Сашка. Часть третья. 11-15

                11

  Весна, как художник, нарисовала на земле проталины, растопив снег, который остался только лишь у заборов, порывистый ветер стал тёплым. Сашке нравилось, когда он забирался ему под рубашку, вздувая её пузырём. Свободный ветер! Он дразнил, предлагая одолеть забор и бежать! Сашка  давно  вынашивал эту мечту. Но, увы…
  Семи  мальчишкам  выдали одежду, усадили в автомобиль и отвезли на вокзал. В поезд сели затемно. Сашка решил, что его отправят в Омск. Зачем  милиционеру сказал фамилию? Наверное, нашли мамочку. У него похолодело в груди от этой мысли, ещё сильней настроило на побег: свидание с мамочкой было немыслимо. Усевшись на нижние полки, мальчишки поглядывали на эвакуатора.
  - Вы обещали сказать, куда везёте, - обратился к нему мальчишка.
  - Близенько, до станции Татарской, - ответил  эвакуатор.
  У Сашки отлегло от сердца. Он повеселел, даже стал кого – то  спрашивать, долго ли ехать до этой      станции. Эвакуатор, как сторожевой пёс, ночью не  спал. Приехали на место засветло. У вагона  встретили прибывших два сотрудника. Татарская была залита  грязью. Во  мгле  детишки  чавкали  ногами по лужам,  казалось, что не будет конца пути. Но вот засветились огни Татарского детприёмника.  Полусонный, пожилой сторож впустил детей в коридор, предупредив, чтобы они пока сняли ботинки на крыльце и устраивались. Свет от жаркой печи ложился на пол. Было тепло и, поэтому казалось уютно и на полу. Все  уснули.

  Жизнь в Татарском  детприёмнике начиналась рано. Но в дальнейшем не строго придерживался   распорядок.  Мальчишек было  мало. Кормили хорошо.  Воспитатели были терпеливы, внимательны, не кричали, строем не гоняли. Такая жизнь понравилась новичкам, тем более, что старожилы не пытались верховодить над ними. Но верхнюю одежду на ночь  отбирали,  доверия не было.
  Дни текли монотонно, скучно. И часть новеньких  решилась на побег. Решёток на окнах в спальне не было. Это обстоятельство разнообразило воображение Скребка - старожила, - который решил присоединиться к новеньким. Он, проявляя активность, предлагал различные планы, но ребята отыскивали в них какие-нибудь недостатки. Скребок, - никто не знал, за что получил это прозвище, - не обижаясь, соглашался. Он, впрочем, пользовался авторитетом. После отбоя контроля не было, и, сев на койку в майке и трусах, Скребок призывал бежать. И когда желанье бежать созрело у большинства, он, как полководец, встав во весь  рост на  постели, воскликнул:
  - Кто со мной?               
  После этой пламенной фразы он завернулся в одеяло и подошёл к окну, которое лило свет на тьму пространства. Видимо, действовал он по намеченному плану. Плечом упёрся в стекло, осколки полетели вниз. В спальню ворвался ветер. Не мешкая, Скребок прыгнул в окно,  стянув за собой одеяло.
  - Давайте, пацаны! -  крикнул.
  За ним последовали. У окна получилась свалка. Одеяла, как знамёна, развевались на ветру. Бежали,  спотыкаясь, падая.
  - За мной, к вокзалу! - скомандовал Скребок.    
  Но некоторые из мальчишек отстали и пошли  обратно, поняв глупость вылазки: без тёплой одежды и  продуктов отправляться в побег было глупо. Но иные радовались хоть кратковременной свободе.
  В приёмнике их хватились: послышались крики. А перед глазами бегущей оравы засветились огоньки вокзала. Выскочив на железнодорожный путь, Скребок стал поджидать других. Прерывисто дыша и кутаясь в длинные одеяла, мальчишки оглядывались по сторонам.
  - И куда? Веди, Скребок! - послышались  голоса.
  Самый маленький из мальчишек заскулил:
  - По-ой-дёмьте обратно.
  - Тебя не держат, - отмахнулся от него Скребок.
  Сашка тоже не прочь был возвратиться в приёмник,  осознав положение, в какое поставили себя мальчишки, отправляясь в таком виде на глаза вокзальной публики и милиции.
  - Не побегу дальше, - сказал он, сев на рельсы и кутаясь с головой в одеяло.
  - Сашок, и ты? - удивился Скребок.
  - Мосолыжку стукнул, болит.
  - Ладно, обсудим, - решил Скребок.
  Дрожа от холода, он тоже сел на рельсы. Его  одеяло  пятном  виднелось  на  тёмном фоне. Сидели молча.
  - Скребочек, - взмолился маленький. -  Пойдём,  спрячемся.
  От вагонов товарного поезда отделилось несколько фигур; стуча сапогами по шпалам, фигуры   стали приближаться.
  - Пацаны, атас! - крикнул Скребок и побежал прочь.
  Но все продолжали сидеть, трясясь от холода. Скребок, видя это, вернулся и тоже присел. К ним подходили  два  милиционера. Уже отчётливо слышны были их брань и стук сабель о шпалы. Нервы у беглецов сдали: когда до милиционеров осталось шагов пятнадцать, все вскочили и кинулись в стороны.
  - Куда вы, придурки!- послышался отчаянный крик.
  Запыхавшиеся милиционеры собрали одеяла и стояли, растерянные. Остановились и пацаны.
  - Хватит дурака валять, простудитесь! – громко сказал  один из  сотрудников. -  Малыш,  иди ко мне, не бойся.- Он поманил к себе маленького.
  - А драться не будешь?- пропищал маленький, шагнув ему навстречу.
  - Что ты, никто не тронет.
  Он с головой укутал дрожащего мальчика в одеяло и, взяв его на руки и прижав к себе, понёс  в  сторону  приёмника. Остальные беглецы потянулись за ним, отбивая зубами дробь. Замыкающим, опустив голову, двинулся Скребок. У ворот приёмника стояли сторож и воспитатели.

