Сашка. Часть третья. 6-10

                6               
               
  Прошло около часа. Сашка пошевелил пальцами ног в ботинках. Свернувшись в комочек, он заскулил, как брошенный людьми щенок. А когда решил встать, то почувствовал, что ноги замёрзли.  «Надо идти»,- подумал. Но где спастись до утра, пока не откроются магазины? Выйдя на улицу, он увидел светящееся окно сторожки. Потоптавшись у двери её, вошёл. На него  пахнуло жаром.  С  высокого топчана сполз дед.
  - Фу, чертёнок, напужал! – закряхтев, дед проговорил сипло.-  Чёрт принёс  ночью!
  - Пусти погреться, деда! - взмолился Сашка.
  - Да грейся, мне не жалко,- миролюбиво ответил старик и полез на полати.
  Сашка расположился у печи, присев на грязный ящик. Сторож засвистел носом, продолжив  прерванный сон. Это устраивало Сашку, так как он не хотел расспросов. Поглядывая на сторожа, он мысленно  поблагодарил его, хорошие мысли полезли в голову ему, растрогали, захотелось пустить слезу. Осмотревшись во тьме, он увидел на подоконнике  корочку хлеба. Неслышно взял её и, ладошкой прикрыв рот, чтоб хрустом не разбудить сторожа, пожевал. Подкормившись, достал из кармана окурок и прикурил у поддувала. От табачного дыма и тепла его потянуло на сон. «Было бы лето,- подумал он сквозь дрёму.- Летом везде переночевать можно, и жратву найти просто – не война». Глаза его  слиплись, будто их смазали клеем.
  Сквозь сон он услышал шаги, приближающиеся к сторожке. Услышал и говор. Кто-то вошёл. Послышался   смех.
  - Ох-хо-хо! - сказал вошедший. - Помощника  отыскал, Иваныч? И кто это?
  Сашка увидел шинель; как огнём, его обожгло: перед ним стоял, расставив сапожища, милиционер. Другой  сотрудник  остался у двери. Сашка сел у окошка, опустив голову.
  - Рассказывай, малец, - прохрипел сторож, откашлявшись. - Да не пугайся, дяди ничего плохого тебе не сделают.
  Сашка сосредоточенно разглядывал дырку в полу. Нужно было сказать что-то.  А  что? Представил: отведут его к мамочке, и та…
  - Скажи, где живёшь?- забасил милиционер.
  - Нигде не живу,- промямлил Сашка и  подумал: «Наверно, старший».
  - Громче, ну! - крикнул милиционер.
  - Ничего не скажу! -  обозлившись, пропищал  Сашка.
  - В отделении  скажешь, -  проговорил второй сотрудник.
  Тронув сапожищем мокрый Сашкин ботинок, старший милиционер бросил:
  - Пойдём, бродяжка.
  - Отпустите! Утром уйду домой, - на всякий случай попросил Сашка.
  - Брешешь, - пробасил милиционер.
  Сашка вышел с сотрудниками за дверь и глубоко вдохнул морозный воздух.

