За горизонтом

В очередной раз разглядывая фотографии в интернете, его внимание привлекла одна "милая" парочка.

По всей видимости, это были мать с дочерью, - почему он так решил?..

Да как две капли воды. Но не в том отношении внешнего сходства. Эта схожесть была иного характера, именно, та отличительная, едва заметна, внешняя черта, которая его так раздражала.

От этого у него выступала сыпь на коже, и внутри, мигом загорался какой-то зверский огонек. Именно - огонек, а не пламя, - потому что ПЛАМЯ - это не о нем, этим словом принято характеризовать нечто более великое, или может быть даже величественное, но в его случае - это был, всего лишь, хоть довольно яркий и дерзкий по своему характеру, но весьма жалкий и никчемный, по своей натуре, огонек - такая искра могла бы мелькнуть, разве что во взгляде вечно притесняемого шакала, или шныряющей, весь свой недолгий век по помойкам, крысы. Так вот - этот самый огонек и вспыхнул сейчас внутри его тщедушного тельца.

Две мерзкие суки, подумал он. Две мерзкие отвратительные твари, я выведу вас на чистую воду, су-ууууки! Вам не посчастливится при встречи со мной.

Только он не знал еще с кого ему лучше всего начать - с отвратительно алчной, и уже до мозга костей прогнившей, своей мерзостью, мамаши, или же, с, еще не такой прожженной, но с явными задатками своей матери, - мелкой сыкухи... Кто первой подвернется под руку - той первой и не посчастливится, - решил он.

Подолгу выслеживать, кружить, выуживать, - это было не в его характере.

Ему больше нравилось - здесь и сейчас, все и сразу... Но так как он был одним из представителей, той самой породы - мелких, трусливых тварей, то все же предпочитал, для начала, хотя бы немного оглядеться.

Да, это был его не первый раз. И разжигаемая от безнаказанности, и без того гнетущая, как назойливая муха - которая все жужжит и жужжит у тебя внутри не переставая, - и эти жадные, невыносимые вибрации разносятся по всему телу, они проникают в мозг, и уже там начинают сверлить и буравить тебя изнутри, - голова словно в огне и в тумане одновременно - тебе тяжело думать, соображать, сложно в принципе что-то осознавать.

Когда-то это было только в моменте - то есть, он до последнего сохранял хладнокровие, и разум его был ясен и не замутнен. О, да, полон желания, но тревога заставляла его быть холодным, рассудительным (насколько это было возможно), и по возможности бдительным.

Найти место их проживания для него не составило труда, город он знал, как свои шесть пальцев, да, - у него их было шесть, и это наверное единственная черта, которой он отличался от всех прочих обывателей, если конечно же не считать той болезненной тяги, влечения к преступлению, которая родилась вместе с ним, а может быть даже и раньше его самого.

Раньше все было намного проще, а сейчас все эти домофоны, замки, заборы, вездесущие камеры наблюдения... и прочая дребедень, которая все только усложняла, и не только ему одному... Но всегда найдется тот, кто откроет, тот, кто никогда не скажет лишнего слова, не задаст лишних вопросов, будет идти и напряженно соображать, может быть даже молиться - чтобы это был только ни он сам, кто-нибудь другой - пусть, но только не с ним.

Он зашел в подъезд, и спрятался под лестницей. Затаился как мышь, или скорее - крыса. Но так или иначе, - он хотел различать звук шагов своих избранниц от всех прочих.

Теперь он точно знал когда они возвращаются или уходят, вдвоем, или по одиночке; с кем они живут - есть ли у них в квартире еще кто-нибудь помимо их самих - мужчины, домашние животные, которых нужно выгуливать, или животные мужского пола в человеческом обличии - которые, по их глубокому убеждению - прочим животным и в подметки не годятся. И выгуливать их вовсе не обязательно, - пусть преспокойно себе смотрят по телевизору свой футбол, или играют в компьютерные игры, или что там они еще делаю... А что именно они делают, женщины всегда знают об этом наверняка, даже если и делают вид, что ни в зуб ногой, и это их, якобы, совершенно не касается - типа, они не лезут в мужские дела... Но мы то с вами все прекрасно понимаем - где какая собака порылась..! Конечно это хорошо, когда он на виду, всегда можно кому-то попилить или вынести мозг. Но иногда крайне важно, чтобы этой твари не было дома, чтобы у него была какая-то внешняя увлеченность - тогда точно знаешь, что он куда-то может свалить, и точно знаешь куда и на сколько. Да и лишний повод присунуть ему в мозг свой воображаемый хер, которого у тебя никогда не было, да и не будет, но зато ты можешь вообразить его насколько угодно большим и мощным, и при любом удобном случае долбить им своего покорного, молчаливого, возлюбленного избранника.

Он сидел в своем укромном уголку и ждал. Не смотря на все свое, возрастающее желание, - времени у него все же было предостаточно.

