Сашка. Часть третья. 31-32

                31

   Наконец закончилась медленная поступь зимы. Подтвердили это - зелень у заборов и тёплый ветерок. Это уже радость колонистам.  Кстати, закончились занятия в школе. Оставленным на второй год завидовали: не нужно будет в следующем году упираться и, соответственно, будет меньше нарядов в туалет за двойки. Ланок, как второгодник, чувствовал себя именинником. Как-то снова пропал. Сашка нашёл его на крыше водонапорной башни. Он, сломя голову, полез к нему. Всунув голову в  люк, закричал:
   - И зачем сюда залез?
   - Так загораю, давай ко мне.
   - Я подумал, ты вниз головой собрался.
   - Не-е, нам уже скоро бежать.
     Но бежать ему не понадобилось. Под вечер в новом костюме появился, и на постель Сашке высыпал конфеты «Золотой ключик».
   - Сашок, прощаться к тебе: моя мать приехала. Уезжаю домой,  на  ро-ди-ну!
   Обняв Сашку, исчез. Ночью Сашке не спалось. Стало жаль себя, ведь за ним не приедет никто.
 Ночью Сашке не спалось. Стало жаль себя, ведь за ним не приедет никто. Бабушка бы приехала, но где ей, старой, сама на иждивении; наверное, мечтает, чтоб умереть. Надеется не на кого. С такой мыслью, вытерев слёзы, Сашка задремал только под утро.

   Пришли знойные июльские дни. И как-то колонну подростков  четвёртого  отряда  построили  во дворе. Колонисты знали, что предстоит, поэтому лица у всех выражали радость. Воспитатели, не торопясь,  пересчитали заключённых. Из музыкального зала слышалось нудное попискивание трубы. Наконец ворота открылись, и колонна, пыля по дороге, направилась к реке.
   Первое купание! Солнце уже подтянулось к зениту, и от зноя щедро осыпались солёными каплями  пота лица подростков, рубашки же под мышками и на спинах    взмокли. Зелёные просторы, река – этот вид свободы взбудоражил мальчишек. Разделись и бросились в ледяную по сравнению с жарой воду; ощущением другой жизни наполнились души их! Вместе с речными волнами, стучащими в грудь, Сашка ощутил тоску по свободе. Бежать! Пусть одному. Впрочем, одному лучше: если и поймают, то отлупят и забудут, а если побег групповой, станут истязать, доискиваясь, кто зачинщик. Хватит колебаться, он сегодня побежит! Не заготовил продукты? Пустяки – всё-таки лето.

   Медленно текло время до вечерней проверки.  Сашка  забежал в  цех, где он включил в последний раз, - так он надеялся, - круглый наждак и подправил конец «продыха». И сунул его в  карман, где уже хранились полпачки махорки, газетка и спички. Наконец отбой. Сашка зарылся в одеяло, оставив на себе рубаху и брюки.
   Стало темнеть. Сашка прислушался. Все спали. Тогда пробрался в коридор. В вестибюле располагался столик, положив голову на который, без успеха боролся со сном охранник. Всё пока шло нормально: в туалет не запрещали ходить и ночью, ну а там Сашку ждало разбитое окно. Он взлетел на подоконник, и вскоре пополз вдоль здания. Подгоняемый бешеными ударами сердца, достиг присыпанного мусором подкопа. Но он обсыпался, в него пролезла лишь рука. И железки не было. Неужели сорвалось? Пальцами подкоп не расширить. Сашка вспомнил про «продых». «Выручай, родной!». Высококачественная сталь немного гнулась, но выворачивала куски щебня. Он копал, пока руки не онемели. «Может, протиснусь» - подумал. Ура, голова пролезла! Он сжался и полез дальше. Спина почувствовала нижнюю часть забора. Дёрг, дёрг –  ни туда, ни сюда. Влип! Дышать стало тяжело. Он из последних сил рванулся и, ободрав спину, выбрался обратно. Отдышавшись, снова стал копать. Наконец получилось выбраться! Вот он – никем не охраняемый участок зоны! Пока добрался в темноте до следующего забора, изранил босые ноги – ботинки он бросил у кровати, опасаясь, что в них бежать будет тяжело. Преодолев забор, он побежал в сторону реки, нёсся с остервенением, и всё бежал, пока были силы. 
   Силы его покинули у воды. Отдохнув, он пошёл по речному песочку. Исколотые подошвы ног жгло,   как будто он наступал на куски стекла. Он шёл и думал о том, что в семь на поверке откроется побег, в восемь запишут в личном деле о случившемся, и сразу же сообщат в милицию. Вокзал и речной порт будут его ждать. Тьма плотно окутала берег. Сашка лёг у куста и уснул.

