Прекрасная Маргарет

ГЛАВА XI.XII                ВСТРЕЧА В МОРЕ
Еще минуту или две «Сан Антонио» продолжала идти своим курсом, пока испанцы не
догадались о замысле своих противников. Увидев, что нос «Маргарет» вотвот врежется в
борт «Сан Антонио», они налегли на штурвал, и каравелла отклонилась в сторону. В
результате «Маргарет», вместо того чтобы столкнуться с «Сан Антонио», пошла рядом,
обдирая ей обшивку борта. Несколько секунд они плыли, сцепившись таким образом, и,
прежде чем волны оторвали их друг от друга, с борта «Маргарет» полетели абордажные
крючья, один из них зацепился, и оба судна сблизились носами. Бушпритnote 15 «Маргарет»
оказался нависшим над верхней палубой «Сан Антонио».
– А теперь вперед! – скомандовал Питер. – За мной!
Он подбежал к бушприту и полез по нему. Это было опасное предприятие. Огромная
волна подняла Питера высоко в воздух, в следующий момент он уже падал вниз, пока
массивный брус бушприта «Маргарет» не обрушился на палубу «Сан Антонио» с такой
силон, что Питер чуть не вылетел, как камень из пращи. Однако ему удалось удержаться. Он
схватился за обрывок снасти, болтавшейся на конце бушприта, подобно бичу, свисавшему с
рукоятки, и соскользнул по нему вниз. Ветер швырял Питера из стороны в сторону: судно,
вздымаясь на волнах, подкидывало его высоко в воздух. Палуба «Сан Антонио» вздымалась
и опадала, как живое существо, она была совсем близко – не более дюжины футов под ним, –
и Питер, выпустив конец снасти, упал на площадку у передней мачты. Он не разбился.
Вскочив на ноги, Питер добежал до разбитой мачты, обхватил ее левой рукой, а другой
выхватил меч.
В следующее мгновение – каким образом, он никогда не мог этого вспомнить, – рядом
с ним оказался Кастелл, а затем еще двое людей с «Маргарет», однако один из них скатился с
палубы в море. Как раз в эту минуту железная цепь абордажного крюка лопнула, и
«Маргарет» швырнуло в сторону. Подойти к «СанАнтонио» она уже не могла. Они трое
остались во власти споих врагов. Однако испанцев не было видно – никто из них не
осмеливался стоять на этой высокой площадке – фальшбортnote 16 был уничтожен, когда
бушприт «Маргарет», словно дубинка какого-нибудь гиганта, ударил по каравелле и снес
его.
Трое смельчаков стояли, цепляясь за мачту и ожидая своего конца, ибо теперь их
друзья были в ста ядрах от них и они понимали, что попали в отчаянное положение. С
разных концов каравеллы на них обрушился ливень стрел. Одна пронзила горло матросу, он
упал, схватившись за нее руками, и тут же скатился в волны; другая стрела попала в руку
Кастелла – его меч выпал и отлетел в сторону. Питер схватил стрелу за конец, сломал ее
пополам и вытащил, но правая рука Кастелла была уже беспомощна, а левой рукой он
цеплялся за обломок мачты.
– Мы сделали все, что могли, сынок, – крикнул Кастелл, – и проиграли.
Питер заскрипел зубами и бросил вокруг отчаянный взгляд – говорить он не мог. Что
ему было делать? Оставить Кастелла, броситься к центру корабля и там погибнуть или
остаться на месте и здесь умереть? Нет, он не даст прикончить себя, как птицу на ветке.
Note15
Бушприт – брус, выступающий наклонно впереди носа корабля.
Note16
Фальшборт – выступ борта судна над верхней палубой.
погибнет сражаясь.
– Прощайте! – крикнул он сквозь шум бури. – Боже, спаси наши души!
Дождавшись, когда корабль хоть на секунду принял устойчивое положение, Питер
бросился к корме, добежал до трапа, ведущего на нижнюю палубу, спустился по нему и
остановился, держась за перила.
Картина, которую он видел, была довольно странной. Вокруг, вдоль фальшбортов,
стояли испанцы, с интересом наблюдая за ним. А в нескольких шагах от него,
прислонившись к мачте, стоял д'Агвилар. Он поднял руку, в которой не было никакого
оружия, и обратился к Питеру:
– Сеньор Брум! Не двигайтесь: еще один шаг, и вы будете мертвы. Выслушайте меня
сначала, а потом поступайте, как вы решите. Пока я говорю, я могу не опасаться вашего
меча?
Питер утвердительно кивнул, и д'Агвилар подошел ближе, потому что даже в этом,
более закрытом месте трудно было расслышать что-либо из-за рева урагана.
– Сеньор, – сказал Питеру д'Агвилар, – вы очень храбрый человек и совершили такой
подвиг, какого никто из нас никогда не видел. Я хочу спасти вас, если смогу. Я причинил вам
зло – меня толкнули на это любовь и ревность, – и поэтому я опять-таки хочу пощадить вас.