                12

  Беглецов утром выстроили в ряд. Воспитатель прочитал мораль, жестикулируя. Детям казалось, что  на этом всё и закончится, но четверых посадили в изолятор. Самого маленького не наказали, как осознавшего ошибку. Карцер – тесная, душная каморка. Еду давали вовремя, но обходиться приходилось без курева. И было обидно: убегали все, но наказали  четверых.
  - Убегу всё равно, - объявил Скребок.
  - Мне тоже бежать надо, только не так, - вздохнул Сашка.
  - Тебя куда повезут? - поинтересовался тощий,  болезненный паренёк. Он сжимался  в  комок и кашлял, хоть в карцере было тепло. - Простудился совсем, - он сокрушённо качнул головой, отдышавшись после очередного кашля.
  - Меня  к матери, - скривил губы Сашка.
  - К мамке можно, - вздохнул паренёк. - А меня к тётке,  у-у злая!
  - Лучше к тётке, чем к моей мамочке! - воскликнул Сашка. – Она зверь, может и убить.
  - А меня в колонию, - поделился Скребок. - Там порядок о-го-го. Я сбежал, теперь, наверно, обратно. Повезут через Омск, Сашок... Ничего, рванём.
  - А удастся?
  - Будь спок, мамка не увидит тебя.
  Сашка с сомнением покачал головой, вспомнив побег и роль в нём Скребка. Через три  дня  наказанных освободили; и они влились в коллективную жизнь.
  У Скребка нашлись тайные дела. Отозвав Сашку в угол, он рассказал ему о них. Это были дела коммерческие, которые он завёл с возчиком и техничкой. Через них он обзаводился папиросами, махоркой, а в приёмнике пропадали полотенца, дорожки и пластинки.   
  После  обеда Сашка со Скребком  спешили во двор, где располагался дощатый туалет. Они закрывались, а вокруг образовывалась очередь,  беспрерывно шипящая в щёлку: «Скребок, Саня, «чинарик» оставьте». Бычок оставлялся, и после искуривался до основания. При такой относительно спокойной жизни мысль о побеге была  отложена до худших времён.

