Знаете, мэтр доктор...

       — Знаете, мэтр доктор, что удивительно? Никогда у вас не слышала музыки, и тем не менее вечером хочется пойти в "Змейку", а не в "Милоян", не в "Бирунду", не в "Пайтити"*, где и певцы, и другие артисты...
       — Ну, на танцы-то, — вставляю я, — ты бегаешь отсюда в "Бирунду".
       — Это не считается. — Маша улыбается. — Я сказала Ригу правду.
       "Убитики" (Маша продолжает серию) триумфально шествуют по Европе и Азии, — мы празднуем очередную награду, — из Сингапура или из Вьетнама, — полученную Машей.
       Пьём вино из Индокитая — на удивление превосходное.
       Док поворачивается в сторону тенёт с возгласом: "Гитару мне!" — и вдруг во всей "Змейке" устанавливается спаянная, блестящая, вкуснейшая тишина. Завсегдатаи знают: если Аригателло поёт, а поёт он редко, редко... это надо слышать.
       Из тенёт выносят гитару — уже в пути она ароматно звенит.
      Сначала док слушает её (кажется, она настраивается сама, ничего подкручивать не надо), потом он играет мелодию: одними аккордами, но нет, и отдельные ноты звучат, и вдруг — потрясающие глиссандо, от которых фонтан тишины в ресторанчике, разрастаясь, цветёт. Док запевает: "Vuelvo al Sur..." Голос у него глубокий и мужественный, грубоват — от избытка чуткости... Мы с Машей опешиваем. От голоса (от его красоты), от манеры исполнения (как если бы всадник не на лошади, а по-над лошадью ехал. Голос по-над музыкой)... Закончив петь, док продолжает играть, — мелодия не хочет с ним расставаться, он не хочет с ней расставаться, но пора.
       — Док, мы — твои ноги**, — говорит Маша. В глазах её стоят слёзы.
       — Левая и правая, — подтверждаю я.
       — В главном соборе можно приобрести мою пластинку... Я всё реже пою, петь — больно... Потому что слишком сладко.
       Я наливаю ему полный бокал полуостровного.
       — Как французское... — резюмирует обонятельные, вкусовые и снова обонятельные ощущения док. — Чем-то неуловимо лучше.
       Маша такого же мнения о напитке.
       — Ты же не по Югу тоскуешь, Риг?
       — По Югу. Но останусь здесь... там всё не так теперь.
       Маша кивает. Там в самом деле всё не так. Взять стиль пересвет: так стали называть манеру писать а ля Маша. Обилие чередующихся контрастов и оттенков, в жанре пейзажа или портрета. "Зачем, спрашивается, я превращала в картины (ну, хорошо, не в картины, — в большую раскрашенную графику) "Лао-цзы...", "Гору...", часть "Убитиков" (а последних ещё и варьировала, если не копировала, чтобы весь мир их мог увидеть)? Стиль ничего не значит без духа, а дух задаёт тема, разряд внутри контраста... Без такого разряда пересвет — это челубей, лжевосток".
       Мы веселеем, переходя к четвёртой бутыли.
       — Для кого я буду ловить спраша, — спрашивает док, — когда ты уедешь?
       — Я?! Куда?! Зачем?
       — На Юг и в свои Парижи, Будапешты, Римы...
       — Никуда я не уеду. — Маша почти возмущена. — Ты же видишь: мне всё, что я должна миру, — дала, даёт гора. Ты так и не съел "Гору...". Какой ты док, если не едок?
       Мы хохочем. Риг берётся за гитару. Что-то он споёт сейчас... Но она поёт сама.


       Сентябрь 2024 г.


       –––––––––––
       * "Милоян", "Бирунда", "Пайтити" — ресторанчики, не менее, чем "Змейка", популярные на Пароходной улице.
       ** Маноэнское выражение, передающее восхищение, преклонение.


       https://yandex.ru/video/preview/13077322070862359490