Илиада - война богов

Содержание

ПРЕДИСЛОВИЕ
История эпической поэмы Гомера «Илиада»
С. 3
ИЛИАДА,
Война БОГОВ
С.20
Гомер. Илиада. Литератрный образец на все времена
Тайны Троянской войны.
С.485
КРАХ МИФА:
Троя не была греческим городом!
С. 487
Дополнительные комментарии
С. 492
     Троянская война: исторический контекст
С.496
      Об авторе и её книгах
С.498

Предисловие. История эпической поэмы Гомера «Илиада»
 раскрывает множество сказаний о событиях Троянской войны. Принято считать, что свое начало гомеровские песни берут в глубокой древности даже по отношению к самим «древним грекам», на проверку же все оказывается куда прозаичнее. Всё дело в несовершенстве используемой хронологии.      
Причина и начало войны. Это вопрос не столь важный, по сравнению с тем, кто и когда в первый раз поведал нам об этой войне, но всё же интересный; иными словами - что было первым источником? Первоисточник принадлежит, средневековому историку Рамону Мунтанеру, современнику Данте и сообщает вот что  «На мысе Атраки, что в Малой Азии располагалась одна из троянских пограничных застав, вблизи от островка Тенедоса, куда заурядно направлялись знатные женщины и мужчины Романии для поклонения статуе божества. И вот в одно прекрасное время Елена, благо-верная жена афинского герцога, направлялась туда с эскортом в сотню рыцарей (типичное средневековое войско) на почитание культа божества. И ее заметил троянский принц Парис, он перебил всю ее охрану, заключавшуюся в ста рыцарях, и выкрал афинскую герцогиню». На старинной миниатюре из французской «Мировой Хроники», относимой к 1470 г. изображен приход Париса и Елены к троянскому царю или королю Приаму, принимающему их у стен города Трои. Все изобна миниатюре люди облечены в характерные для Средневековья одежды. Сам город Троя нарисован как город Средневековья. А на верху дома, находящегося в глуби пейзажа, есть даже полумесяц со звездой. Хотя изображение относится к очень древним событиям, без колебаний можно утверждать, что создатель миниатюры ни мгновения не колебался в том, что Троянская осада и война — событие Средневековья. По мнению нынешних историков, Мунтанер просто не знал хронологию Скалегера, которая будет сформирована лишь двести лет спустя. Зная, что многие авторы, особенно древние, любили переносить действие в другие места, предположим, что действие в «Илиаде» происходит не в Малазии, на территории современной Турции, а, к примеру, на более близкой к нам территории. К примеру, путь по долинам Те-река (пусть там и будет Троя) и Арагви (откуда родом аргивяне, высшая каста ахейцев) очень древний. Страбон пишет в очерке об Иберии, что эта горная дорога опасна и трудна: нужно взбираться на крутые вершины, и не всюду есть удобные тропы - в наиболее трудном месте, Дариалском ущелье находилась крепость, которую контролировали тогдашние дарийцы, а потом - грузины. Это и были так называемые «врата Грузии».  В архаичном мире не было разделения на враждебные государства - мир являл собой единое торговое предприятие на основе обмена, где господствовал единый государственный язык. На фазе его распада начались междуусоби-цы и борьба за приватизацию стратегических объектов. Наиболее кровавая бойня развязалась в Алании (со стороны Терека) за обла-дание этой крепостью, о чём свидетельствуют грузинские летописи II в. до нашей эры. Они сообщают, что один из грузинских царей приказал заложить самую узкую часть ущелья камнями. В ущелье Дарубал на высокой скале была построена крепость, а на гранит-ных скалах возле нее повесили деревянные, окованные железом врата. Название их «Дариал» по-персидски означает «врата ала-нов». Аланы заселили Предкавказье и вели непрерывные войны с иберами, населявшими Грузию, за овладение стратегически важным Дарьялским горным проходом. Грузины называют ущелье «Араг-вис кари» (Арагвские ворота).  Ахайя это, наверное, внешнее назва-ние, данное троянцами, ему соответствует слово «ахальники» (в старом написании), т.е. осквернители, разрушители Священной Трои. Будем иметь эти соображения в виду при чтении дальнейшего текста.
       А как быть со знаменитым русским Лицевым сводом, в котором картинки, иллюстрирующие Троянские события, показывают пер-сонажей в средневековых одеждах. Иллюстрация из свода названа «Троянское войско идет в сражение», на которой изображены ти-пичные средневековые воины, но  мы  же говорим о событиях, ко-торые, согласно хронологии Скалегера происходили на две тысячи лет раньше… История Троянской войны и взятие Трои, в конце Троянской войны, продолжавшейся несколько лет, совершилось в 1225 г. до н. э., а вот когда и в какое время жил Гомер неизвестно (Колумбийская Энциклопедия осмотрительно высказывается, что гомеровские поэмы «были сочинены поэтом для аристократической богемы Малой Азии примерно в 700 г. до н. э.» Из чего ясно, что Гомер — не современник описываемой им войны, а жил, возможно, на несколько сотен лет позже. Кроме того, это мог быть просто эпос без автора. При близком же знакомстве с традиционной версией возникновения творения Гомера «Одиссеи» и «Илиа-ды» появляются явные противоречия и элементы мифа не в троян-ском сказании, но в истории самих повествований. Допустим, авто-ром поэмы, хотя текст много раз переписывался, прежде, чем до-стиг нашего времени, был поэт Гомер, поэтому на сегодняшний день право первого рассказчика Троянских сказаний принадлежит ему. Сама история эпических поэм Гомера содержит много стран-ностей, что наводит на определенные мысли. Если Гомер не был, согласно традиционной точке зрения, современником войны, о ко-торой повествуют его поэмы, то кто ему рассказал о битве у стен Трои, происходившей, якобы за 500 лет до него? Ясно, что могли только рассказать, иначе авторство Гомера будет уже вторичным. Но тут надо вспомнить еще одну немаловажную деталь, что в соот-ветствии с традиционной точкой зрения поэт Гомер был слеп. Сле-довательно, сам он явно не писал, разве что мог диктовать или петь якобы сочиненные им песни. Поэтому историки и полагают, что Гомер был слепой, но гениальный поэт, который придумал два ги-гантских произведения, в нынешнех изданиях это семьсот страниц мелкого шрифта. После чего поэт заучил текст на память и начал распевать его слушателям, изобретя