                7

  Снег хрустел в тишине. Милиционеры шли   быстро, Сашка с трудом успевал за ними. Мелькнула  мысль убежать, но, при виде больших сапог старшего сотрудника, подумал: «Эти сапоги догонят обязательно и поддадут». Около отделения топтали снег ещё три милиционера. «Буду помалкивать»,- подумал Сашка. В дежурке было тепло.
  - Дрых в сторожке на Ленина,- усмехнувшись, милиционер доложил дежурному сотруднику.
  - Так, так, - нахмурившись, дежурный раскрыл тетрадь, макнул перо ручки в чернила. – Фамилия? - Обратился  к Сашке.
  Сашка, насупившись, не ответил.
  - Так и молчит, - голос басистого.
  - Заговорит! - к Сашке приблизился дежурный.
  - Оставь пацана, - вступился за Сашку толстый милиционер. -  Пусть поспит до Сохина.
  Милиционеры стали говорить о пьяной женщине, которую пришлось вести куда-то. Сашка невольно прислушался, но не внимательно, потому что думал о Сохине.
  - Пострел, иди наверх! - дежурный показал на деревянную  лестницу, которая  вела  на  верхний  этаж. - Там теплей. Ложись там на пол.
  Сашка пошёл, но дежурный его задержал:
  - Постой, покажи мне карманы.
  - Ничего нет, - пискнул Сашка, залившись краской: вспомнил иконку.
  - Давай, быстрей! - заторопил дежурный.
  Сашка, насупившись, достал из кармана штанов  спичечный коробок. Но милиционер сам залез рукой в  его карман, и достал оттуда кучу окурков. Ощупав Сашкины штаны, он проверил карман его пальто. И оттуда извлёк иконку и клочок газеты с портретами вождей.
  - Смотрите! – он, повертев иконкой, захохотал. -  Набожный. Тут и свечки. Где взял? - Прекратив хохотать, спросил Сашку.
  - Дедушка подарил, - соврал Сашка и, схватив из руки дежурного иконку, сунул её в карман.
  - А откуда  портреты?
  - В туалетах бросают,- с вызовом ответил Сашка.
  - Вот что, бери вождей, а окурки брось в урну, и лезь наверх, поспи. – Дежурному надоело возиться с пацаном.
  Сашка исполнил с охотой приказание, однако  солидный окурок придержал в ладошке. Свернувшись калачом на полу, он вынул иконку и, вздохнув, погладил её. Забыться удалось, только ненадолго. Внизу началось хождение, постукивание дверей и разговоры. В окна пробился утренний свет. Сашка подумал о Сохине. И у него быстрей заколотилось сердце.
  Здание милиции вскоре загудело, как пчелиный  улей. Милиционеры и штатские ходили вверх-вниз. Сашка переходил с места на место. Им никто не интересовался. Тогда он осторожно стал подбираться к двери. Дежурный, из окошка заметив его, писклявым голосом крикнул:
  - Тикай, хлопец! - Сашка обратил внимание, что это был новый дежурный, сменивший, видимо, предыдущего. Он говорил с украинским  акцентом. - Нечего тут шастать без дила! Тикай!
  Не до ещё конца веря в окончание последних событий,  Сашка сошёл с крыльца и побежал, как сорвавшаяся с поводка собачка. Он не знал, куда бежит, наверное, лишь бы подальше от милиции. Прийти в себя помогло падение - он поскользнулся и уткнулся  головой в сугроб. Сев на снег и отдышавшись, он до боли натёр снегом лицо.  Теперь он знал, куда идёт.

