Облачный Бык

Богу моего (недо)понимания


Облачный Бык пробуждается на заре.
Облачный Бык открывает глаза,  наблюдает свет.

С глазами закрытыми свет для него ясней,
Но сегодня - особенный день, среди прочих дней.
Поворотная точка, начало пути домой.
Чтобы вернуться, нужно двигаться по прямой.
В конце все пути смыкаются, все равно.
Ходы и развилки сходятся там в одно.
Любое из направлений, поэтому, подойдет.
Облачный Бык решил держать на восход.

Солнце восходит над этой горой. Почему бы нет?
Значит, пока что будем идти к горе.

Облачный бык поднимается, в полный рост.
Медленно сходит с холма, покрывает стадо.
Он этого хочет? Так не стоит вопрос.
Просто такая работа. От слова "надо".
Облачный Бык не разборчив, он кроет всех.
Тощих, упитанных, в самом соку и старых,
Стельных, охочих, смирных и одичалых.
Облачный бык не помнит, что значит "грех".

Кроет бодливых, игривых, бешеных, снулых, чахлых,
Гордых, упрямых, бодрых, лихих, усталых,
Тихих, сварливых, костлявых или мясистых.
Кроет и молчаливых, и голосистых.
Таких, у которых на ленточке бубенцы.
Таких, кому вдеты стальные кольца в носы,
Пар из ноздрей, как выхлоп грузовика,
Глаза наливаются кровью от пустяка,
Мысль не часто гостит на чугунном крутом челе,
Бубенцы вот едва не волочатся по земле,
Разбегаются в боки, на бегство врага, рога,
И мехами кузнечными ходят, ходят бока.
Кроет таких, и эдаких. Тех, и этих.
Белых и черных, серых и красных, пегих,
Рыжих и бурых, фиолетовых, чалых, пестрых,
Не деля по рогам на безрогих, тупых и острых;
Умирающих, новорожденных, дряхлых, дойных,
Мычащих протяжно, мечтательных, грузных,  стройных.
Рога и копыта, холки, хребты, крестцы,
Брюшины, хвосты, имена, вымена, сосцы -
Все эти славные телочки и тельцы,
Младенцы, молокососы, совсем юнцы,
Скороспелые, зрелые, дряхлые старики,
Видавшие много чего на веку быки -
Всем он, понятное дело, годится в отцы.

Он и есть им - отец. Он и делает, что отцы -
Все, особенно те, которые одиночки -
Делают, наблюдая, как спят их дочки,
Их сыночки-мальцы,  принцессы и сорванцы,
Как глядят свои сны, одни - о зеленой травке
На той стороне холма, иные - о красной тряпке.

Облачный Бык покрывает рассветной дымкой
Спящее стадо - вповалку или в обнимку,
Сбившись ли, разметавшись ли, как попало -
Укрывает, растекшись таинственным одеялом,
Призрачным, полупрозрачным, неуловимым,
Легчайшим, тончайшим, пушистым, дымным,
Обволакивает Собой, подворачивается нежно,
Подтыкает Себя под каждого, безмятежно
Дремлющего последним рассветным сном,
И все они дремлют, мирно, под ним, и в нем,
А он ограждает их, чтобы они не знали
В эту минуту ни горести,  ни печали,
И спокойно проснулись в него,  перед новым днём.

