Прекрасная Маргарет

ГЛАВА XIII. ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ
Питер спал плохо, рана, несмотря на перевязку, сделанную цирюльником, сильно
болела. Кроме того, ему не давала покоя мысль, что Маргарет уверена в их гибели и страдает
от этого. Как только Питер засыпал, он видел ее в слезах, слышал ее рыдания.
Как только первые лучи проникли сквозь высокие решетки окон, Питер вскочил и
разбудил Кастелла: они оба не могли одеться без помощи друг друга. Услышав во дворе
голоса людей и шум, они решили, что это явился цирюльник со своими мулами, отперли
дверь и, встретив в коридорчике зевающую служанку, попросили ее выпустить их из дома.
Это действительно был цирюльник и с ним – одноглазый парень верхом на пони.
Цирюльник объяснил, что этот парень будет их проводником до Гранады. Питер и Кастелл
вернулись вместе с цирюльником в дом, он осмотрел их раны, покачал головой при взгляде
на раны Питера и сказал, что ему не следовало бы так рано отправляться в путь. Потом снова
началась торговля за мулов, упряжь, седельные сумки, в которые были уложены вещи,
оплату проводнику и так далее, ибо Питер и Кастелл боялись показать, что у них есть деньги.
В конце концов все было улажено, и, так как их хозяин, отец Энрике, все еще не
появлялся, они решили уехать, не простившись с ним, а просто оставить ему деньги в знак уговаривать их остаться. Они, дескать, еще не в состоянии перенести трудный путь, дороги
весьма небезопасны, они могут попасть в плен к маврам и окажутся в подземелье вместе с
другими узникамихристианами, так как никто не может проникнуть в Гранаду без
разрешения, и так далее. Но наши путешественники твердо стояли на своем.
Они заметили, что священник при этих словах заволновался и в конце концов заявил,
что из-за них у него будут неприятности от маркиза Морелла. Как и почему, он не стал
объяснять, но Питер решил, что он боится, как бы они не рассказали маркизу о том, что его
капеллан участвовал в грабеже на судне, которое маркиз считал потонувшим, и завладел его
драгоценностями. В конце концов они поняли, что отец Энрике способен на любую уловку,
только бы задержать их, оттолкнули его, вскарабкались на мулов и вместе с проводником
двинулись в путь.
Они долго еще слышали крики разъяренного священника, ругавшего цирюльника за то,
что тот продал им мулов. До них доносились его выкрики: «Шпионы… «, «Английские
дамы… «, «Приказ маркиза… «. Они очень обрадовались, выбравшись за пределы селения,
на улицах которого было мало людей, и, никем не потревоженные, выехали на дорогу,
ведущую к Гранаде.
Дорогу эту никак нельзя было назвать хорошей, к тому же она шла то вверх, то вниз.
Да и мулы оказались гораздо хуже, чем они предполагали. Мул, на котором ехал Питер, все
время спотыкался. Они поинтересовались у юноши, их проводника, сколько времени
потребуется, чтобы доехать до Гранады, но в ответ услышали:
– Кто знает? Все зависит от воли бога.
Прошел час, и они опять задали ему тот же вопрос; и на этот раз последовал ответ:
– Может быть, сегодня вечером, может, завтра, а может, никогда. На дороге много
разбойников, но если путешественникам повезет и они не попадутся в руки бандитам, то
наверняка их захватят мавры.
– Я думаю, что один из разбойников здесь, рядом с нами, – заметил по-английски
Питер, взглянув на отталкивающее лицо их проводника, и добавил на ломаном испанском
языке: – Друг мой, если мы столкнемся с бандитами или маврами, то первым, кто отправится
на тот свет, будешь ты. – И Питер похлопал по рукоятке своего меча.
Парень в ответ пробормотал какое-то испанское проклятие и повернул своего пони
назад, якобы собираясь ехать обратно в Мотриль, но тут же передумал и ускакал далеко
вперед. В течение нескольких часов они не могли догнать его.
Дорога была так тяжела, а мулы так слабы, что, несмотря на то что они решили не
отдыхать днем, сумерки наступили прежде, чем они достигли вершины Сиерры. В последних
лучах заходящего солнца они увидели далеко впереди минареты и дворцы Гранады. Питер и
Кастелл хотели ехать дальше, но их проводник клялся, что в темноте они свалятся в пропасть
раньше, чем достигнут равнины. Он заявил, что здесь неподалеку есть вента или, иначе
говоря, постоялый двор, где они могут отдохнуть, а на рассвете продолжить свой путь.
Когда Кастелл заявил, что они не хотят ехать на постоялый двор, проводник объяснил,
что у них нет другого выхода, так как еда уже кончилась и, кроме того, здесь, на дороге,
нельзя достать корма для мулов. Делать было нечего, и путешественники с неохотой
согласились, понимая, что, если мулов не накормить, они никогда не довезут их до Гранады.
Между тем проводник указал на домик, стоящий одиноко в лощине ярдах в ста от дороги, и,
заявив, что он должен предупредить об их приезде, поскакал вперед.
Когда Кастелл и Питер добрались до постоялого двора, окруженного большой стеной,
очевидно в целях обороны, они увидели своего одноглазого проводника, о чем-то серьезно
беседовавшего с толстым человеком отталкивающей внешности, у которого за пояс был
заткнут большой нож. Толстяк, кланяясь, двинулся им навстречу и объявил, что он здесь
хозяин. Он согласился накормить путешественников и дать им ночлег.
Кастелл и Питер въехали во двор, и хозяин тут же запер за ними ворота, объяснив, что
это делается для безопасности от бандитов. Им повезло, добавил он, что они попали в такое
место, где могут спокойно переночевать. Вслед за этим появился мавр; он увёл мулов в конюшню, а хозяин провел путешественников в большую комнату с низким потолком, где
стояли столы и сидело несколько человек с грубыми и жестокими лицами. Они пили вино.