                32
   
   По небу лилась синь. Судьба спросила Сашку: куда направится? Казённая одежда и специфическая короткая стрижка – точный портрет беглеца из колонии. В Абакан не сунуться. Перебегая от леска к леску, он придерживался реки. Солнце начинало греть. Тут беглец заметил движение у воды; резко кинул себя на землю. Но потом улыбнулся: увидел возможного спасителя. Им был плечистый подросток, похоже, телодвижениям, спортсмен. Вот он бросил на песок  фуражку, показав копну рыжих волос, следом стянул с себя клетчатую рубаху, с ног -  полуботинки, следом – брюки и трусы. Пробежавшись по кругу, с размаха кинулся в воду. Плавал хорошо: через минуту был на середине реки. «Шустрый, может догнать» - подумал Сашка, глянув на израненные свои ноги. Но шанс  нельзя было упускать. Когда течением пловца унесло на некое расстояние, Сашка, сдирая с себя на ходу казённую робу, помчался к лежащей на песке одежде парня. Брюки и рубашка оказались велики, зато пришлись впору полуботинки. Спортсмен  увидел вора и стал отмахивать к берегу. Сашка, как заяц, запрыгал по песку. Рыжий понёсся за воришкой, мотая, как бык, огненной головой. Приблизился. Сашка прекратил бег. Сжав в руке острый « продых», он пошёл навстречу парню. Не добежав до него шагов пятнадцать, тот остановился.
   - Давай, подходи, жду, - оголив стрижку и сжимая «продых», Сашка шагнул навстречу ему.
   Парень попятился, поняв, что это  беглец из колонии, и, развернувшись, ринулся бежать. Достигнув реки, поплыл, выкрикивая  ругательства. Сашка  помахал ему фуражкой. Пройдя по лесочкам к захолустным улочкам, он пришёл в себя. Постоянно попадались прохожие. Сашка старался опускать голову. Впрочем, никто не обратил на него внимания. Но только когда и милиционер прошёл мимо, он успокоился.
   Вдали виднелся корпус вокзала. Сашка просунулся через забор в чей-то огород и сидел в нём до  вечера, выглядывая из-за зарослей пахучей конопли. А в темноте достиг первых станционных построек, откуда несколько часов  понаблюдал  за  милиционерами, сновавшими по перрону.  Обратил внимание на то, что если подходил пассажирский состав, то по обеим его сторонам появлялись красные фуражки. И постоянно последний вагон оказывался у тупика, где валялся на боку грузовой вагон. Сашка перебежками подобрался к нему. Меж землёй, поросшей травой, и боковой стенкой вагона было пространство. В него протиснулся Сашка. От нечего делать перебрал копейки, оказавшиеся в кармане пловца. 
   И опять вагон пассажирского поезда остановился напротив. Сашка вылез и едва не попал в руки подходившего сотрудника. Нырнул обратно. На глазах появились слёзы. Как вырваться из Абакана? Он склонил голову на какую-то тряпку, усталость и волнения брали своё, он уснул. Разбудил его лучик солнца. Он грел ласково, Сашка вновь уснул.