  Увы, времена эти настали. Рано утром растормошили девять человек. Солнце ярко светило в окна. Мальчишкам разрешили не заправлять постель.  Солнечное утро не соответствовал Сашкиному настроению.
  - Сашок, не переживай! - попытался Скребок подбодрить его. - Увидишь, рванём…
  - Эх, Скребочек, поменяться бы с тобой.
  - Ну-у! - удивился Скребок. - В колонию легко попасть.
  После плотного завтрака девятерым мальчишкам выдали одежду.  Она пахла хлоркой. Но это была своя одежда. К вокзалу повели пешком.
  - Здесь сидели в одеялах, - Скребок показал на  рельсы.
  Его вихрастая голова постоянно оглядывалась. Эвакуатор - старый, высокий и худой - вежливо  подгонял ребятишек, одному дал горящий окурок, и его курили по очереди. 
  Паровоз изрыгал тучи белого пара. Сашка бросал беспокойные взгляды на Скребка, который был чересчур весёлым. «Чему радуется? - подумал Сашка. – Выбирать момент надо». Он попробовал перевести Скребка в нужное русло, толкнув его в спину, но тот ноль внимания. Влезли в вагон, который располагался за паровозом. Эвакуатор направился в начало вагона. Сашка слышал, как проводница простуженным  голосом  сказала:
  - Эти двери  не открываются.
  Мальчишки устроили возню, занимая удобные  места. Сашка тоже ринулся завоёвывать нижнюю полку, но Скребок его остановил:
  - К мамочке спешишь?
  Сашка послушно сел на лавку, где стоял.  Пассажиров  было  мало. Подростки, хорошо понимая, почему эвакуатор такой добрый, стали выклянчивать у него папиросы. Тот полез в карман, извлёк блестящий портсигар и открыл его. Дым пополз вверх.
  - Ребятки, - завёл разговор дядька, -  прошу  внимания. -  Вид у него был неважный. – Пожалейте меня, мне совсем мало до пенсии, -  он глубоко вздохнул, - но пока приходится нести ответственность за вас. Отнеситесь с сочувствием ко мне. - Он высморкался в платок. Было видно, что речью своей он доволен.- А за это я куплю всем по пачке папирос и по коробке спичек.
  Мальчишкам стало жаль престарелого  человека. Сашка с сочувствием глянул, как тот, сгорбившись, пошёл из  вагона за  папиросами.  Но вот он задержался у проводницы, которая подметала пол, и сказал ей что-то, показывая на детей. «Не доверяет» - подумал он. Жалость к старику пропала. Как вскоре оказалось, оправданно. Эвакуатор вернулся с милиционером. Пацаны поняли, что старик речью успокаивал их на то время, пока сходит за сотрудником. Невысокого роста, толстый  милиционер  громко произнёс:
  - Здравствуйте!
  Ему ответили робким приветствием.
  - А что не встаёте! – вдруг рявкнул сотрудник.    
  Мальчишек как ветром сдуло с полок. Только Скребок не шевельнулся; потухшая папироска застыла в его губах.
  - А ты, болван, чего сидишь? - подошёл милиционер вплотную к подростку.
  - Сам болванище, - парировал Скребок, выплюнув на пол папиросу.
  Лицо у милиционера побагровело. Сашка,  стоящий неподалёку, увидел на толстом носу его капли пота. Быстрым движением сотрудник схватил Скребка за ухо.  Скребок  замотал головой, но освободиться не сумел. Неожиданно для себя,  Сашка вцепился в потную руку милиционера и закричал:
  - Отпусти ухо!
  Неожиданность решила дело: сотрудник отступил. «И чё хватал», «Пёс…» - зароптали мальчишки.  Милиционер, покрутив головой на голоса,  повернулся и, глянув на эвакуатора,  сказал: «Бандиты,  сам вези!» Махнув рукой, он направился на выход, стуча саблей. Вслед ему понеслись оскорбления. «Дурак!» - голос подала женщина, видевшая всё. Милиционер прошёл мимо, молча.

  Поезд тронулся с места. Взбудораженные случаем мальчишки притихли, бросая друг на друга  взгляды. Все молчали. Первым заговорил эвакуатор:
  - Вот барахло, настроение испортил.
  - Барахло, - поддержал его кто-то из мальчишек.
  - А ты, Скребок,  мог бы встать, - обронил Сашка.
  - Перед мусорилой вставать не стану, вот так, Сашуля, -   улыбаясь, ответил Скребок.   
  - Правильно, молодец - подтвердил  эвакуатор.
  Вряд ли надеясь, что в искренность его поверили, он на стол выложил папиросы, спички. Мировая была заключена.
  - Только, ребята, курите по очереди, и в туалете,- попросил эвакуатор.
  Скребок с Сашкой, дожидаясь своей очереди, вышли в тамбур. Сашка  глянул в окошко. Ковровой дорожкой лежали зелёные поляны, телеграфные провода то летели  вверх птицей, то медленно уплывали вниз; чья-то кисть нарисовала озеро; следом потянулось поле с периною всходов. Ощущением свободы наполнял Сашку вид из окошка. Видно, заразившись настроением друга, Скребок вздохнул и дёрнул рукоять двери. «Бесполезно, запечатано» - шепнул. Сашка, услышав это, перенёсся в реальный мир и угрюмо глянул на Скребка. Тот, сжимая зубы и играя желваками, сказал зло:
  - Удерём!

