Опора

Такого жаркого мая в этих местах не помнили даже старожилы. Видано ли, чтобы в шесть утра зашкаливало за плюс тридцать и ни одной тучки на белёсом небе? И это в ста километрах на север от столицы?

В такую погоду голым надо сидеть по горло в проточной воде и не горевать о том, что выберешься из неё не на крымский пляж, а хотя бы к прохладному родничку у речки. Или спать и не просыпаться на старом сеновале у деда, зная, что в погребе тебя ждёт-не дождётся махотка с ледяным квасом, а впереди – целый день купаний с друзьями-подростками на чистом глубоком омуте у старой мельницы, когда все остальные плавятся на сенокосе и только лягушки тебе не завидуют. А лето бесконечно как жизнь, и жизнь не ощущаешь вообще. Потому как ты настолько растворён и неприметен в её нечеловеческой теплоте, будто какой-нибудь рафинад в стакане с остывающим чаем, который не различишь, пока не попробуешь.

Но тут надо напяливать на себя берцы, комбинезон, каску и добро пожаловать на раскалённое поле, где ни деревца, ни крыши, ни той же воды не сыскать. Ставить бетонные опоры для электроснабжения граждан, развешивать по ним провод и устанавливать трансформаторы взамен старых маломощных, не обеспечивающих ту нагрузку, которую жадно потребляют расстраивающиеся коттеджные посёлки, выкупленные москвичами на деньги сданных в аренду столичных квартир и весомый остаток московских пенсий, зашкаливающих вдвое за общероссийские скромные пенсионные подачки. Такая работа, полезная для других. И случайная для таких, как Палыч.

Как только узаконили льготы на электроснабжение, желающих воспользоваться временной халявой, чтобы подвести себе кабель от общих ЛЭП к заросшему крапивой участку, удесятерилось. Знамо дело и стоимость участка поэтому возросла. Некоторые собственники свою землю тут же перепродали, заплатив всего пятьсот пятьдесят рублей за подключение к главной сети, находящейся в полукилометре от них. Некоторые продолжали строиться. А больше всего радовались старики, к которым в Подмосковье, на смену деревянным столетним столбам (вкопанным, думается, ещё во времена ГОЭЛРО) шагнули, наконец, железобетонные опоры с самонесущим изолированным проводом, СИПом.

Для выполнения бесчисленных заказов у Мосэнерго катастрофически не хватало монтажников. Большие и малые конторы были завалены бумагами с договорами и обязательствами перед администрацией и населением. Под эту дудку создавались летучие бригады из шабашников, нанятых бог его знает откуда и до своего найма не имеющих к электричеству никакого отношения.

К тому времени Пал Палыч, просидевший всю зиму за столом, поставил последнюю точку в очередном романе и решил сбросить лишний вес, поправить на свежем воздухе подорванное творчеством здоровье, а заодно и изрядно потрепанный семейный бюджет. Пятая группа по электробезопасности сделать это позволяла, осталось только сколотить собственную бригаду, а материалами, техникой и инструментом электрическая контора обещала обеспечить с лихвой. Восстановив старые связи, Пал Палыч созвонился с далёким Орском и уже через неделю встречал своих коллег на вокзале, на первое время решив поселить их в своей квартире, потому как из конторского жилья предыдущие шабашники съехать ещё не успели.

Их было двое: Миша, грузный, большой, плюшевый от равномерно покрывающих его тело рыжих волос, похожий на переросшего свой размер Винни Пуха, и – Петя, белокожий, маленький, но жилистый, с кругленькими глазами и курносый до той степени, когда на прозвище Пятачок, данное ему лет двадцать назад, обижаться уже устал и сам иронизировал по этому поводу. Они были тридцатилетними молодыми отцами, с настоящими дружными семьями и жили соседними домами на берегах полноводного Урала в степях необъятного Оренбуржья. Шабашили с детства, ещё со своими отцами-трактористами, брались за всё, всему быстро учились и работы тяжёлой не боялись, выполняя её с неизменными шутками и подколами друг над другом. Палыч познакомился с ними ещё лет десять назад на какой-то стройке и теперь рад был и встрече и тому, что парни за эти годы почти не изменились.