некий стиль их распева. Делал он это, надо полагать, долгие годы, однако гомеровские песни при жизни Гомера почему-то написаны на бумаге не были! «Одиссею» и «Илиаду в первый раз записали лишь после смерти самого Гомера, во время правления афинского тирана Писистрата, правившего в 560-527 гг. до н. э. Таким образом, обе поэмы, были в первый раз записаны шестьсот семьдесят лет спустя после Троянской осады и войны. Тут не может не возникнуть множество недоуменных вопро-сов. Как вдохновенные слова, исполняемые наизусть слепым по-этом, достигли особого совета тирана Писистрата через толщу вре-мени, для того лишь, чтобы быть записанными? Чтобы петь их на память, потребуется не один час. Для еще надо ничего не перепу-тать и не ошибиться. Незрячий поэт множество раз распевал перед своей публикой эти две баллады. Аудитория, в конце концов, за-учила напевы назубок. Поэт отошел в мир иной, но его сограждане и слушатели запомнили каждое слово из семисот страниц произве-дения. Далее, ученики начинают разносить по белому свету эти пес-ни, пересказывая или перепевая их новой аудитории. Затем и они отошли в мир иной, но их «вербальная традиция», по выражению историков, продолжила жить, переходя по наследству. И так в тече-ние нескольких сотен лет, а в это время рушились миры и распада-лись союзы. А фанаты творчества Гомера неустанно продолжали распевать его песни наизусть. Это выглядит странным, но, на самом деле, ничего странного в этом нет - к примеру, в ведической тради-ции запрещалось записывать священные тексты - специальные лю-ди с детства их заучивали наизусть, это и было их пожизненной профессией. Итак, тиран Писистрат, услышавший однажды пре-красную многодневную балладу, которую, вероятно, исполнял придворный певец, приказывает в первый раз записать эти поэмы - надо полагать, что для этого составили некий ансамбль из несколь-ких певцов, так как трудно допустить, что «вербальная традиция» достигла времени Писистрата, представленная только одним пев-цом. И надо полагать, что между вариантами и стилем баллад «ста-рейшего» Гомера должны быть нешуточные разногласия. Разо-бравшись с историей появления и записи произведений, обратимся к следующему важному вопросу: где сберегали два тысячелетия манускрипты с текстами, и по какой причине о них ранее молчали? Есть лишь сведения о неком упоминании в 111 в. до н. э., но спис-ки «Илиады» и «Одиссеи» тех времен не дошли до наших дней. А дальше тишина, и вот они появляются точно в эпоху Возрождения, как и все, что сегодня считается античным, в Риме.  Ранее нас уве-ряли, что Гомер был самым модным поэтом, и несколько сотен лет до того времени пока баллады не были записаны, их напевали по всех городах Древней Греции, но почему-то в Средневековье спис-ков песен Гомера никто уже не читает. Почему же Гомеровский стих умолк? Где находился редкостный и драгоценный список поэм Го-мера – история также умалчивает. Дальнейшая судьба сказаний со-гласно традиционной истории такова. В Европе средних веков Го-мера знали в основном по ссылкам и цитатам Аристотеля и латин-ских писателей. В Средневековье поэзия Гомера померкла перед поэзией Вергилия, и потому первого поэта античности тут же забы-ли. Лишь с началом Ватикана во второй половине XIV в., гумани-сты Италии восстановили историческую справедливость, а в XV в. начался перевод произведений Гомера на латинский язык. В 1488 г. во Флоренции, одновременно с альбомом «Корабль Дураков», на греческом языке выходит первое печатное издание песен Гомера. В ХVI в. некоторые части гомеровских поэм многократно переводятся на итальянский и другие европейские языки; в это время как раз и началось книгопечатание в Европе, во Франции, к примеру, в это же время издают и переиздают едва ли не каждый год первого поэта 15 века Франсуа Вийона (стихи, написанные примерно 30 лет назад), а также издают и переиздают книгой «Роман о Розе» Гийома де Лорриса и Жана де Мёна).. А в 1723 г. возникает первый полно-ценный перевод «Илиады», который осуществил поэт Антонио Ма-рия Сальвини. Где же недвижимо провалялись целых две тысячи лет гомеровские фолианты?  Реально обе поэмы Гоме-ра открываются для публики лишь в конце XIV в. н. э. И причина кроется в том, что никаких подлинных достоверных знаний об их прошлом до XIV в. не существует, либо… история этих произведе-ний и сами тексты поэм были изрядно перелопачены из политиче-ских соображений. Кроме того, есть достаточно оснований не дове-рять точности т.н. классических переводов, по которым подом де-лались все последующие переводы. Попытаемся же, применяя лите-ратурную и стилистическую интуицию, а это рентген литературы, восстановить текст таким, каким он был изначально, а всесто грече-саких имён и нахваний возьвёт их смыслы - т.е., как они толкуются теми же греками. Стоит лишь взять в руки словарь древнегреческо-го языка и тот текст, который был принят в качестве первоисточни-ка, и мы получим несколько иное произведение… Ведь миф - это смыслы, облеченные в понятные на бытовом уровне образы. Заго-ревшись идеей создать свой пересказ «Илиады», я приняла во вни-мание следущие факты: для людей, обладающих вкусом, перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы чита-тель подтягивался до него; а это не всякому по вкусу. Каждый пре-подаватель античной литературы знает, что студентам всегда реко-мендуют читать „Илиаду“ по Гнедичу, а студенты тем не менее чи-тают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов Го-мера: Минский переводил для неискушенного читателя надсонов-ской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя, современника Пуш-кина. Мною для пересказа использованы все доступные тексты на русском зыке, а также францукзский перевод Илиады. Тут следует заметить, что имя Одиссей есть только в русском переводе, в ино-язычных это Уллис (ускользающий, что вполне соответствует его характеру. Одиссея же — это бегство, значит, Одиссей — это бег-лец. Но бегство совершилось уже после падения Трои, а Одиссеем его называют с самого начала. Не значит ли это, что персонаж был переименован задним числом? Почувствуйте разницу. Ведь имя Уллис слишком говорящие русскому уху (скользский тип – улиз-нувший, а вот Одиссей – о десну – правый?! И тогда что всё э тто значит?).
