Сутулится некошеная тьма

Сутулится некошеная тьма.
Нет повода под вечер суетиться.

Идёт глупец.
Ему б быстрей забыться,
ему б быстрей от всех отгородиться,
ему милей квартирная тюрьма,
где всё понятно на своих местах:
поставлен стол, не глажена рубаха,
дымится пыль – остаток вещный праха,
углы пусты, избавлены от страха,
и сквозь стекло последний солнца взмах.

А за стеной мир вытянут кнутом
и каждый не живёт, а выживает –
так думает идущий и сжимает
рукой в кармане что-то, понимает,
что будто его жизнь в кармане том.

Идёт глупец.
Ему б увидеть свет,
но тот на дне не прячется кармана,
заложником вселенского обмана
он станет или поздно, или рано,
когда сведёт все поиски на нет.

Ему сказали: будет всё окей,
и обещали: никогда не поздно,
но небо вот уже темнеет грозно,
а к ночи станет зябко и морозно,
и потому - в тюрьму свою скорей,
закрыть на ключ сомнительную дверь,
и так сидеть до одури закрытым,
не мёртвым, не живым и не убитым,
оставив мир до утрени забытым -
не жалуйся, не отпирай, не верь.

Не так глупец, возможно, уж и глуп,
ему по-человечески тревожно,
и он не знает, что сегодня можно,
а что нельзя, поэтому и сложно
принять в себе раскаянность халуп,
понять себя в структуре бытия,
его учили вещной здесь структуре,
и благодарен до сих пор он дуре,
сказавшей: бога нет в его культуре,
но есть культура обще-жития.

Хоть дура эта сгинула впотьмах
обычной перекатной жизней доли,
не доиграв своей чертовой роли,
поверивший нахмурится: а то ли? -
и выползут сомненья в полутьмах,
карманы все протлеют в пустоту,
разрушатся сараи из бутылок,
останется от жизни лишь обмылок,
уткнутся в небо не глаза – затылок
смотрящего в земную хромоту.

А под ногами всё даным дано:
простая жизнь, а в общем – не простая,
наполненная чем-то, но пустая,
кривая и косая, но, листая
сплошные дни, как будто бы давно
глупец услышал от кого-то здесь,
что жизни эти – времена и длины,
что всё есть свет, что сам он из причины
и, лепленный из неподвижной глины,
подобием из Бога вышел весь,
и потому душе его внаём
дана на время плоть его мирская,
и день, с востока дышащий светая,
и в прошлом ночь – ни разу не святая.

И где тот Бог?
Как будто бы не в нём.

Так был тот мир, который только тронь,
он к ночи непроглядной тьмой сгустился,
глупец шагал домой и оступился,
и, чтобы он до смерти не разбился,
свою подставил Бог ему ладонь.

23.09.2024