  Приближался город Омск. Не веря в реальность побега, Сашка мысленно готовился к встрече с мамочкой.
  - Какая скоро станция? - поинтересовался кто-то из мальчишек.   
  - Калачинск, – отозвался, зевнув, эвакуатор.
  - До Омска осталась ерунда, - шепнул Скребок, толкнув Сашку локтем. – Пойдём, покурим.
  Туалет был закрыт. Но через минуту вышел из него дядька. Скребок юркнул в туалет, Сашка – за ним. Бесшумно прикрыв дверь, Скребок вскочил на  унитаз и, рванув, опустил окно до низа. Вот она, свобода! Сашка слышал, как громко застучало у него сердце, кровь ударила в виски.
  - Не дрейфь, понял! – предупредил Скребок. - Сплюнь три раза.
  Сашке хотел сплюнуть, но помешал комок,  застрявший в горле. Он смотрел на друга, как на спасителя. А Скребок полез в окно и уже пропал из вида. Разбился? Сашка, сунув голову наружу, с удивлением увидел невредимого друга, стоящего на  подножке вагона. «Я не смогу…» - крикнул Сашка навстречу шуму колёс. И услышал Скребка:
  - Сможешь. Как только спрыгну, ты на моё место!
  Поезд набрал скорость.  В начало  пролёта,  меж  столбами, проносившимися с большой быстротой, кубарем скатился Скребок. Не зная сам, как у него     получилось, Сашка преодолел расстояние от окна до ступенек, чуть не сорвался на шпалы, но успел ухватиться за ручку перил. Подтянувшись, он примостился на ступеньке. Паровоз мчался, словно пытался оторваться от вагонов. Тысячи пылинок врезались Сашке в лицо,  засоряя глаза и заволакивая всё вокруг густым туманом. Картины природы превратились, казалось, в нечто злое. Немалое пространство разделяло беглецов. Испугавшись потерять друга,  Сашка чуть не прыгнул, сломя голову, на летящий прямо на него столб, но опомнился, усилием воли успокоил себя, и стал считать столбы. Наконец прицелился и, подняв воротник и напружинив  мышцы ног, прыгнул. Всё обошлось: он с размаху врезался в шлак насыпи и зарылся в него с головой,  продолжая сползать вниз и слыша шуршание шлака и стук колёс убегающих вагонов.