                8

  Он вошёл в вокзал. Решенье покинуть город  созрело у него уже окончательно: там, где живёт его мамочка, места ему нет. Сидя в окружение бесчисленных чемоданов, он помечтал. «Шапку  невидимку бы мне – в ресторане бы налопался». В бесконечной сутолоке, царящей на вокзале, на него никто не обращал внимания, даже милиционеры, рукой придерживающие сабли. Но стоило ему поднять с пола окурок, как кто-то сказал: «Сморчок, а курит». Солидных бычков  набрал он достаточно, ещё бы хлебца. Как же хотелось есть! Сидя у стены, он увидел карапуза, мимо вышагивающего на косолапых ножках. Его заинтересовал совсем не карапуз, а бублик, которым тот размахивал из стороны в сторону. В закружившейся от голода голове у Сашки родился план.  Вытащив  из  кармана коробку из-под папирос, он покрутил ею перед  мальцом. Тот заинтересовался.
  - Поменяемся? Тебе коробку, а мне бублик? - предложил Сашка.
  - Ню давай, - пропищал маленький и протянул  бублик Сашке.
  Отдав коробку, Сашка сунул  бублик за пазуху.  А малыш оглядел коробку, а потом открыл её. Не найдя в ней ничего, он подошёл к Сашке. Сашка решил убраться,  но  косолапый закричал:
  - Отдай шушку!
  Толстая тётка, оказавшись рядом, схватила за рукав Сашку и заорала:
  - Попрошайка! Зачем бублик отнял?
  Щёки у неё раздулись, как кузнечные меха, глаза полезли из орбит. Сашка выдернул рукав из цепкой руки и кинулся бежать, крикнув: «Не отбирал!»
  - Сволочь! Жульё! - крикнула ему вслед тётка.
  «Вот паскуда! - на бегу шепнул Сашка. -  Из-за   ерунды шум подняла!». Выбежав из двери вокзала, он впился зубами в чёрствый, но необыкновенно вкусный бублик. Но вечером есть захотелось ещё сильней. «Не нужно было сразу весь его съедать»,- подумал Сашка. Он устало примостился рядом со старушкой, которая прислушивалась к тому, что объявлялось по радио,  прикладывая ладонь к уху. По радио объявили, что у выхода из зала ожидают Терёхина.
  - Сыночек, - затормошила Сашку старушка, - про какой поезд объявление?
  - Терёхина потеряли… - отмахнулся от неё Сашка. На него  накатилась  усталость,  говорить не хотелось.
  - Ты, сыночек, скажи, - стала просить старуха, - когда семьдесят четвёртый подадут. Я не слышу.
  - Скажу, скажу, - замотал Сашка головой, обдумывая, как без билета попасть в вагон. - А вам далеко? -  интуиция  подсказала ему, что старушка как раз и поможет.
  - Далеко, сынок, далеко, от Новосибирска  вёрст четыреста. От сына я к доченьке. Стары никому не нужны.  Он сперва ничё был, а уж посля…
  Сашка слушал старуху и объявления по радио. Наконец объявили, что семьдесят четвёртый  опаздывает на два часа. Доложив об этом старухе, он стал с ней налаживать контакт. Для начала глубоко вздохнул и выдохнул, выпущенный громко из груди воздух обратил на себя внимание соседей.
  - Чего, сыночек, вздыхаешь? - спросила старушка.
  Сашка покачал головой.
  - Говори, что приключилось? - настаивала на откровенном разговоре старушка.
  - Мы ехали с папой, - начал врать  Сашка. - На стоянке я вышел на перрон и отстал. Третьи  сутки  скитаюсь.
  Старушка, внимательно  выслушав его, высказала мнение:
  - Сынок, обратись к милиционерам, они тебя  посадят в вагон, и поедешь дальше.
  - Боюсь я их, -  подражая стилю разговора  бабки,  пропел  Сашка. -  Истинный бог,  боюсь. Одного бога прошу о милости.
  Старушка слушала, широко распахнув глаза.  Даже шепнула:  «Божий человек».  А Сашка,  довершая комедию, вытащил иконку и поцеловал её, причём, изображение святой обратил в сторону старушки. Старушка перекрестилась. Сашка же, приняв позу несчастного человека, приготовился выслушать бабкино мнение.
  - Докуда вы ехали? - с дрожью в голосе вопрошала она.
  - До Новосибирска.
  - Так и тебе на семьдесят четвёртый?
  - Конечно, бабуся, миленькая! Мне бы в вагон  влезть, а там я почти дома! Помоги, бабуся!  –  Сашка высказал то, ради чего затеял  разговор.
  - А? Чего  сказал? - пропела старуха. -  Ты говори громче: я плохо разбираю, когда тихо говорят.
  - Старая глухня! - вскипел Сашка и тут же прижал ладонь ко рту. Но громко сказанное дошло до бабулькиного уха.
  - О-хо-хо, всему время своё, - молвила она. - И тебе быть старому и тугому на ухо.
  Сашка не решился продолжить разговор. Неприятный холод коснулся его. Он опустил  глаза, стыдясь. Однако, когда подумал уйти в другой зал, старушка вцепилась ему в руку и, глядя  мутно, пропела:
  - Ты кушать хочешь, сердечный?
  У Сашки перехватило дыхание, комок подкатил ему к горлу, он кивнул. Ему представилась  заботливая бабка Агафья, слёзы  полились из его глаз.
  - Будя реветь, будя, - проговорила  старушка, погладив руку ему. - Хлебушка и сальца тебе дам, немного подкрепишься.
  Она развязала узелок, и через минуту Сашка  отрывал острыми  зубами куски сала. Не доев половину, остальное, завернув в газету, сунул в карман. Придвинувшись ближе к бабушке, сказал:
  - Теперь в вагон бы сесть, и закончатся тогда муки.
  - А почему  не сесть? - оживилась бабка.- Сядем.
  Сашке стало хорошо! Он тихо замурлыкал  пришедшую на ум мелодию, и даже когда мимо проходил милиционер, едва не задев его шашкой, он,  вместо того, чтобы втянуть голову в  плечи  и попросить боженьку спасти, вызывающе уставился на него. Правда, тут же испугался своей выходки.
       