Тот, кто не ведает, видит его туманом.
- Скорее, гляди! Это что? Отчего так странно?
Удивленный теленок впервые встает так рано.
Он не видел такого прежде, он будит маму.
- Вроде все, как обычно, все в точности, как всегда...
Ой, да это же... это же первый твой раз, ну да!
Подожди, подожди, я пытаюсь найти слова...
Это - Облачный Бык, это Вождь наш, Вожак, Глава.
Это Господь и Бог наш,  Великий Дух,
Прибежище наше, Хранитель наш и Пастух.
Это Путь наш и Проводник. Это наш Учитель,
Всеобщий Отец наш, Предок и Прародитель,
Бывший прежде всех нас, существующий изначально.
Это наша святыня, наша судьба и тайна...
(Объясняет, при этом сама исполняясь чувства,
Каковое бывает, когда вспоминаешь чудо,
Повседневное чудо, к которому привыкаешь.
Забываешь,  не замечаешь и упускаешь.)
- Это Облачный Вол, что нас вёл и привел сюда,
И ведет нас, и будет вести за Собой всегда.
К злачным пажитям, к водам тихим - куда, куда?
Им живем мы, и движемся, и существуем, да.
Он - это все мы, и всё это, сразу вместе,
В Нем - при этом, при всём - еще остается место,
Бесконечный простор, наполненный только Им,
Способным легко обходиться без нас, Одним.
Это ради Него, и во имя Его мы здесь.
Он - Причина тому, что мы все вообще тут есть.
Как, малыш, объяснить тебе? Это Тот,
Кто тебя, и меня, да и каждого создаёт.
Кто Собою единственно все это сознаёт.
Создаёт уже тем, что вот именно сознаёт.
Для Него это - одновременно - одно и то же.
Боже,  как объяснить-то, на что похоже?
Это словно... как если Он видит всех нас во сне.
Это сложно, конечно - но так объясняли мне...

Просыпается папа, не самых серьёзных правил.
Оценил обстановочку, что-то там  сопоставил.
- Что, запутались, милые? Справимся, в чем вопрос-то?
Это сложно, пока на словах, а на деле - просто.
Тут, родная, особый нужон подход.
Щас, я все обьясню ему, он поймет.
И легохонько сына пихает плечом в бочок.
- Эй, а ну, чувачок, давай-ка, вдохни, бычок.
Не боись ты, поглубже, большую такую хапку.
Папка разве плохого советует? Слушай папку.
Ну, вдохни от души, чтоб  до самой дошло души.
А теперь - задержи, не дыши пока, не дыши.
Все, давай, выдыхай. Выдыхай, бычок, выдыхай.
Чуешь? То-то же! Что называется -  get some high.
Первый раз - это ... правда незабываемо.
В общем, вот. Как-то так, сынок, поздравляем. О!
Вот, теперь ты по полному праву - один из нас.
Первый раз - это - да! Это, знаешь ли, Первый Раз!
И глядит ему прямо в зрачки изумленных глаз,
И с отеческой гордостью радостно наблюдает,
Как в глазах его сына сияет, лучится, тает
Облачный Бык, первым проблеском понимания -
Первым шагом далекой дороги без расстояния.
Мимолетного, все еще смутного, скоротечного
Понимания разницы временного и Вечного.
Понимания малого, неглубокого, преходящего -
Совершенно, при том, однако же, настоящего.

- Мама, папа, а я... Он... всегда такой?
- Он всегда. Ты всегда. Но такой - какой?
- Он вот здесь, у меня внутри - и за той рекой...
- Бесконечный? Конечно. Он - всякий. Такой, сякой...
Постоянно меняясь, Он, вообще,  любой -
Неизменно при том оставаясь Самим Собой.
Просто меняет Свой облик, под стать задаче.
Когда ты свободен, может ли быть иначе?
К тому же, как именно видит Его смотрящий,
От смотрящего и зависит - плюс, капельку,  от удачи.
Так что даже не думай, какой же Он - настоящий.
Такой, как сейчас - и больше. Как здесь - и дальше.
Для каждого - свой, чтобы ты Его мог понять.
Если мы Его видим облачным одеялом -
Это явно не всё, но и это уже немало.
Просто Ему так удобнее нас обнять.

- Или, может быть, так нам удобней Его  п р и н я т ь.
Это лучше попробовать,  нежели объяснять!
Это папа. Он только что выдохнул, мощным "пфффффф!"
Каждой клеточкой он вот сейчас ощущал прилив.
Он и был - поначалу, прилив, а затем - отлив,
Океан: постоянен в себе, но весьма игрив.
- Обожаю напас Изначального по утрам!
Облачный Бык, доступный и внятный нам,
В прямоте, в простоте, без напыщенных слов, без драм.
Философия? Ветхая рухлядь и ржавый хлам!
Папа выведал тайну у мудрого старика:
Если случилось увидеть Облачного Быка,
Тут же поглубже втяни, и замри чутка.
Это действует. Безотказно. Наверняка.