 Пока шли от вокзала до дома, Пятачок всё также чуть подпрыгивал при ходьбе, с удовольствием нагружая тяжёлыми сумками натренированные мышцы, а Винни, возвышаясь над ним, неуклюже переваливался с ноги на ногу и со вздохом перевешивал небольшой рюкзак с плеча на плечо, глубоко дыша и даже постанывая от нетерпения: долго ли ещё идти?

Их сходство с Пятачком и Винни Пухом было столь близко, что вызывало добрую улыбку даже случайных прохожих.

За те два дня устройства на работу, что они провели в квартире Палыча, друзья успели починить и замок на входной двери, и навесить москитные сетки, чтобы в такую жару можно было безопасно открывать окна на ночь. Попутно время от времени угощали Палыча привезённым с собою огромным уральским лещом, плавающим в собственном жиру, из-за которого неповоротливая рыба, по всей вероятности, в сеть и попалась. Была и знаменитая копчёная утка, размером с гуся, которую они так и не смогли доесть за сутки, проведённые в поезде, и какая-то странная наливка, сами пить которую молодцы отказались, ссылаясь на то, что им предстоит провести ещё много ночей вдали от жён, а Палычу, мол, в его-то возрасте и при такой красавице-супруге это питьё будет попросту необходимо. Основной же пищей им служило молоко и батоны хлеба, которые исчезали со стола парами за один присест.

Четвёртым в бригаду начальство посоветовало взять Гогу, длиннющего лохматого мужика лет за сорок, бывшего чемпиона по пляжному волейболу, родом то ли из Саратова, то ли из Самары, где и остались его обе семьи, и дети, и жены, и тёщи, жаждущие алиментов от скрывающегося в подмосковных подворотнях зятя. Гога владел правами на все категории вождения, на спецтехнику в том числе, и был незаменим в этом качестве как специалист широкого профиля. К тому же он не пил, не курил, а на платформу с БКУ, бурильно-крановой установкой, заскакивал с земли, не наступая на колесо, а пользуясь в прыжке одними руками, ловчоно цепляясь ими за борт, вызывая своей спортивной формой тайную зависть у всех членов бригады. После работы Гога иногда успевал ещё и «постучать в мячик» на загородной волейбольной площадке, откуда нередко уходил ночевать к очередной длинноногой поклоннице его таланта, но на работу никогда не опаздывал, приезжая на базу на своём велосипеде, которому ни расстояние, ни пробки, ни дождь были не помеха. И ещё у Гоги не было телефона. Не было и всё, принципиально! И это было его главной защитой от женских домогательств. Поэтому найти его вне работы не представлялось возможным, а куда бригаду пошлют на следующий день, по разумению Палыча, начальство и само с трудом догадывалось. На решение могло повлиять много причин. Одно было несомненно – наряд на работы выдавался строго по величине стоимости: чем дороже, тем важнее и быстрее надо было его закрыть. Норма в восемь опор через тридцать метров за смену была несущественной, всё зависело от плана местности, точку поставить на карте и дурак может. А что там теперь на месте этой точки, кто-нибудь видел?

В обязанности Пал Палыча это и входило. Он определял по картинке с кадастрового плана, который ему скидывали на телефон, где надлежало бурить яму под опору. Указывал на нее, тыкая пальцем в землю. После проверял хорошим пинком берца по железобетону прочно ли опора стоит в земле, перпендикулярность поверхности земли – отвесом (болтом на суровой нитке), ну и ко всему прочему поправлял в хомуте стальную полоску молниезащиты, так, для симметрии.
Гога бурил и ставил бетонные столбы в яму, Винни окапывал, укрепляя, опоры и разматывал провод, Пятачок лазил по верхам и цеплял поданный ему краном СИП на стальные крюки.

Бригада трудилась, не щадя живота.