                9

  Прозвучало объявление о подходе к станции семьдесят  четвёртого. Сашка быстро скатился с места и взял бабушку за руку; их подхватила толпа, спешащая на выход. Спрятавшись за спину бабушки, Сашка очутился в коридоре вагона, и, продираясь меж пассажиров, узлов и чемоданов, нашёл свободную верхнюю полку. Как обезьянка, он забрался наверх и замер. Забаррикадированный вскоре узлами, он почувствовал себя спокойней.
  Несколько часов покачивающийся вагон вёз его из Омска. Был Сашка полон глубоких переживаний, впечатлений! Окажись у него в руках тетрадка и карандаш, он попытался бы написать стихи. «Многие города объезжу, - шептал он, - но не вернусь к твари за  теплом».  Он  бы  ещё  долго думал о  жизни, но усталость взяла своё, веки его слиплись, им овладел сон. Сон! В нём он всегда чувствовал друга: он возвращал ему силы, которые нужны ему были для следующего дня не детской борьбы. Иногда сон уносил его в места, где ему было необыкновенно спокойно. Но если бы он знал, что его ждёт, то не захотел бы проснуться.
  Но он проснулся. В окно пробивался свет зари, слышался смех и говор взрослых. Поезд стоял. Захотелось поразмять ноги, но жаль было покидать удобное место. Решив подкрепиться, он съел припасённые продукты – хлеб, сало. Голод заглушил, но  не мысли о будущем. Неловким движением он задел чей-то узел. Послышались голоса, высоченный дяденька стянул Сашку с полки. «Когда ты забрался сюда?»,  «Откуда  едешь?», -  как  удары, посыпались  вопросы.  Он нырнул в коридор. Там стояла проводница, похожая на подростка.  Сашке показалось, что она улыбнулась ему серыми глазами. Низко наклонившись, она  шепнула:
  - Убегай: милиция близко!
  Он увидел поднимающуюся по ступенькам вагона красную фуражку. Рванувшись обратно, он спрятался за спину проводницы. Тяжёлые сапоги прогромыхали мимо. Он слез на перрон. Вверху прочитал: «Новосибирск».  Не хотелось покидать поезд. Голова кружилась от подступившей слабости, к горлу подступила тошнота. Увидел – другой милиционер направился в его сторону. Тогда он затерялся в толпе, спешащей на вокзал. Толкотня на вокзале подействовала успокаивающе, но огромность зала испугала. Яркое освещение заставило прищуривать глаза. Спрятав грязные  руки  в карманы  измятого, но пока ещё не потерявшего вида пальто, он застучал каблуками по плиткам первого этажа. По запаху нашёл туалет. Там отмыл руки. Теперь мог, не боясь, обследовать вокзал, зная, что чистые мальчики милиционеров не интересуют.

