В тишине звёздной ночи

В тишине звёздной ночи, под покровом лунного света, прекрасная Муза проникла в подсознание знакомого поэта, словно таинственный, обманчивый сон. Она, подобно хитрому охотнику, выслеживала его сокровенные мысли, ожидая откровенные и чистосердечные признания.
В полусне, где искажённая реальность смешивалась с необузданной, эротической фантазией, поэт, словно пленённый чарами Музы, выдал ей все свои самые сокровенные тайны. Он признался, что она – воплощение его вожделений и своих самых смелых фантазий, символ сладкого пьянящего вина, обещающего невероятно острые ощущения, вкус неземных, сладких плодов, живительный сок божественного напитка, будоражащего его воображение.
Словно волна, обрушившаяся на берег, Муза внесла в его жизнь бурю чувственных эмоций, даря романтическую сказку, наполненную дивными, ночными чудесами. Она стала для него живой водой, питающей его огненную страсть и неожиданно нахлынувшее вдохновение.
Её присутствие было реальным и одновременно нереальным, как сон, а нежный, чарующий голос будоражил всё его естество.
- Я – твое земное вдохновение, диво-дивное, сладкая мелодия, воплощенное ночное чудо, хмель волшебный, аперитив, пробуждающий твой творческий потенциал. Я – Любовь, что с тобою случилась, поэт. Пригуби сладкой неги творческого азарта.
И в этот момент, подобно танцующему дуэту, слова сплелись в строфы, а нужные рифмы зазвучали, словно звонкие монеты, сцепляясь в гармоничную мелодию.
Поэт, очарованный Музой, воскликнул: "Ты – Богиня, моя Нефертити! Наши совместные сонеты - это потрясающее волшебство!"
Но наступило утро и приятный, гипнотически удивительный сон растаял, как утренний туман, оставляя лишь горький осадок в душе поэта. Яд обмана разливался в его груди, а все стихи, что он сочинил в ночном видении, растворились, словно дым. Эхом звенело лишь два слова: "Не уходи!".
Поэт был разочарован и потерян. Он был безумно пьян от бесконечно пылкой любви, от прекрасного сна, от неуловимого образа Музы. Но кто виноват в том, что сон оказался иллюзией?
Прошло время... и... он постригся в монахи, отрекаясь от суетного мира, нелепой любви и писательского творчества, пытаясь убежать от разочарования и печали, оставшись один на один со своей болью, преследуемый призраком недосказанных стихов и неуловимым образом Музы, которая ускользнула из его жизни так же внезапно, как и появилась.