Нападать на вас сейчас будет не чем иным, как убийством, а я, кем бы я ни был, не убийца.
Прежде всего успокойтесь. Властительница наших сердец находится здесь, на борту. Но не
бойтесь, я не причинил ей никакого вреда и не причиню. Этого не сделает и никто другой,
пока я жив. Не говоря уже об иных причинах, я не хочу оскорблять женщину, которая, я
надеюсь, станет моей женой по своей собственной воле. Я увез ее в Испанию, чтобы она не
могла стать вашей женой. Поверьте мне, сеньор, я так же не хочу насиловать волю женщины,
как не хочу стать убийцей ее возлюбленного.
– А не так ли вы поступили, когда похитили ее из дома при помощи подлой выдумки? –
с яростью закричал Питер.
– Сеньор, я поступил плохо по отношению к ней и к вам всем, но я возмещу вам это.
– Возместите? Каким образом? Вернете мне Маргарет?
– Нет, этого я сделать не могу. Даже если она сама захочет этого, в чем я сомневаюсь.
Никогда, пока я жив!
– Приведите ее сюда, и пусть она при мне скажет, хочет она вернуться или нет! –
закричал Питер в надежде, что Маргарет услышит его.
Однако д'Агвилар только улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Этого я тоже не могу сделать, – сказал он, – это причинило бы ей боль. Тем не менее,
сеньор, я готов расплатиться с вами и с вами, сеньор, – и д'Агвилар поклонился Кастеллу,
который, не замеченный Питером, сполз по трапу и теперь стоял позади него, глядя на
д'Агвилара с холодной ненавистью. – Вы причинили нам огромные разрушения, так ведь?
Вы охотились за нами на море и убили немало наших людей. А теперь вы пытались
захватить наше судно и перерезать нас, но господь бог помешал вам. Так что ваши жизни
уже принадлежат нам, и никто не осудит нас, если мы вас убьем. Однако я пощажу вас
обоих. Если окажется возможным, я верну вас обратно на борт «Маргарет», если же нет, вас
высадят на берег, и вы будете вольны идти куда вам угодно. Вот так я расплачусь с вами, и
никто не сможет меня в чем-нибудь упрекнуть.
– Вы что же, считаете меня таким же негодяем, как вы сами? – с презрительным смехом
спросил Питер. – Я не уйду живым с этого корабля, если моя невеста Маргарет не уйдет
отсюда вместе со мной.
– В таком случае, сеньор Брум, я боюсь, что вы уйдете отсюда мертвым, как, впрочем,
возможно, и все мы, если нам не удастся быстро высадиться на берег. Судно полно воды.
Однако, зная ваш характер, я ожидал от вас именно этих слов и готов сделать вам другое
предложение, от которого, я уверен, вы не откажетесь. Сеньор, наши мечи одинаковой
длины, не скрестить ли нам их? Я испанский гранд, маркиз Морелла, и для вас, надо думать,
не будет бесчестьем сразиться со мной.
– Я в этом не уверен, – ответил Питер, – потому что я выше вас – я честный англичанин, не занимающийся кражей женщин. Тем не менее я с радостью буду сражаться с
вами, на море или на суше, когда бы и где бы мы ни встретились, пока один из нас не
отправится на тот свет. Однако какова будет ставка в этой игре и могу ли я быть уверен, что
эти люди,
– и Питер указал на внимательно слушавших матросов, – не нанесут мне удар в спину?
– Я уже сказал вам, сеньор, что я не убийца, а это было бы предательским убийством.
Что касается ставки, то победителю будет принадлежать Маргарет. Если вы убьете меня, то я
от имени своих людей клянусь, что вы с ней и ее отцом уедете в полной безопасности. Если
же я убью вас, вы оба должны сейчас поклясться, что она останется со мной и ко мне не
будет больше никаких претензий. А женщине, сопровождающей ее, я дам свободу.
– Нет, – в первый раз заговорил Кастелл, – я настаиваю на своем праве драться также с
вами, когда рука моя заживет.
– Я отказываюсь, – высокомерно ответил д'Агвилар, – я не могу поднять свой меч на
старика, отца девушки, которая станет моей женой. Более того: я не могу сражаться с купцом
и евреем. Пет, нет, не отвечайте мне, чтобы все здесь присутствующие не запомнили ваших
враждебных слов. Я буду великодушен и освобожу вас от клятвы. Делайте все что хотите
против меня и предоставьте мне после этого делать вам зло, господин Кастелл. Сеньор Брум,
уже темнеет, и вода прибывает. Вы готовы?
Питер кивнул головой, и они шагнули навстречу ДРУГ Другу.
– Еще одно слово, – сказал д'Агвилар, опуская свой меч. – Друзья, вы слышали наш
договор? Клянетесь ли вы во имя Испании и рыцарского долга выполнить этот договор и,
если я умру, отпустить этих двух мужчин и обеих женщин беспрепятственно на их судно или
на сушу?
