал плотником и мельником, затем поступил в гимназию Мельдорфа, затем с 1854 по 1857 гг. учился в университете в г.Киль. После окончания университета И.Майер работал учителем в пригороде Гамбурга Альтоне. В 1859 г. он становится редактором газеты небольшого соседнего городка Итцехо; «Городские новости».
С 1862 г. Иоганн Майер становится директором психиатрической клиники в Киле, которую возглавлял до самой кончины в 1904 г.
В 1889 г. Иоганн Майер был награжден орденом короны IV степени.
Наряду со своей основной деятельностью И.Майер много работал как писатель. Его литературные труды написаны в основном на нижненемецком диалекте.

А чем «зацепил»? Ну, через источник я вышел на «скрипящее перо» Ф.Ницше. Дальше… Как-то – ассоциация с «психиатрией». Бедный Ницше…Из самих сказок Иоганна – пожалуй «О старом ореховом кусте» (Vom alten Haselstrauch). К сожалению, текст скопировать не удалось (права автора-переводчика Татьяны Коливай…). Но – прочитал. Бедный куст. Тоже ведь – скрипел напоследок. Бедные принц и принцесса, в нём проживавшие…
«На опушке леса рос большой и очень старый ореховый куст. Он был хорошо известен всем детям в деревне, ведь каждый раз по дороге в лес они …».

Да. Перевод «скрипящего» Ницше – опять-таки Т.Коливай. Им она и открывает свои материалы по сказкам Германии.

Скрипит перо…, будь проклято оно!
Я что, приговорен к галерам?
Хватаюсь за чернильницу, письмо
Моё размашисто и смело.
Легко ложится за строкой строка,
Свободно мысль моя летает...
Недостает ей ясности слегка.
Неважно! Кто меня читает?!

А когда решил посмотреть стихи самого Фридриха, первым открыл это («Рабы»). А там – сразу про «вериги». А у Толи «вериги» – под самый конец.

Я надел добровольно вериги,
Стал укором проклятой семье...
Жизнь, как пошлость бессмысленной книги,
Я отбросил: подобно ладье
Я плыву по беспутному морю,
Без сочувствия счастью и горю.
Нет спасения в косности мира
Безнадёжных и жалких рабов...
Есть остатки с безумного пира
Я не в силах... О, сколько умов
Ожидающих тщетно свободы
Погубили безмолвия годы.
Рабство хуже кошмара и казни,
Жизнь под гнётом оков – клевета!
В сердце львином смиренной боязни
Нет и не было... Мысль – суета.
В царстве силы, где внешность пророка
Обвиняет за дерзость порока.
О, исчадие тьмы безнадёжной!
Вы не звери, вы хуже – рабы!
Ваши души во тьме безмятежной
Спят в цепях. Лишь удары судьбы
Вас разбудят, как рёв океана,
В час величья грозы – урагана.
Лицемеры! Зачем Вам пророки?
Злой мороз ненавидит цветы! –
Вы – позорно и нагло жестоки
проявленью свободы... Мечты,
Умертвите вы рабским дыханьем,
Заразивши пророков лобзаньем.

Навспоминал (из Былого)! Под «библиографию» нашего Корфа.
Так у него (у Корфа) ещё и «Записки» дорого стоят. Пусть и не каждому – по нраву (норову).
Но про то – уже в следующем. Там и к Броку чего-нибудь (герменевтского) подкинем.

1.10.2024