      Итак, Гомер — согласно преданиям, древнегреческий слепой поэт-сказитель (рапсод), живший в IX - VIII в. до н. э. Ему припи-сывают эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея». В основу их по-ложены мифы, народные сказания и песни о Троянской войне — походе греков-ахейцев против трояна, жителей малоазиатского города Трои. Гомеровский эпос, отразивший в полной силе древ-нюю родовую организацию, но вместе с тем и начало её разруше-ния — в основе своей народен. Он возник из народного творче-ства, мифов о человекоподобных богах и героях, наделённых высшими доблестями. Описания людей, бытовой обстановки и природы отличаются в «Илиаде» реализмом. Гомеровский эпос в известном смысле сохраняет значение нормы и недосягаемого об-разца, свою высокую художественность. Нужно вместе с тем учесть наличие в поэме мифологической образности древних вре-мён («Заря — розоперстая Эос» и др.). Написаны поэмы Гомера гекзаметром — шестистопным стихом, с цезурой (паузой) посере-дине. Вопрос об авторе и времени создания гомеровских поэм об-суждался с XVIII в. многими учёными, но до настоящего времени окончательно не разрешён. Восьмой век - какого тысячелетия? Если отразить на нашу ось времени, то это уже 8 век первого ты-сячелетия, канун создания Древнерусского гос-ва. Греки — это юго-восточные и западные славяне. Итака = ата-ага.  Т.о., мы име-ем два полных перевода «Илиады», читаемых и сейчас, - один ста-рый (десятых-двадцатых годов 19-го века) — Гнедича, другой бо-лее новый — Минского. Перевод Гнедича — один из лучших в мировой литературе переводов «Илиады». Он ярко передает му-жественный и жизнерадостный дух подлинника, полон того внут-реннего движения, пафоса и энергии, которыми дышит поэма. Но у перевода есть ряд недостатков, делающих его трудно приемле-мым для современного читателя. Главный недостаток — архаиче-ский, церковно-славяянский язык перевода. Например, со зверем сразиться, дабы защитить круторогую краву… Перевод перена-сыщен церковно-славянскими выражениями, пестрит такими сло-вами, как «дщерь», «рек», «вещал», «зане», «паки», «тук», вплоть до таких, современному читателю совершенно уже непонятных, слов, как «скимен» (молодой лев), «сулица» (копье), «глезна» (го-лень) и т. п. Гнедич, далее, старается придерживаться в своем пе-реводе «высокого слога. Вместо «лошадь» он пишет «конь», вме-сто «собака» — «пес», вместо «губы» — «уста», вместо «лоб» — «чело» и т. п. Он совершенно не считает возможным передавать в неприкосновенности довольно грубые подчас выражения Гомера. Ахиллес ругает Агамемнона: «пьяница, образина собачья!» Гнедич переводит: «винопийца, человек псообразный!» Елена по-каянно называет себя перед Гектором «сукой», «бесстыдной соба-кой». Гнедич стыдливо переводит: «меня, недостойную». Этот «поповский» стиль совершенннно не вяжется с энергичными, пол-нокровными диалогами, словно выхваченными их гущи жизни, некоторые места ссор троянцев с ахейцами очень напоминают отрношения казаков с турками (вспомним хотя бы картину «Запо-рожцы пишут письмо турецкому сулдтану», но только тогда и «турки», и запорожцы-задунайцы» (троянцы и ахейцы-данайцы) были подданными снежного «многохолмного» Олимпа (стоящего на семи(?) холмах города в северной зоне), и олимпийцы помога-ют в равной мере и тем и другим. Само слово «Бог» — это алли-терация слов ава-ага= священный старейшина.  Перевод Минского написан современным русским языком, но чрезвычайно сер и со-вершенно не передает духа подлинника. Минскому более или ме-нее удаются еще чисто описательные места, но где у Гомера огнен-ный пафос или мягкая лирика, там Минский вял и прозаичен. Ко-гда новый переводчик берется за перевод классического художе-ственного произведения, то первая его забота и главнейшая трево-га — как бы не оказаться в чем-нибудь похожим на предыдущих переводчиков. Какое-нибудь выражение, какой-нибудь стих или двустишие, скажем даже, — целая строфа переданы у его предше-ственника как нельзя лучше и точнее. Но переводчик дает свой собственный перевод, честно осознавая, что он и хуже, и дальше от подлинника. Все достижения прежних переводчиков перечерки-ваются, и каждый начинает все сначала. Такое отношение к делу представляется всё же неправильным. Главная все оправдывающая и все покрывающая цель — максимально точный художественный перевод подлинника. Все хорошее, все удавшееся новый перевод-чик должен полною горстью брать из прежних переводов, конеч-но, с одним условием: не перенося их механически в свой перевод, а органически перерабатывая в свой собственный стиль, точнее, в стиль подлинника, как его воспринимает данный переводчик. Иг-норировать при переводе «Илиады» достижения Гнедича — это значит заранее отказаться от перевода, более или менее достойно-го подлинника. Очень труден вопрос о степени точности, с какою следует переводить поэму, написанную три тысячи лет назад. В общем, кажется, что прежние переводчики слишком уж боялись чрезмерной, по их мнению, близости к оригиналу, уклоняющейся от наших обычных оборотов речи. У Гомера: «Что за слова у тебя чрез ограду зубов излетели!» Переводчики предпочитают; «Что за слова из уст у тебя излетели!» Предпочитают оборот «гнева в гру-ди, не сдержавши» вместо гомеровского «не вместивши», «лишь тогда б ты насытила злобу» вместо «исцелила свою злобу». Слово thymos (дух) (тимос, дым, поднимающийся наверх) и psyche (пси (душа) - туша бестелесная, слабая бессильная оболочка тела) без-различно переводятся то «дух», то «душа». Между тем у Гомера это два понятия, совершенно различные. «Тимос» (дух) — сово-купность всех духовных свойств человека, «психе» (душа) — это заключенная в человеке его тень, призрак, отлетающий после смерти человека в царство Аида, грустное подобие человека, ли-шенное жизненной силы, настолько лишенное, что, например, ду-ша Патрокла, явившаяся во сне Ахиллесу, способна выразить свою грусть от расставания с другом только писком (XXIII, 101). Приветствуя друг друга, эллины говорили: «chaire — радуйся, (хер?! - сгинь!) будь радостен», где мы говорим «здравствуй, будь здоров». Как переводить это слово — «радуйся» или «здрав-ствуй»? Когда эллинские посланцы приходят к Ахиллесу, он при-ветствует их словом «chairete — радуйтесь!» Но ахейцы разбиты, Гектор у их кораблей, Ахиллес помочь не хочет, чему же тут ра-доваться? Тем не менее, по-моему, все-таки нужно переводить «радуйтесь». Незнающий пусть из примечания узнает, что «радуй-тесь» соответствует нашему «здравствуйте»: для эллинского жиз-неотношения характерно, что при встречах они желали друг дру-гу радости, и стирать в переводе эту черточку нельзя (мы ведь то-де говорим при встрече: «Рад тебя видеть!». То же и с весьма по-пулярным у Гомера словом «philos — милый». «Милым печалу-ясь сердцем», «утомились его милые ноги» и даже: «печалится мое милое сердце». Собственно говоря, слово «philos» здесь значит просто «свой, собственный» (своё=любимое). Однако, в постгоме-ровское время оно в этом смысле уже не употреблялось, а для го-меровского времени характерен именно такой оттенок: свое сердце — милое сердце, города — благозданные, тело — прекрасное, ко-лесница — искусно сделанная и т. д. Вывод: нужно держаться ближе к подлиннику, гораздо ближе, чем это делали прежние пе-реводчики, как бы нам ни казались чуждыми и необычными эпите-ты и обороты Гомера. Он часто употребляет выражение «одноко-пытные кони», как будто бывают ещё и двукопытные кони; «уви-дел глазами»; боги делают герою легкими «ноги и руки над ни-ми». Гомер иногда употребляет прием, носящий название «hysteron — proteron» (более позднее — более раннее - хотя надо бы наоборот: история и прогноз). Герой, встав от сна, надевает плащ и хитон, хотя, конечно, он надевает раньше хитон (рубаш-ку), а потом уже плащ. Или текст преводился задом наперед?  Или же этот текст - рассказ по картинкам наоборот, которые смотрят в зеркале? Или их срисовывали с какого-то фриза с помощью зер-кала? А само здание было разрушено после этого? Или это рисун-ки на вазе или щите? Можно также фантастически предподожить, что считывается негатив фотографии. Нимфа Калипсо надевает на Одиссея новое платье и делает ему ванну. Конечно, ванну она де-лает раньше. Когда мы читаем: «Иван подошел к столу. Он был очень весел» — мы вправе спросить: «Кто был весел — стол?» Гомер часто употребляет слова «он», «она», «они», когда по смыслу ясно, о ком идет речь, можно задать вопрос, подобный во-просу о столе. Для Гомера, например, седалищем всех душевных и умственных свойств человека является не мозг, а сердце, еще точ-нее — грудобрюшная преграда (phrenes). Так как переводить: «гнев охватил его грудобрюшную преграду» или: «я радуюсь всею своею грудобрюшной преградою». Засосало под ложечкой, на самом деле. О транскрипции собственных имен: правильно Ахиллес (а не Ахиллей), Гекуба (а не Гекаба), Аякс (а не Аянт), Калхас (а не Калхант). Так же: Цирцея (а не Кирка), циклоп (а не киклоп) и то же с ударениями. Правильно было бы: Аполлон, Ди-онис, Приам, Менелай, Парис, лучше сохранять привычную фор-му слова.

