Имена года

Январь, 2017, деепричастие, сапфировый, тишина [такая, будто пальцами уши заткнула, и слышу, как кровь во мне ходит], замкнутость

Если я не смогла, то тебе и пытаться нечего –
Многовато в тебе теплолюбивого, человечьего,
Ты совсем не знаком с холодной подводной вечностью –
Будешь молча долбиться головою об лед.
Ты не знаешь, что делать с течениями и предтечами,
Не умеешь общаться посредством подземных вод.

Тебе все бы частями зрения, запаха, слуха, речи,
Тебе все бы звонки, разговоры, встречи.
А я здесь – подо льдом, и время меня не лечит.
И проклятье мое само собой не пройдет.
Уходи. Нам когда-нибудь непременно да станет легче.
Может, даже и через год.



Февраль, 2015, причастие, антрацитовый, звук дождя, сожаление

В феврале небо ревело школьницей,
Обжигая новорожденный снег.
За окном дома, отраженного в луже,
Заваривал ненастоящий кофе
Когда-то мечтавший стать лучше,
Ныне заканчивающийся человек.
Он думал, глядя на дождь за окном,
Смакуя псевдокофейный вкус:
«Дождь – это вода, он не станет вином.
И я тоже вода. Правда, вот у меня голова,
Вот кофейная кружка, ее держит рука.
Может, я повелитель кухонных мух
И смотритель невидимого маяка?»
Безумен человек, с ума сошел февраль.
Тот с горя веселится как дитя,
А этот возомнил себя апрелем,
И не поплакать, не достать чернил, как встарь,
И за окном аптеки нет и даже фонаря,
Ни шепота, ни соловьиной трели
Не слышно. Лишь о полотна крыш
Осадки барабанят оголтело,
И все одно – молчишь ты иль кричишь,
Покоится или танцует твое тело.
Безумный человек рвет книги на клочки,
И Блок, и Фет, и Пастернак летят в окно,
Поэзию несет к земле февральский дождь,
За ними вслед летят для чтения очки,
Теперь не почитает – ну и что ж?
Что только не творит безумец в этот шторм –
Он даже сам с собой общался стуком –
На все ему ответом сырая пустота.
За ночь земную он нарушил сотню норм –
И нет ни жалости, ни смеха, ни стыда.
Сплошная тишина, отчаянье и мука.
Схватив пальто, бежит в одном носке
И в тапочках домашних он наружу.
Должна же быть аптека где-то здесь?
И почему, в конце концов, тут так темно?
Февраль так сыр, а человек простужен,
И разум на исходе у него,
Он, в принципе, всегда был с ним не дружен.
Но дождь февральский свел совсем к нулю
Его попытки жить в гармонии с природой –
Как старому с пробоинами кораблю
Быть на плаву в такую непогоду?
Он в забытьи брел в тапках по дворам,
И, наконец, наткнулся на аптеку.
Дождь смыл с его планеты сушу,
И превратил в сплошной безумный океан.
У фармацевта он просил таблеток,
Пилюль, сиропа от тоски и скуки,
Совал в окошко мокрые монеты,
Показывал свои немолодые руки:
«Ну, расскажи, аптекарь, расскажи,
Там есть ли линия моей души?»
Утих февральский ливень. Человек
Купил гематоген и аскорбинки,
И по пути до дома их скормил
Поштучно каждой встреченной им луже,
Чтоб был здоров февраль, дождей не лил.
И чтобы никому не стало хуже.




Март, 2013, наречие, смурый, весенний птичий щебет, грусть

Ежегодно приходит весна, в которой мы с тобой не знакомы.
Много солнца, промокших ног и неутешительной красоты.
Изгибом скулы, подбородком, контуром губ, изломом
Бровей – эта улица даже гравием под ногами – вылитый ты.
Просто снова весна, а мы по-прежнему не знакомы.
Прохожему каждому солнце ставит диагноз – смертельно живой.
Во дворах много пьяных, детей, стариков – да, в общем-то, всех, кроме
[Нет нигде ни в апреле, ни в мае в этом городе] нас с тобой.




Апрель, 2011, частица, льняной, хлопают оконные створки на сквозняке, обида

Нет виноватых,
нет опечаленных.
Брожение вин и холода в пальцах.
Ухожу добровольно в изгнанье.
Не специально –
нечаянно
пульс стал чаще обычного,
теплом зазвучав сдавленным.
Я иголкой ключи скрипичные
рисую на веках затравленных.

Я рисую свое стремление
раствориться в твоем скрежете.
Но мое неумение
рассказать
тебе
оставляет бреши,
продуваемые пустоши
территориально в области
бьющихся в отчаянии
от одиночества душ.

Бьющихся со стенами,
с землею и воздухом,
бьющихся рефренно,
бьющихся, как стекла,
слышимых как-то наискось,
понятых не до предела.
Опять
у меня
не сбылось.
И это
уже 
не твое дело.