Мама вздыхает. Это бывает у них, у мам.
Может, это нельзя? Может, всё это - стыд и срам?
Богохульство и ересь, бесчинство, табу, харам?
Она не успела пока для себя решить.
Вздохнув, замирает - но выдохнуть не спешит,
Ощущая, как Облачный Бык ее наполняет,
Тает внутри и словно бы растворяет
Границу, какая обычно их разделяет.
И мама себя теряет и обретает.
Мама знает - всею собой, а не как из книжек.
Смотрит с нежностью на обоих своих мальчишек.
Видит их - и себя - хлопьями и клочками
лучезарной дымки, изящными завитками
Тумана, плывущего медленно сквозь туман.
Мама думает: как же такое, вообще, возможно?
Для нее это снова становится слишком сложно.
Но вскоре - как это бывает у них,  у мам -
Она оставляет нравственные дилеммы,
Забывает метафизические проблемы,
Возврашаясь привычно к привычным земным делам.

Облачный Бык меж тем не лежит без дела.
Дымчато-неощутимое свое тело
Распространяя до горизонта и до предела
Видимости - насколько хватает глаз,
Но не далее, не пытаясь откинуть полог
Грядущего. Он скорее прагматик, чем футуролог,
Реалист много в большей степени, чем фантаст.
Он знает, что жизнь состоит из сплошных развилок,
Бесконечных последствий бесчисленных предпосылок,
И в саду расходящихся тропок предпочитает
Радость хорошей прогулки, а не гадает,
Что за собой скрывает, куда ведет
Очередной ускользающий из виду поворот.
Он просто себе не ставит такой задачи.
Хорошо проведенный день полагая своей удачей,
Совершенно живой и явственно настоящий,
Настоящим он и является, и живет,
Не особо заглядывая вперед,
Тем, что сам для себя называет "Вот!"

Как творцу, ему просто хватает стиля
Повторять не клише, которое всем постыло -
Находить вместо формы, что выдохлась и застыла,
Выражение свежее - чтобы звучало, дышало, жило.
Он полагает, что это довольно мило.

"Вот!" короче, точнее,  насыщеннее, богаче -
Являясь, по сути, выраженным иначе
Тем же самым, обрюзгшим, громоздким  "здесь-и-сейчас".
"Вот!", и "Вот!" -  говорит он - а далее... как бог даст.

Спросишь: боже, ты что, не всеведущий? Это как же? -
Облачный бык, расплываясь в улыбке, скажет:
Я, что важнее, скорее уж, всеведУщий -
А просчитывать варианты на каждый случай -
Труд совершенно излишний и крайне скучный.
К чему я веду? К предначертанному итогу,
Ровно так, как это и подобает богу.
На этом пути куда именно ставить ногу -
То есть, конечно, простите меня, копыто -
Чтобы сделать один, непосредственный и текущий,
Шаг в очевидном, проявленном и насущном,
Важнее, чем беспокоиться о грядущем -
Каковое пока, слава богу, не столь сокрыто,
Но - в каком бы то ни было смысле, виде,
Плане, образе, форме - не существует.
Ненаставшее бога не слишком интересует,
И каждому дню довольно своих забот.
Это - шаг его. Ход его. Мерная поступь: "Вот!". "Вот!". "Вот!".
"Вот!".

Облачный Бык покрывает дневной переход
Благодатью своей - только на день, на этот раз.
Отсюда - и ровно насколько хватает глаз,
Здесь и сейчас благословляя нас.

Лежа на брюхе, рассветному солнцу подставив спину,
Облачный Бык покрывает собой долину -
Как и каждое утро, до этого, покрывал
Прерии, степи, вереск и чапарраль,
Мерзлую тундру, заснеженный перевал,
Плоскогорья, холмы, ущелья, луга, барханы,
Чащи и просеки, заросли и поляны,
Джунгли, торфяники, глетчеры и саванны,
Влажный прибрежный песок и песок пустыни,
Солончаки, пампасы, низменности, равнины -
То есть, любой ланшафт и любой  пейзаж,
Убегающий к горизонту километраж:
Каменистые россыпи, пропасти и мосты,
Ручьи и болота, впадины и хребты,
Автострады, взлетные полосы и порты,
Сухую траву, зеленеющие листы,
Буйную поросль, застенчивые цветы,
Пыльные тропы, насыпи и кусты,
Черепа, глазницы которых давно пусты,
Течением лет отмытые добела.
Он узнает, вспоминает их: ну, дела!
И ведь в каждом из них целая жизнь прошла.
Я носил их, когда я имел и менял тела:
Всё - мои черепа, прожитые мной быки!
Теперь они - словно галька на дне реки
Времени. Галька обкатана и кругла.
Одежда, которая стала давно мала.
Он пытался считать их, и бросил: им несть числа.