Тут хозяин неожиданно потребовал деньги вперед, заявив, что он не доверяет незнакомцам.
Питер хотел было вступить с ним в спор, но Кастелл решил, что разумнее согласиться, и
принялся расстегивать свою одежду, чтобы достать деньги. В карманах у него ничего не
осталось, последние деньги, которые не были спрятаны, он истратил в Мотриле.
Правой рукой Кастелл по-прежнему не мог шевельнуть, и он начал доставать деньги
левой, но так неловко, что маленький дублон, который он вытащил, выскользнул и упал на
пол. Забыв, что он не завязал пояс, Кастелл нагнулся поднять дублон, и штук двадцать
золотых монет покатились по полу. Питер заметил, как хозяин и сидящие в комнате
мужчины обменялись быстрыми и многозначительными взглядами. Однако они поднялись и
помогли собрать золотые. Хозяин вернул их Кастеллу, присовокупив с гнусной улыбкой,
что, если бы он знал, что его гости так богаты, он запросил бы с них больше.
– О нет, это далеко не так, – ответил Кастелл, – это все, что мы имеем.
Как раз в тот момент, когда он произнес эти слова, еще один золотой, на этот раз уже
большой дублон, застрявший у него в одежде, упал на пол.
– Конечно, сеньор, – заметил хозяин, поднимая монету и вежливо возвращая се, –
однако потрясите себя, может, у вас в куртке застряли еще один-два золотых.
Кастелл так и сделал, и при этом золотые, спрятанные в поясе, так как их стало меньше,
зазвенели. Присутствующие в комнате улыбнулись, а хозяин поздравил Кастелла с тем, что
он находится в честном доме, а не путешествует но горам, служащим приютом для дурных
люден.
Кастелл, делая вид, что ничего не произошло, запрятал свои деньги и затянул пояс.
Затем он и Питер усолись в сторонке и попросили, чтобы им подали ужин. Хозяин приказал
слуге принести еду, а сам подсел к ним и принялся расспрашивать. Из его вопросов стало
ясно, что проводник уже успел рассказать ему всю их историю.
– Откуда вы узнали про кораблекрушение? – вместо ответа спросил Кастелл.
– Откуда? Да от людей маркиза, которые вчера останавливались здесь выпить по
стакану вина, когда маркиз проезжал с двумя дамами в Гранаду. Он говорил, что «Сан
Антонио» затонула, но ничего не сказал о том, что вы остались на борту.
– Тогда извините нас, дружище, если мы, чьи дела не должны интересовать вас, тоже
ничего не скажем, поскольку мы устали и хотим отдохнуть.
– Конечно, сеньоры, конечно, – засуетился хозяин, – я пойду потороплю с ужином и
велю принести вам флягу гранадского вина, подобающего вашему положению.
Он удалился, а через некоторое время принесли ужин – хорошее жаркое и к нему в
глиняном кувшине вино. Наполняя их кружки, хозяин сказал, что он сам перелил его из
фляги, чтобы не взболтать осадок.
Кастелл поблагодарил его и предложил выпить стакан вина за успех их путешествия,
однако хозяин отказался, заявив, что у него сегодня постный день и что он поклялся пить в
этот день одну только воду. Тогда Питер, который не произнес ни слова за все это время, но
многое приметил, пригубил вино и, почмокав, как будто пробуя, шепнул по-английски
Кастеллу:
– Не пейте – оно отравлено.
– Что сказал ваш сын? – спросил хозяин.
– Он говорит, что вино великолепно, но при этом он вдруг вспомнил, что доктор в
Мотриле запретил нам прикасаться к вину, если мы не хотим ухудшить состояние наших
ран, полученных при кораблекрушении. Но оно не должно пропасть. Поднесите его вашим
друзьям. Мы удовольствуемся более слабым напитком.
С этими словами Кастелл взял кувшин с водой, стоявший на столе, наполнил кружку,
выпил и передал ее Питеру. Хозяин посмотрел на них с явным неудовольствием.
Затем Кастелл поднялся и вежливо предложил кувшин с вином и две наполненные
кружки мужчинам, сидевшим за соседним столом, добавив, что им очень жаль, что они не могут попробовать столь великолепное вино. Одним из этих людей случайно оказался их
проводник; он пришел сюда, накормив мулов. И он и его сосед с готовностью взяли
наполненные кружки и выпили их содержимое. Хозяин в это время с проклятием схватил
кувшин и исчез.
Кастелл и Питер принялись за жаркое. Они видели, что их соседи едят то же самое, да и
хозяин, вернувшийся в комнату, тоже принялся за такое же мясо. Питеру показалось, что
хозяин с тревогой наблюдает за двумя мужчинами, выпившими вино. Вдруг один из них
поднялся из-за стола и, пройдя несколько шагов до скамьи, стоявшей на другом конце
комнаты, молча рухнул на нее. Между тем у одноглазого проводника бессильно опустились
руки, и он, по-видимому без сознания, упал на стол, так что голова его уткнулась в пустое
блюдо. Хозяин вскочил, но тут же остановился в нерешительности. Тогда поднялся Кастелл
и заметил, что, очевидно, бедного парня сморил сон после долгой дороги и что они тоже
устали и не будет ли хозяин так любезен проводить их в отведенную им комнату.
Хозяин охотно согласился – было ясно, что он хочет как можно скорее избавиться от
них, тем более что остальные посетители разглядывали проводника и своего товарища и
шептались между собой.
– Вот сюда, сеньоры, – указал он и повел их в конец комнаты, к лестнице.