Это шаркала, едва ковыляя, какая-то старуха - и почему им не ездиться на лифте, ведь им, как никому нужен лифт, в их то возрасте - может быть им доктор прописал пешие прогулки по лестницам... А вот шустрый подросток, эти точно любят лифты, и не выносят лишних бессмысленных движений вверх-вниз, а только вперед-назад, если повезет, конечно, хахах.

И вдруг он подумал, а почему его избранницы не должны ездить на лифтах, как все прочие, - и не долго раздумывая, сам себе ответил на свой же собственный вопрос - они живут на нижних этажах, продукты доставляет в дом покорная служанка, с вялым подобием яиц между ног. Хотя торопиться некуда - можно и на лифте, но опят же - возраст... Это же будущие шаркающие старухи, и им нужно понемногу привыкать к движению, хахах.

Но вот и они, те самые заветные шаги. Он запомнил их с первого раза, и никогда бы не забыл. Он мог бы различить их и во тьме, с закрытыми гласами, в абсолютном мраке, и даже среди многочисленного гула прочих шагов, даже если бы они заглушали, перекрывая собой нужные ему шагающие звуки.

Она шла размеренно и твердо - уверенно, даже несколько вызывающе, хоть и немного уставши, нет, эта усталость не от облагораживающего ежедневного труда, после рабочего дня или недели, и эта даже усталость не от прожитых ею долгих, но таких, кажущихся ей, ненасыщенных приключениями лет.. Это именно были шаги суки, мерзкой, грязной, лживой, старой похотливой СУКИ!

Это старуха, мать, и она едва передвигает своими копытами, которые при любом удобном случае готовы раздвинуться в разные стороны, без какого-либо принуждения... Но ему так не надо, - ему нужен, именно страх; возмездие, правосудие.

Да, жалкий и дикий страх от непонимания - их просто выебут, или им придется долго мучится, когда он сделает свое дело и решит от нее избавиться... Будет он убивать ее медленно и мучительно, или все случится быстро и безболезненно. Но ведь обязательно случится, а если это так, то какая разница, если он все равно ее убьет, то какая разница как именно. Женщинам это не важно - им главное результат; конечный результат, а не исходная точка.

Он предпочитал мучать своих жертв; и называть он их любил - "Избранницами". Он сам про себя так и говорил о каждой из них: - Моя избранница.

Ну или - мерзкая тварь, мразь, шлюха... Это смотря какое у его было настроение. Да, иногда и он был романтик, и он не был лишен этих прекрасных, возвышенных чувств к слабому полу, чувств, которые так старательно внушаются несчастным, глупым мужчинам, чуть ли не с пеленок, чуть ли не с самого их зачатия. Когда ты, еще будучи сперматозоидом, плывешь в сторону своей избранницы - чей-то утвердительный голос вторит тебе в след: "Не забудь, - будь милым! Все женщины это принцессы, и они никогда не срут говном. Говно - это только ты. Всегда помни, и не забывай об этом, жалкое, покорное, забитое чмо."


***

Где та, вторая шлюха, та, что помладше. Он дождется ее... Так будет больнее, гораздо больнее. Настолько больно, что эта старая тварь сама пожелает сдохнуть.

И когда, в следующий раз, он придет уже за ней - она будет легкой добычей.

Шаги удалились, он слышал как отворили замок - несколько поворотов ключа. И затем все в обратном порядке - дверь захлопнулась, и ключ вновь повернули дважды, но уже в обратную сторону.

Когда подошло время появиться той, в ожидании которой он затаился и провел здесь долгие часы ожиданий - его спина и задница изрядно затекли, ног он почти уже не чувствовал. В его укрытии было прохладно, и он переживал - как бы на завтра у него не поднялась температура - не хотелось бы глотать таблетки, - он не был сторонником "химии", предпочитая ей, более действенные средства "народной медицины" - отвары, компрессы - горячее вовнутрь и снаружи. Ароматное и бодрящее, горькое и жгучее - все годилось, если шло на пользу и не было связано с традиционной медициной.

Послышались долгожданные шаги. И еще одна пара ног сопровождала их. Этим шагам обеих пар ног сопутствовали смешки и хихиканье. Шаги замерли неподалеку от того места, где он притаился, - слышалось возбужденное дыхание и сопение... Потом опять смешки, вульгарные фразы, и вновь сопение.

Она не одна. Эта шлюха вся в свою мамашу - такая же грязная потаскуху. Ну ладно, видимо не сегодня. Или придется расправиться с ними обоими.

Он больше не мог выносить этого сопения и чавканья, словно голодные дворовые псы высасывают последнее из брошенных им уже изрядно обглоданных костей.

Он вышел из своего укрытия и направился в сторону страстно обжимающейся парочки. Прошел мимо, покосился, оценивая ситуацию.

Затем, пройдя еще один пролет, развернулся и направился обратно, попутно вытаскивая из глубокого кармана своего пальто длинную наостро заточенную спицу.