   Кто-то ткнул его в ботинок. Сашка вскочил, и головой стукнулся о вагон, фуражка свалилась с головы. Опираясь на локти, на него глядела синеглазая девочка, в джемпере и короткой юбочке. Долго смотрели друг на друга.
   - Чё лазишь? -  нарушил молчание  Сашка, оценивший, что это ученица начального класса.
   - А ты убежал из колонии? - тоненьким голоском пропела девочка. - Мне мама сказала, что кто-то убежал, поэтому много милиции.
   - Сама тут чего лазишь? – повторил вопрос Сашка.
   - Мама торгует в буфете - затараторила синеглазая. - А под этим вагоном серая кошка жила с котёнком; уже второй день её нет, и котёнка увела, а   тряпочка осталась. Ой, ты ведь голодный? Хочешь,  принесу покушать?
   - Ладно. Но не проболтайся. – Сашка благодарно посмотрел на девочку.-  На мелочь  - папирос купи и спички.
   Девочка убежала, а Сашка сидел в тревожном  ожидании. «Если проболтается, не убежать». Но вот синеглазая с разбегу нырнула под вагон. В руке держала бумажный кулёк, из которого посыпались булочки,  пирожки. Папиросы она сжала в кулачке. Как добрая хозяйка, девочка положила на траву бумажку из-под кулька и аккуратно положила булочки, кусок колбасы и пирожки. Сашка с жадностью накинулся на еду. Умяв половину принесённых продуктов, сложил остальное в кулёк. После этого глянул на девочку.
   - Боялся, кому-нибудь расскажешь.
   - Спрашивал меня усатый милиционер, дядя Гриша, - она показала пальчиком, в каком месте у милиционера усы. - Он дежурит. Меня по голове гладил и спрашивал, не видела ли я мальчика в чёрной одежде. Я соврала, сказала, что не видела. Ты же не в чёрной одежде, значит, немного я соврала.
   - Молодец. А что маме сказала?
   - Рассказала всё, и что я тебя нашла, и что ты  голодный. Она мне насыпала еды, и папиросы дала, а мелочь вернула.
   - Спасибо ей. Особенно за курево.
   - Мама мне сказала, что в колонии сидят те, у кого  нет дома. Это правда?
   - В общем - да. Слушай, сходи, узнай, скоро ли   следующий поезд?
   Девочка кивнула головой и выползла из-под  вагона; вскоре вернулась.               
   - Придёт Красноярский. Поедешь?
   - Ждать опасно. Попытаюсь.
   Когда подошёл поезд и пассажиры, суетясь, устремились на посадку, Сашка решил поразмяться. Карманы его топорщились от еды.  Но, высунувшись из-за укрытия, девочка  шепнула:
   - Прячься: идут!               
   Сашке пришлось забиться под вагон.  Укрытие хорошее, но оно ловушка, стоит милиционеру наклониться.  Но милиционеры прошли  мимо.
   Поезд поехал. Сашка, решившись,  выскочил из-под вагона, наспех пожав ручку девочке. Бежал по шпалам, боясь упасть. Если споткнётся – провал, так как его приметили красные фуражки, и одна из них, спрыгнув с платформы, уже побежала за ним. Это был высокий дядька с ходулями, прыгающими через две-три шпалы. Один метр отделял Сашку от буферной тарелки вагона, и метров пять было до дядьки, который, матерясь, приближался. Поезд набирал скорость, и до него стало уже метра три. Сделав отчаянное усилие, Сашка дотянулся-таки до тарелки, схватил её. И сотрудник, постаравшись, приблизился и успел схватить Сашку за ногу. Беглец понял, что если отцепится, то разобьёт голову о шпалы. Он отчаянно лягнул милиционера свободной ногой, попав ему по носу. Охнув, милиционер сильно дёрнул его за ногу, однако остался ни с чем, если не считать полуботинка, который он кинул, злобно крича, в удаляющийся вагон. А Сашке  рано было радоваться: сесть на буфер не хватало сил. «Надо мне отдышаться, отдохнуть» -  подумал он, скинув с ноги второй ботинок. Последний вагон качало, и, как маятник, раскачивался Сашка. Руки у него онемели в локтях. Поняв, что разобьётся, ему удалось, с помощью раскачивания тела, закинуть ногу на буфер и, наконец, животом на него лечь. Руки и всё тело –  дрожали. Отдышавшись, он залез на крышу вагона. Спасён! Обнимая восторженным взглядом голубое небо, он ликовал. Теперь дороже воспринималась им свобода. Папиросы, кроме одной, были сломаны. Закурив кое-как на ветру, он почувствовал, что ощущение радости уже сменяется заботами. Главное – это не попасться в руки блюстителей порядка, которые уже на следующей станции  будут ждать его. И надо уже определиться: куда ехать.
   Подумав, решил посетить тётку Анну – узнать о бабе. Вспомнил адрес – улица Кирова, дом сорок восемь. Ачинск проехали глубокой ночью. Дополнительного наряда милиции на перроне не было. Не доехав немного до Красноярска, он спрыгнул на ходу. В город входил при ярком свете солнца.