Палыч, старше своих коллег вдвое, нещадно страдал от жары, но не мог себе позволить скинуть берцы, спецовку с оранжевым жилетом и каску, и своим работничкам этого не разрешал, строго предупреждённый электрическим начальством, что в случае поимки нарушителей, они будут выгнаны с места без объяснений и без выходного пособия. Палыча слушались. Обливались потом, но технику безопасности блюли. Никто терять работу из-за такой неприятной мелочи не собирался.
На вторую неделю пекла им выписали обещанный аванс. Не обманули. Это всех порадовало. Но и большего не пообещали, отказавшись поверить в их силы. И тогда Палыч, сделав серьёзную мину, предложил работать и по субботам, пока погода позволяет. А может быть и в воскресенье, если ему дадут ключи от склада. Начальство согласилось. Скинуть Палычу очередной план установки опор по телефону и получить фотки о выполненной работе в выходные командирам не составляло труда. А, выйдя из конторы, Палыч сказал ребятам главное, потихоньку.
 
В субботу он встанет в бригаде на место Винни, а тот в отсутствии начальства останется в гараже зачищать от изоляции остатки алюминиевого провода, чтобы подготовить его к сдаче в металлолом на нужды бригады. Палыч уже заметил тех цыган, что носят по понедельникам в контору конверты с деньгами, а та с рабочими доходом не делится. Отсюда нетрудно было догадаться, кто подчищает склад по субботам-воскресеньям. И Палыч, предупредив всех о возможных неприятностях, получил от парней добро. Таким образом, в следующую субботу Мишаня был оставлен на прохладном складе с огромным ножом, сделанным из диска циркулярной пилы.

К вечеру монтажники вернулись после работы на склад и застали обнаженного по пояс мохнатого Винни с огромным тесаком в руках. Он показал на гору очищенного провода, а о цыганах доложил коротко: «Заглядывали какие-то… Ворота-то настежь… Посмотрели на меня и уехали. Не поздоровались… Надо бы на воротах замок поменять. Сказать в конторе, что сломался… Обрезков ещё тонны на две-три… Кто их тут кроме цыган взвешивал?»

Замок поменяли. Прибыль от сдачи металлолома поделили на четверых. Так в конце месяца у Палыча образовалась прибавка к пенсии. А скромное электрическое начальство решило сделать вид, что ничего не произошло.

С цыганами теперь встречались только на пункте сдачи металлолома. Завидев Винни, они старались держаться подальше от бригады. Какое впечатление на самом деле он произвел и что высказал им на своём оренбургском наречии при первой встрече для всех так и осталось загадкой.

Несмотря на жару и отсутствие Винни в бригаде производительность резко поднялась. Пятачок на собственные сбережения приобрёл новое оборудование для работы на высоте, включая когти, стропы, карабины, анкеры и удобную страховочную привязь. Гога с такой точностью подбрасывал ему с земли на шестиметровую высоту забытые ключи, крепежи и гайки, которые Петя ловко ловил одной рукой, что Палыч только диву давался. Скоро и заказы они стали подбирать недалеко друг от друга, чтобы сократить время на дорогу. И свелось всё к тому, что Пал Палыч занимался в основном фотоотчётами для начальства, да поиском источников воды для питья поблизости от объекта работы.

Притормозились только тогда, когда вдоль линии электропередачи к концу месяца стала подниматься поросль от пней срубленных деревьев и ядовитый борщевик, доставлявший бригаде массу хлопот. Одной бензопилы и двух триммеров для борьбы с жирующими растениями не хватало. Теперь, продираясь сквозь дикие заросли, Палыч разносил ребятам канистры с топливом, запасные ножи и цепи с новыми шинами, только заслышав, что какой-то из инструментов неоправданно заглох.

Веселья поубавилось, заказы на установку опор сократились. Проснувшаяся природа к потерянным бригадой деньгам отнеслась равнодушно, а начальство, казалось, было с ней заодно. Тогда Палыч, покопавшись в интернете, выяснил, что на расчистку линий ЛЭП существует отдельный тендер и стоят эти работы немалые деньги, которых его высокопроизводительная бригада электромонтажников при всех трудозатратах, так и не видит. Не пора ли нанять на низкоквалифицированный труд пару привыкших к зною таджиков? Или цыган. Куда они пропали?