Поднявшись по ней с лампой в руке, он поднял люк и предложил им следовать за ним.
Кастелл так и сделал, а Питер обернулся и пожелал доброй ночи всей компании,
наблюдавшей за ним. При этом, как бы случайно, он наполовину вытащил свои меч из
ножен. Затем он вслед за хозяином и Кастеллом полез по лестнице и оказался на чердаке.
Это была пустая комнатушка, единственной мебелью которой были два стула и два
грубых деревянных ложа без изголовий, стоявших на расстоянии трех футов друг от друга у
дощатой перегородки, по-видимому отделявшей это помещение от соседнего. Под самой
крышей была завешанная мешком дыра, которая служила окном.
– Мы люди бедные, – сказал хозяин, пока они оглядывали этот пустой чердак, – но
многие знатные господа прекрасно спали здесь. Вам тоже будет здесь хорошо. – И он
повернулся к лестнице.
– Это нам подойдет, – согласился Кастелл, – только скажите вашим людям, чтобы они
не запирали конюшню, так как мы уедем на рассвете, и будьте добры оставить нам лампу.
– Лампу я оставить не могу, – сердито проворчал хозяин; одна нога его уже была на
лестнице.
Питер шагнул к нему и схватил одной рукой за руку, а другой – лампу. Хозяин
выругался и принялся шарить у себя за поясом, очевидно ища нож, но Питер с такой силой
сжал его руку, что от боли тот выпустил лампу, и она осталась в руке у Питера. Хозяин
попытался схватить ее, но потерял равновесие и скатился вниз но лестнице, тяжело рухнув
на пол.
Сверху они видели, как он поднялся на ноги и принялся поносить их, размахивая
кулаками и клянясь, что отомстит за все. Питер захлопнул люк. Оказалось, что люк плохо
пригнан к полу. К тому же засов, на который он должен был запираться, отсутствовал, хотя
скобы имелись. Питер огляделся вокруг в поисках какой-нибудь палки или куска дерева,
чтобы заложить в скобы, но ничего не нашел. Тут он вспомнил о веревке, предназначенной
для крепления седельных сумок, которая была у него в кармане. Ею он связал скобы. Теперь
люк нельзя было приподнять от пола более чем на один-два дюйма. По тут же Питер
сообразил, что если приподнять люк, то можно сквозь эту щель перерезать ножом веревку, и
поставил один из стульев так, что две его ножки оказались на люке. После этого он сказал
Кастеллу:
– Мы, как птицы, попались в ловушку. По прежде чем свернуть нам шеи, они должны
войти в клетку. Вино было отравлено. Если они сумеют, они убьют нас из-за наших денег,
или потому, что им поручил это сделать проводник. Нам лучше не спать эту ночь.
– Я тоже так думаю – с тревогой в голосе подтвердил Кастелл послушайте они там внизу разговаривают. Снизу действительно доносились звуки голосов, похоже было, что идет спор, но спустя
некоторое время шум затих. Когда все смолкло, Питер и Кастелл тщательно осмотрели
чердак, но не обнаружили ничего подозрительного. Питер глянул на дыру, служившую
окошком, и, решив, что она достаточно велика, чтобы в нее мог пролезть человек, попытался
подтащить к ней кровать. Ему пришло в голову, что если кто-нибудь попробует влезть в
окно, то попадет прямо к нему в руки. Однако он убедился, что кровати прибиты к полу и
сдвинуть их с места невозможно. Делать больше было нечего, и оба они уселись на кроватях
с обнаженными мечами в руках и принялись ждать. Время шло.
В конце концов лампа, которая уже давно мерцала, зачадила и совсем погасла.
Кончилось масло. Они очутились в темноте. [Единственным источником света было окно, с
которого они сняли мешковину.
Спустя некоторое время до них донесся стук конских копыт, они услышали, как
открылась и опять захлопнулась дверь внизу и вновь раздались голоса. К голосам, которые
они слышали раньше, присоединился еще один. Он показался Питеру знакомым.
– Я узнал его, – шепнул он Кастеллу. – Это отец Энрике. Он приехал узнать, как
поживают его гости.
Прошло еще полчаса, и взошла бледная луна, послав в их комнату слабый луч света.
Опять послышался стук копыт. Питер подошел к окну. Хозяин постоялого двора держал за
поводья превосходного коня. Затем подошел человек и взобрался в седло. Хозяин что-то
сказал ему, тот поднял голову. Питер узнал отца Энрике.
Священник и хозяин еще некоторое время шептались, потом отец Энрике благословил
хозяина и уехал. До Питера и Кастелла опять донесся звук запираемой двери.
– Он поехал в Гранаду предупредить своего хозяина Морелла, что мы направляемся
туда, – сказал Кастелл, после того как они опять уселись на своих кроватях.
– А может быть, сообщить маркизу, что мы никогда не приедем. Но все-таки ему нас не
одолеть.
Время тянулось медленно, и Кастелл, который совсем ослабел, откинулся на подушку и
задремал. Вдруг стул, стоявший на крышке люка, упал со страшным грохотом. Кастелл
вскочил и уставился на Питера.
– Это всего-навсего крыса, – ответил Питер, не желая открывать ему правду.
Питер тихонько прокрался к люку, пощупал веревку – она была цела – и снова
поставил стул на прежнее место. Проделав это, Питер вернулся к кровати и бросился на нее,
как будто собираясь заснуть, хотя в действительности никогда еще он не был так настороже.
Усталость между тем опять одолела Кастелла, и он задремал.