Капитан «Сан Антонио» и его помощники поклялись от имени всей команды.
– Вы слышали, сеньор Брум. А теперь условия. Они будут такие: мы бьемся насмерть,
но, если мы оба будем ранены так, что не сможем закончить поединок, никому из нас не
будет причинено никакого вреда, и о нас будут заботиться до тех нор, пока мы не
выздоровеем или не умрем по воле господа.
– Вы хотите сказать, что мы должны умереть только от меча друг друга и, если
предательский случай даст одному из нас преимущество, противник не должен
воспользоваться этим?
– Да, сеньор, потому что в пашем положении это может произойти, – и он кивнул на
огромные волны, вздымающиеся вокруг и грозящие поглотить наполненный водой
корабль. – Мы не воспользуемся таким преимуществом – ведь мы хотим решить наш спор
своими руками.
– Пусть будет так, – ответил Питер. – Господин Кастелл будет свидетелем нашего
договора.
Д'Агвилар кивнул в знак согласия, поцеловал крестообразную рукоятку своего меча в
подтверждение клятвы, вежливо поклонился и встал в позицию.
Секунду они стояли друг против друга – великолепная пара противников. Ловкий,
худощавый Питер с гневным лицом был страшен в багровом свете лучей, падавших на него
из-за края черной тучи; испанец был тоже высок и строен, по но его виду можно было
подумать, что это развлечение, а не смертельный поединок, в котором ставкой является
судьба женщины. На даагвиларе был шлем и нагрудная кираса из черной стали,
инкрустированная золотом. Питер же был защищен только курткой из бычьей кожи и
шапкой с нашитыми на ней металлическими полосами. По зато его прямой, остро
отточенный меч был тяжелее и, пожалуй, на полдюйма длиннее, чем у его противника.
Так они стояли друг против друга, а Кастелл и вся команда каравеллы, кроме рулевого,
который вел ее ко входу в бухту, уцепились за фальшборт и такелажnote 17 и, забыв об Note17
Такелаж – совокупность всех снастей судна.
опасности, угрожавшей им самим, в полной тишине наблюдали за противниками.
Первым сделал выпад Питер – удар был направлен прямо в горло, но Д'Агвилар ловко
отпарировал его, так что острие меча скользнуло мимо его шеи, и, прежде чем Питер успел
опомниться, Д'Агвилар нанес ему удар. Клинок ударил но стальным полоскам на шапке
Питера, скользнул по левому плечу, но, так как удар был не сильный, никакого вреда он не
причинил. Молниеносно последовал ответный удар, и он уже был отнюдь не легок – меч с
такой силой обрушился на стальной панцирь д'Агвилара, что испанец пошатнулся. Питер
прыгнул вперед, думая, что игра уже выиграна им, но в этот момент каравелла, проходившая
мимо скал, окаймлявших вход в бухту, сильно накренилась, и оба противника оказались
отброшенными к борту. За этим толчком последовали другие. Питер и Д'Агвилар, продолжая
обмениваться ударами, метались от одного борта к другому, стараясь левой рукой схватиться
за что-нибудь прочное, пока наконец, измученные и покрытые синяками, они не упали в
стороне друг от друга.
– Неважная площадка для поединка, – задыхаясь, выговорил Д'Агвилар.
– Я думаю, что она сослужит свою службу, – с неумолимой решимостью ответил Питер
и снова ринулся на д'Агвилара.
Как раз в этот момент гигантская волна обрушилась на корабль, перекатилась через
палубу, сшибла обоих противников с ног и, как соломинки, смела их в углубление у борта.
Питер поднялся первым, выплевывая соленую воду и протирая глаза. Он увидел д'Агвилара,
лежащего на палубе, меч валялся рядом, левой рукой испанец сжимал правую.
– Вы ранены или ушиблись? – спросил Питер.
– Ушибся, – ответил Д'Агвилар. – Похоже, что сломана кисть. Но у меня есть левая
рука. Помогите мне подняться, и мы закончим наш поединок.
При этих словах сильный порыв ветра, самый свирепый из всех, подобный вихрю в
горном ущелье, швырнул каравеллу в самый вход в бухту и почти положил ее на бок.
Казалось, еще мгновение – и каравелла перевернется и пойдет ко дну, но тут грот-мачта
неожиданно сломалась, подобно трости, и свалилась за борт. Освободившись от ее веса,
каравелла медленно выпрямилась. Поперечная рея рухнула на палубу – один конец се
проломил верх той каюты, в которой были заперты Маргарет и Бетти, расколов его надвое, а
блок, висевший на другом конце, ударил Питера но голове, скользнул но шлему, задев шею и
плечо. От этого удара Питер свалился без сознания на палубу и остался там лежать,
продолжая сжимать в правой руке меч.