         О событиях, рассказанных в «Илиаде» и «Одиссее»
        У богов был свадебный пир: выдавали «среброногую» боги-ню Фетиду, дочь морского старца Нерея, за смертного человека Пелея, царившего над народом мирмидонцев во Фтии, на севере Греции. Случай совершенно необычный. У богов и богинь были нередки мимолетные любовные связи со смертными женщинами и мужчинами. Но чтобы богиню выдавали замуж за смертного... Однако к тому были основательные причины. Фетидою увлекались сам царь богов, громовержец Зевс, и его брат Посейдон, владыка морей. Существовало предсказание, что сын, родившийся от Фе-тиды, будет сильнее своего отца. Греческие боги были далеко не всемогущи. Выше их стоял темный, безличный рок /кара/скала/, и его решений боги не имели возможности отменить. Чтобы сделать для себя безопасным будущего сына Фетиды, они и выдали ее за-муж за смертного. Существо, более сильное, чем смертный чело-век, но не бог, для богов не было опасно. А сильного бога у них были основательные причины бояться/. Зевс (бог-свет-солнце=хорос=христос) сам воцарился над миром, свергнув с по-мощью братьев и сестер отца своего Крона и заключив его в под-земный Тартар. Крон в свою очередь воцарился, свергнув отца своего Урана, первоначального владыку мира, т.о., идет последо-вательное замещение отеческой структуры афилированными структурами - дочками и сыночками = афинами. На свадебный пир были приглашены все боги, за исключением Эриды (Задиры - ал-литерация, переестановка букв и чтение справа налево - традици-онный способ шифровки слов) богини вражды и раздора. Причи-на понятна. Эрида обиделась. В середине пира вдруг дверь от-крылась, и Эрида с порога закатила в пиршественный зал золотое яблоко с надписью: «прекраснейшей». За яблоко возник жестокий спор между тремя богинями: царицей Герой, женою Зевса, Палла-дой-Афиной, богинею мудрости, дочкой Зевса, и Афродитою, бо-гинею любви и красоты, сестрой Зевса. Обычные междуусобицы между дочками-сыночками… семейное дело. Каждая требовала яблоко себе, как наиболее прекрасной. Поладить не смогли и об-ратились за решением спора к царевичу красавцу Парису, сыну троянского царя Приама. Он в это время пас стада на Гаргаре, од-ной из вершин горы Иды близ Трои. Обе стороны сразу повели дело начистоту. Гера (Ага - ара, старшая арийка) обещала Парису власть и богатство, Афина — мудрость и славу, Афродита (родя-щая дочь) — любовь самой красивой в мире женщины. Парис (па-ри - спор, или сипар - сепаратист/) подобный способ решения спо-ра нашел вполне естественным и стал взвешивать не то, какая из богинь наиболее прекрасна, а то, какое из обещаний наиболее за-манчиво. И присудил яблоко Афродите. На юге Греции, в знаме-нитой впоследствии Спарте, царствовал Менелай Атрид (сын Атрея). Он женат на Елене, дочери Леды (Лады). Отцом Елены был сам царь богов Зевс, явившийся к Леде в виде прекрасного лебедя. Эта Елена, жена Менелая, и была прекраснейшею женщи-ной во всем мире. Парис приехал в качестве гостя к Менелаю. Аф-родита зажгла Елену страстью к Парису, и он увез Елену на своих кораблях вместе со всеми ее сокровищами к себе в Трою. Троя (или Илион) была столицею богатой троянской страны, располо-женной на северо-западной оконечности Малазиатского полуост-рова, при впадении Геллеспонта (ныне Дарданельский пролив) в Эгейское море. Похищение Парисом Елены повело, по греческим сказаниям, из которых черпал Гомер, к продолжительной войне греческих народов с Троей, окончившейся разрушением Трои. Троянская война не выдумка, она была действительно, но вызвана она была, конечно, не похищением красивой женщины. Причина войны греческих народов против Трои лежала в благоприятном торговом положении Трои на путях из Европы в Азию, положе-нии, сильно тормозившем торговлю Греции. Это-то и побудило многочисленные мелкие государства Греции, постоянно между со-бою враждовавшие, объединиться в общую армию и пойти похо-дом на Трою. Нападение же Греции в свою очередь побудило со-седние с Троей государства — Ликию, Фракию, Пафлогонию, Ми-сею и др. — присоединиться союзниками к Трое и вместе с нею бороться с вторгшимся греческим войском. Нужно заметить, что в то время греки еще не назывались греками. Гомер называет их ахейцами, данайцами или аргивянами! Братом Менелая был Ат-рид Агамемнон, царь «многозлатных» Микен, самый могуще-ственный и богатый из всех ахейских царей. Он горячо откликнул-ся на обиду, нанесенную Парисом его брату. Откликнулись и дру-гие цари. После долгих сборов ахейская армия собралась у порта Авлиды в количестве ста тысяч человек. Ополчением каждого цар-ства командовал его царь, а главнокомандующим был избран Агамемнон. Из других предводителей особенно выдавались сле-дующие: Диомед Тидид (сын Тидея), царь Аргоса, самый привле-кательный из всех ахейских героев, великодушный, рыцарски бла-городный, всегда бросающийся в самые опасные места, не боя-щийся вступать в бой даже с богами; «Великий Аякс», сын Тела-мона, царя саламинского, огромный человечище чудовищной си-лы. Брат его Тевкр был самым лучшим в войске стрелком из лука. Был еще другой Аякс, сын Оилея, предводитель легковооружен-ных локров, сражавшихся луками и пращами, быстрый на ноги. Часто оба Аякса сражались рядом, плечом к плечу. Самым муд-рым и опытным военным советником был старец Нестор, царь песчанистого Пилоса. Сын его Антилох блистал среди молодежи своею удалью. Со «стоградного» Крита привел восемьдесят ко-раблей с бойцами могучий копьеборец Идоменей. В ахейском вой-ске находился славный стрелок из лука Филоктет, друг Геракла (Геркулеса); умирая, Геракл подарил Филоктету свой лук со смер-тоносными отравленными стрелами. Одним из самых выдающихся среди вождей ахейского войска был «многохитрый» Одиссей, сын Лаэрта, царь небольшого каменистого острова Итаки, к западу от греческого материка, «стойкий в бедах», отважный воин и умный, находчивый вождь, способный на самые хитрые выдумки. Таким образом, армия была многочисленная, вожди ее — храбрые и опытные. Но оракул предсказал, что Трои ахейцы не возьмут, ес-ли в походе не будет участвовать Ахиллес, сын Пелея и