При случае он задал этот вопрос своим командирам, а те, пошептавшись между собой, с ехидной улыбкой предложили ему помолчать или уволиться, дабы не нажить неприятностей на свою дряхлеющую пятую точку. Но Палыч предложил альтернативный вариант. Выдать его бригаде премию в размере половины цены КАМАЗа с БКУ, пока тот при такой-то жаре случайно не сгорел в поле, а то и в гараже, рядом со складом, где средства пожаротушения отсутствуют начисто, курят-то все подряд, особенно командиры, разбрасывая бычки по углам и у канистр с бензопилами. В конце своей многозначительной речи он вновь напомнил о своей некурящей бригаде и сдал в бухгалтерию на подпись авансовый отчет, к которому были прикреплены чеки за непредвиденные расходы: Пятачка - за инструмент, Гоги - за новые канистры, масло и бензин для пил и свои - за цепи, шины и ножи для зачистки. Покидая контору, он подтвердил серьёзность своих намерений скорым обращением в трудовую инспекцию и прокуратуру, назвав прокурора области по имени и отчеству, и хлопнул дверью.

Через неделю, лежа на привале посреди поля в тени КАМАЗа, Пятачок признался:

- А мне деньги на карточку пришли.

- Много? – поинтересовался Винни.

Пятачок назвал сумму. Винни присвистнул.

- Мне тоже пришли, - сказал Гога. – Правда, чуть поменьше.

- И мне пришли. Это я авансовый отчёт сдал с вашими чеками, - объяснил Палыч. – Вы их не выбрасывайте теперь, в следующий раз пригодятся.

- А у меня все приёмо-сдаточные акты за металлолом целы, - гордо произнёс Винни.
– Их тоже сдавать?

- Не надо. – предупреждающе остановил его Палыч. - Пока на карточки опорная сумма подушки безопасности всем не придёт, ты акты никому не показывай.

- А сколько должно прийти?

- По миллиону каждому. Да-да, это теперь страховка такая за безопасность оборудования. Что вы на меня так смотрите? Вот, положим, с нашим КАМАЗом что-то случится, откуда мы денег на его ремонт возьмём? У нас коллективная ответственность. Половина наших затрат, половина затрат конторы. Так и в договоре написано. Поняли?

Парни недоверчиво пожали плечами. Палычу никто не поверил, но задумались все одновременно, каждый по-своему оценивая ситуацию.

- А кто выступает гарантом сделки? – сумничал Гога.

- Сбербанк, конечно, - парировал Палыч. – Кто же ещё? У вас же зарплатные карточки Сбербанка? Вот он и гарант.

- Значит, если и придут на карточку, эти деньги тратить нельзя? Только на ремонт техники или на запчасти? А если уволимся, их возвращать придётся? – Гога не унимался, вспомнив, вероятно о своих алиментах с зарплаты.

- Вот когда придут, тогда и посмотрим, - решил завершить разговор Палыч и поднялся с выгоревшей травы у дороги. – Посидели и хватит. Нам ещё с полкилометра под опорами вычищать… Я тут во дворе у одного деда ДТ-54 видел. Посмотрю, можно его завести или нет. Если получится, в аренду возьмём. Вот вам и затраты… Сообразили?

У Гоги загорелись глаза.

- Договаривайся, Палыч, заплатим. Мне на игру вечером, мы уже с одной девахой договорились…

Сверкнул огонёк и в глазах сказочных англосаксонских героев. А Палыч подумал о том, что тем и хороша молодость, что вот уже и миллион забыт, а мечта о ржавом тракторе, который освободит их от бессмысленного труда, быстро заняла место денег.

Древняя «дэтэшка» завелась, дёрнулась как спросонья, гусеницы закрутились, и восьмидесятилетний дед, её хозяин, с гордостью направил стальную машину в нужном направлении – под опоры, сметая прицепленным плугом и дисковой бороной всё позади себя. Часа через два за рычаги пересел Гога и под одобрительные возгласы деда завершил зачистку, пока Пятачок и Винни утаптывали грунт у опор и ставили на них синие трафареты с годом установки. Дед взял за аренду недорого. Метров двадцать провода и пару мотков изоляции. В его хозяйстве такое всегда может пригодиться.

Присланные начальству фотографии произвели на конторских неожиданный эффект. Бригаду тут же переместили на денежные подряды по установке опор ближе к городской черте, вероятно, для того чтобы установить за ней отдельное наблюдение, а в конце месяца выплатили каждому по небольшой производственной премии, на которую ловкие работники и не рассчитывали. И только Палыч понял, отчего отношение к нему у конторских поменялось столь резко.