Из-под обломков каюты появилась Маргарет и Бетти. Маргарет была бледна и
испугана, а Бетти шептала про себя молитвы, но обе, но счастливой случайности, остались
невредимы. Цепляясь за перепутавшиеся снасти, они пробирались, ища спасения в центре
корабля. Тяжелая рея вся еще висела над ними, упираясь одним концом в остатки каюты, а
другим зацепившись за борт. Затем она соскользнула в море. Обломок грот-мачты загородил
им путь. В эту минуту Маргарет увидела Питера с окровавленным лицом, лежащего на
спине. Тело его перекатывалось взад и вперед от качки.
Маргарет не могла выговорить ни слова. Она только молча показала на Питера, затем
обернулась к д'Агвилару, который стоял неподалеку. Держась за канат, д'Агвилар добрался
до Маргарет и крикнул ей в ухо:
– Леди, это не моя вина. У нас была честная схватка. Мачта упала и убила его. Не
вините меня в его смерти, а ищите утешения у бога.
Маргарет слушала, дико озираясь по сторонам, тут она увидела отца, пробирающегося
к ней, и с криком упала без чувств на его грудь.
ГЛАВА XII. ОТЕЦ ЭНРИКЕ
Ночь наступила сразу – огромная грозовая туча, в гуще которой сверкали молнии
поглотила последние лучи заходящего солнца. И тут ураган обрушился на тонущее судно,
раскаты грома сопровождались потоками дождя. Рулевой уже не видел, куда он ведет
корабль, не было никакой возможности определить направление, в котором неслась
каравелла. Только уменьшившиеся волны говорили о том, что они вошли в бухту. Вскоре
«Сан Антонио» налетела на скалу, и этот толчок отбросил Кастелла, склонившегося над
лежавшей без сознания Маргарет, к борту и оглушил его.
В темноте раздался крик: «Идем ко дну! «, и вода хлынула на палубу, но Кастелл не
мог разобрать, были ли это волны или дождевые потоки. Он услышал новый крик: «Скорее в
шлюпки, или мы погибли! «, и шум спускаемых шлюпок. Судно повернулось раз, другой и
остановилось. В свете молнии Кастелл увидел Бетти, держащую бесчувственную Маргарет в
своих сильных руках. Она также увидела его и крикнула, чтобы он спускался в шлюпку.
Кастелл пошел за ней, но вспомнил о Питере. Ведь Питер мог быть еще жив! Что он скажет
Маргарет, если позволит ему утонуть? Кастелл пробрался к тому месту, где лежал Питер, и
позвал на помощь бежавшего мимо матроса. Тот выругался в ответ и исчез в темноте.
Оставшись один, Кастелл пытался поднять тяжелое тело, но правая рука его была
беспомощна, и он сумел только приподнять верхнюю часть туловища и постепенно
подтаскивать Питера к тому месту, где, казалось ему, должна была находиться шлюпка.
Однако шлюпки здесь не оказалось, а голоса доносились с противоположного конца
судна – нужно было тащить Питера туда. Пока он добрался до другого борта, все смолкло, и
в свете молнии Кастелл увидел переполненную людьми шлюпку на гребне волны ярдах в
пятидесяти от судна. Те, кто не попал в шлюпку, цеплялись за ее корму и борта. Кастелл
закричал, по никто ему но ответил, потому ли, что на корабле не оставалось никого живых,
пли потому, что в этой суматохе нельзя было услышать его.
Тогда Кастелл, понимая, что он сделал все, что мог, подтащил Питера под нависающую
часть верхней палубы, которая хоть немного укрывала от дождя, положил его кровоточащую
голову себе на колени так, чтобы она была выше уровня воды, и, усевшись таким образом,
начал молиться, ожидая смерти.
Он ни минуты не сомневался, что ему суждено погибнуть – при свете молний он видел,
что палуба корабля находится уже почти на уровне воды. Правда, здесь, в бухте, море стало
значительно спокойнее. Он угадал это по тому, что, хотя дождь лил по-прежнему и ветер
налетал с той же силой, брызги волн не обдавали его. Каравелла погружалась все глубже и
глубже, пока наконец вода не покрыла ее палубу целиком. Кастеллу пришлось подняться на
вторую ступеньку трапа, с которого Питер напал на испанца. Прошло некоторое время, и
Кастелл почувствовал, что каравелла перестала погружаться. Он не мог понять, что это
означало. Шторм прошел, видны стали звезды, ветер стих. Ночь стала теплее – это очень
обрадовало его, иначе в промокшей одежде он бы совсем замерз. И все-таки это была
длинная ночь, самая длинная в его жизни, – не было сна, чтобы успокоить его страдания или
облегчить смерть.
Так он сидел, гадая, жива ли Маргарет, – Питер казался ему мертвым, – и думал,
наблюдают ли их души за ним с высоты, ждут ли, когда он присоединится к ним. Он
вспомнил о днях своего процветания до того момента, когда он увидел проклятое лицо
д'Агвилара, о своем богатстве и о том, что с этим богатством случится. Он даже подумал, что
лучше, если Маргарет умерла, – лучше смерть, чем жизнь в позоре.