Было тихо, только один раз что-то заслонило лунный свет, и на мгновение Питеру
показалось, что он видит в окне лицо, но оно исчезло и больше не появлялось. Но теперь
какие-то слабые звуки, похожие на сдерживаемое дыхание и на шаги босых ног, стали
раздаваться у кровати Кастелла. Затем послышался легкий скрип и царапанье у стены, как
будто скреблась мышь, и вдруг, как раз в полосе лунного света, сквозь перегородку
просунулась обнаженная рука с ножом.
Нож на мгновение повис над грудью спящего Кастелла, – это продолжалось только
мгновение, потому что уже в следующую секунду Питер вскочил и ударом меча, который
лежал наготове рядом с ним, отсек руку у плеча.
– Что случилось? – спросил Кастелл, – почувствовав, что что-то свалилось на него.
– Змея, – последовал ответ. – Ядовитая змея. Проснитесь и посмотрите.
Кастелл поднялся и молча глянул на ужасную руку, все еще сжимавшую нож. За
перегородкой послышался подавленный стон и удаляющиеся тяжелые шаги.
– Ну что ж, – сказал Питер, – надо уходить, а то мы останемся здесь навсегда. Этот
парень скоро вернется за своей рукой.
– Уходить! – отозвался Кастелл. – Но как?
– Похоже, что у нас есть только один путь и тот опасный: вот в это окошко и через
стену, – ответил Питер. – Ага, они идут.
Не успел он это сказать, как они услышали, что кто-то поднимается по лестнице.
Под окном никто не сторожил, а до земли было не более двенадцати футов. Питер
помог Кастеллу пролезть, держа его за здоровую руку, и опустил как можно ниже. Кастелл
спрыгнул, не удержался и свалился на землю, но тут же поднялся. Питер собирался
последовать за ним, но в это мгновение услышал звук падающего стула и, оглянувшись,
увидел, что крышка откинута. Они перерезали веревку!
В слабом свете была видна фигура человека с ножом в руке. За ним виднелась еще
одна. Теперь уже Питер не мог скрыться через чердачное окно: если бы он попытался
сделать это, то получил бы удар в спину. Питер сжал обеими руками меч и прыгнул на
противника. Меч, по-видимому, достиг цели: человек свалился на пол и остался недвижим.
Второй уже опирался коленкой о край люка. Удар меча, и тот тоже свалился вниз, на головы
стоявших ниже. Лестница рухнула. В результате нападавшие оказались в куче на полу.
Только один удержался руками за край люка. Питер захлопнул крышку, и человек с диким
криком полетел вниз. За неимением ничего другого Питер навалил на крышку люка труп
убитого им человека.
Затем он побежал к окну, вложив на ходу меч в ножны, протиснулся сквозь отверстие
и, повиснув на руках, спрыгнул. Он благополучно очутился на земле, так как был достаточно
ловок и к тому же от возбуждения вообще забыл о своей раненой голове и плече.
– Куда теперь? – спросил его Кастелл, когда Питер, тяжело дыша, остановился перед
ним.
– В конюшню за мулами… Нет, это бесполезно, у нас нет времени оседлать их. Да и
наружные ворота закрыты. К стене! Мы должны перелезть через нее. Они будут здесь через
минуту.
Питер и Кастелл бросились к стене и, к счастью своему, обнаружили, что хотя она
достигала десяти футов высоты, но сложена была из крупных камней, по которым можно
было вскарабкаться.
Питер взобрался первым, лег поперек стены, протянул Кастеллу руку и с трудом – так
как старик был тяжел и к тому же ранен – подтянул его наверх. В этот момент они
услышали, как кто-то кричал с чердака:
– Эти английские черти удрали! Бегите к воротам и ловите их!
Они спустились или, скорее, свалились со стены в колючий кустарник, который
смягчил падение, но так поцарапал их, что они чуть не закричали от боли. Однако кое-как
они выбрались из него, все окровавленные, вышли на дорогу и пустились бежать в сторону
Гранады.
Не успели они отбежать и сотни ярдов, как услышали позади себя крики и поняли, что
их преследуют. Как раз в этом месте дорога пересекала овраг, заросший густым кустарником
и заваленный множеством валунов. За ним виднелось открытое пространство. Питер схватил
Кастелла и потащил в овраг. Здесь они нашли укромное местечко за большим камнем –
нечто вроде пещеры, заросшей кустами и высокой травой. Они пырнули туда и притаились.
– Вытаскивайте меч, – шепнул Питер Кастеллу. – Если они найдут нас, мы должны как
можно дороже продать свою жизнь.
Кастелл повиновался и взял меч в левую руку. Они слышали, как грабители пробежали
вперед по дороге, потом, обнаружив, что там никого не видно, вернулись обратно и
принялись шарить по оврагу. Здесь было темно, потому что свет луны почти не проникал в
него, и беглецы остались незамеченными. Двое преследователей остановились шагах в пяти
от них, и один заявил, что, вероятно, те свиньи спрятались во дворе или побежали обратно в
Мотриль.
– Я не знаю, где они спрятались, – ответил второй, – однако дело дрянь. У толстого Педро начисто отсекли руку, и он, пожалуй, истечет кровью. Двое других уже подохли или
подыхают – этот длинноногий англичанин рубит крепко, – да еще те, что выпили
отравленное вино. Похоже, что они уже никогда не проснутся. Да, и все это ради того, чтобы
добыть несколько дублонов и ублаготворить иона! И все-таки, если бы я поймал этих
свиней… – Он пробормотал страшную угрозу. – Я думаю, лучше всего залечь у выхода из
оврага на тот случай, если они спрятались здесь.
Питер слышал весь этот разговор. Остальные бандиты убежали. Питер был взбешен, к
тому же колючий кустарник причинял ему страшную боль. Не говоря ни слова, он выбрался
из убежища, держа в руке свой страшный меч.