Он думает: вряд ли я что-то всерьёз нарушу,
Если снова залезу внутрь и взгляну наружу?
Как мальчишка, с оглядкой, опасливо и тайком
Забирается в старый,  заброшенный, ветхий дом,
Где никто уже больше давным-давно не живет,
На черепной променяв ненадолго небесный свод,
Облачный Бык проникает вовнутрь украдкой,
Осматривается, соприкасаясь с гладкой
Поверхностью - которую, как-никак,
Видит, пожалуй, впервые - вот чтобы так.
Не сочтя интерьер занимательным, заполняет
Пространство собою заново. Вспоминает,
Каково это. И выглядывает изнутри.
К сожалению,
как тут ни посмотри,
Внутри ощущается несколько тесновато.
И даже, наружу глядя, простора взгляду
Явно недостает: усеченная перспектива,
Мир, помещенный в рамочку объектива.
Чувство, что смотришь в бойницу или в прицел.
В замочную скважину там, в глазок, в смотровую щель.
То есть, видишь не всё,
И уж точно не так, как есть.
Да и, в общем4-то, сам здесь, конечно, совсем не весь.
Облачный Бык ощущает, как всякий джинн,
Глядя на заточавший когда-то его кувшин,
Удивление: как же он прежде здесь умещался?
Зачем вообще он вещами подобными занимался?
Рождался, боролся, цеплялся за жизнь, боялся
Умереть. Умирал. Перевоплощался.
Совершенно самозабвенно отождествлялся
С комочком плоти, с горсткой смешных пылинок,
В случайном порядке собранных воедино.
С одной частной точкой зрения из возможных,
Бесконечных числом, ограничив себя безбожно,
И еще удивлялся, отчего это он не знает,
Скажем, мыслей в другой голове. И, к примеру, не ощущает
Ощущений и восприятий чьего-то тела.
Почему не умеет преодолеть предела,
И взглянуть - из кого нибудь - как  из вот этого вот себя?

Облачный Бык с умилением вспоминает
Былые денечки. Фыркает и вздыхает.
И дурак же я был - говорит он себе, любя.
Это, помнится, ставило под сомнение парадигму
Сознания, что -  как бы - целостно и едино.
Но когда-то ему представлялось весьма занятным
Испытать на себе то, что было невероятным:
Как же выглядит, с точки зренья отдельной части,
Неделимое. Любопытство, ценою счастья,
Утоляя. Счастье было в таком избытке,
Что казалось разменной монетой. И вот, в попытке
Пережить себя как-то иначе, не так, как прежде,
Деля себя щедро на части, ввиду надежды
Испытать невозможное, или  просто от полноты,
Исхитрившись таки обратиться к себе на ты,
Пунктиром, как государственная граница
По акватории (что только не приснится!),
Он весьма произвольно, довольно таки условно
Выделяя фрагменты, дробя себя на кусочки,
Получал возможность взглянуть на себя с непривычной точки
Зрения. Воспринять себя остального,
Оставшегося снаружи, отдельного, как иного.
Обозревая все внешнее как чужое
Себе. Постороннее. Как иное.
Он думает: это придет же на ум такое!

Он помнит еще, как его занимала вся эта тема.
Взгляд, например, изнутри костяного шлема.
Гоглы. Шоры. Забрало. Оконце сварочной каски.
Изящные прорези венецианской маски.
Поместив необъятный простор в окоем зрачков,
Наблюдать, как с любой переменой цветных очков
Мир податливо тут же меняет свою окраску.

Если не видеть трагедии в смене оптического устройства,
Это просто игра, без особенных поводов к беспокойству.
Цепочка событий, имеющая развязку.

