Аггел - падший ангел. Часть 3

    Она подошла к окну и распахнула тяжелые шторы, затем снова легла на кровать лицом ко мне. Тучи на небе расступились, обнажая холодную тайную силу, лунные блики упали на обнаженное тело Ротаны, делая с ним такое, чего я не смогу забыть уже никогда. Ее прекрасное тело изогнулось, скрючилось подобно человеческому эмбриону в чреве матери и стало уменьшаться в размерах. Вся она покрылась крупной гусиной кожей, из каждой пупырышки которой стал пробиваться черный жесткий подшерсток. Длинные прекрасные волосы слезли с головы вместе с лоскутом кожи, похожим на резиновую шапочку для купанья, на минуту открыв холодное откровение голого черепа.
    Страх парализовал меня, дырявя сердце тупой ржавой иглой. Будь мое тело не было так измотано, я бы, наверное, вскочил и убежал. Моя рука вцепилась в лежащую рядом со мной подушку. Материя не выдержала судороги скрюченных пальцев и лопнула с глухим треском. Что-то волнистое потекло на смятую простыню. Я опустил глаза - волосы были и здесь! Я захрипел, задергался, заходясь в эпилептическом припадке, заскрежетал зубами. Передний зуб не выдержал и раскололся как гнилой орех, рождая крошево осколков. Боль немного отрезвила меня, возвращая сознание. 
А с Ротаной продолжали твориться превращения. Ее прекрасное лицо вытянулось в длинную поросячью лысую морду, заканчивающуюся розовым мякишем.  Ресницы выпали и лишь глаза остались прежними, человеческими. Они смотрели на меня пристально и несколько участливо. Бультерьер встал на четыре кривые лапы и раскрыв розовую пасть, вывалил длинный красный язык.
    - Как я тебе нравлюсь, милый? - спросила собака голосом прежней Ротаны.
    Мои расшатанные нервы не выдержали, и я закричал, завыл и стал кататься по кровати, словно это не Ротана, а я превратился в собаку. Потом затих. Черный бультерьер лизнул меня и ткнулся в щеку холодным влажным носом.
    - Успокойся, милый, пора одеваться. Пришло время.
    Я сполз с кровати, меня качало. Руки и ноги отказывались повиноваться, исцарапанное тело саднило, в каждом движении рождая страдание. Кряхтя, я молча стал собирать по всей комнате одежду и раскладывать на кровати. Потом начал одеваться.  У джинсов была выдрана молния и “с мясом” выкорчеваны заклепки, толстый кожаный ремень лопнул. Я вытащил из куртки декоративный шнурок и подпоясался. Носки надевать не было сил. Я ввинтил босые ноги во влажные ботинки. Мой ночной туалет был окончен. В горле застрял колючий клубок сорванного голоса. Мне было все равно.
    - Тебе надо умыться, милый, - сказала мне Ротана, - пойдем, я провожу тебя.
    Бультерьер спрыгнул на пол и повел за собой. Я, шатаясь, пошел. Состояние было таким, что, если бы Ротана приказала прыгнуть в окно, я бы прыгнул.
Ванну я запомнил неотчетливо. В памяти осталась только глыба розового мрамора, стекающая прямо со стен в глубокую монолитность ванны и тугая струю воды, хлещущая из раскрытых ртов кранов в форме чертей. Вода текла тоже какая-то розовая, солоноватая на вкус. Она странно освежала лицо, возвращая силы. Пол в ванной был неровным и я, споткнувшись, посмотрел вниз, но ничего не увидел - ноги утонули во мраке.
    После умывания я стал чувствовать себя намного лучше. Спускаясь по лестнице, я слушал наставления Ротаны.
    - Милый, место сегодняшней охоты я выбирала с таким расчетом, что бы ты смог все хорошо рассмотреть. Что бы ни случилось, сиди тихо, пока я не позову. И ничего не бойся - ты в полной безопасности. Здесь недалеко.
    Мы вышли на улицу. Ротана скользила под лунным светом метрах в двадцати от меня, растворяясь в ночной тени, отбрасываемой деревьями и предметами. Я брел за ней как пьяный, меня шатало.  Я машинально посмотрел на часы. Было тридцать минут первого. Милицейская “хмелеуборочная”, проехавшая мимо, развернулась, подруливая и открывая дверцу. Лично я не имел ничего против 15 суток отдыха с метлой, среди обычных, человеческих хулиганов, но видимо это не входило в планы Ротаны: стражи порядка даже не успели вылезти наружу, когда машина рванулась с места и петляя, помчалась прочь. Кто-то заорал басом, видимо ему прищемило ногу. Крик затих вместе с рыком автомобиля, пугая и без того редких прохожих.