Бандиты увидели его и вскрикнули от ужаса. Для одного из них это был последний
звук в его жизни. Другой пустился бежать.
Это был как раз тот, который грозил беглецам страшной расправой.
– Стой! – крикнул Питер, настигая его. – Стой и сделай то, что ты собирался!
Негодяй повернулся и принялся молить о пощаде, но Питер был неумолим…
– Это было необходимо, – сказал Питер Кастеллу, – вы слышали – они собирались
сторожить нас.
– Я думаю, что у них вряд ли появится когда-либо желание напасть на англичанина на
этом постоялом дворе, – задыхаясь, говорил Кастелл, стараясь не отстать от Питера.
ГЛАВА XIV.ИНЕССА И ЕЕ САД
Часа два пробирались Джон Кастелл и Питер по Гранадской дороге. Там, где дорога
была ровной, они бежали и шли, когда она становилась трудной; время от времени
останавливались, чтобы перевести дыхание и прислушаться. Однако ночь была безмолвна –
по-видимому, никто их не преследовал. Очевидно, оставшиеся в живых бандиты
направились другим путем или же решили, что с них достаточно этого приключения, и не
желали больше иметь дело с мечом Питера.
Наконец над огромной равниной, окутанной туманом, забрезжил рассвет. Взошло
солнце, разогнало туман, и милях в двенадцати путники увидели Гранаду, расположенную на
холме. Они посмотрели друг на друга – печальное зрелище они представляли: исцарапанные
колючками, перепачканные кровью. У Питера была обнажена голова – шляпу свою он
потерял. Теперь, когда прошло возбуждение, он почувствовал себя чрезвычайно плохо от
боли, усталости и желания спать. К тому же солнце начало припекать с такой силой, что
Питер чуть не потерял сознание. Они соорудили из стеблей и травы нечто вроде шляпы. Этот
головной убор придавал Питеру такой странный вид, что несколько встречных мавров
решили, что он сумасшедший, и пустились бежать прочь.
Питер и Кастелл шли, делая не более мили в час, освежаясь водой из всех встречных
капав. К полудню зной стал невыносим. Они вынуждены были прилечь отдохнуть под тенью
какого-то дерева, похожего на пальму, и здесь, совершенно измученные, погрузились в сон,
похожий на забытье.
Проснулись они от звуков голосов и вскочили па ноги, обнажив свои мечи. Они
решили, что их догнали бандиты. Однако вместо гнусных убийц они увидели перед собой
восемь мавров верхом на великолепных белых конях, в тюрбанах и развевающихся плащах,
каких Питеру раньше никогда не приходилось видеть. Мавры спокойно и, по-видимому, не
без жалости рассматривали путников.
– Спрячьте ваши мечи, сеньоры, – произнес предводитель на прекрасном испанском
языке. Похоже было, что он испанец, одетый, по-восточному, – ведь нас много, а вас всего
двое, да к тому же вы ранены.
Питеру и Кастеллу не оставалось ничего другого, как повиноваться.
– Скажите нам, хотя и нет большой нужды спрашивать, – продолжал предводитель
вы и есть те двое англичан, которые оказались на «Сан Антонио» и спаслись, когда корабль
утонул?
Кастелл кивнул:
– Мы оказались там, чтобы найти…
– Не важно, что вы искали, – перебил его предводитель. – Имена высокочтимых дам не
должны упоминаться в присутствии неизвестных людей. Но вы после этого попали в беду на постоялом дворе, где этот высокий сеньор вел себя очень храбро. Мы уже слышали эту
историю и свидетельствуем свое уважение человеку, который так владеет мечом.
– Мы благодарим вас, – ответил Кастелл, – но какое у вас дело к нам?
– Сеньор, нас послал наш господин, его светлость маркиз Морелла, чтобы мы
разыскали вас и привезли в качестве его гостей в Гранаду.
– Значит, поп рассказал, – пробормотал Питер. – Я так и думал.
– Мы просим вас следовать за нами без сопротивления, потому что у нас нет желания
применять силу по отношению к столь храбрым людям, – продолжал офицер. – Будьте так
любезны сесть на этих лошадей.
– Я купец, – сказал Кастелл, – и у меня есть друзья в Гранаде. Можем ли мы поехать к
ним, если мы не хотим воспользоваться гостеприимством маркиза?
– Нет, сеньор, у нас есть приказ, а слово маркиза, нашего господина, является здесь
законом, который нельзя нарушать.
– Я думал, что королем Гранады является Боабдил, – заметил Кастелл.
– Без сомнения, он король и по воле аллаха и будет им, но маркиз – его родственник, и
к тому же, пока продолжается перемирие, он является послом их величеств короля и
королевы Испании в нашем городе.
По знаку офицера двое мавров спешились, подвели к Питеру и Кастеллу своих коней и
предложили помочь сесть в седло.
– Делать нечего, – сказал Питер, – придется ехать.
Довольно неловко, ибо оба они были совершенно разбиты, Питер и Кастелл взобрались
на коней и тронулись в сопровождении своих стражей.
Солнце уже склонялось к закату – они проспали довольно долго, – когда они достигли
ворот Гранады. Муэдзины с минаретов мечетей уже выкрикивали вечерние молитвы.
У Питера осталось весьма смутное представление о столице мавров, пока он ехал через
нее, окруженный эскортом. Узкие, извилистый улицы, белые дома, закрытые ставнями окна,
толпы вежливых и молчаливых люден в белых развевающихся одеждах, резные и
остроконечные арки и огромное сказочное здание на холме. От боли и усталости он с трудом
воспринимал что-либо, пока ехал по этому удивительному и величественному городу. Вид у
него был довольно странный – длинноногая фигура, вся окровавленная и увенчанная
причудливой шляпой из травы.