Вскоре он впал в забытье, и последней мыслью его было, что корабль утонул и сам он
погружается в пучину смерти.
… Чей-то голос звал его, и Кастелл проснулся. Светлело. Перед ним, держась за
поручни трапа, стоял Питер – мертвенно бледный, перепачканный кровью, зубы у него
стучали, а глаза были неестественно тусклыми.
– Вы живы, Джон Кастелл, – произнес этот голос, – или мы оба умерли и находимся в
аду?
– Нет, – ответил Кастелл, – я еще жив, мы оба еще на этом свете.
– Что же случилось? – спросил Питер. – Я был в каком-то мраке.
Кастелл коротко рассказал ему все, что произошло. Питер выслушал его, потом,
шатаясь, дошел до борта и, не говоря ни слова, стал смотреть вдаль.
– Я ничего не вижу, – наконец сказал он, – слишком густой туман, но я думаю, что мы
где-то недалеко от берега. Помогите мне. Надо разыскать еду, я совсем ослабел.
Кастелл поднялся, размял свои затекшие ноги, добрался до Питера, обнял его здоровой
рукой, и таким образом они добрались до кормы, где, как думал Кастелл, должна была
находиться кают-компания. Они нашли ее и проникли внутрь. Это оказалось маленькое, но
богато обставленное помещение, к задней стенке его было привинчено резное распятие. На
полу валялись кусок солонины и несколько черствых пшеничных лепешек, которыми
обычно питаются матросы. Очевидно, все это упало со стола. В сетке над столом висели
бутыли с вином и водой. Кастелл разыскал кружку, наполнил ее вином и подал Питеру. Тот с
жадностью выпил и вернул ее Кастеллу, который, в свою очередь, отпил глоток. После этого
они отрезали с помощью своих ножей по куску мяса и съели, хотя Питеру было очень трудно
жевать из-за ран на голове и шее. Затем они выпили еще вина и, несколько подкрепившись,
покинули каюту.
Туман был все еще такой густой, что ничего не было видно, и они прошли в разбитую
каюту, в которой жили Маргарет и Бетти, уселись на их койках и стали ждать. Питер обратил
внимание на то, что каюта была роскошно обставлена, как будто в ней должна была обитать
знатная дама. Даже посуда здесь была серебряная, а в приоткрывшемся шкафу виднелись
роскошные платья. Были здесь и рукописные книги. В одной из них Маргарет сделала
кое-какие пометки и написала молитву собственного сочинения, в которой она просила небо
защитить се, молила, чтобы Питер и ее отец остались живы и узнали правду о том, что
произошло. Маргарет молила святых помочь ей спастись и соединиться с отцом и Питером.
Эту книгу Питер спрятал под куртку, чтобы на досуге просмотреть внимательно.
Из-за гор, окаймлявших бухту, взошло солнце. Оставив каюту, Питер и Кастелл влезли
на полубак и огляделись. Они обнаружили, что находятся в закрытой со всех сторон бухте,
не более чем в ста ярдах от берега. Привязав к веревке кусок железа, они опустили его за
борт и убедились, что судно сидит на мели и что глубина воды под носом каравеллы не
превышает четырех футов. Выяснив это, они решили добираться до берега.
Предварительно они вернулись в каюту и наполнили найденный там кожаный мешок
сдой и вином. Затем им пришло в голову разыскать каюту д'Агвилара. Они нашли ее между
палубами. В каюте обнаружили запертый ящик, крышку которого они взломали железной
палкой. Здесь оказалось большое количество золота – по всей видимости, для выплаты
команде – и драгоценности. Драгоценности они не тронули, а деньги разделили пополам и
спрятали на себе, для того, чтобы воспользоваться ими, если удастся добраться до берега.
Затем они промыли и перевязали друг другу раны, спустились по веревочному трапу того
борта, где испанцы спасались с корабля, и распростились с «Сан Антонио».
Ветер к тому времени стих, и солнце ярко сияло, разогревая застывшую кровь. Море
совершенно успокоилось, и вода доходила им только до пояса; дно было ровное, песчаное.
Когда Питер и Кастелл уже подходили к берегу, они увидели собравшихся там людей и
решили, что это, наверно, жители маленького городка Мотриля, расположенного на берегу
реки, впадающей в залив. Кроме того, они заметили на берегу шлюпку с «Сан Антонио» и
обрадовались: шлюпка лежала на киле, и на дне ее было совсем немного воды, – значит, она
благополучно добралась до берега. Поблизости лежало пять или шесть трупов, – по всей
вероятности, это были матросы, поплывшие за шлюпкой или уцепившиеся за ее борта, но
среди утонувших не было женщин.
Когда Питер и Кастелл выбрались на берег, здесь оставалось совсем мало людей;
большинство отправилось грабить корабль, часть людей готовила лодки для той же цели. Их
встретили лишь женщины, дети, трое стариков и священник. Этот последний, человек с
жадным взглядом и хитрой, лицемерной физиономией, пошел им навстречу, вежливо
поздоровался и сказал, что они должны благодарить бога за свое спасение.
