Птицы небесные 14. 07. 2024

Птицы небесные   • • • • • • • • • •

Морозное утро, странная девчонка в дурацкой шапке машет рукой, проезжая на снегокате. Эта фотографию Саша нашла, просматривая старый фотоаппарат. Сбитая дата показывала двадцать первый век, хотя она помнила, что тогда был конец двадцатого. Эти годы не вызывали желания в них возвращаться, так что, какой бы счастливой она ни казалась на фото, лишь ей одной было известно, какой ад творился у нее в душе.

Мама считала, что она просто обнаглела и не знала, например, что ее дочь подверглась насилию, что та не хочет с ней нормально разговаривать, потому что ничего, кроме осуждения в ответ не получает. Мама надеялась, что Саша одумается и станет вести себя как раньше, когда была маленькой и во всем ее слушалась. Но, к счастью, Саша выросла и нуждалась в личной жизни, о которой бы могла не говорить.

Папы у Саши не было, она его почти не помнила и все равно ненавидела. Периодически она думала о том, какой бы она выросла, если бы он принимал хоть какое-то участие в ее жизни. Мама не распространялась об обстоятельствах, сделавших ее единственным родителем.

Все кругом говорили о том, что Саше надо повзрослеть, и никто не видел, с каким трудом дается ей принятие возраста и то, что на нее резко стало все равно всем взрослым, кроме мамы. Раньше можно было получить похвалу за весьма незначительные успехи, а сейчас приходилось самой оценивать то, как она себя ведет, насколько полезно проводит время.

Чтобы повзрослевшие дети не улетели куда попало, им всегда нужно знать, что где-то есть место, где их ждут. К сожалению, Саша имела поверхностное представление о том, какой ей нужно быть, чтобы считаться взрослой. Да, это ответственность, организованность, разум, но и окружающую среду никто не отменял. В свое время она начала курить, потому что спуталась с компанией старшеклассников, с одним из них она встречалась, но спустя пару лет, когда она закончила школу, он лишь воспользовался ее беззащитностью на очередной вечеринке. Однако Саша была слишком запугана, чтобы сказать об этом кому бы то ни было. Но при этом она поддерживала связь с некоторыми из этой «группировки», как они себя называли.

Первым, кто узнал правду, был Феликс, пожилой мужчина, в прошлом не очень известный артист. Он как раз предложил свою помощь, и, так как идти больше было некуда, она пошла к нему. Вскоре он заменил ей отца. Они появлялись вместе в кино, на улице. Ей нравилось слушать его истории, и она даже не хотела думать о том, насколько они приукрашены. А Настена, его жена, ей не нравилась, она вызывала смешанные чувства: некоторую жалость и соперничество за внимание единственного мужчины. Саша еще не знала, что она не первая, с кем такое случается, и называется это комплексом Электры.

Саша отдавала себе отчет, что у нее с Феликсом слишком большая разница в возрасте. Сказать, что он ей нравился, было бы неверно. Ей нравились и зеленые одноклассники, и иностранные актеры, и несколько литературных героев из детства, но он был первым настоящим мужчиной, к которому она испытывала светлые, родственные чувства. Вместе с тем она побаивалась столь резких перемен в ее жизни: до сей поры одиночка, колючая насмешливая юная особа, теперь она начинала чувствовать себя частью маленькой социальной ячейки, пускай со стороны все было закономерным для натянутых отношений с матерью побегом во взрослую жизнь.

Мама, воспитавшая Сашу одна, не могла понять, что она делала не так. А девочке всего-то нужно было, чтобы ее выслушали и приняли со всеми «грехами», без осуждения. Все закончилось тем, что Саша нашла значимого взрослого, уже будучи формально взрослой, чтобы почувствовать себя и любимой дочерью, и сделать первые шаги в роли любимой женщины. Как бы то ни было, она не знала, что значит быть любимой. Самое печальное в том, что это означает, что она и не умела ею быть, а значит, ей можно было показать фигу и назвать ее любовью.

Саше было очень стыдно за себя, за то, в какие странные отношения она ввязалась. По своей воле, между прочим. Хотя те, перед кем она мысленно оправдывалась, вели еще более предосудительный образ жизни. Но он был, по крайней мере, понятен в силу их возраста.

Феликс и сам в молодости чудил, и в компаниях состоял не лучших, словом, улица его воспитывала, и он ни за что не хотел той же участи своим детям. Потому за Сашу он хотел взяться как наставник и отец. Детей у него с Настеной не было. Потому что денег раньше на них не было. Правда… они - дети - могли бы быть. Но теперь никто не узнает, что полезного и красивого они могли бы принести в этот мир.

Вначале Саша решила не испытывать судьбу. Она наслышана всяких историй, и как бы ни хотелось ей настоящую семью, она понимала, что за так взрослых девочек не берут. Она иногда наведывалась к Феликсу, и он помогал ей совершенствовать актерское мастерство, ведь Саша не теряла надежды поступить в театральный, не сейчас, так через год, к тому же Феликс обещал снять с ней короткий метр.