  Дело шло к ночи. Всё тише гудел вокзальный улей. Опять голод. Чем смягчить его? В пустом лотке мороженицы он нащупал несколько поломанных хрустящих стаканчиков. Но они только разожгли  аппетит. Стал заглядывать под лавки. И ему повезло: нашёл газетный  свёрток,  оставленный кем-то. Радости малыша не было границ:  в  свёртке оказались кусок колбасы, раздавленное яйцо и ломоть  хлеба. Он поблагодарил боженьку за щедрый подарок и, отойдя от места находки и присев на диван,  наелся. Теперь ничего не мешало ему уснуть.
 
  Утро разбудило его прохладцей. То и дело мимо громыхали тяжелые сапоги, заставляя напрягаться. Неожиданно подкатилась изжога. Он с горечью  заметил, что руки его снова грязные. Это и обратило внимание проходившего мимо милиционера. Быстро глянув на мальчишку строгими глазами, он покачал головой и жестом предложил ему встать  и  идти за ним. Сашка, съёжившись, поплёлся за сотрудником. В комнатке, куда они вошли, на Сашку пахнуло  хлоркой и неизвестностью. Сашка сел на гладкую, отполированную, видимо, такими же, как он, бродяжками скамью. Милиционер, не раздеваясь, сел за стол и начал листать бумаги. Заскрипело перо.
  - Фамилия?- ожидаемый вопрос.
  Сашка промолчал.
  - Фамилия? - громко  повторил милиционер.
  И Сашке стало страшно. 
  - Ерёмин, - неожиданно для себя сказал.
  - Откуда?
  - Из Омска. Жил у тётки, она умерла. Папки и мамки нет, - пришло ему в голову объяснение.
  Допрос закончился. Со слезами на щеках, вошёл он  в открытую дверь. Комнатка встретила его духотой и запахом дыма. На диванах, с  высокими, как в зале, спинками, спали трое мальчишек. Сашка примостился на край одного из диванов и захныкал. Пацан во сне пнул его. Это вернуло Сашке  обычное состояние.
  - Чё распустил ноги? –  дерзко пропищал он.
  Мальчишка открыл глаза и глянул на Сашку.             
  - Привели ночью? Толкнул бы, а то лежу, как барин, - опустив ноги на пол, он повёл себя миролюбиво. – Чего такой?
  - Чё будет…- застонал Сашка.
  - Чё будет? В приёмник отвезут.  В первый раз, что ли? - придвинулся к Сашке  новый знакомый.
  - В первый.   
  Громкие слова разбудили остальных. Один из них, с нечесаной гривой мальчишка, подрал пятернёй себя за пазухой и пальцем почистил нос, при этом тот вздулся.
  - Не горюй, - в сторону Сашки помахал он   шевелюрой. -  В приёмнике  выкупают и подкормят, и пощекотют. - Он повернулся к дружку. - Давай-ка, Васёк, курнём.
  - Щас покурим, - простуженным голосом прохрипел Васёк.
  Васёк, низкорослый пацан, был примечателен  большими сапогами и шапкой с  оторванным ухом, которая сидела на голове его так, что из-под неё были видны лишь подбородок и острый нос. Забравшись  пятернёй  в штанину, он достал полпачки папирос и спички. Угостили и Сашку. Все затянулись дымом.