– Это мы, конечно, сделаем, – ответил Кастелл, – но скажите нам, отец, где наши
спутники?
– Вот некоторые из них, – сказал священник, указывая на трупы, – остальные вместе с
двумя дамами два часа назад уехали в Гранаду. Маркиз Морелла, который дал мне этот
приход, сказал нам, что корабль утонул и никого больше не осталось в живых, а так как в
тумане ничего не было видно, мы поверили ему. Вот почему мы не пришли сюда раньше,
ибо, – многозначительно добавил он, – мы люди бедные и святые редко посылают нам
кораблекрушения.
– Как они отправились в Гранаду, отец? – перебил его Кастелл. – Пешком?
– Нет, сеньор, они силой забрали всех лошадей и мулов в деревне, хотя маркиз и
обещал вернуть их и заплатить нам потом. Мы доверяем ему, потому что у нас нет другого
выхода. Обе дамы плакали и умоляли нас приютить их, но маркиз не позволил, хотя они
выглядели такими печальными и утомленными. Бог даст, нам вернут наших лошадей, –
благочестиво закончил он.
– А для пас лошадей не найдется? У нас есть немного денег, и мы может заплатить,
если это будет не очень дорого.
– Ни одной, сеньор, ни одной, забрали всех. К тому же вы сейчас вряд ли сумеете ехать
– вы так много перенесли, – и он указал на раненую голову Питера и перевязанную руку
Кастелла. – Почему бы вам не остаться здесь и не отдохнуть?
– Потому что я отец одной из этих дам, и она, конечно, уверена, что я утонул. А этот
сеньор – ее жених.
– Ага, – произнес священник, с интересом разглядывая их, – тогда какое же отношение
имеет к ней маркиз? Но я лучше не буду задавать вопросов, здесь не исповедь, не так ли? Я
понимаю ваше беспокойство – ведь этот гранд пользуется репутацией весьма веселого
мужчины. Прекрасный сын церкви, но, без сомнения, очень веселый. – И священник,
улыбаясь, покачал своей бритой головой. – Однако, сеньоры, пройдемте в деревню, вы там
сможете отдохнуть и перевязать свои раны. А потом мы поговорим.
– Нам лучше пойти, – обратился Кастелл поанглийски к Питеру, – здесь на берегу нет
лошадей, а мы не можем в таком состоянии идти пешком в Гранаду.
Питер кивнул, и священник, которого, как они выяснили, звали отец Энрике, повел их.
На вершине холма, в нескольких сотнях шагов от берега, они обернулись и увидели,
что теперь уже все здоровые жители деревни были заняты грабежом каравеллы.
– Они хотят вознаградить себя за своих лошадей и мулов, – пожав плечами, заметил
отец Энрике.
– Это я вижу, – отозвался Кастелл, – но вы…
– О, за меня не бойтесь, – с хитрой улыбкой ответил священник: – церковь не
занимается грабежом, но в конце концов она получает свою долю. Народ здесь благочестив.
Я только боюсь, что, когда маркиз узнает, что корабль не утонул, он потребует с нас
возмещения убытков.
Они перевалили через холм и увидели белые стены и красные крыши деревушки,
раскинувшейся на берегу реки. Еще через пять минут их проводник остановился перед
домом на грубо замощенной улочке и отпер дверь ключом.
– Вот мое убогое жилище, когда я нахожусь здесь, а не в Гранаде, – сказал он. – В нем я
буду иметь честь принять вас. Видите, рядом церковь.
Они вошли во внутренний дворик, где вокруг фонтанчика росло несколько
апельсиновых деревьев, у стены стояло распятие в человеческий рост. Проходя мимо
распятия, Питер поклонился и перекрестился, но Кастелл не последовал его примеру.
Священник быстро взглянул на него.
– Вам, сеньор, следовало бы поклониться изображению нашего спасителя, по милости
которого вы избегли смерти; маркиз говорил мне, что вы оба погибли.
– Моя правая рука повреждена, – не растерялся Кастелл, – и я вознес молитву в моем сердце.
- – Я понимаю, сеньор, но если вы в этой стране в первый раз, хотя на это не похоже – вы  так хорошо говорите на здешнем языке, – то, с вашего разрешения, я хочу предупредить вас,
что здесь разумнее совершать молитвы не только в сердце. За последнее время отцы
инквизиции стали еще суровее – они придают очень большое значение внешним обрядам.
Когда мне приходилось сталкиваться со святой инквизицией в Севилье, я видел, как сожгли
одного человека за то, что он пренебрегал обрядами. У вас есть две руки и голова, сеньор, и к
тому же еще колени, которые можно преклонить.
– Простите меня, – ответил Кастелл, – но я думал о другом. В частности, о том, что моя
дочь увезена вашим патроном, маркизом Морелла.