Это был крепкий стальной прут, - с одного конца тщательно обмотанный изолентой, а на другом его конце ярко блеснул бледный луч - то ли отблеск от электрического света фонарного столба, то ли бледный луч луны так заигрался, что решил сам опробовать насколько остро заточен наконечник каленной стали.

Не долго думая, темная фигура в длинном пальто из шерсти, коротко, но резко и с силой взмахнула рукой, и обращенная к нему спина вначале почувствовала что-то вроде укола, затем жгучую боль. И короткое сдавленное: - А-аа! - это все, чем она смогла наполнить пустое пространство лестничной клетки, затем обмякла, и теряя сознание повалилась вперед на свою спутницу, придавливая ту к стене своим весом.

Резким обратным движением спица была извлечена из обессиленной худосочной тушки.

Что в этот момент творилось в голове молодой девушки... Возможно она была поражена подобному страстному напору со стороны ее спутника, ведь он стал валить ее на землю, прижимая к стене, и все это при посторонних - пикантная ситуации придавала еще больше огонька, и ее мозг зашкаливал в облаках густеющего тумана желания и похоти.

Фигура в плаще оттолкнула в сторону недвижимую бесполезную тушку, схватила крепкой хваткой горло девушки и потащила ее за собой в более укромное местечко.

Притащив девушку под лестницу, за которой сам скрывался все это время, он повалил ее на пол, перед этим отчетливо велев ей помалкивать, если она желает воротиться домой живой и невредимой. Девушка повиновалась, не издав ни звука.

Он раздвинул своими коленями ее бедра, - он уже заранее нащупал, что под короткой юбкой ничего нет, а даже если бы и было - это никак не могло бы ему помешать, он бы запросто сорвал с нее все то, что там было бы надето, или попросту сдвинул бы в сторону ее трусы.

Но сейчас там не было ничего, кроме влажной, горячей дырки, которую он с удовольствием массировал своими жадными пальцами, шипя ей на ухо, чтобы она помалкивала, и чтобы не смела даже пискнуть. Он усердно массировал ее промежность, ощущая в это же время, как его орган наливается кровью, если на ней не было трусов, то на нем, под этим пальто, тоже не было ничего, кроме голого причиндала, набухшего и торчащего, как огромная палка.

Он сделал с ней все, что хотел, и она не издала ни звука, прикусывая губу до крови, но не смея ни пошевелиться лишний раз, ни пискнуть.

Когда он закончил, - он провел своей ладонью по ее телу - по груди, животу... Затем провел пальцами по ее лицу, оставляя на нем свою ладонь, он вытащил из-под пальто все тот же заостренный прут и со всего размаха воткнул заостренный его конец в один из ее, заботливо им закрытых, глаз.


***

Все закончилось довольно быстро, - так легко и быстро, что он сам этого не ожидал.

Выбравшись из-под лестницы, он взглянул на тело у стены. Оно привалилось, как нельзя лучше - словно очередной забулдыга или наркоман спокойно себе прикорнул в тихом, теплом уголку.

Дверь была заперта. Он это помнил еще с тех пор, когда сидел под той чертовой лестницей. Звонить или стучать?.. Он любил пускать в ход свои похотливые руки, и в этот раз - сжав пальцы в кулак, он отчаянно загромыхал по двери, даже не опасаясь привлечь внимание соседей, - видимо произошедшее немного опьянило его, лишив последней капли рассудка, если оно там еще оставалось.

За дверью послышалось движение. Он прикрыл ладонью дверной глазок. Женский голос... "Голос потаскухи!.." Робко и надрывно спросил кто там. Ей никто не ответил, а вместо этого, вновь загромыхал по двери кулаком...

Зачем она это сделала - повернув замок дважды, женщина распахнула дверь перед самим лицом своей собственной смерти.

Сколько он еще будет оставаться безнаказанным... Он этого и сам не знал. Запахнувшись в полог пальто, низко опустив голову, он шел по улицам города, не опасаясь быть кем-либо замеченным или узнанным, не страшась окружающих взглядов тех редких прохожих, из которых - любой из них, мог в любую минуту, вытянув в его сторону свою руку, и указывая на него своим пальцем, громко прокричать: - Убийца!.. - Держите извращенца и убийцу! - Хватайте этого маньяка! - На его руках кровь (пока что только) десятка ни в чем неповинных жертв... На его губах слюна женщины и девушки... Его пальцы еще сохраняют на себе запах и влагу их изувеченных промежностей. Хватайте его!..

Но никто ничего не сказал. Никто даже косо не взглянул в его сторону.

Каждый, кто попадался ему на пути, молча и безучастно проходил мимо; и казалось, - не обращая на него ни малейшего внимания. - Да всем просто посрать! - Я могу изувечить половину этого города, и никто даже этого не заметит! - Я могу войти в дом каждого из них, и никто не скажет мне и слова вопреки! Потому что я так хочу! Потому что - Я желаю этого!..

Фигура в темном кашемировом пальто удалялась, постепенно превращаясь в далекую темную точку.

И наконец - и это черное пятно плавно, бесследно скрылось за горизонтом.