                10

  Чубатый извергал маты. Сашка подумал, что на воле он, конечно, хулиган.
  Дверь открылась. Два милиционера вывели мальчишек во двор и приказали сесть в брезентом закрытую машину. Путь – в детский приёмник. Ехали долго, до окраины города. Сашке, чем ближе приближался к концу маршрут, тем больше хотелось исчезнуть из этой жизни. Машина въехала в высокую ограду, остановилась.
  - Живо,  быстрей! - заторопил милиционер.   
  Мальчишки высыпались из машины и расположились кучкой. Ограда, выметенные аллеи, по краям деревья, за ними двухэтажные деревянные дома, - эта мирная обстановка произвела, между тем, тяжёлое впечатление на Сашку, какое бывает, наверное, с мышонком, попавшим  в мышеловку. Худой  дядька,  с обрюзгшими щеками, одетый в серый халат, направился по узкой аллее, приказав мальчишкам идти за ним. Те, ёжась, старались не отставать.
  Подтвердилось предсказание чубатого: их привели в баню, наказали одежду повесить на проволочные круги. Женщина, с сонным лицом, остригла всех. Было холодно. Но в банном отделении  согрелись. Только долго плескаться не позволила  парикмахерша, она заглядывала в дверь и торопила:
  - Быстрей, хватит лить воду!               
  Выходили в другую дверь. Мальчишек там ждала  новая одежда. Сашка, конечно, не видел такой - бесцветная куртка, белые штаны со штампом, нижняя рубаха и до колен трусы. От вольной жизни ничего не осталось. 
  Новеньких разделили по группам. Сашку направили в среднюю. Воспитательница,  миловидная,  белокурая женщина  расспросила Сашку – как звать, где   проживал, и есть ли отец и мать. После нудной беседы, показала, где должен будет он находиться после команды:   «Отбой!

  Косые взгляды Сашка почувствовал сразу, как только белокурая ушла. Его обступила толпа мальчишек. Невольно вспомнился день,  когда  бабка Агафья привела братьев в приют. Тогда он был не один.
  К нему приблизился высокий подросток, на  голове которого красовалась сползшая  на лоб  пилотка. Сашка с любопытством посмотрел на уродца –  его голова была похожа на клин. Когда он заговорил, Сашке показалось,  что  язык  у него вот-вот  вывалится изо рта.
  - Кто ты? - спросил  подросток, шепелявя.
  «Язык мешает ему  – наверно, большой», - подумал  Сашка. Но, глянув ему в глаза, он почувствовал испуг. Мальчишки окружили новенького, все стояли, стиснув скулы; Сашке показалось, что толпа только и ждёт приказа, чтобы накинуться.
  - Кто ты? - услышал повторный вопрос.
  - Сашка.
  - Сука или пацан? - последовал вопрос.
  - Конечно, пацан… - попытался  улыбнуться Сашка.
  Не договорив, он согнулся, задохнувшись от боли: клиноголовый ткнул его кулаком в живот. И тут же посыпались удары со всех сторон.
  - Что происходит?  -  резкий  спасительный  окрик  воспитательницы. - Ну-ка по местам, скоро  на завтрак!
  К Сашке подошёл коренастый, повыше Сашки подросток.
  - Я Коля, - сказал он. Бледное лицо, под глазом синяк, уши на остриженной голове топырились, как  лопухи. -  Бежать надо. - С опаской оглядываясь, сказал он. – Что творят,  падлы…
  - За что они меня? - выдохнул Сашка мучивший его вопрос.
  - Понимаешь, это суки, они активисты, -  принялся  объяснять Коля. - Клин-голова нас тоже хочет втянуть в актив. Знаешь, что творят? - сворачивают полотенца в жгут, называется  "морковка", и бьют до  посинения, а то в тумбочку запихивают и скидывают со второго этажа. Но мы ещё пободаемся.
  Сашка ни с кем бодаться не хотелось, он сморщился и потёр живот.
  - Болит? -  спросил с участием Коля.