                13
 
  Ксения легко смирилась с побегом сына. В конторе, куда она устроилась на должность  бухгалтера, сослуживцы её уважали. И профком выделил ей квартиру в бараке, который находился у конторы. Свежая, подтянутая, вежливая, она занимала место в углу общего большого кабинета, где отдавалась работе.
  А что же личная жизнь? Как-то её пригласил главный бухгалтер в театр, но она отказала, потому что он женат, это главное, ну, и снова главный бухгалтер. Ещё не выветрилась память о неудачном опыте. Повторяться не хотелось. Она ждала своё.
  И дождалась. Народ их контору не обходил с того времени, как в городе началось строительство  нефтезавода. И около её стола стал задерживаться  Александр Иванович – военный  инженер.  Опытная в любовных делах, она почувствовала, что нравится ему. Его лицо, симпатичное, с широко открытыми голубыми  глазами, было, казалось задумчивым. Был он ещё не стар. Но офицерская шинель неказисто висела на его сутулых плечах, погоны смешно топорщились. Ну и что? Главное – одинок, инженер, и ей стал уделять  постоянное внимание. Приходя утром в контору, он перекидывался несколькими словами с главным бухгалтером и подходил к столу Ксении.  Справляясь о её здоровье, он, для предлога, просил поискать какие-то бумажки. Ксения делала вид, что занята и спешно искала. А если он заводил разговор на отвлечённую тему, то старалась отвечать односложно.
  Но сегодня он, минуя главного бухгалтера,   сразу подошёл к её столу. Положив ладонь на стол, он невнятно заговорил о пустяках. Ксения,  глядя на его ладонь, невольно подумала, что такие же интеллигентные  руки были у Скачкова.
  - Вы не слушаете меня, Ксения Семёновна? - услышала она вопрос. Медленно подняв глаза, она увидела  волненье на лице Александра  Ивановича. - А я, чтобы увидеть вас, по грязи шлёпал с чёртовых куличек! - вдруг выпалил он. Казалось, что он  расплачется.
  Испугавшись, что их подслушивают, Ксения прижала лукаво палец к губам и, сделав  приятной мимику лица, шепнула:
  - Александр Иванович, тут не место об этом, но отвечу:  вы нравитесь мне.   
  Инженер смутился и наклонился неловко к ней, желая шепнуть что-то. Ксения почувствовала запах спиртного.
  - Вы выпили. Понятно… – с интонацией обиды прошептала она.
  - Да, мне, правда, не хватало смелости сказать  о том, что я каждый час думаю о вас, - кисло улыбнувшись, ответил он.
  Ксения как будто изумлённо бросила взгляд на него. «Заняться бы вами, Александр  Иванович,  форму бы сменить, которая вам не идёт. Очень не ухожены вы» - подумала. Ей захотелось прикоснуться к его  волосам. Наверное, и в самом деле, соскучилась по мужским ласкам, утонув  в бесконечных заботах. Слегка  проведя  ладонью по его руке, она шепнула:
  - Да, вы мне нравитесь.
  Он судорожно сжал её пальцы, готовый  упасть на колени, но, опомнился, и сказал приглушенным голосом: «Я рад…». Резко развернувшись, он вышел из конторы. Ксения скосила глаза по сторонам и поняла по чересчур занятым сослуживцам, что все вниманием своим были только что около её стола. А главный бухгалтер и не скрывал этого, уставившись в упор на неё. Но это было второстепенно. У неё не закружилась голова, но в груди заныло сладко, наполняя сердце  предчувствием перемен.
  Чисто по-женски, потянуло её поделиться новостью с подругою из планового отдела  –  Валей Чуфариной.  А та, будто догадываясь об этом, ждала её у дверей конторы. О, Валя Чуфарина!   Чувствительная натура! Она радовалась успехам каждого, и плакала, если узнавала о чьих-то неприятностях. Ксения часто делилась с ней мыслями и выслушивала её советы. Видимо,  не реагирующая на страдания  других, она, чтоб не превратиться во что-то совсем уж бездушное, невольно искала соприкосновение с родником, каким была душа  Вали  Чуфариной.
  - Ксюшенька, поздравляю! - Валя обняла подругу.
  - Но у меня дети.
  - Второго-то нет. Выходи, Ксеня, замуж, это    судьба.
  - Не знаю… И старший  идолом растёт, да и от этого, боюсь, не избавилась.  Была б одна…
  - Ксеня, как можно так о своих детях? Ведь они – кровь родная.
  - Кровь, кровь… В горле она… Ну, да ладно, Валь, пойдём к тебе?
  Воспоминание о младшем сыне разволновало её.  «Неужели объявится» - подумала, ловя на мысли себя, что желает младшему сыну смерти. Она на миг представила, как он, возвратившись после бродяжничества, стоит перед ней, исподлобья глядя, готовый к пакостям.  «Ну,  нет, не жить ему со мной» - подумала.
  Александр Иванович стоял около  дороги.
  - Тебя  поджидает,  горемычный, -  хихикнув,  шепнула  Валя. -  Нас ждёте? -   Бойко  воскликнула. - Вижу, что нас. Куда пойдём? В ресторан?
  - А может, к тебе? - предложила Ксения. - Спокойно посидим.
  Предложение было принято. По пути Александр Иванович заглянул в магазин и купил бутылку вина и коробку дорогих конфет. Дорогой рассказал о том, что близко к Москве имеет свой дом, но пока в нём живёт сестра, а он привык к скитальческой жизни. Ксения, поборов смущенье, взяла Александра Ивановича под руку; на лице инженера появилось выражение удовлетворения. Он сжал её пальцы, а ей захотелось его поцеловать.