На том бы всё и кончилось, если бы однажды ночью в середине июня за городом на контейнерной площадке не загорелся соседний склад. Вызванные сторожем пожарные едва успели залить пеной гараж с КАМАЗами, техника осталась цела, бухты с проводом почти не пострадали, а вот помещение с запчастями, изоляцией и ГСМ выгорело напрочь.

По протоколу на месте возгорания были обнаружены остатки кабеля, которые цыгане обжигали для сдачи алюминия в металлолом. Экспертом пожарного подразделения и капитаном полиции было подтверждено, что ветром огонь перенёсся на складские постройки. Были пойманы и сами виновники, которые не успели вовремя переодеться и которых закопчённая одежда выдала с головой. Они, конечно, откупились от полиции и конторских, скинувшись на взятку всей цыганской диаспорой, и дело замяли. Виновниками выставили несовершеннолетних пацанов, их только пожурили и под плач обвешанных золотом мамаш отпустили по домам. Однако ловкие конторские юристы представили дело так, что получили за пожар крупную страховую сумму, да ещё списали на него кучу якобы сгоревшего материала.

Не успел пепел развеяться жарким ветром и ещё не просохли лужи от пожарных машин, как на карточки ребят из бригады пришли те миллионы рублей, о которых они успели уже и забыть. Самого Пал Палыча вызвали в кабинет начальников и положили перед ним лист бумаги. Извинились, и предложили написать заявление об уходе «по собственному».

Сняв очки и высоко подняв брови, Палыч удовлетворил их просьбу, потому как все равно пришлось бы клянчить у этих проходимцев внеочередной отпуск в самый разгар электромонтажного сезона - билеты в Крым были взяты супругой ещё в марте. С лёгким сердцем он попрощался с командирами, те обещали не держать на него зла и попросили только передать при случае привет его другу-прокурору, назвав государственного советника юстиции по имени и отчеству. Палыч недоумённо пожал плечами, показывая, что это маловероятно. Ему, конечно, не поверили, но улыбнулись с облегчением и проводили до самой двери бухгалтерии, где с ним и осуществили конечный расчёт.

Взглянув на сумму в расчетной ведомости, Палыч поднял брови ещё выше.

- Вы точно не ошиблись? – спросил он у круглой и белокожей, как полная луна, бухгалтерши.

- Нет-нет, не сомневайтесь, тут всё правильно… Вам на карточку перечислить или наличными выдать? – скороговоркой ответила она, поворачиваясь к стальному ящику сейфа, стоящего у неё за спиной.

- А можно фифти-фифти?

- Это как? – переспросила она, приостановившись в своём движении.

- Половину на карту, а половину налом. В отпуск еду. Там наличные будут нужны.

- Конечно, можно! – выдохнула она с облегчением и вытащила из сейфа два помятых конверта. Отсчитав нужное, она протянула деньги Палычу.

- Нет… - отмахнулся он. – В конверте и давайте… Да, можно и в этом… Зачем новый тратить…

Он вышел на улицу и не удержался, поднёс конверт к носу и глубоко вздохнул. От бумаги до сих пор исходил невыветриваемый запах горелой изоляции. А ещё потной лошади и кибитки… Или ему так показалось.

Больше никого из конторских в городе Пал Палыч не видел.

Из последних новостей Палыч знал, что Пятачок до сих пор работает там электромонтажником, вахтовым методом: полгода - здесь, месяц - дома, под Орском, где у него уже второй сын родился. Миша-Винни развёлся с изменившей ему супругой и завербовался куда-то на север ставить высоковольтные ЛЭП. Гога, как расплатился с алиментами, уехал к одной из своих жён на Волгу, наверное, в волейбол играть.

Пятачок Звонит Палычу иногда, с Днём Защитника Отечества поздравляет, да и так, за жизнь поговорить.

«У каждого своя опора, - рассудительно заявляет Пятачок. – Кому какая в жизни достанется. И кто и как её поставит. Ты ведь так нас учил, Палыч? Перпендикулярно и навсегда».