Священник оставил эти слова без ответа и провел их через гостиную в спальню с
высокими окнами, забранными решетками, так что, несмотря на то что комната была
большая и высокая, она чем-то напоминала тюремную камеру. Здесь он оставил гостей,
заявив, что пойдет искать местного лекаря, который к тому же и цирюльник, если только он
не занят «облегчением корабля». Гостям своим он посоветовал снять мокрую одежду и
прилечь отдохнуть.
Какая-то женщина принесла им горячей воды и одежду, чтобы они накинули ее на себя,
пока их платье будет сушиться. Питер и Кастелл разделись, помылись и, совершенно
измученные, свалились на кровати и заснули. Предварительно они вытащили деньги и
засунули их в мешок для продуктов, который Питер спрятал к себе под подушку. Часа через
два их разбудил приход отца Энрике с лекарем-цирюльником. Вместе с ними пришла
служанка с высушенным и вычищенным платьем.
Когда лекарь увидел у Питера на левой стороне шеи и на плече раны, которые
почернели и распухли, он покачал головой и заявил, что только время и покой излечат его и
что Питер, должно быть, родился под счастливой звездой, так как, не будь на нем стального
шлема и кожаной куртки, ему бы не миновать смерти. Поскольку все кости были целы,
лекарю оставалось только помазать рану какой-то мазью, смягчающей боль, и перевязать ее
чистым куском материи. Покончив с этим, лекарь занялся раной на правой руке Кастелла,
промыл ее теплой водой и маслом и перевязал, заявив, что он будет здоров через неделю.
При этом он заметил, что буря, очевидно, была сильнее, чем он предполагал, если она могла
пронзить стрелой мужскую руку. При этих словах священник насторожился.
Кастелл не стал отвечать на это замечание, а вытащил золотой и предложил лекарю,
попросив его достать им, если это возможно, мулов или лошадей. Цирюльник был
чрезвычайно доволен столь крупным для Мотриля вознаграждением. Он обещал, что
повидает их вечером и что если узнает о каких-нибудь лошадях или мулах, то сообщит.
Кроме того, он обещал достать испанского покроя одежду и плащи, поскольку в их одежде
ехать неудобно – она испачкана и окровавлена.
После этого он ушел, и священник последовал за ним, так как ему надо было
проследить за дележом добычи с судна и обеспечить себе свою долю. Добрая служанка
принесла Питеру и Кастеллу суп. Затем они улеглись опять на кроватях и принялись
обсуждать, что им делать дальше.
Кастелл совсем упал духом. Он говорил, что они так же далеки от Маргарет, как и до
сих пор, что она еще раз утеряна ими и находится в руках Морелла, из которых они вряд ли
сумеют вырвать се. К тому же, как видно, ее повезли в Гранаду, город тавров, где
христианские законы и правосудие бессильны.
Выслушав все это, Питер, чье сердце всегда оставалось твердым, заявил:
– Бог обладает такой же властью в Гранаде, как и в Лондоне или на море, где он спас
нас. Я думаю, что у нас есть все основания благодарить его, потому что мы могли погибнуть,
но остались в живых, и потому что Маргарет тоже жива и, можно надеяться, не пострадала.
Кроме того, этот испанский вор, похититель женщин, по всей видимости, довольно странный
человек. Судя по его словам, если в них есть доля правды, хотя он и украл Маргарет, он не
может решиться на насилие над ней, а хочет завоевать ее любовь и согласие, которое, я
думаю, он не скоро получит… К тому же он избегает убийства – ведь он не прикончил нас, хотя спокойно мог это сделать.
– Я знавал таких людей, которые считают одни грехи допустимыми, а другие
смертельными. Это плоды суеверия.
– Тогда мы должны молить бога, чтобы Морелла и впредь оставался суеверен и чтобы
мы как можно скорее оказались в Гранаде. Не забывайте, что там у нас есть друзья и среди
евреев и среди мавров, с которыми вы торговали много лет. Они могут укрыть нас. Так что,
хотя дела и плохи, они могли быть еще хуже.
– Пожалуй, это так, – уже более спокойно согласился Кастелл, – если ее действительно
увезли в Гранаду. Постараемся узнать что-либо об этом у цирюльника и у отца Энрике.
– Я не верю этому священнику: он хитрец и служит маркизу, – отозвался Питер.
Они замолчали – слишком устали оба, да и говорить было больше не о чем, хотя о
многом следовало подумать.
После захода солнца вновь пришел цирюльник и перевязал раны Питеру и Кастеллу.
Он принес с собой испанские костюмы, шляпы и два тяжелых плаща, удобных для
путешествия, – все это они купили у него за хорошую цену. Кроме того, он объявил, что во
дворе стоят два прекрасных мула. Кастелл вышел посмотреть на них. Это оказались две
жалкие клячи, истощенные и слабые, но так как других не было, не оставалось ничего иного,
как вернуться в комнату и обсудить вопрос о цене. Торговались долго, потому что
цирюльник запросил двойную цену. Кастелл заявил, что бедные люди, потерпевшие
кораблекрушение, не могут заплатить такую сумму. В конце концов они договорились на
том, что цирюльник заберет мулов на ночь к себе и накормит их, а утром приведет их вместе
с проводником, который покажет им дорогу в Гранаду. Пока что они заплатили ему только
за одежду.