Май, 2020, имя существительное, спаржевый, гудит аэроплан, предпрощение

Хочется счастья – самых простых вещей:
Ясности, недвусмысленности, прямоты,
Чтобы в мае лес становился все зеленей,
Чтобы дни продолжались, как водится, до темноты.

Чтобы время перестало нестись внахлест,
Где в прорехах находит на камень сталь:
Прошлое компульсивно кусает себя за хвост,
И никак не заканчивается февраль.

Столько весен подряд – тщетная боль и хронь,
Беспрестанный прыжок в холодную воду с моста.
Ты во мне звучишь песнею с детства знакомой, разве что – в рассинхрон.
Ты во мне продолжаешься как самая саднящая пустота.

Мне бы только знать, что все с тобой хорошо,
Что живешь без надрыва, не из последних сил.
Ты бы, мой родной, что ли взял да и снизошел.
И со мною прямо поговорил.



Июнь, 2022, местоимение, миртовый, звук моторной лодки вдали, принятие

Сиди. Смотри в цветы. Не думай ни о чем.
Гляди, какая неизбывность жизни.
И кто бы завтра ни был палачом,
Он с плахой венчан – значит, тоже обречен,
И потому заслуживает тризны.

Где голоса одних оборвались, уже звучат иные песни,
Ни на мгновенье не смолкает мир.
Кто был вчера разбит, сегодня пьян и весел,
Кто лгал – теперь отважился на честность,
Хранитель тишины – заговорил.

Кто жив вчера был – упокоился, остыл,
Не передаст оставшимся привет из темноты.
Светило солнце, позже дождик лил,
А ночью холод никого не пощадил.
Но вновь летают бабочки, опять цветут цветы.



Июль, 2016, предлог, сизый, шум прибоя, отчаяние

Отчаянно плывет навстречу небу синий кит,
И хвост, и плавники, и голову, вжимая в свой живот,
От этой глади, ряби, рыбы, волн его тошнит,
Он хочет выскользнуть из океанских вод.

Однажды с приливом киты выходят на берег,
В своих песнях они небеса называют Богом.
Они лежат на песке, закутавшись в страх и трепет,
К утру понимают, что не отрастают ноги.
По всем прибрежным разносится поселеньям
Китовым эхом угрюмый подводный грохот.

Вдоль пенного кружева вод покоятся самоубийцы.
Тревожные чайки мешают им жизнь выдыхать.
Меж ними у кромки земли так хочется примоститься
И умирать.



Август, 2019, междометие, мандариновый, звук захлопывающейся двери, освобождение

Запей кусочек неба
Молоком талой воды
И не возвращайся.
Бесследность –
Нет следов борьбы,
Только недопитый чай.
Словно неожиданно
Чашку на стол,
Вскочила,
Шляпу с тумбочки,
Выбежала,
Дверь неплотно,
И ключи под ковриком
Оставила.
До первого на лифте
Кого-то проводила,
Теплом дыхнула в щеку,
А потом «ой, да бог с ними всеми,
Я с тобой, подожди».
В сандалиях летних
И в платье мандариновом
Ходишь по обочинам,
Машешь ладошкой
Пролетающим рыбам,
Шляпу придерживаешь
От ветра, а он – ветер –
Свою – шляпу – лапой
Мохнатой и невидимой
Придерживает от тебя.
Бабочки на цветах
У обочины
И шмели.



Сентябрь, 2018, союз, ладанный, звуки метро, обновление

Внезапная беззащитность ушей,
Когда обрезаешь волосы,
В которых пряталась долгие годы.
Когда вынимаешь все колечки
Из мочек и хрящей,
И выбрасываешь их с балкона
В пять утра в дождь.
Затем в ладонь складываешь сгустки
Мокрого предрассветного неба
И умываешься.
А утром в метро уши стыдливо
Держат наушники
И краснеют от собственной наготы.



Октябрь, 2014, глагол, шафрановый, звук работы стиральной машины, злость

Проще всего постигать дзен-буддизм в одиночестве на фоне осенних пейзажей,
А ты постигни его в тесном прокуренном пабе без окон и без рубля в кармане.
Закажи виски, коктейли, снедь. Но ты не кричишь с порога, что ты при money,
Поэтому доходчиво объясни официанту, что вовсе не собирался его обманывать.
И попробуй после этой тирады не быть побитым или похороненным там же заживо.

Тибетским монахам определенно легче сохранять спокойствие тела и духа –
При храме нет ни женщин, ни баров, ни супермаркетов и делить там нечего.
Достаточно хранить тишину, которой хватает на всех и на рассвете, и вечером
И просто быть сердцем Будды [левой ногой его, храпом, желчью, печенью –
Нужное подчеркнуть – священной ноздрей, третьим глазом, четвертым ухом].