                14

  Стряхнув с одежды шлак, Сашка побежал вдоль железной дороги. Кололи камни, попавшие за пазуху, так что пришлось снять одежду и потрясти её. Когда мимо проезжал товарняк, он присел за куст. Быстро одевшись, он побежал искать Скребка.  Пальцы его рук цеплялись за кусты, когда он перепрыгивал ямы. Воробьи шарахались, зелень била по лицу, а он мчался, мчался, как вырвавшийся из неволи зверёк, радуясь тёплому ветру, солнцу! Завершением счастливого бега стала встреча с другом, который спешил навстречу. Они покатились с насыпи кубарем, обняв  друг  друга. И глаза и души их светились!
  Они шли в стороне от полотна, громко хвастаясь большой смелостью и ловкостью при совершении прыжка с поезда. Сашка обратил внимание, что друг хромает.
  - Палец вывихнул или потянул, - пояснил Скребок.
  Приметив  копну соломы, они залезли в неё. 
  - Не знаю, куда ты, а я в Москву, - объявил  Скребок своё решение.
  - Это же через Омск, - помрачнел  Сашка.
  - Другой дороги нету.
  - Не хочется через Омск.
  - Такого чумазого повяжут везде, - надув щёки, засмеялся  Скребок.
  - Себя не видел.
  - Ладно, давай чиститься, и пошли. Недалеко Калачинск.
  Они двинулись вдоль линии. Пройдя поворот,  увидели маленькую станцию, где стояли с десяток домов и жёлтое станционное здание.
  - Не Калачинск, - соображал Скребок. - И пассажирский тут не остановится. Хотя наплевать – нам лучше на товарном. Пошли по полю, чего зря мельтешить.
  Так и сделали. Но идти стало тяжело: пропаханная земля проваливалась под ногами,  приходилось отдыхать часто. Очень хотелось есть.  Скребок ногой ковырнул комок. Картошка! Конечно, прошлогодняя. Начали рыться, и насобирали несколько штук. Через полчаса, сидя у костра, они ощупывали палочкой обугливающиеся мячики. Дожидаться  мягкости их сил не было – картофель  выкатывался и  съедался. Жаль, что без соли и хлеба. Покурили, и, почёсывая заболевшие животы,  направились к станции.

