Рассказ Милосердие

Паромщик смотрел вдаль, где виднелись на фоне голубого безоблачного неба сияющие купола деревенской церквушки. Вокруг было тихо, ни одна птица своим щебетанием не нарушала покой. Речная гладь отражала, словно чистое зеркало, деревья и кустарники. Только легкая рябь от проплывающих возле парома уток смазывала на мгновение четкую картину, отпечатавшуюся на воде. Старичок, убаюканный безмолвием, сидел, прислонившись к столбу.
— Поторопись, Ивашка, — подталкивала бабушка Софья сонного внука.
— Мама, он бежит, как может, успеем, не бойся, — худая женщина средних лет защищала сына, с благодарностью смотревшего на нее.
Паромщик встрепенулся и встал со своего места. Оглядывая с ног до головы женщин в длинных платьях, он приветственно кивнул, а мальцу подмигнул. Роясь в ветхих карманах, нащупал залежавшуюся там карамельку, достал и протянул на шершавой ладони мальчику. Бабушка пригвоздила ребенка взглядом, от чего тот весь скукожился и потупил взгляд. Паромщик растерянно проговорил:
— Доброго утра вам, угостить можно парнишку?
— И вам здравия желаем, не приучайте его к излишествам. Скромности во всем пусть учится с малых лет, — пожилая женщина поправила платок на голове, затянув его потуже, и мельком бросила колкий взгляд на свою дочь и внука, которые молчали.
— Вам на тот берег?
— А куда же еще? Прогуляться мы бы и в другом месте могли. Дело у нас важное, — таинственно ответила она. — Агриппина, помоги Ивашке, а то еще споткнется, упадет. С него станется.
Агриппина, одной рукой придерживала ситцевое платье, цепляющееся за коряги, а другой взяла сына за руку и помогла ему перебраться на паром. Пока вредная бабушка Софья отсчитывала мелочь, завязанную в носовой платок, паромщик сунул мальчику в карман штанов конфетку, заговорщицки улыбнувшись. Ивашка сглотнул от страха, боясь быть наказанным. Но никто не увидел этой передачи.
Мальчик озирался по сторонам: он первый раз переправлялся на другой берег. Было и страшно, и радостно на душе. Ивашка пытался поймать взгляд мамы и бабушки, но те застыли в одной позе, смотря в сторону берега. Восхищение от увиденного сменилось тоской, казалось, что даже вокруг стало вмиг темнее, хотя на небе не было ни облачка. Уткнувшись себе под ноги, он вздыхал, пока паром не приткнулся к берегу.
— Сынок, пойдем, — вырвав из раздумий, зазвучал голос над ухом.
— Спасибо, — бабушка Софья ссыпала в ладонь паромщика несколько мелких монет. — Через два часа будем, дождитесь нас.
— Угу, — промолвил старичок и натянул берет на глаза. — Как раз посплю немного.
До церквушки было недалеко, но детские ножки все время оступались и спотыкались о дорожные камни. Подгоняемый женщинами, Ивашка считал шаги, но постоянно сбивался. Потом он поднял глаза и решил, что с березами будет проще:
— Раз, два, три, четыре…
Он плелся позади, бормоча под нос. Когда количество перечисленных деревьев перешло за сто, мальчик запнулся и остановился. Но у бабушки будто глаза были на затылке. Она вмиг сделала замечание, что Ивашка всех тормозит, а у них важное дело. Какое это дело – мальчику было неизвестно. Что вчера вечером, что сегодня с утра бабушка Софья и мама о чем-то шептались как заговорщики.
— Пришли, смотри, какая красота!
Иван увидел массивные резные двери. Одна створка была чуть приоткрыта, оттуда доносилось пение. Над дверью висела икона. Но самое неизгладимое впечатление произвела на него колокольня. Бабушка сразу ему сказала, что туда пускают только по большим праздникам. Видя, как понравилась внуку церковь, она разрешила осмотреть территорию, а потом зайти внутрь, где они его будут ждать. Баба Софья и Агриппина отстояли службу, написали записки и вышли из церкви. Ванька так и не появился. Они обыскали все вокруг, расспрашивали людей. Женщины пожертвовали нищему немного мелочи и хлеба и узнали от него, что мальчишка ходил возле храма, а потом исчез. Куда он делся, было загадкой.
— Может, он в ближний лесок забрел? — предположила прихожанка.
— Ванечка боится всего, не пошел бы никуда, — с уверенностью заявила Агриппина, с волнением продолжая озираться по сторонам. Она захотела остаться здесь, пока не найдет сына, а матери сказала возвращаться домой, чтобы покормить голодную скотину.
— С ума сошла? Как я тебя тут оставлю, ты в приходе будешь ночевать что ли? Или в деревню к незнакомым людям пойдешь через лесок этот? Ехать не хотел Ванька изначально, назло нам прячется. Увидит, что мы пошли к пристани, за нами побежит, не маленький, чай, — нарочито громко произнесла она.
— Да как я одного его оставлю? А если не побежит за нами, ежели он заплутал где-то или в беду попал? — Агриппина начинала нервничать, от чего голос ее дрожал.