Постигай дзен-буддизм с банкой пива на лавочке у подъезда,
Постигай, нависая над чьим-то айфоном в метро переполненном,
Постигай в очереди у дантиста с пульсирующей от боли челюстью,
Постигай на свадьбах, похоронах, именинах, по субботам и пятницам,
Постигай в гостях у родителей, где телевизор не выключается,
Рассказывай, как дела и здоровье, а нет, подожди, там известия начинаются.
Постигай, уходя от них и думая об инфляции и безработице,
О том, что у мамы панкреатит и ей сапоги нужны новые,
О пухнущих с голоду детях солнечной Африки,
О папиной утомляемости и повышенном сахаре,
О войнах, терактах, санкциях, сбитых боингах.
Постигай дзен-буддизм в пробках и зонах турбулентности,
Постигай во время ссор, разрывов, разводов с любимыми,
Постигай дзен-буддизм повсюду и безостановочно.
Постирай дзен-буддизм в машинке, обязательно на деликатном,
С ленором, и он останется ароматным и незапятнанным.
И не забудь сообщить всему миру, что тебя ничего не трогает.

Ты большая дзен-рыба и живешь в океане спокойствия,
Безмятежность в каждой твоей чешуйке светится,
Что бы тут ни случилось, планета вертится.
И любое добро, что тут есть, тебе свыше ниспослано,
Как и зло [сплюнь и постучи три раза пО столу,
Не дай Господь/Бодхисаттва/Архангелы и Апостолы].
Карма настигла рыб, что были безжалостно сожраны,
Ты большая дзен-рыба, тебя это все не касается.
Ты полна тишины и не знаешь ответов на все вопросы,
Потому что вопросы тут задавать не полагается.



Ноябрь, 2021, имя прилагательное, кварцевый, вороний грай, покой

На фоне блеклого неба на исходе года [на исходе мира] виднеется каждый огрех человечества.
Глаз спотыкается обо все – ибо все контрастно на фоне серой пелены ноября.
Каждая заблудшая ворона режет небо уголком лезвия, каждое строение тенью ложится на невидимую за облаками вселенную.

Видеть асимметрию в самом, на первый взгляд, симметричном, уродство – в прекрасном, прекрасное – в уродливом.
Находиться ежесекундно в пограничье между рациональным и иррациональным, осмысленным и лишенным логики.
Присутствовать в каждом встречном и отсутствовать повсюду.
Чувствовать радость и боль бытия, нелепость любого праздника и его необходимость – пировать во время многовековой чумы.
Жить из последних сил, жить наружу мясом, жить, готовясь к смерти всегда и везде.
Возрадоваться жизни новым утром. Оплакать мир на закате. Во имя смены ритмов, во имя собственного пульса, во имя всего во всем.
Во имя блеклого неба ноября.



Декабрь, 2012, имя числительное, графитовый, звуки дорожной пробки, напряжение

Замирает Москва в нетерпении пробками, светофорами.
От метро пешком холодно – я поеду на траллике.
Хочется в трубку выдохнуть: «Я люблю тебя. Буду скоро».
Только я опять не успею к тебе, я опять к тебе опоздаю.

У меня в ушах музыка, но я ступнями чувствую лязг
И скрежет металлического облачения мегаполиса,
И обещаю себе [и тебе] в тысячу тысячный раз,
Что однажды мы соберем свои книги и уедем на поезде

Навсегда из этого места. К сожалению, ехать сегодня некуда.
Мы не скоро купим свой дом у озера, ундервуд и спиннинг,
Чтобы пойманной к ужину рыбой клясться в верности,
И уже никуда не бежать, а жить в до нас рассчитанном ритме.

На работе не сходится дебет с кредитом и закончились скрепки.
Это все, что могу я сказать о сегодняшнем дне. Я устала.
Ты меня ожидаешь улыбчивой девочкой-немалолеткой,
А я приезжаю бледной, с провалами вместо глаз и старой,

Как все в этом городе; стеклянной перегоревшей лампочкой.
И даже жэк не виновен, если ломается часть населения.
Кто знает, быть может, и нас подключат к электростанциям,
Захлопнув последние двери к спасению – сновидения.

И будем мы вечно бегущими, как этот светящийся город…
Но ныне нам нужно поспать. Увидимся на выходных?
Не то, что по средам тебя не люблю… Но пусть останется повод
Знать тебя беззаботным, воскресным, утренним и молодым.

Это страшно звучит, ты живой, и не стоит откладывать
Тебя на потом. Жизнь не станет ждать лучших времен, это бред.
На часах только двадцать четыре, и мы регулярно выкраиваем
На досуг и родных, на любовь или сон, и в итоге опаздываем к себе.

И как не расписывай циферблаты дней, не выстраивай графики,
В них нет места случайным встречам, апатии и усталости,
И обидней всего, что минутная движется, а я зависаю в траффике.
Я хочу быть с тобой, но, когда я приеду, меня уже не останется.

Я боюсь, что к моменту, когда мы с тобой заработаем кучу денег,
Дом у озера будет не нужен – нам уже ничего не захочется.
Может, стоит уехать сегодня? Может, зря утекает время,
Постепенно нас погружая в металлическое одиночество?