Им интересно было поговорить, Саша училась отстаивать свою точку зрения в разговоре с взрослым человеком, хотя на самом деле они не спорили, это были лишь философствования о жизни и попытки решить давние психологические проблемы каждого из них, изредка прерываемые самодовольными монологами Феликса о своем прошлом.

А у меня всегда было такое чувство, что взрослые никогда не были детьми.

Это почему же?

Если бы они были маленькими, они бы нас не обижали. Даже когда мы чего-то не понимаем и делаем глупости.

Мы забываем. Мы все забываем детство.  

Как страшный сон.

Ну почему же «как страшный»? Хотя… Да. Как страшный сон.

Не хочу быть взрослой, - вдруг заявила Саша, - Не хочу. Не буду, - бессильно ударила кулачками кровать.

Но ты же не хочешь остаться маленькой? – Феликс улыбнулся и отметил про себя, как Саша напоминает своими сентенциями героиню старого фильма «Впервые замужем».

Нет. Я не хочу быть ни маленькой, ни большой. Я хочу быть счастливой. И чтобы никто не был несчастен!

Ты боишься быть взрослой, потому что они несчастны?

А вы… вы когда-нибудь видели счастливого взрослого?

Я… я, в общем-то, счастлив! – Феликс выпрямил спину, почти уверенно заявив об ощущении собственной состоятельности, - Да и к тому же, меня Феликсом зовут, в конце концов.

Ну и что?

Как что? Значит, «счастливый»!

А Александра значит «отважная». А я даже собственного восемнадцатилетия боюсь.

А я - своего шестидесятилетия! Надеюсь, не доживу, - добавил он, устремив взор за окно. Глаза его светились серой грустью, средь сотен морщин только они напоминали о молодости. «Глаза у людей теперь изменились», - подумала Саша.

У неё они были другими, но не потому что карие, а потому что… новые, наивно-воинственные и решительно-добрые, незнакомые ей самой. Её глаза не носили очков и не щурились, читая газеты. Они не видели того, что было тридцать лет назад и не помнили того, что видели пятнадцать лет назад. Внезапно захотелось написать стихотворение - так поэтично он смотрел в окно, но она не умела.

- А мне вообще никто не нужен. Все хочу бросить, уехать далеко-далеко. Может… - он вдруг осёкся, - может, я умереть хочу. Уж тогда-то мне будет все равно, кто там остался, - откашлявшись, он продолжил надрывную речь, - И, если никто хоронить меня не придёт, мне вообще – вообще по барабану будет! – нервный отрывистый взмах рукой в сторону двери.

- Ну тогда зачем вам я? А вообще, негоже детям свои проблемы вываливать как на духу.

- Да какой! Тьфу. Нашлось дитё малое. Я ж тебе помочь хочу, - он потянулся в карман за сигаретами, но, не найдя их, раздосадованно хлопнул по куртке.

- Не нужно мне вашей помощи.

- Да ты посмотри вокруг, - голос его сделался вкрадчивым, тон – заговорщицким, как будто он собирался поведать Саше страшную тайну. – Ну кто, кто тебя ждёт? 

- Да иди ты! – Саша вскочила и крикнула: - Я ж не дурёха какая-то. А ты грехи, наверно, загладить хочешь, вот и навязываешься.

Ситуация выглядела весьма двойственной со стороны. Саша уже не была ребенком, и для соседей ее приходилось выдавать за племянницу. Хотя одна сестра была лишь у Настены, но и у нее не было детей. И вообще-то все обо всем догадывались.

Странное имя для пожилой женщины – Настена. Да, она была серьезной солидной дамой, но ее жизненное положение создавало впечатление маленькой зависимой девочки. Ведь что такое выйти в восемнадцать за первого, кто предложил, толком не узнав его? – Обречь себя на страдания, а если к этому прибавить убеждение о недопустимости развода, то пиши пропало. Кстати, такое имя ассоциировалось у Саши с изображением Алёнки на шоколадке. Старой Алёнкой была Настена, завалившейся на дно сумки, раздавленной, с помятой оберткой, безвольно смирившейся с тяжкой долей. 

Феликс в последние пару лет много думал о своей жизни. Он обычно не погружался в размышления, предпочитая жить, как того требуют обстоятельства, но так он отвлекался от непрекращающихся болезней. Жизнь его была ничем не выдающейся, и своеобразного счастья в ней хватало, и горя. Он стыдился своей жены, зависимой от алкоголя, себя, дружбы с Сашей. Она, в свою очередь, прекрасно подходила на место ребенка в этом «пустом гнезде», и даже ее резкие выражения не столько возмущали, сколько заставляли видеть в ней равную и ценить за правду. Сашка никого не боялась, а Настена занимала привычную позицию робкой прислуги, не умеющей злиться ни на кого, кроме себя. Поэтому понятно, почему Феликс отдавал предпочтение Сашке, с ней было интересно и хотелось стать лучше.

Когда кажется, что ты никому не нужен, всегда найдется тот, кто нуждается именно в твоей помощи. От этого хотя бы повышается самооценка, когда, совершив переоценку прошлого, сам понимаешь, что любить тебя по сути не за что. Возраст достиг отметки выше среднего, а его кризис еще не думает завершаться. И от того еще горше, что поздно самому себе доказывать, в чем оправдание твоего никчемного существования.