— Не вздумай плакать, дитя под сердцем носишь. Еще чего не хватало – переживать по пустякам. Нам ждать некогда, пусть сам добирается, дорогу запомнил. Урок ему будет.
Нищий смотрел на них задумчиво и поглаживал свою седую бороду. Он видел, как разрывается сердце матери за сына, но вмешиваться не стал. Бабушка Софья размашистым шагом направилась к пристани. Агриппина шла следом, постоянно оборачиваясь в надежде, что сын выбежит из укрытия и догонит их. Но ничьих шагов не слышалось. Уже стоя возле парома, она предприняла попытку уговорить снова Софью Макаровну остаться и подождать. Паромщик тоже удивился, как они обратно без мальчонки решили вернуться.
— Ослушался, пусть несет наказание. Мужчина растет, а не нюня какая.
— Мама, зачем ты так. А вдруг он испугался чего-то?
— Мог бы в церковь зайти! На что голова ему?
— Переправлять? — спросил паромщик с сомнением.
— Ивашка! — изо всех сил крикнула Агриппина, сложив руки возле рта.
— Ты что творишь? Надорвешь живот, опять не доносишь ребенка! — пригрозила ей мать.
Агриппина расплакалась, опустив руки. Паромщик с сожалением смотрел на женщину. Ему очень хотелось ей помочь. Он переправил их на тот берег и долго смотрел на всхлипывающую Агриппину. Махнув на все рукой, поплыл обратно к церквушке, проклиная черствую бабку Софью, скупую и на деньги, и на чувства даже к родной дочери и внуку.
Оставив свою вахту, старичок шагнул на берег и быстро зашагал по дороге, кликая пропавшего ребенка. Паромщик знал все укромные уголки на этом берегу, благодаря проведенному здесь детству. Поздоровавшись с Сергеем, бездомным, сидевшим возле церкви, паромщик расспросил его о мальчике. Оказалось, что тот уж очень интересовался колокольней.
— Я пока ему рассказывал, он сидел со мной рядом, даже карамелькой угостил. Люди думали, будто он сирота, денег больше меня насобирал. У мальца такое жалостливое лицо. Видно, бабка его затюкала.
— Карамелькой, говоришь… — паромщик покачал головой. — Ты мамке это рассказал?
— Зачем? Еще потом меня ругали бы, — Сергей запахнулся поплотнее, чтобы согреться.
— Колокольня, говоришь.
— Ага, поднимись, там замок навесной не защелкивается.
— Ты про замок мальчонке обмолвился?
— Может, случайно, — с хитрым прищуром ответил бездомный.
Паромщик поднялся на колокольню, где Ивашка сидел на деревянном настиле, прислонившись к стойке от колокола. Мальчик дремал, вздрагивая и улыбаясь безмятежно, будто его качало на волнах.
— Ивашка, просыпайся, — он тронул легонько мальчика за плечо. Тот распахнул глаза и непонимающе смотрел по сторонам. Увидев паромщика, мальчик испуганно сжался.
— Ой, бабушка заругает, — видимо, вспомнив, что так и не зашел в церковь, он накуксился.
— Не боись, прорвемся, малой. Давай, спускайся за мной, домчу тебя до берега.
— А бабушка с мамой? Как же они? Один не поплыву, — заупрямился он.
— Они дома тебя ждут, еду готовят, как придешь, как умнешь за обе щеки супа или картошки! — расписывал паромщик, подбадривая мальчугана. А потом достал из кармана еще одну карамельку и вручил удивленному Ваньке. — Ты только сам съешь, я никому не скажу.
Иван развернул конфетку и с наслаждением рассасывал ее. Лицо его озарилось на мгновение, а потом будто тучей затянуло. Конечно, он понял, что дядька пытается успокоить его. Тяжело вздохнув, спустился вслед за паромщиком и направился к пристани. Всю дорогу как воды в рот набрал. Только после переправы пожал крепко руку, будто взрослый, и такими грустными глазами посмотрел, что паромщика дрожь пробрала.
«— Ох, влетит ему от бабки, как пить дать», — подумал паромщик, провожая малого взглядом. Но он надеялся, что мамка отстоит своего сына и не позволит Софье наказывать ребенка за такую нелепую провинность.
Когда в следующий раз паромщик встретил спасенного, тот уже не был похож на забитого мальчика. Подбежав к пристани, он громко кричал и махал приветственно рукой, пока паромщик не приблизился к берегу.
— Ивашка, да ты уже богатырь! Как вырос сильно!
— Дядя, принес вам подарок от мамки, все некогда было! — он передал паромщику завернутые в полотенце пироги. — Благодарна она, да и я тоже.
— Да, будет. Главное, благополучно все. Как твое возвращение восприняли тогда? Мамка защищала?
— Еще как, только рассорилась она с бабой Софьей. В обиду больше меня не дает. И я мамку в обиду не дам. Мы с ней горой друг за друга.
— Вот и славно, но бабушку тоже простите. Не со зла она за вас так ратовала: любит ведь. А любовь все по-разному проявляют. Будь здоров, Ваня.
— Спасибо, дядя, еще увидимся! — он улыбнулся и побежал в сторону дома. А паромщик долго смотрел ему вслед и радовался, что в мальчике проснулся мужчина.