Вот, лежат они здесь, как один, скорлупой яйца.
Каждый, как скомканный фантик от леденца.
Типичный финал истории, рассказанной до конца.
Что у него, что у них больше нет лица.

Кажется, я не забыл ни в одном из них
Ничего своего - размышляет Облачный Бык -
Ничего такого, что может считаться личным.
И не взял ничего, не унес,  не забрал с собой
Ни у кого из вот этих, назначенных на убой.
Все при своих. Все по-честному, все прилично.
Переход, как известно, на личности -  моветон.
Итоги подбиты, баланс, наконец, сведен.
Опыт в достаточной мере приобретен,
Довольно. Время прощаться и возвращаться.
Ему больше не за что, нечем и не за чем здесь держаться,
Глядя, как станет бессмысленно повторяться
Все тот же, по кругу, один бесконечный сон.

Он знает теперь, как бывает в конце пути.
Нету личности - не на что перейти.
Да и некому. Переселяться из тела в тело?
Проживать то же самое заново? Надоело.
Наступает пора последнего приключения.
Остановки, потом - разворота и возвращения.
Конец переходов,
 из личности - снова в личность.
Закрывая счета, выходя изо всех позиций,
Не находя подходящих объектов для инвестиций,
Облачный Бык выходит тайком в наличность.
То есть, в реальность.  В таковость и настоящность.
Из оттенков тени - в простую сплошную ясность.
Дальше, за ним вослед, по его примеру,
Кто - понимая, кто-то - приняв на веру,
Как за исходным инсайдером, неизбежно
Последуют остальные. Сперва, конечно,
Наиболее проницательные, что знают
Как обстоят дела - и глаз с него не спускают.
Потом уже, как всегда, ломанется стадо.
Все случится само по себе.
Бычий тренд. Однако, Тенденция. Первого хода довольно. Благо,
Дальше делать ему уже ничего не надо.

Во многая мудрости много весьма печали.
Играть с упоением - так, как тогда, в начале,
Стоит все это вспомнить, возможно уже едва ли.
Однажды перестает как следует получаться
Следовать главному правилу: забыться и потеряться.
Лучше, в каком-то смысле, поэтому, наиграться,
Всласть наглядеться снов, вдосталь налюбоваться
На любопытный мир, чтобы не обижаться,
Не сожалеть, когда придет черед просыпаться.

Облачный Бык готов. Он готов признать,
Что несколько заигрался, слегка увлекся.
Облачный Бык больше не хочет спать.
Сна - ни в одном глазу. Он давно зарекся
Нырять в эту дрёму, драму. Бодрствующий и зрячий,
Он говорит,  и знает точно, что это значит:
Эти забавы с телами - детство, дела телячьи.
Теперь он опять большой.
Зрелый и настоящий.
Больше ему не хочется прятаться, притворяться.
На миг находиться, тут же опять теряться.
Он больше не видит, чем имело бы смысл заняться,
Такого, к чему тянуться. Такого, за чем гоняться.
Такого, с чем он теперь бы не был готов расстаться.
Похоже, пришла пора, действительно, возвращаться.
Впрочем, здесь много такого, с чем следует разобраться.

Облачный Бык и не думает торопиться:
Не его это стиль. Облачный Бык стремится
Предоставить, скорее, возможность всему случиться
Собственным чередом.  Естественно завершиться.

Стадо, меж тем, приходит уже в движение -
Пока что слегка полусонное копошение.
Облачный Бык, погрузившийся в размышления,
Подводит итоги
последним протяжным "ммммдаааа...",
В лучезарности утра растаявши без следа.
И тут же опять -  не поймешь его - собирается
Во что-то, почти ощутимое,  уплотняется,
Ради этих, которые в нем нуждаются:
То - прозрачный и ясный свет, то - туман и дым.

Те, что видят его, встают и идут за ним.


Кроме них, у него не осталось других забот.
Он здесь работает богом,  который год.
Так долго никто, конечно же, не живет.
Да и сам он давно уже не живет,
И поэтому больше не умирает.
У него есть роль, и он ее доиграет.
Угольками в печке он медленно догорает,
А в процессе естественным образом выделяет,
Побочным продуктом, тепло, красоту и свет.
Облачный Бык отчетливо понимает:
Помимо него, здесь источников света нет.