  Вечер напитался прохладой. Стало смеркаться. Сумерки обрадовали беглецов, как появившийся союзник, который взял на себя заботу их скрыть. Они внимательно осмотрели грузовые составы. Все неподвижны. На одном пути писклявый паровозик таскал вагоны.  Подойдя  к очередному составу, друзья взобрались на тормозную площадку и, сутулясь, примостились на откидывающемся сиденье. Сквозняк пресёк старания согреться, тем более, что  оба потеряли   шапки.
  - Не могу, живот схватило! - заохал Скребок. – Посижу под вагоном.
  Сашка заволновался, так как прошло много времени, а друг не показывался. Свистнул паровоз, загремели тарелки вагона.
  - Скребок! - заорал Сашка во всё горло, не на шутку встревоженный.   
  Ещё свисток, вагон рвануло вперёд. «Зарезало…» - испугался Сашка.
  - Что  орёшь?  Ещё услышат… -  послышался  весёлый  голос Скребка, влезшего на площадку. - Что было делать?  -  припёрло.
  Друзья расхохотались. Веселясь, они не  прочли  название станции, оставшейся позади. Поезд ускорил бег; ветер закружился на открытой площадке.
  - О-о-о, холодина! - заорал Сашка в ухо другу, пытаясь перекричать стук колёс. 
  - Пустяки. Я зимой на крыше катался, -  ответил Скребок.
  Пролетев  немалое расстояние,  поезд замедлил ход, остановился. Это был Калачинск.
  - Пропускают пассажирский, - сказал Скребок, имеющий опыт путешественника.
  Всё так и было: через полчаса перед  ними стал крайний вагон пассажирского состава. Не теряя  минуты, замёрзшие до костей, мальчишки проникли в тамбур пассажирского. Сели на пол.
  - Так бы до Москвы, - вслух размечтался Скребок.  И  тут же: -  Но тут поймают, спокойней на товарняке.
  Поезд на станции держали долго. Отогревшись, беглецы задремали. Проснулись от стука двери и голосов. Открыли глаза – рядом два молодых мужика. Скребок  вскочил и, как ни в чём не бывало, спросил:
  - Не знаете, сколько  время?
  - Десятый час, - ответил рыжебородый мужик и захохотал, за ним – второй.  Рыжебородый, прекратив смех, посмотрел на Сашку. -  Настоящий бесёнок! Куда едем?
  - В Москву, - выпалил Сашка первое, что  пришло в голову.
  - Вот что, пострелы, -  добродушно  улыбаясь, посоветовал рыжий, - выметайтесь, пока легавые не замели.
  На нём была коричневая тужурка, закрытая на  все пуговицы, в руке он держал вещмешок, пузатый, как мяч. Видимо, выходили мужики на станции.  А ближайшая – Омск.
  - Мы щас смоемся, - поспешно  сказал Скребок, глядя на вещмешок. - Вы бы хлебца нам чуток удружили, два дня крошки во рту не было.
  Сашка подёргал друга за хлястик пальто: ему стало неловко за враньё, с каким друг вымогал еду. Но тот с непревзойдённой естественностью изобразил страданье на чумазой физиономии. Это, видимо, тронуло незнакомцев. Рыжебородый, развязав вещмешок, вытащил  полбуханки хлеба:
  - Поделись с маленьким, - сунул хлеб в руки Скребку.
  Второй мужик, выйдя за дверь, принёс половину батона и стеклянную банку с недоеденной кабачковой икрой.
  - Спасибо, благодарствуйте, - застонал Скребок, спрятав еду за пазуху. – Ну, мы пошли. Сань, открой дверь.
  - Ты, Скребок, побирушка, - пожурил Сашка дружка, когда они забрались на крышу вагона и сели, покачивая свесившимися ногами.
  - Жри, и помалкивай! - как отрубил Скребок, протянув другу кусок батона. -  Хлеб побережём.
  После того, как они перекусили батоном с икрой, Скребок повеселел и, пока поезд мчался, постукивая на стыках, посвистывал и болтал ногами. Вдалеке показались силуэты зданий. Поезд подъезжал к Омску.
  - Смотри, легавый! – Скребок показал на красное  пятно у края платформы.
  - Вижу…  А вон ещё...- подхватил Сашка.
  Они спустились на противоположную вокзалу сторону, укрепились на ступеньках и, не дожидаясь остановки состава, спрыгнули. Скребок нырнул под  вагон и махнул Сашке рукой. Но Сашка застыл: прямо перед ним стоял милиционер. Сотрудник уже сжимал его за локоть. Слёзы покатились из глаз беглеца. Он увидел, как Скребок, выглянув из-под вагона, головой качнул из стороны в сторону. Увидел его и милиционер .
  - Дяденька, - взмолился Скребок, - отпусти брата!
  Но, заметив на лице милиционера злую гримасу и то, с каким напряжением он держит Сашку, сложил фигу и, покрутив ею, крикнул:
  - Легавый! Меня не догонишь, мусор!
  Сотрудник от злости  крепче сжал  Сашке руку.
  - Мне больно! - запищал Сашка.               
  Не ослабляя пальцев, сотрудник вытащил другой рукою свисток и засвистел. Из-за вагона появился другой милиционер. Оглядевшись, он метнулся к Скребку. Но куда там: мальчишку как будто ветром сдуло. А Сашку милиционер потащил меж вагонов, расспрашивая на ходу:
  - Есть родители? Как твоя фамилия?
  - Не скажу! - сквозь зубы прохрипел Сашка.

  Милиционер распахнул дверь комнаты и под зад коленом толканул Сашку. Сашка от удара отлетел в угол и, как мышь, забился там. За столом сидел, в штатском костюме, мужчина со спокойно-добродушным лицом. Он поднялся, и, неодобрительно взглянув на милиционера,  бросил:
  - Что делаешь? Ведь это ребёнок!
  Опешивший сотрудник, с виноватым лицом, стоял, переминаясь с ноги на ногу. А Сашка, обретя защитника, зарыдал. Когда сотрудник удалился, он, продолжая хлюпать носом, неожиданно для себя, рассказал доброму дяде всё. Дядя, ласково погладив его по взъерошенным волосам, сказал:
  - Саша Ерёмин, успокойся, придёт мама и уведёт тебя. А пока посиди. - Он сам снял пальто с Сашки. – Закрою в шкаф на всякий случай.
  Добрый дяденька ушёл, закрыв на ключ  дверь.  А сбитый с толку,  расстроенный  происшедшим  Сашка  почувствовал приближение настоящего горя – возвращение домой.