Фетиды, — тех самых, на свадьбе которых произошла ссора трех богинь за золотое яблоко. Фетиде было известно, что судьбою Ахиллесу предназначено: либо до глубокой старости прожить в полном бла-гополучии и спокойствии в родной Фтии, либо погибнуть в бою молодым, но получить великую славу. Чтобы уберечь сына от ранней смерти, Фетида скрыла Ахиллеса на острове Скиросе сре-ди дочерей тамошнего царя Ликамеда, одетым в женское платье. Многохитрый Одиссей взялся отыскать Ахиллеса. Переодетый купцом, он прибыл на Скирос, разложил перед дочерьми Ликаме-да разные женские украшения, а среди них — щит и копье. Вдруг под окнами раздались боевые клики, звон оружия, стоны. Это Одиссей поручил своим спутникам разыграть нападение врага. Девушки вскочили и убежали, а Ахиллес схватил щит, копье и бросился в битву. Таким образом он был узнан; Одиссею не стои-ло большого труда уговорить его присоединиться к походу. Тут в легенде, /если понимать всё буквально/, есть некоторая хроноло-гическая неувязка. Парис похитил Елену, конечно, скоро после произнесенного им приговора, когда Ахиллес даже не успел еще родиться. А на войну Ахиллес отправился уже вполне сложив-шимся воином, превосходившим силою, отвагою, быстротою в бе-ге и прочими воинскими доблестями всех ахейцев и троянцев. Вы-ходит, сборы ахейцев в троянский поход продолжались двадцать, по крайней мере, лет. Немножко долго. Ахейцы отплыли из Авли-ды к Трое на тысяче ста восьмидесяти шести кораблях. Считается, что Троя лежала километрах в пяти от морского берега, на месте теперешнего турецкого местечка Гиссарлык. Ахейцы вытащили корабли на сушу и расположились станом у моря. Осады города не было. Троянцы выходили из города и сражались с ахейцами на широкой равнине, тянувшейся от города Трои до самого берега. Ахейцы делали частые набеги на соседние города и ближние ост-рова, грабили их и опустошали. Сражались медным оружием. Ко-пья, мечи, щиты, панцыри, шлемы — все было из меди. Железо уже было известно, но плавить его и ковать еще не умели, а обра-батывали холодным способом: сверлили, шлифовали. Гомер называет железо «трудным для выделки». Рядовые воины сража-лись пешими. Предводители и вообще знатные люди — на колес-ницах. Колесницы были двуколесные, открытые сзади, с поручня-ми вдоль передка. Правил возница, но это был не «служитель», не «кучер», а товарищ и обыкновенно близкий друг бойца. Сражался боец с колесницы, но часто для боя он соскакивал наземь и бился пеший, а возница с колесницей ждал в отдалении на случай пре-следования врагов или бегства от них. Пикою сражались руко-пашно, однако чаще метали ее во врага с некоторого расстояния. Кидали также подхваченные с земли большие камни, стреляли из луков и пращей. С убитого победитель тут же, среди боя, спешил снять в качестве трофея его вооружение и нередко падал в это время сам под ударами товарищей убитого. Царем Трои был Приам, сын Лаомедонта. Он был уже очень стар. Командовал тро-янскими войсками его старший сын Гектор, самый могучий и храбрый воин среди всех троянцев. Следующий за ним был Эней, сын Анхиза и богини Афродиты, царь Дардании, близ горы Иды. Среди союзников троянских выдавались ликийские цари Сарпе-дон, сын царя богов Зевса от смертной женщины, и Главк, его двоюродный брат. Прекрасным стрелком из лука был Парис, по-хититель Елены; он убил стрелами много ахейских героев, в их числе и самого Ахиллеса. Выдающимся стрелком из лука был и его брат Пандар. Оратта (Малороссия и Крым= Спарта) и Поду-найские племена (данайцы), воюют с Транзитным царством (Тро-ей), таможней, и в этой войне деятельное и страстное участие при-нимали также верховные боги (из Ладии - Эллады - страны на се-вер от Оратты). Они населяли снежную гору Олимп (Апамия - па-мять) к северу от Греции и потому назывались «олимпийскими» - «помнящими своё родство), в отличие от грешников, родства не помнящих - ахейцев. Одни боги стояли за ахейцев, другие за тро-янцев. Сторону ахейцев держали, конечно, Гера (ага - ара) - боги-ня аратаев (земледельцев), жена царя богов Зевса, и богиня мудро-сти Пал-лада-Афина, дочь Лада=Порядка, обе жестоко обиженные приговором Париса. За ахейцев были бог моря Посейдон, брат Зевса, «земли колебатель»; «благодавец» Гермес, посланник богов, бог торговцев и воров; Гефест (Стефан-Степан, степняк, он же наездник, сын Зевса и Геры (солнца и земли), бог огня, искусный мастер-кузнец, хромающий на обе ноги, с могучим туловищем и слабыми ногами, единственный из богов, всегда усердно работа-ющий; им, между прочим, построены все дворцы богов на Олим-пе. На стороне троянцев стоял могучий бог Феб-Аполлон, сын Зевса и пышнокудрой Лето, один из самых почитаемых небожите-лей, бог гармонии, порядка, света, Дальновержец, без промаха попадающий из серебряного своего лука в намеченную цель; его сестра Артемида, богиня-охотница, тоже дальнострельная; мать их Лето; Apec, сын Зевса и Геры, бурный и кровожадный бог войны; Афродита, дочь Зевса и Дионы, богиня любви и красоты, покро-вительница Париса. Более или менее нейтральную позицию зани-мал сам Зевс, царь богов. Война ахейцев с троянцами продолжа-лась девять с лишним лет. На десятом году разыгрался эпизод, по-служивший сюжетом для «Илиады». Агамемнон отобрал у Ахил-леса красавицу-пленницу Брисеиду, полученную Ахиллесом при разделе награбленной добычи. Разъяренный самоуправством Агамемнона, Ахиллес отказался сражаться с троянцами и через мать свою, богиню Фетиду, умолил Зевса давать в бою победу троянцам до тех пор, пока Агамемнон не сознается в своей вине и не возвратит Брисеиды. Зевс внял мольбам Фетиды. Могучий Гек-тор во главе троянцев разбил ахейцев, прорвался к ахейским ко-раблям и начал их жечь. Любимый друг Ахиллеса Патрокл с тру-дом умолил Ахиллеса позволить ему, Патроклу, облачиться в до-спехи Ахиллеса и во главе свежих войск Ахиллеса отразить Гекто-ра. Он отогнал троянцев от кораблей, но, увлеченный боем, пре-небрег строгим предупреждением Ахиллеса не преследовать вра-гов до Трои. Гектор под стенами Трои убил Патрокла. Ахиллес отбросил свой гнев, разбил троянцев и в единоборстве убил Гек-тора. Старый