Однако никто не смеялся над ним. Вероятно, потому, что его смешная внешность не
мешала видеть в нем храброго воина. А может быть, сюда дошли слухи о том, как он работал
мечом на постоялом дворе и на корабле. Во всяком случае, в отношении жителей
чувствовалась сдержанная нелюбовь к христианам, смешанная с уважением к храброму
человеку, попавшему в беду.
В конце концов после длительного подъема они оказались перед дворцом, напротив
которого стояла огромная крепость с красными стенами, господствовавшая над городом.
Позднее Питер узнал, что это Альгамбра. Между дворцом и крепостью была равнина.
Дворец был колоссальным сооружением, расположенным по трем сторонам
четырехугольника и окруженным садами, в которых высокие кипарисы устремлялись
острыми вершинами в ясное небо. Всадники миновали многочисленные ворота, пока не
оказались во дворе, где слуги с факелами в руках бросились им навстречу. Кто-то помог
Питеру слезть с лошади, кто-то провел его по ступенькам мраморной лестницы, внизу
которой бил фонтан, в большую прохладную комнату с резным потолком. После этого Питер
уже ничего не помнил.
Прошло время, много-много времени – не меньше месяца, – прежде чем Питер открыл
глаза и вновь увидел окружающий его мир. Нельзя сказать, что он все это время был без
сознания – время от времени он узнавал большую прохладную комнату и людей,
говоривших о нем, особенно легко двигавшуюся красивую черноглазую женщину в белом
головном уборе. Похоже было, что она ухаживает за ним. Иногда ему казалось, что это
Маргарет, и все-таки он знал, что это не может быть она, потому что женщина не была похожа на Маргарет. Питер припомнил, что раз или два он видел склонившееся над ним
надменное и красивое лицо Морелла; тот как будто хотел узнать, останется ли Питер жив.
Питер пытался подняться, чтобы сразиться с ним, но его укладывали обратно мягкие, белые,
но удивительно сильные руки женщины.
Теперь же, когда Питер окончательно пришел в сознание, он увидел эту женщину,
сидевшую рядом с его постелью; солнечный луч, проникавший сквозь верхнее окно, освещал
ее лицо. Она сидела, подперев рукой подбородок, и с любопытством рассматривала его. Он
заговорил с ней на ломаном испанском языке, потому что неизвестно откуда, но он знал, что
она не понимает поанглийски.
– Вы не Маргарет, – сказал он.
Задумчивость мгновенно исчезла с ее лица, она оживилась и подошла к нему. У нее
была очень грациозная фигура.
– Нет, нет, – сказала она, склоняясь над ним и касаясь его лба своими тонкими
пальцами, – меня зовут Инесса. Вы все еще бредите, сеньор.
– Какая Инесса?
– Просто Инесса, – ответила она, – Инесса, женщина из Гранады, все остальное забыто.
Инесса, сиделка, ухаживающая за больным.
– Тогда где же Маргарет, англичанка Маргарет?
Ему показалось, что тень тайны окутала лицо женщины и голос ее изменился, когда она
отвечала – он уже не звучал правдиво. Или это почудилось его рассудку, ставшему острее от
лихорадки?
– Я не знаю никакой англичанки Маргарет. А вы любите ее, англичанку Маргарет?
– Да, – ответил Питер. – Ее украли у меня. Она жива или умерла?
– Я уже сказала вам, сеньор, что я ничего не знаю, но, – опять ее голос стал
естественным, – я поняла, что вы любите кого-то, судя по словам во время болезни.
Питер подумал немного. Он начал кое-что припоминать:
– А где Кастелл?
– Кастелл? Это ваш спутник, человек с поврежденной рукой, похожий на еврея? Я не
знаю, где он. Наверно, в другой части города. Я думаю, что его отправили к его друзьям. Не
спрашивайте меня об этом, я всего только ваша сиделка. Вы были очень больны, сеньор.
Посмотрите. – И она подала ему маленькое зеркало, сделанное из полированного серебра, но,
поняв, что он слишком слаб, чтобы взять его, подержала зеркало перед его лицом.
Питер увидел себя в зеркале и тяжело вздохнул – лицо его было мертвенно бледным и
изможденным.
– Хорошо, что Маргарет не видит меня, – произнес он, пытаясь улыбнуться, – с
бородой, да еще с какой! Как вы могли ухаживать за таким страшным мужчиной?
– Мне вы показались не страшным, – мягко ответила она. – Кроме того, это мое
занятие. Но вам нельзя разговаривать, вы должны отдыхать. Выпейте вот это и отдыхайте.
Она подала ему суп в серебряной чашке. Питер с готовностью проглотил его и уснул.
Через несколько дней, когда Питер уже был на пути к выздоровлению, пришла его
прелестная сиделка и села рядом с ним, с жалостью глядя на него своими нежными
восточными глазами.
– Что случилось, Инесса? – спросил Питер, обратив внимание на ее грустное лицо.
– Сеньор Педро, когда вы в первый раз проснулись после долгого сна, вы говорили со
мной о некоей Маргарет, не так ли? Я узнавала об этой донне Маргарет, и у меня для вас
дурные новости.
Питер стиснул зубы и вымолвил:
– Говорите самое страшное.
– Эта Маргарет путешествовала с маркизом Морелла.
– Он украл ее, – вырвалось у Питера.
– Увы, может быть. Но в Испании, и особенно здесь, в Гранаде, это вряд ли спасет
честь той, о которой известно, что она путешествовала с маркизом Морелла
 – Тем хуже будет для маркиза Морелла, когда я опять встречу его, – зло пробормотал
Питер. – Что вы еще хотели рассказать мне, Инесса?
Она с интересом посмотрела не его исхудавшее, суровое лицо.