    Место было выбрано со знанием дела: ночной парк был пустынен и две аллеи   бежали почти радом, сходясь где-то во влажной ночной темноте под острым углом. Пространство между ними заросло кустарником бузины и шиповника. Скамейка, на которую усадила меня Ротана, развернулась спиной к боковой аллее и пряталась за пожелтевшим уже кустом бузины; с нее великолепно просматривалось все что делалось на центральной, освещенной уличными фонарями. В том месте, напротив которого я сидел, центральная аллея плавно огибала небольшой пруд почти идеальной круглой формы с плавающим посредине лунным диском. Ни одна морщинка не волновала его покоя, и вода казалась темным зеркалом.
    Во всем этом мое растревоженное воображение угадывало какой-то внутренний смысл, роднящий этот парк с древним Римским Колизеем. Не хватало только гладиаторов, но я чувствовал, что и за ними дело не станет.   
    - Я всегда жду пятого, - сказала мне Ротана, глядя мне прямо в глаза.
    - А почему именно пятого?
    - Это больше трех, но меньше семи, - туманно разъяснила она.
    Я решил не уточнять, а про себя подумал: “Пятого - лучше, чем двадцать пятого; по крайней мере ждать недолго”. 
    Но я ошибся, ждать пришлось долго, больше часа. Я успел не только протрезветь от хмеля увиденного и пережитого, но и как следует замерзнуть; мои босые, без носков, ноги в мокрых ботинках совсем ничего не чувствовали. Думал ли я о чем-нибудь в тот холодный промозглый час, не знаю. В последствии, стараясь припомнить свои ощущения, я наталкивался только на холодную дрожь происходившего. Я хотел только одного - чтобы все поскорее закончилось.
    Черный бультерьер сидел в тени невысокой пушистой елочки на обочине центральной аллеи и в своей неподвижности был похож на окаменевшего идола, застывшего навеки. Из его глаз вырывался тончайший световой луч - как от удара лазерной плетки и пересекал аллею чертой фотофиниша, считавшей людей. 
Первым прошел какой-то пьяный, потом - женщина с маленьким ребенком, а потом - молодой парень с тубусом в руках, видимо студент. Наступил черед пятого.
    По аллее неторопливо шли, держась за руки двое: солидный мужчина лет сорока и стройная молодая девушка. Мужчина был в не застегнутом белом стильном плаще, под которым угадывался дорогой вечерний костюм, а девушка была в длинной мягкой кожаной куртке свободного покроя, отороченной по воротнику мехом. Скорее всего они проезжали мимо парка на машине и вышли полюбоваться ночью. Мужчина рассказывал что-то веселое, девушка звонко смеялась. Безусловно, жертвой должен был стать кто-то из них. Но вот кто?! Мужчина был самоуверен и шел, ведя спутницу, чуть впереди. “Наверное Он”, - решил я, и с замирающим сердцем поставил на него как на лошадь, участвующую в скачках.
    - Смотри, как красиво отражается луну, - сказала, замирая, девушка, - и помолчав, добавила, - сегодня она круглая.
    - Круглыми бывают только дураки, - уверенно сказал мужчина, - а Луна - полной. Сегодня как раз полнолуние.
    И они засмеялись. Пара остановилась возле пруда, разглядывая воду.  Мужчина развернул спутницу за плечи, и они стали целоваться, даже не предполагая черты, за которой одного из них ждала смерть. Ни один мускул не дрожал на теле Ротаны. “Да и с чего бы - подумалось мне, - полнолуние бывает каждый месяц, а за сто лет их было, пожалуй, тысяча двести”. Я забыл о холоде и напрягся, все мысли вылетели кроме одной: кто же будет пятым?


                ***

                Картинка из Интернета.