  После завтрака дети приступили к уборке помещений, подметали пол. Потом каждый занялся, чем хотел. Кто-то, сидя, читал, кто-то играл в домино. Сашка и Коля уселись перед шашками. Но играть не хотелось.
  - Что такое активист? - спросил Сашка.
  Мимо проходивший мальчик, услышав вопрос, остановился. Сашка настороженно посмотрел на него.
  - Это наш, -  успокоил его Коля.
  Подошедший был тощим, с бесцветными  глазами мальчиком.
  - Активист, - жестикулируя руками, стал объяснять подошедший, - помогает воспитателю поддерживать дисциплину...
  - Тише, тише! - предупредил Коля, видя, как подходят трое пацанов.
  - Хотите продолжить? Давайте! - крикнул им худенький малыш и приподнял рубаху.
  Сашка  увидел багровую, в синяках, спину.
  - Закрой! - сквозь зубы прошипел один из подошедших.
  Сашка и Коля вскочили.
  - Хватит издеваться! - резко бросил Коля, загораживая собой малого.
  Конфликт назрел. Сашка почувствовал ненависть к активистам.  Он  окинул  помещение злым взглядом. Клин-голова со своей командой сейчас где-то далеко, подумал он. Рыжий активист уцепился в руку оголившего спину мальчика.
  - Отпусти, скотина! - жалобно вскрикнул тот.
  И тогда Сашка схватил в руки игральную доску, фигурки упали на пол, и наотмашь ударил ей рыжего активиста по голове. Тот взвыл от боли.  Возникла драка. Кто-то ударил Сашке по уху. Отлетев в сторону, он вскочил и поспешил на помощь Коле, которого окружили два активиста – видимо, только что подошли. Получилась свалка. Хриплым голосом кто-то орал: «Бей сучек, бей!». Отовсюду подбегали новые мальчишки и бросались в драку. Некоторые драчуны, постанывая, отползали в сторону. Высоко поднималась над головами активистов табуретка – ею орудовал Коля. К нему присоединилось с полдюжины новичков, ранее мордованных. Безвольно сносившие побои, они, видя  численное превосходство, старались выместить на обидчиках злость. Но драка пошла на спад. Враги отходили друг от друга, отряхиваясь и рассматривая ссадины. Вдруг распахнулась дверь, и появился Клин-голова, а за ним – его орава. Наступила тишина.
  - В другом отряде издевались? - вызывающе заорал верзила, из новеньких.
  Клин-голова на него и накинулся. Драка будто не прекращалась. Толпа восставших подалась назад, заняла оборону. В руке у Клин-головы  блеснул  стальной прут. Закадычные его дружки кинулись в бой. Сашку отрезали от соратников. Рыская глазами, он лихорадочно думал, что можно предпринять. И его осенило. У питьевого бака стояло помойное ведро. Схватив его,  Сашка  заорал:  «Атас,  воспитатели!».  Толпа замерла. А Сашка  подлетел к  вожаку, и грязное ведро оказалось на голове урода. Хитрость удалась. Пацаны накинулись на дружков вожака. «Братцы, колоти клиновских шестёрок!» - ошалело орал крепыш метрового роста, размахивая биллиардным кием. Клин-голова, обляпанный помоями, с расцарапанным до крови лицом, попытался нырнуть под кровать, но его прижали  к  полу и били, били. Стоял несмолкаемый рёв.
  - Прекратите избиение! – послышался визгливый голос: в дверях появилась   воспитательница.
  Толпа притихла.
  - Становись! – из-под кровати захрипел голос командира.
  Дружный хохот расколол тишину. Однако мальчишки построились. Клин-голова  стоял, как вожак, перед строем. Грудь его была залита грязной водой, клилиновидная голова кровоточила.
  - Зачинщики, в изолятор! – закричала воспитательница, преобразившись из милой женщины в ведьму. - Зачинщики,  ну!
  Строй мальчишек стоял, не двигаясь.
  - Ну! - завизжала белокурая.   
  От строя отщепилась  фигурка.               
  - Ерёмин, отличиться успел, - воспитательница удивлена.
  - А за что они утром меня избили? - потирая синяк под глазом, спросил Сашка.
  - Пусть скажут, за что? – послышалось хором со всех сторон.
  - Вы разве ничего не знаете, Ольга Васильевна, - взволнованно заговорил Коля. - Они после отбоя вьют «морковки» и нас хлещут. Выходи,  выходи,  выходи!
  Он вывел троих мальчиков из строя и приподнял на их спинах рубахи. Ольга Васильевна отвернулась:  на исполосованные спины невозможно было смотреть. Конечно, она, как и прочие воспитатели, знала о самоуправствах клиноголового, но ему не мешали,  так как он был стражем дисциплины.