царь Приам, отец Гектора, с соизволения Зевса, но-чью приехал в ставку Ахиллеса и вымолил у него для погребения труп сына. Описанием похорон Гектора и кончается «Илиада». Война продолжалась. На помощь троянцам подходили новые со-юзники. Пришло войско храбрых амазонок, предводимых могу-чею царицею Пентезилеей, дочерью бога войны Ареса. Ахиллес смертельно ранил ее в поединке, снял с нее шлем и, изумленный красотою амазонки, влюбился в умирающую. Из Африки на по-мощь троянцам привел свое войско богатырь эфиопов Мемнон, сын богини Зари. Его тоже убил Ахиллес, но вскоре и сам был убит стрелою Париса, направленною Аполлоном. Войне не пред-виделось конца. Однажды утром троянцы с изумлением увидели со стен города, что ахейские корабли все спущены на воду и, пол-ные воинами, распустив паруса, уходят от троянского берега в море. Троянцы кинулись к берегу. Среди покинутого стана они с недоумением увидели огромного, с гору, коня, искусно сработан-ного из дерева. Захваченный в болоте отставший ахеец сообщил, что ахейцы, отчаявшись в победе, отплыли домой, а коня этого со-орудили в честь Афины и нарочно построили его таких размеров, чтобы нельзя было втащить в город, так как если он очутится в Трое, то Азия победит Европу. Боги помутили троянцам разум. Не обращая внимания на предостережения, троянцы разобрали у ворот городскую стену, ввезли коня в город и поставили его в ак-рополе. Ночью потайная дверь в брюхе коня раскрылась, и из не-го спустились по веревке наземь все храбрейшие герои-ахейцы: Одиссей, Менелай, сын Ахиллеса Неоптолем и др. Они открыли ворота воротившемуся с острова Тенедоса войску. Троя была раз-граблена и сожжена, мужчины, в том числе старый царь Приам, перебиты, женщины, в их числе вдова Гектора Андромаха, захва-чены в рабство. (Андромаху, по позднейшим преданиям, взял себе в наложницы свирепый сын Ахиллеса Неоптолем, убивший ее ма-лолетнего сына Астианакта и престарелого свекра Приама). Троя была стерта с лица земли. Из ахейских героев скоро и благопо-лучно вернулись домой очень немногие: Нестор, Диомед, Идоме-ней. Аякс «Великий» погиб вскоре после смерти Ахиллеса. Как самому выдающемуся герою троянской войны, ахейцы присудили вооружение Ахиллеса Одиссею. Обиженный Аякс покончил само-убийством. Другой Аякс, сын Оилея, потерпел в море корабле-крушение. Выбравшись на скалу, он хвастливо заявил, что спасся против воли богов. Посейдон ударил трезубцем в скалу, расколол ее и обрушил осколок с Аяксом в бушевавшее море. Агамемнон, тотчас же по возвращении домой, был убит на пиру Эгистом, лю-бовником его жены Клитемнестры. Менелай возвратился с Еленою домой только после долгих скитаний. Наибольшие испытания вы-пали на долю Одиссея. Он попал домой только через десять лет по отплытии из Трои и через двадцать лет по отъезде на войну с род-ного острова Итаки. Дома он оставил жену свою Пенелопу и ма-лолетнего сына Телемаха. Дом его наполнился знатными молоды-ми людьми с Итаки и соседних островов. Решив, что Одиссей уже погиб, они убеждали Пенелопу выбрать себе из их среды нового мужа, а в ожидании ответа пировали с утра до вечера в доме Одиссея, поедали его скот и опустошали винные подвалы. Цело-мудренная и верная Пенелопа всяческими хитростями оттягивала ответ женихам. Странствия Одиссея, рассказ о Троянском коне, его путь домой, и расправа с хамами-женихами составляют пред-мет другой поэмы Гомера, «Одиссеи». Так победители Трои ока-зались проигравшими. В качестве основы для переложения ча-стично использован перевод Вересаева.

Комментарий 16. Если копировать рисунки с неудобной поверх-ности, в виде оттиска или с помощью зеркала, то левое правое и левое поменяются местами, а начало может оказаться в конце, если изображения идут по кругу, если картинки перевернуты изначаль-но. К тому же, есть народы, у которых многие люди читают книги и смотрят картинки вверх ногами (йеменские евреи). Этим можно объяснить указания в тексте на то, что руки вверху находятся, а ноги внизу, а также то, что сначала человек ложится, а потом сни-мает одежду, т.е. нарушается последовательность действий. Объ-яснение ряда стилистичесчких «нелепостей» типа: «смотрел своими глазами», шёл «своим ногами» - если изначальный текст был на русском языке: мы же говорим в определенных ситуациях - «смот-реть своими глазами» (то есть видеть самому) или «ходить своими ногами» (идти самому, а не ехать), но употряблять такие выраже-ния можно только в контексте. У Гомера же они употребляются в тексте, как обычные выражения, потому и получаются околесица: «он посмотрел глазами» (как будто можно посмотреть ушами). Т.о., если при существительном исчезает притяжательное прилага-тельное «свой», то смысл вообще теряется.  Можно также объяс-нить отсутствие монет и надписей в архаике, хотя в Трое письмен-ность была (в тексте есть указание на письмо на табличке), но в ней не было необходимости в повседневной жизни. Письменность мо-жет отсутствать там, где нет денежного хозчяйства - при натураль-ном обмене деньги не нужны, так было в архаике. Записывать тек-сты (эпос) не разрешали также и по другой причине: письменный текст легко подделать, переписав его на свой манер, устный же текст, выученный разными людьми (была такая профессия - заучи-ватель священных текстов) подделать невозможно. В священных текстах долгое время (особенно на востоке) запрещалось менять даже одно слово или букву. В Италии текст Данте сегодня читается так же, как и в средние века, а вот в других европейских странах уже приходится брать словарь, чтобы понять текст, т.к. большин-ство текстов через 3-5 веков уже претерпели измененеие сюжета. Вторая возможность сохранить древние сюжеты на долгие време-на - изобразить их. Отсюда широкая практика на излёте архаики расписывать вазы и чашки бытовыми картинками, а такжеукра-шать чеканкой пояса и щиты воинов (см. «Щит Ахиллеса»).
   (Комментарии 1-15 по тексту.)


Илиада.
Война БОГОВ

Песнь первая. МОР и ГНЕВ
Богиня, пой песню про гнев Ахиллеса, сына Пелея,
Большие страданья принес он ахейцам и души геров сгубил,
А тела их собаки и птицы терзали, это было желаньем Зевеса.
