Время. станции...

ВРЕМЯ.СТАНЦИИ. 

Трепещет тёплый ветер на моих сельских улочках,
трезвонит осколками разноцветных стёклышек по ветхим дорогам,
волнуется, забегая то и дело в заброшенные дворы сельчан. 
Но что он знает, этот тёплый летний ветер, обо мне, о нас?
Значим ли он в нашей простой, скудельной жизни?
Ответ где-то рядом, где-то ждёт нас…

Переулки тихо удаляются от меня и тут же приближаются новые,
удивляя моё зрение мелкими деталями застывшего времени.
Солнце гладит зашторенные годами окна, заглядывает
в приоткрытые двери, и кажется, что можно зайти,
весело поздороваться… но уже не с кем.

Время странствует здесь, пульсирует по затаённым аллеям,
выжидающе смотрит и ждёт.
Смотрит –  и вместе со мной скитается по извилистым тропам,
трепетно воспринимая жизнь, будто слайды, словно кадры из немого кино…
Эпоха движется, идёт себе в детских стоптанных башмаках и радуется,
и тут же печалится, проходя бесконечные перекрёстки сегодняшнего
и завтрашнего жития-бытия.
И в этот промежуточный час молвится, читается кем-то вечерняя лития – 
где-то там, на дальнем пустыре.
И вот оно – время пришедшее, и вот он – ветер сквозной… 

Переулки, улицы, подворотни, где мало прохожих,
и почти нет детей –  только и увидишь одних стариков,
шествующих в своём вечном пути.
Они словно стали невидимы, до боли прозрачны,
как будто давно уже умерли.
Что может остаться от этих стариков, от этой невидимости –
какая мысль, какая фраза, какое сопричастное действие?.. 
Но пока играет их механизм, тянет за струны мгновение –
эта бренная оболочка будет жить, будет сопереживать,
будет гореть!

А где-то вдалеке шумит тростник: живёт и мыслит нами,
думает о нашей жизни, которая тянется бесконечными
цветными нитями по переулкам моего селения.
Он пишет свою правдивую историю – озёрную книгу Бытия,
в ней есть и мы, и дети, и старики, которых почти уже невидно,
словно умерших где-то за пределами этого времени.
Вот она глубина – застыла в сердцевине маленького тёмного озерца –
отражение всей нашей действительности, всего нашего феерического
и физического...
Не меркнет красота в тонких стебельках тростниковой реалии,
и время не умолкает ни на секунду…

Не встретить новой жизни на развилке моего старого поселения.
Жизнь –  застряла, словно знамя, свесившееся из моего окна
рваным полотнищем времён Рембрандта, и развивается...
Засело измученное время где-то глубоко, трепещет за пазухой
моего соседа-старика, копающегося на грядках в огороде –
на моей улочке, в моём селении.
Сидит мгновенье в застывших окнах самого дальнего,
исторически отрешённого дома, на скорбной улице –
слушает нас.

Притихшие мои переулочки, такие набожные, без особых потрясений, и без
содеянного, нужны только поэтам – натурам одиноким и бессмертным…
Что с них взять, с этих пиитов?..
Они втягивают в себя, словно в некую воронку, горловину мельчайшие
штрихи и детали нашей сумеречной жизни – отточенный рисунок моих переулков,
моих улочек, перекрёстков, где нет особых потрясений и нет содеянного.
И в небывалом переосмыслении увиденного пишут лучшие свои стансы.
И так – до следующей остановки, до следующего потрясения –
до деревенской заброшенной станции…


 

                15.09.2024г.