С появлением Саши Феликс стал меньше пить, помолодел внешне лет на десять, а душой так вообще чувствовал себя на двадцать пять. Определенно, эта дружба шла обоим на пользу. Саше в глубине души было стыдно, но она еще не знала, как паршиво она будет чувствовать себя, когда друзья предложат свою «помощь». Девушка никому не рассказывала, с кем живет, мама, хоть и присела на успокоительные, была уверена, что Саша нашла парня и живет у него.

В институте она мало с кем общалась, лишь однажды ее позвали на вечеринку в честь дня рождения одной девочки. Она сначала согласилась, но потом, когда Феликс позвал ее читать вечером стихи, отказалась. Это было для нее важнее, чем какая-то вечеринка.

- Саш, а ты чего, с нами не пойдешь? У Ани предки уехали. Когда еще такое будет?

- У меня дела. Да и настроения что-то нет.

- Опять будешь с книжками сидеть? Забей.

- Я работаю по выходным, мне некогда.

Друзья со временем разузнали, что за дела были у Саши. Кто-то посмеялся, кто-то посочувствовал, а два парня предложили ей провернуть план, по которому квартира Феликса и Настены отошла бы ей. Нужна всего лишь его подпись.

Чтобы сделка состоялась, договор дарения выдали за безобидный договор опеки. Отличие между ними в том, что в результате первого квартира переходит другому владельцу моментально, а во втором случае – после смерти нынешнего владельца, фактически, это завещание на неродного человека в обмен на заботу и т.д. Шрифт был отнюдь не мелким, но простофиля Феликс, который, к тому же, полностью доверял Александре, подписал договор не глядя. Теперь дело за малым: надо было убрать лишнего человека.

В один из следующих после подписи дней, вернувшись домой, Феликс подвергается нападению. Незнакомый молодой человек закрывает его лицо тряпкой с хлороформом. Раздается вскрик, и в результате секундной схватки Феликс падает на пол.

Саша находилась в комнате, чтобы не видеть этого. Она в слезах вылетает на лестничную площадку. Она ничего не понимала до этого! Она теперь соучастница преступления! Или нет? Поздно. Поздно она поймет, что они натворили.

Парень выбегает следом, хватает Сашу за руку. Не помня себя, она оказывается в машине и мчится-мчится-мчится… Ей страшно. За ней бежит Совесть.

Когда Феликс смог позвонить жене, ему уже все стало понятно. Он даже горько усмехнулся своей неразумности. Настена в момент подорвалась, приехала из деревни, где жила, чтобы не видеть осуждающие ситуацию взгляды соседей. Все началось с крика и причитаний, пока она пыталась хоть как-то помочь мужу.

- А ты мне что говорила? «Не трогай их, они же дети»! Да они твари, а не дети! И все равно я никогда бы ее не тронул.

- А я тебе говорила, что она прохиндейка. Вся молодежь сейчас такая. Телевизор надо смотреть, - Настена ворчала, понимая, что даже в этой ситуации единственная осталась в дураках. Все заботы о больном старом ненавистном муже лягут на нее.

- Не она, а дружки ее. Ладно, пусть живёт.

- «Пусть живет»! А мне каково жить, ты не думаешь? Чуть на улицу нас не выставила. Артистка.

- Артистка из нее, если честно, никудышная. Я ее поддерживал, чтобы самому не забыться окончательно. Вот так сначала вернулась молодость, а потом жизнь отбирают. Хотя лучше б убили, ей богу.

- Таким головорезам и убить – раз плюнуть. И без меня ты бы остался на улице. Без всего.

- Настен, конечно, я без тебя никуда, но и она тут не виновата.

- Как же не виновата? Все с дружками продумала, сама бы, конечно, ничего не сделала, - Настена протопала на кухню заваривать чай. Она что-то бурчала себе под нос, и Феликс был уверен, что она ругается на него и Сашу.

Через пять лет за Феликсом пришла Смерть. Саша не видела его все это время. Она успела выйти замуж за одноклассника, родить дочку, купить в ипотеку квартиру. Она узнала о его смерти от Настены, позвонившей ей, понимая, что Саша, вероятно, жалела бы, если бы ее там не было. К тому же она осмелилась попросить помощи, ведь денег на лекарства катастрофически не хватало. На похоронах они лишь поздоровались друг с другом, молча простояв рядом все время. Одной из них было почти шестьдесят, и у нее не было ничего и никого, кроме прощенного врага, второй тридцать, и у нее был тот самый брак, которым хорошее дело не назовут, и дочка, слава богу, здоровая. У Саши проскользнула одна настоящая слеза, а Настена плакала много. Она хоронила не мужа, а свою жизнь.

Когда Саша вышла с кладбища, она снова погрузилась в жгучее чувство стыда за совершенное чужими руками преступление. Друзья хотели сделать ее счастливой, но думали при этом непонятно чем. Она купила в ларьке пирожок, села на качели на детской площадке и закурила. Ей было о чем подумать, пока не позвонил муж. Ей совсем не хотелось домой, как когда-то лет десять назад.