– Плохие новости. Я уже сказала вам, что плохие. Говорят, что эту сеньору однажды
нашли мертвой у подножия самой высокой башни дворца маркиза. Упала ли она, или ее
сбросили, никто не знает.
Питер задохнулся. Наступило молчание. Потом он спросил:
– Вы видели ее мертвой?
– Нет, сеньор, другие видели.
– И поручили вам сказать мне. Инесса, я не верю этому. Если бы донна Маргарет, моя
невеста, умерла, я бы знал это. Но сердце мое говорит, что она жива.
– Вы так верите своему сердцу, сеньор? – отозвалась женщина с оттенком восхищения
в голосе.
Питер заметил, что она не возразила ему.
– Да, я верю, – ответил он, – у меня не осталось ничего другого, а это не такая уж
плохая поддержка.
Питер замолчал, только спустя некоторое время спросил:
– Скажите мне, где я нахожусь?
– В тюрьме, сеньор.
– Вот как? В тюрьме, с прекрасной женщиной в качестве тюремщика и с другими
прекрасными женщинами, – он показал на красивую девушку, которая принесла что-то в
комнату, – в качестве служанок. Да и сама тюрьма неплоха. – Он обвел взглядом мраморные
своды, украшенные превосходной резьбой.
– Там, за дверьми, уже не женщины, а мужчины, – ответила она улыбаясь.
– Я полагаю. Пленников ведь можно связывать веревками и из шелка. Ну, а кому
принадлежит эта тюрьма?
Инесса покачала головой:
– Я не знаю, сеньор. Наверно, королю мавров. Вы ведь сами сказали, что я только
тюремщица.
– Тогда кто же платит вам?
– Может быть, мне вообще не платят. Может быть, я служу из любви,
– она быстро взглянула на него, – или из ненависти. – При этих словах лицо ее
изменилось.
– Я надеюсь, не из ненависти ко мне, – сказал Питер.
– Нет, сеньор, не из ненависти к вам. За что я могу ненавидеть вас, такого
беспомощного и такого славного?
– Действительно, за что? Тем более что я так благодарен вам – ведь вы выходили меня
и вернули к жизни. Но тогда зачем скрывать правду от беспомощного человека?
Инесса огляделась вокруг. В комнате в эту минуту, кроме них, никого не было. Она
нагнулась к Питеру и прошептала:
– Вас никогда не заставляли скрывать правду? Я вижу по вашему лицу, что нет. К тому
же вы не женщина, не заблудшая женщина.
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, потом Питер спросил:
– Донна Маргарет действительно умерла?
– Я не знаю, мне так сказали. – И, как бы испугавшись, что она выдаст себя, Инесса
отвернулась и быстро вышла из комнаты.
Шли дни. Питер понемногу начал поправляться. Но ему так и не удалось выяснить, где
он находится и почему. Все, что он знал, сводилось к тому, что он был пленником в
роскошном дворце. Но и в этом он не был уверен – стрельчатые окна одной из стен были
заделаны. К нему никто не приходил, за исключением прекрасной Инессы и мавра, который
или был глух, или не понимал по-испански. Правда, были еще женщины, служанки, все как
одна красивые, но им не разрешалось приближаться к нему. Питер видел их только издали.
Таким образом, единственной собеседницей Питера была Инесса, и отношения их
становились все более дружескими. Только один раз она решилась приподнять краешек
вуали, скрывавшей ее мысли. Прошло много времени, прежде чем Инесса стала более
доверять Питеру. Каждый день он задавал ей вопросы, и каждый день она без тени
раздражения или хотя бы досады уклонялась от прямого ответа. Оба отлично понимали, что
каждый из них старается перехитрить другого, но пока что у Инессы было преимущество в
этой игре, которая ей, пожалуй, нравилась. Питер расспрашивал ее о множестве вещей – об
испанском королевстве, о мавританском дворе, об опасности, угрожающей Гранаде, которой
предстояло пережить осаду. Все эти вопросы они обсуждали вместе, и Инесса проявляла при
этом незаурядный ум. В результате Питер был осведомлен о политических событиях,
происходящих в Кастилии и Гранаде, и довольно серьезно улучшил свои познания
испанского языка.
Однако, когда он неожиданно – а он делал это при каждом удобном случае – снова
спрашивал ее о маркизе Морелла, о Маргарет или о Кастелле, выражение ее лица менялось и
печать молчания смыкала ее уста.
– Сеньор, – сказала однажды, смеясь, Инесса, – вы хотите узнать тайну, которую я,
быть может, и раскрыла бы вам, если бы вы были моим мужем или любовником, но вы не
можете рассчитывать узнать ее от сиделки, жизнь которой зависит от того, как она ее хранит.
Это вовсе не означает, что я хочу, чтобы вы стали моим мужем или любовником, – добавила
она с нервным смехом.
Питер серьезно посмотрел на нее.
– Я знаю, что вы не хотите этого, – сказал он: – чем бы я мог привлечь такую
блестящую и красивую женщину, как вы?
– Однако вы, кажется, привлекаете англичанку Маргарет, – быстро и раздраженно
ответила она.
– Привлекал, вы имеете в виду. Ведь вы говорили мне, что она умерла.
Поняв, что она совершила ошибку, Инесса прикусила губу.
– Однако, – продолжал Питер, – хотя это, вероятно, не столь важно для вас, я должен
сказать, что вы сделали меня своим хорошим другом.
– Другом? – переспросила Инесса, широко открыв свои большие глаза.
– О чем вы говорите? Разве такая женщина, как я, может найти друга в мужчине
моложе шестидесяти лет?
– Похоже на то, – улыбнулся Питер.
