Жизнь нагла

Жизнь напрасна.
Жизнь обламывать гордых своих горазда
и на помощь сирым своим опаздывать.
В час беды любит труса праздновать.
В час удачи
ну, хоть с чем-то, да напортачить.

Жизнь потоплена в грезах праздных.
Жизнь в обетах благих погрязла.
Жизнь завязла
в расчудесных, пустых соблазнах.
Если страсть, то должно ей дать острастку.
Если страз –  его почитать алмазом.

Жизнь нагла.
Это жопа, что навсегда гола.
Это пахан во главе стола.
Это чистой истины ****ский взгляд.
Это дивная ваза из хрусталя…
– ночная.
Чем полна – золотарь, очевидно, знает…
– Может, златыми снами?

Клятва Богом? – для жизни, увы: "бла-бла".
Пламя веры? – гляньте!  – уже зола!
Сбои в сердце ей любы и бой стекла.
Огород беречь – отрядит козла.

Обожает в братство внести разлад.
Обожает истин в шкафу скелеты.
Обожает святое спалить до тла:
первоцветы, приоритеты,
сокровеннейшие секреты…
светлого будущего макеты…
и советы – заветы – победы дедов!

Жизнь невежлива.
И охренительно быдловата.
Жизнь невежда.
И ослепительно мутновата.
Жизнь насмешлива.
Зло проращивает так бережно!
– Так любовно всходы добра прореживает…
Обожает ссать в костерок надежды.
Обожает сажать тебя между
стульев.
Обожает ложь говорить не думая,
а истины
сообщать двусмысленные.
– Относительные.

Жизнь опасна.
В той кромешной тьме, что всегда вокруг
–  это вспышка пламени на ветру.
Встанет мать-судьба за него горою –
выживет, не погаснет.
А судьбина-мачеха и ладошкой
огонек тот трепетный, заполошный
не прикроет.
У нее есть дела другие:
всем и каждому рыть могилы.
Ведь одних – сгноила,
вторых – сгнобила,
третьи… –
слава богу,
               их пепел развеял ветер.

Жизнь обманно благообразна.
Ее лик пресветлый – с зубастой пастью.
Тот, кто зверь – восстает из бездны
издевательски и победно.
Но зато, кто ангел, обязан пасть тут.

Жизнь отчаянно несуразна.
Как еще обозначить тождество
смысла ее эпического
с пошлым ее убожеством?
– Многогранной ей быть приспичило!
Жизнь – не бОльше, чем
дат на табличке могильной разность.
И не меньше она, чем сумма
детской мудрости
                с дедовским неразумием.

Жизнь тупа.
Из материнской утробы темной
в темень гроба ведет тропа.
И смиренно по ней идем мы.
Что-то ищем: истину, веру, дом…
Крест да камень в конце найдем.

– Так тупа, что она пытается
на поминках счастья устроить танцы,
будто это еще смотрины,
а не уже роковая тризна.

Жизнь пуглива.
Ибо никто, как мы,
примиряемся с недоливом
радости или пива,
зарекаться страшась – не смея –
ни от сумы,
ни от тюрьмы…
Жить в довольстве,
на воле вольной –
не умея.

Ее чада,
рабы, игрушки,
в суете сует безысходно кружимся…
И при этом все ближе, ближе
к часу,
когда станем жизни лишними.

Жизнь грешна.
И звана, и ждана,
а пришла странна:
то нелепа, то тяжела.
В полночь хмельна,
в полдень тошна:
как положено, с бодуна.
Только с ней, странной, свыклись –
и – без вещей на выход.
Ввечеру была, да к утру сплыла.

Редко умна.
Часто скучна.
Но и умной, и скучной  – она страшна!
– Ведь покончит однажды
с собой сама же.

Каждый смертный живет по разу,
преуспев в одном: на прощанье страстно –
безутешно – темно влюбиться…
– Да в нее же, в свою убийцу!

Птица-сердце,
сколь усердно
ты о прутья клетки грудной не бейся,
вылетишь если –
не в поднебесье:
все туда же: в слепую бездну.

Жизнь цинична.
Если трагедия смертью кончилась,
то отметит
иронично и безразлично:
вот: finita ещЁ одна
la commedia…
что ж, их число несчётно!
Мошка с крылышком, что оторвано,
так прикольно, так ржачно корчилась!
Но не стоит сценку смотреть повторно:
тьма их,
таких букашек…
ведь не уважишь каждую,
что пока что
дергается и мается.

Жизнь подла:
с героином-счастьем она игла.
И, как прочие твари земные все, я
на иглу отравленную  подсела.

Жизнь прекрасна.
– И без слов всяких разных ясно:
жизнь есть жизнь,
а слова – достояние лжи.

Жизнь… – Обойдусь без слов.
Что слова, коли есть любовь!..