Сын Лето и Зевса [1] Пелида с Артеевым сыном рассорил,
Царем раздраженный, он губит ахейскую рать,
Наслав на них злую хворобу, и гибли народы.
Причина: Атрид обесчестил Хриса-жреца.
 Что на корабль быстролетный ахейцев пришел,
Неся на шесте золотом Аполлона повязку.
Просил горячо он собранье ахейцев,
особенно братьев Атридов, строителей ратей:
«Дети Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
Да пошлют вам бессмертные, что в домах обитают Олимпа,
Город приёмов разрушить и всем возвратиться домой!
Вы же мне милую дочь отпустите и выкуп примите,
Зевсова сына почтивши, далеко разящего Феба».
Все крикнули дружно в знак одобренья,
Лишь Агамемнону было не по сердцу это решенье;
Жреца он изгнал, приказавши сурово сюда не являться,
Дочку его он в Аргом отвезет и в наложницах будет держать.
Испугался старик и, гонимый приказом, скорбно отсюда побрёл,
К Апполону мольбу обращая: «Если, Сминфей [2] , я когда-либо
храм тебе строил на радость, если сжигал пред тобою туши
Коз и быков, то услышь и исполни желанье:
За слезы мои отомсти ты данайцам!»
Охваченный гневом, бог с Олимпа спустился.
Сев вдали от ахейских судов, тетиву натянул он и страшно
Серебряный лук зазвенел. Размявшись на быстрых собаках и му-лах,
Он начал людей поражать, и пламя костров погребальных
пылало всечасно.
Девять дней шла атака, на день же десятый Ахиллес
созывает собранье,
Гера богиня ему подсказала - скорбно ей видеть убитых данай-цев.
С места восстав, перед ними стоял Ахиллес быстроногий:
«Видно, придется, Атрид, возвращаться обратно,
если смерть пролетит мимо нас,
Мор и война страшно нас всех истребили.
Спросить бы жреца иль какого пророка,
Или хотя б толкователя снов - ведь и сон посылается Зевсом.
 Пусть подскажут,
Аполлон всё так же сердит?
Пусть поведают нам, отчего рассердился».
Так произнес он и сел на скамейку,
 а  пред ним уже Калхас стоит,
Что гадает по птицам, и Ахиллеса заступничать просит:
«О, Ахиллес! Объясню я. Поклянися ж мне раньше,
Что рукою и словом защитить пожелаешь меня.
Муж, что Аргосом правит, ужасен, коль злоба взыграется в нём,
Хоть её и смирит он на время, но сокровенную злобу,
покуда ее не проявит,
В сердце глубоко таит. Рассуди и скажи мне,
спасешь ли меня ты?» Калхас без боязни в ответ говорит:
«Ахил быстроногий, мело веление бога открой нам,
какое б ни знал ты.Фебом, Зевса любимцем,
и пред судами клянусь,
Тяжелой руки никто на тебя не поднимет
В стане обширном данайцев, будь это сам Агамемнон, клянусь
Властию нынче верховной гордящийся в войске ахейском!»
Сердцем вполне осмелев, говорит безупречный гадатель:
«Сердится не за обет он тяжёлый иль гекатомбу,
 Но за Христова жреца - обидел его Агамемнон,
Дочку вернуть отказался и выкуп не взял.
Этого ради карает нас бог, и еще покарает.
Не отведет от данайцев он гибели прежде,
Чем быстроглазая дочка к отцу не вернется
Даром, без выкупа, прежде чем в Хрису святой
Гекатомбы не привезете. Тогда лишь на милость мы
Феба преклоним». Сел Фесторид, и сын на место его встал
Атреев, герой Агамемнон великодержавный, и гневом пылал он.
В груди его мрачное сердце злобно кипело, и ярко сверкали гла-за.
Зловеще взирая, Калхису ответил: «Беды предвещатель! Доброе
Вряд ли нам скажешь!
Приятно тебе всё дурное пророчить,
а Доброго слова ни разу ты нам не поведал.
Вот и теперь объявляешь ты нам, как речение бога,
Будто бы беды данайцам за то ниспослал Дальновержец,
Что за Хрисову дочку я выкуп не взял.
Не пожелал получить. Так знай же, что хочу ее очень
В доме иметь. Я ее Клитемнестре, законной супруге своей,
Предпочту - не хуже она Клитемнестры и станом своим и лицом.
Хотя ладно: ее возвращу, если требуют боги.
Всегда ведь приятней спасенье, чем гибель народа.
А вы мне награду тотчас приготовьте, иль я средь ахейцев
Уродом одним безнаградным останусь? Дело ли это?
Во всём белом свете один я теряю такую награду».
Так он сказал. И ответил Ахилл быстроногий:
«И ты, сын Атрея святого, корыстный и алчный мужлан?
Ахейцам где взять для тебя столько злата?
У нас нет сокровищ, и мы их не прячем,
                А всё, что добыли, давно поделили;
А грабить народ, никуда не годится.
Не гневай богов и верни лучше дочку,
И так уж с лихвой мы за всё заплатим,
Так пусть нам помогут Трою разрушить!»
Сыну Пелея так отвечал предводитель:
«Хоть ты, Ахиллес, на бессмертных походишь,
Однако лукавишь, меня провести тебе будет непросто.
Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я, обойденный,
Вот так вот сидел? Да ещё чтобы отдал и деву тебе?
Пусть ахейцы меня удовольствуют новой наградой,
Столь же приятною сердцу и равную первой.
Если откажут, то сам я приду и награду
Твою заберу, или Аякса, иль Одиссея,
и рад тот не будет, кто что-то имеет!
Все это, впрочем, подробно обдумать мы сможем и после.
Нынче же черный корабль на священное море мы спустим,
Выберем тщательно лучших гребцов, гекатомбу поставим,
Хрисеиду посадим, прекрасноланитную деву.
Станет тот во главе, кто разумен в советах,
Идоменей, Одиссей или храбрый Аякс,
Или же сам ты, ужаснейший между мужами Пелид,
С тем, чтобы жертвою Зевса на милость подвигнуть».
Гневно сверкая очами, Ахилл отвечал без раздумий:
«Каков ты, бесстыдник, о выгоде все твои думы!
Кто из ахейцев речь твою хочет послушать,
В путь отправляться иль храбро сражаться?
 Предо мною ни в чем не повинны троянцы,
 Стадо скота у меня не угнали засланцы,
В светлом Отечестве нашем, плодами богатом,
Нив не топтали - нас разделяют горы Кавказа.
Для тебя мы, бесстыдник, пришли, чтобы ты был доволен,
Менелаеву честь мы блюдем и твою, образина собачья!
Но всё это ты презираешь и за ничто почитаешь.
И мне пригрозил завладеть добычей моею,
За подвиги ратные мне присужденной,
Но никогда не имел я награды, равной с твоею.
Если ахейцы какой-нибудь город троянский сгибают.