                15

  Сашка причитал, как это делала бабка Агафья: «Милая боженька, за что ты караешь меня?».
  Но пора было готовиться к самому худшему. И вот  скрипнула дверь. Сашка глянул на неё глазами, полными ужаса, он был близок к обмороку.  Но вошёл дядя один. Он ласково потрепал мальчика по щеке и сказал:
  - Твоя мама не спешит. Придётся подождать.
  - Придёт…  подожду, - пролепетал Сашка, придя в себя.
  - А вид у тебя плох. Приляг, поспи. Я ещё на  пару часов схожу. Теперь пусть она ждёт.
  Щёлкнул замок. Сашка остался один. Вдруг он услышал крик. И снова – но это уже не крик, а стон. Кто-то страдал от боли. Сашка прислушался. Тяжёлые звуки шли со стороны окна. Он подошёл к нему. И увидел за окном невысокий забор. Тронул форточку. Она распахнулась! Сердце малыша забилось, как птица в клетке. Только бы пролезла голова. Получилось! Через минуту уже Сашка стоял у забора, решая, как ему казалось, простую  задачу: через него перелезть. Но щелей в досках не было, чтоб зацепиться. С досадой вздохнув, он решил обследовать двор, и осторожно пополз вдоль стены дома, не отрывая глаз от сотрудника, стоявшего у двери, которая уводила вниз. На плече у милиционера висел автомат. Сашка вновь услышал стон; вскоре двое сотрудников вытащили откуда-то снизу волоком обросшего мужчину. «Вот кто стонал, - подумал Сашка. - Это, наверное, преступник или враг народа». Вдруг ногой он задел лежащий у стены шест, не замеченный им ранее. Это  было то, что нужно. Прислонив шест к забору, Сашка преодолел препятствие и оказался в густом кустарнике. Не обращая внимания на царапавшие кожу рук и лица ветки, он пополз. И вскоре оказался на поляне, за которой видна была разбитая дорога. По ней добрался  до реки. Это был Иртыш. Стоя на четвереньках, он освежил лицо и исцарапанные шею и руки. От солнечных лучей его разморило, одновременно захотелось есть. Посмотрел на ботинки. Отличные, прочные! Глубоко вздохнув, он разулся, связал  шнурки,  перекинул обувь через плечо и подался на поиски барахолки, пыля босыми ногами.

  За ботинки ему давали шестнадцать рублей.  Сашка терпеливо отказывался от заниженной цены, хотя знал, что скоро и за десятку продаст: голод  становился нестерпимым. Мимо него прошёл невысокий мужичок; продавал он хромовые  сапоги, которые висели на плече. Мужичок потрогал ботинок и обронил:
  - Малец, разреши полюбопытствовать?
  Сашка решил продать за шестнадцать. Но мужичок,  погладив подошву с лаской,  словно это была спина кота, проговорил:
  - Вот тебе восемнадцать рубликов. Пойдёт?
  Сашка чуть не подпрыгнул от радости, но, увидев заинтересованность покупателя, покачал головой – ай да Сашка!
  - Говори цену, - с недовольством сказал мужичок.
  - Двадцать, - как отрезал малый, удивившись своей наглости. - А нет, так сношу сам, босым  остался.
  - Ну и оголец, - покачал мужичок головой, но вынул из кармана деньги и аккуратно отсчитал Сашке  трёшки.
  Закинув ботинки на плечо, он быстро удалился. Сашка сжал в ладони пять бумажек, но спохватился, догнал мужичка и схватил его за рукав:
  - Ты не всё отдал!
  - Ай? - словно не слыша, тот приложил ладонь к уху.
  Сашка волчонком смотрел ему в глаза.
  - А я кричал тебе, пацан: «погодь, погодь», а ты  не  услышал, - стал  оправдываться хитрец.
  Юркнув в карман рукой, он извлёк синенькую пятёрку. Сашка отправился покупать съестное. А мужичок,  забыв  о  нём,  зычным голосом прокричал:
  - Сапоги – сапожки, хоть на барскую ножку!  Ботиночки  –  картиночки,  по  пятнадцать  за штучку, деньги в ручку!      
  Сашка, удивляясь ловкости мужичка, поспешил к прилавкам. Взял два стакана ягод, не лесных, а огородных, столько же семечек, ссыпал всё в карманы брюк, отчего они вздулись. Купил ещё пачку махорки, и подобрал с земли клок газеты. Горстями закидывая в рот ягоду, он пошёл к железной дороге у моста, предполагая, что поезда здесь замедляют движение. Ждал недолго. Затормозил товарный. «Теперь куда вывезет» - решил Сашка, взобравшись на крышу вагона. Поезд, пройдя мост, набрал скорость. Сашка, валяясь на крыше, вдыхал приятный тёплый воздух. Много ягоды рассыпалось по крыше. А Сашка вытянул ноги и блаженствовал! Товарняк  ехал в западном направлении.