Кастелл и Питер пытались выудить у цирюльника какие-нибудь сведения о маркизе
Морелла, но, как и отец Энрике, он был хитрец и держал язык за зубами. Он заявил, что
такому маленькому человеку, как он, вредно обсуждать дела больших людей; в Гранаде,
дескать, они все узнают.
Цирюльник ушел, оставив им лекарства, и вскоре после этого явился священник. Он
был в очень хорошем настроении, потому что в виде своей доли от грабежа судна получил
драгоценности, оставленные Питером и Кастеллом в железном ящике. Заметив, как
священник, доставая драгоценности, любовно перебирал их, Кастелл пришел к выводу, что
отец Энрике человек в высшей степени жадный – из тех людей, которые ненавидят бедность
и сделают все на свете ради денег. И когда священник со злобой заговорил о ворах, которые
залезли в корабельный ящик и унесли оттуда почти все золото, Кастелл решил про себя, что
отец Энрике никогда не должен узнать, кто были эти воры, иначе во время их путешествия с
ними может произойти какой-нибудь несчастный случай.
Наконец драгоценности были спрятаны, и священник заявил, что они должны
поужинать вместе с ним, но при этом он добавил, что не может предложить им вина, так как
ему полагается пить только воду. Тогда Кастелл попросил его достать где-нибудь несколько
фляг вина, лучшего, какое можно здесь найти, сказав, что он за него заплатит. Отец Энрике
послал за вином служанку.
Переодевшись в испанское платье и спрятав деньги в два пояса, приобретенные тоже у
цирюльника, они вышли к столу. Ужин состоял из испанского блюда, называемого «олла
подрида» (нечто вроде жирного мяса), хлеба, сыра и фруктов. На столе было также
купленное за их счет вино, очень хорошее и крепкое. Правда, Нитер и Кастелл почти не
пили, опасаясь лихорадки от своих ран, но они усердно угощали отца Энрике. Кончилось
тем, что к концу ужина он забыл о своей хитрости и начал разговаривать свободно. Заметив,
что священник пришел в веселое настроение, Кастелл начал расспрашивать его о маркизе
Морелла, почему у того дом в Гранаде, столице мавританского государства.
– Потому что он наполовину мавр, – ответил священник. – Его отец, говорят, был
принцем Виана, а мать – мавританкой, в ее венах текла королевская кровь.
От нее он и
унаследовал свои богатства, земли и дворец в Гранаде. Он любит там жить. Хотя он и
добрый христианин, однако у него вкусы еретика: подобно маврам, он завел у себя сераль прекрасных женщин. Я знаю это, потому что в Гранаде нет священников и мне приходится
выполнять роль его капеллана. Но, кроме того, он живет в Гранаде еще по другой причине:
он ведь наполовину мавр и является представителем Фердинанда и Изабеллы при дворе
султана Гранады Боабдила. Вы, чужестранцы, должны знать, если еще не знаете, что их
величества давно уже ведут войну с маврами и мечтают захватить остаток их государства так
же, как они уже захватили Малагу, обратить его жителей в христианство и кровью и огнем
очистить его от проклятой ереси.
– Да, – отозвался Кастелл, – мы слышали об этом в Англии. Я ведь купец и веду
торговлю с Гранадой. Я еду туда но делам.
– А по каким делам едет туда сеньора, та, о которой вы говорите, что она ваша дочь? И
что это за историю рассказывали матросы о сражении между «Сан Антонио» и английским
кораблем, который мы видели вчера на взморье? И каким это образом ветер пробил стрелой
вашу руку, друг мой купец? И почему так получилось, что вас обоих оставили на каравелле,
в то время как маркиз и все его люди спаслись?
– Вы задаете много вопросов, святой отец. Питер, наполни стакан преподобного отца.
Он ничего не пьет. Можно подумать, что здесь всегда пост. Ваше здоровье! О, вот хорошо!
Палей, Питер, и передай мне флягу. Вот теперь я отвечу на все ваши вопросы и расскажу о
кораблекрушении.
Тут Кастелл начал бесконечную историю о ветрах, парусах, скалах, падающих мачтах,
об английском корабле, который пытался помочь испанской каравелле, и так продолжалось
до тех пор, пока священник, чей стакан Питер наполнял каждый раз, когда тот
отворачивался, не свалился, заснув.
– А теперь, – шепнул Питер по-английски Кастеллу, – я думаю, нам лучше всего лечь
спать. Мы узнали многое от этого шпиона в рясе – по-моему, он таков – и почти ничего не
рассказали.
Они тихо пробрались в свою комнату, выпили настой, оставленный цирюльником,
помолились каждый по-своему, заперли дверь и прилегли отдохнуть, насколько раны и
тяжелые думы могли позволить им.
Хагард