Больше всего нас приводят к победе средь сечи жестокой
Эти вот ратные руки мои, но как только дележ наступает,
Дар богатейший берешь себе ты. А я, и немногим довольный,
В стан свой к судам возвращаюсь, трудом боевым истомленный.
Еду ж во Фтию! В Отчизну родную хочу я
Домой поскорее вернуться. В стыде пред тобою,
Я впредь не хочу на тебя одного лишь трудиться».
Но так возразил Ахиллесу владыка мужей Агамемнон:
«Так беги поскорей, коли хочешь! Звать назад и молить
 Здесь оставаться не буду; останутся, верю, другие;
Тем честь мне окажут! О, Зевс промыслитель!
Ты - ненавистнеший царь! Войны, сраженье
Любы тебе и приятны, ужас тебя веселит.
Рукою могуч, как бандит, но сила от бога.
В дом возвращайся скорее с дружиной,
Правь Мирмидоном своими. Я не плачу.
Гнев твой смешит, грозить тебе буду я вот как:
Аполло красотку отнимает! Пусть так. Я её отсылаю,
Но Брисеиду взамен уведу, когда в твой дом прибуду,
 И это случится на днях, чтобы ясно ты понял:
 Я сильнее, страшись же прогневать меня!»
Так сказал он. И гнев Ахиллеса обьял.
Сердце в груди волосатой, меж двух колебалось решений:
Или острый свой меч обнажить, мирно в ножнах лежащий,
И, всех разбросав, Атрида сразить, грудь мечом рассекая.
Иль почетнее гнев прекратить и буйное сердце смирить?
Но тут с неба Афина явилась, её светлая Гера прислала.
Сердцем обоих любя, власы золотые ласкает,
И только Ахилл её видит, а больше никто.
Изумленный, Ахилл обернулся, Палладу почуяв,
Глаза её блестели страшно, он понял: битьс с ней непрасно.
Сказал он Афине прекрасной, смотревшей очами бесстрасно:
«Зачем ты спустилась с Олимпа? Ведь ты же богиня, не нимфа,
Агамемнона видеть наглость? Какая тебе в этом радость?
Надменностью сгубит себя непременно», - он говорит,
 Афина, погладив власы, как у сына, всё так же спокойно глядит:
 «Свой гнев укроти, если будешь послушен, твою я порадую ду-шу.
Уж лучше поглубже упрятал бы меч, так будет свободнее речь,   
Словами сражайся и так в безопасности подзаряжайся.
За оскорбленье здесь втрое заплатят».
Ей молвил Ахилл уже горестно плача:
«Вашего с Герою слова, богиня,
я слушаться должен, от присно доныне,
Так будет всё ж лучше, вам верю обеим,
а гнев не советчик, кивают вон змеи».
Меч свой огромный в ножны задвинул,
Палладою Девой к миру подвинут,
 Она на Олимп возвратилась без сил,
В дом Эгиох, тихо спросив,
нет ли у дома Зевса-отца.
Он же сидел вдалеке от крыльца.
Сын же Пелея с гневом к Атриду
Вновь обращался, и в жилах стучащих гнев разливался:
«Пьянь ты с глазами собаки и сердцем холодным [3] !
Ты никогда на сраженье не ходишь с народом,
В  засаде ты вовсе не лёживал за огородом,
Сердцем своим ты на бой не решался,
И смерти уж очень всегда опасался.
Ловчее дары вымогать у ахейцев,
Но слово тебе я даю и клянусь,
Ужо до тебя я доберусь.
Время придет, и все возжелают Пелида
Воле народной перечить ты будешь не в силах,
Сердце кровью твоё обольётся,
Бесчестием злоба твоя обернётся».
Так сказал Ахиллес и далёко забросил свой жезл,
Атрид перед ним бушевал, но Нестор уж слово сказал.
Пока слаще пчелиного меда текли с языка его речи,
Тучи исчезли людей, предназначенных к смерти.
Добрых исполненный чувств, он сладко заводит:
«Великая скорбь на ахейскую землю нисходит!
Как бы Приам и семейство его ликовали,
И радость великую все б испытали,
Когда бы узнали, распрю какую вы тут затевали,
И слушали все мои речи, советы мои принимали
 Послушайте тоже. Когда бы вы это всё знали...
Ты, Агамемнон, хоть властью и очень силён,
Ахилла девушки не тронь,
 В награду что дали ахейцы.
Ты также, Ахилл, не препираться,
С царями не спорь, не зазнавайся.
Зевс его славой обьял и скипетр вручил,
 Не для того, что б герой наш в бозе почил.
И пусть ты силен, богинею на свет рожден,
Превыше Атрид: большим верховодит народом.
Так что, царь Атреида, гнев прекрати на Пелида:
 Всем нам в войне злополучной он служит оплотом».
Нестору молвил в ответ повелитель мужей Агамемнон:
«Так, справедливо ты все говоришь, как помыслить,
Но человек этот всех тут желает собою превысить,
Хочет учить тут нас всех, не считается с нами,
Неужто хотят Олимпийские боги с небес,
Чтоб он бранными сыпал словами?»
Эту речь перебив, отвечал Ахиллес:
«Трусом и сам бы себя справедливо назвал я,
Если б во всем, что ни скажешь, тебе уступал я.
Этого требуй себе от другого вояки,
Пусть вответ тебе лают собаки.
Ты не лай: подчиняться тебе не желаю!
В бой рукопашный за бабу с тобой не вступаю,
Против тебя иль другого кого: вы взяли, что дали.
Но из того, что имеется здесь пред судном моим черным,
Против воли моей захватив, унести ты не сможешь!
Коли хочешь, попробуй, получишь по роже!
Черная кровь из тебя вдоль копья заструится!»
Так меж собою сражаясь словами,
До беспамятства можно забыться.
Тут все с мест поднялись и собранье дружин распустили.
В ставку свою к кораблям равнобоко вместимым
Шаг свой Пелид наш направил,
 С ним шёл дружинник и зубоскалил.
Сын же Атрея на море спустил быстроходное судно,
Двадцать выбрал гребцов, погрузил на него гекатомбу,
Дар Аполлону, и прекрасную Хрисову дщерь взвел на корабль.
А начальником встал Одиссей очень важный.
Сели они на корабль и поплыли дорогою влажной.
Сын же Атрея отдал народам приказ очищаться.
Все очищались иные же в море стали бросаться.
Жертву свою принесли у вечно тревожного моря
Фебу - гекатомбу из коз и быков без порока.
Запах горящего жира в дыму заклубился до неба.
Так они в стане трудились. Атрея же сын Агамемнон
Ссоры кончать не хотел, которой грозил Ахиллесу,
Но обратился со словом к Талфибию и Еврибату,
Вестники были его и проворные спутники оба:
«В стан поспешите скорей к Ахиллесу, Пелееву сыну,
За руки взяв, уведите прекрасную дочерь Брисея.
Если же он вам откажет, то девушку сам заберу я,
Большим приидя числом, и хуже тогда ему буде».
Так сказал и послал их, строго напутствуя речью.
Молча оба идут вдоль всегда беспокойного моря.
К мирмидонцам пришли, и нашл