Образ

Открытых книг парадные страницы
случайность Бога вспомнили в словах.
Я их прочёл и разгадал все лица,
встревоженные чем-то в зеркалах.

И потекли медлительные тексты,
как чистое парное молоко,
на шаткий стол заброшенного места
с осенними капризами в окно.

И взбудоражено, и по привычке
реальность стала предлагать себя,
показывая пальцами кавычки
и улыбаясь, будто бы любя

опальных призрачных творцов-поэтов,
давно почивших, — и забытых здесь
большой толпой и кучками эстетов
с прослойкой — человеческая спесь.

Щербатые укусы самомнений,
отравы алкогольный перегар
мне горьковатый привкус откровений
по воскресеньям оставляют в дар.

Возможно, для неслыханной свободы,
решёткой памяти закрытой вглубь,
той сущности, где каменные своды
поддерживают мысленную "глупь".

И попрощаться не дают с собою,
пока не сплетена верёвка сна
над вздорною и булькающей тьмою,
над мостиком из промежутков дня,

где кажется, что философский камень
лишь выдумка строптивого глупца,
а вера в Бога — тишина и пламень
неотражённого в воде лица.

И вдребезги бы помолиться надо
пред рыжим листопадом и судьбой.
Но вся молитва — пустота оклада
без матери с младенцем пред свечой.

Открытых книг парадные страницы
кого-то вспоминают на столах.
Я их прочту и загляну в те лица,
что образ потеряли в зеркалах.