Легко поклонившись ему, Инесса вышла из комнаты. Через два дня она появилась
вновь, по-видимому, очень озабоченная.
– Я уж думал, что вы совсем бросили меня, – встретил ее Питер. – Очень рад видеть
вас. Я устал от этого глухого мавра и от этой великолепной комнаты. Мне хотелось бы
подышать свежим воздухом.
– Я догадывалась об этом и пришла, чтобы проводить вас в сад.
Питер подпрыгнул от радости, схватил свой меч, который был ему оставлен, и стал

пристегивать его.
– Вам он не понадобится, – заметила Инесса.
– Я полагал, что он мне не понадобится и на том постоялом дворе…
– буркнул Питер.
Инесса рассмеялась и положила руку ему на плечо.
– Слушайте, друг мой, – шепнула она, – вы хотите пройтись по свежему воздуху, не так
ли? Кроме того, вас интересуют некоторые вещи. А я хочу рассказать вам о них. Но здесь я
не смею делать этого – у этих стен есть уши. Ну, а когда мы будем гулять в саду, не будет ли
для вас очень тяжелым наказанием обнять меня за талию? Вы ведь еще нуждаетесь в опоре.
– Уверяю вас, что это отнюдь не будет для меня наказанием, – улыбнулся Питер. В
конце концов, он был мужчина, и к тому же молодой, а талия Инессы была так же прелестна,
как и она сама. – Однако, – добавил он, – это могут неправильно истолковать.
– Совершенно верно, я и хочу, чтобы это было неправильно истолковано. Не мной,
конечно. Я ведь знаю, что совершенно не интересую вас и что вы с таким же удовольствием
обнимете эту мраморную колонну.
Питер открыл рот, чтобы возразить ей, но Инесса остановила его.
– О, не пытайтесь солгать мне, у вас это вряд ли получится! – сказала она с явным
раздражением. – Если бы у вас были деньги, вы бы попытались заплатить мне за уход за
вами, и кто знает, я, может быть, взяла бы их. Поймите, или вы должны сделать то, что я
говорю, то есть изобразить влюбленного, или нам нельзя идти вместе в сад.
Питер все еще колебался, подозревая заговор, но Инесса наклонилась к нему так, что ее
губы почти коснулись его уха, и прошептала:
– Я не могу сказать вам, каким образом, но может быть – я повторяю: может быть – вам
удастся увидеть останки донны Маргарет. Ну вот, – добавила она, горько усмехнувшись, –
теперь вы будете целовать меня всю дорогу, не так ли? Глупец, не сомневайтесь.
Используйте эту возможность, быть может, она не повторится.
– Какую возможность? Поцеловать вас? Или чтолибо другое?
– Это вы увидите, – ответила она, пожав плечами. – Пошли.
Питер, все еще колеблясь, последовал за ней. Инесса провела его в конец комнаты к
двери, вверху которой было потайное отверстие для наблюдения. За дверью с обнаженной
кривой саблей в руке стоял высокий мавр. Инесса сказала ему что-то, и он, отсалютовав ей
саблей, пропустил их к винтовой лестнице. Внизу оказалась другая дверь. Инесса постучала
в нее четыре раза. Заскрипели засовы, повернулся ключ, и чернокожий страж распахнул ее.
За дверью стоял другой мавр, тоже с обнаженной саблей в руке. Они миновали его, свернули
направо по маленькому коридору, оканчивавшемуся несколькими ступеньками, и оказались
перед третьей дверью. Здесь Инесса остановилась.
– А теперь, – сказала она, – приготовьтесь к испытанию.
– К какому испытанию? – спросил Питер, опираясь о стену: ноги его все еще были
слабы.
– К этому, – ответила Инесса, показывая на свою талию, – и к этому, – и она коснулась
кончиками тонких пальцев своих пухлых красных губ. – Может быть, вы хотите немного
попрактиковаться, мой невинный английский рыцарь, прежде чем мы выйдем? Боюсь, что
вы окажетесь неловким и не сумеете сыграть свою роль.
– Я думаю, – заметил Питер, ибо юмор всей ситуации становился ясен, – что такая
практика несколько опасна для меня. Это может надоесть вам раньше времени. Я отложу это
приятное занятие до того, как мы будем в саду.
– Я так и думала, – сказала Инесса. – Но смотрите, вы должны хорошо сыграть свою
роль, иначе пострадаю я.
– Мне кажется, что я могу пострадать тоже, – пробормотал Питер, но не настолько
тихо, чтобы Инесса не могла расслышать его слов.
– Нет, друг мой Педро, – обернулась она к Питеру, – в такого рода фарсах всегда
страдает женщина. Она расплачивается, а мужчина исчезает, чтобы играть следующий
фарс. – И, не говоря больше ни слова, Инесса толкнула дверь.
Стражи здесь уже не оказалось. Перед ними был великолепный сад. Кругом высились
конусообразные кипарисы и апельсиновые деревья, а цветущие кусты наполняли мягкий
южный воздух благоуханием. Из пастей каменных львов били фонтаны. В разных уголках
сада были устроены беседки, на каменных скамьях лежали цветные подушки. Это был
подлинно восточный уголок наслаждений. Питер никогда не видел ничего подобного. К
тому же он не видел ни неба, ни цветов в течение долгих, томительных недель болезни. Сад
был совершенно изолирован, его окружала высокая стена, и только в одном месте между
двумя кипарисами возвышалась башня из красного камня, без окон, принадлежащая
какому-то другому зданию.
– Это гаремный садик, – прошептала Инесса. – Много любимиц порхало здесь в
счастливые летние дни, пока не приходила зима и бабочка не погибала.
Инесса опустила на лицо вуаль и начала спускаться вниз по ступенькам.
Генри Хагард