И вот он ведет их, ведет и опять ведет.
Весь разномастный парнокопытный сброд,
Весь этот крупный, рогатый, упрямый скот.

Зная, что ни один из них не дойдет.

Даже тот, кому только еще предстоит родиться.
История, пусть в вариациях, но стремится
Непременно заново сбыться и повториться.
Лет за сорок в пустыне много всего случится.
Просто об этом открыто не говорится,
Немощный духом поелику убоится,
И движение может отчасти застопориться.

Облачный Бык движется напрямик,
Сквозь стадо, бредущее сонно куда попало.
Теперь он уже не уютное одеяло:
Непреклонный, непререкаемый проводник.
Он идет им навстречу, бок о бок, наперерез,
Как ветер: кому-то попутный, кому-то встречный.
В стаде сложился какой-то порядок мест:
Каждый идет своим ходом, хотя конечный
Вектор движения задан, конечно, им.
Он спококоен, зная, что стадо идет за ним.
Так ли, иначе. Один бычок за одним.
Даже те, что заняты чем-то совсем своим.
Особенно эти. Неведомы никому,
Во всем этом хаосе, не приходя в упадок,
Торжествуют извечно гармония и порядок,
Что внятны, понятны и видимы лишь ему.


В стаде каждый считает: ну, он же не идиот!
Уж он-то идет, куда Облачный Бык ведет.
К злачным пажитям! К водам тихим! Вперед, вперед!
Это все остальные, другие, идут вразброд.

Как скоро всё стадо полностью повернет,
Зависит в существенной степени от размера
Стада. Величина сомбреро,
Которое тот, кто раньше других встает,
Напялил - что вроде как придает
Сходство с ковбоем, гаучо, пастухом,
Воли  божией знатоком и проводником,
Позволяя  такому напыщенным петухом
Кукарекать о Назначении и Пути,
Об Истинном Свете, с каким он давно на "ты",
В священном порыве заблудших бычков спасти
Мычать громогласно, кому и куда идти -
Ни размеры сомбреро, ни широкополый стетсон,
Ни шпоры, ни кнут, ни лассо, ни смит-и-вессон
Не влияют на скорость движения в той же мере,
Как простая статистика. Вот оно, на примере:
Зрелость особи, усредненно и обобщенно -
Ключевой показатель, основа любых расчетов,
Позволяющий достоверно и без гаданий,
Без камланий, знамений, раскладов и предсказаний,
Обходясь без синастрий и прочих натальных карт
Оценить, ближе  все таки финиш - или, пока что, старт.

Зрелость особи в том, чтобы скромно, своим путем,
По мере возможности к выходу продвигаться,
Не пихая ближнего рогом или  локтём.
Не толкаться, не суетиться, не упираться,
Не терять из вида единственного, с которым -
Согласоваться. Следовать и равняться,
Не создавая бессмысленные заторы.

Оглядев свое стадо, Облачный Бык вздыхает.
Без расчетов и вычислений он понимает,
Что все это явно закончится ох, не скоро.

Ход событий, однако, все же необратим.
Несмотря на заминки, откаты и промедление,
Движение в правильно выбранном направлении
Набирает по ходу плавное ускорение,
Мощный подхват, что вначале неощутим.


Когда в массе своей стадо все таки повернет,
Ляжет на верный курс, на хороший ход,
Дело пойдет - и много быстрей пойдет,
Когда до последнего самого вдруг дойдет.
Даже те, что уныло плетутся сейчас в хвосте,
Окажутся в резонансе, на правильной частоте.
Вот тогда, как сейчас говорится, все и станет по красоте.

Облачный бык на любой вопрос отвечает:    "пфффффрррр!"
Это лучше, чем повторять зачитанное до дыр.
Просто, видимо, так уж устроен мир:
Как себя не яви - тут же вновь золотой кумир.
Он устал. Он растаял и перестал
Представлять собой то, что можно поставить на пьедестал.
В его голосе, больше похожем на тихий шепот,
При таком обороте можно расслышать сталь.
Впрочем, Облачный Бык здесь почти ко всему привык.
Яви свою волю - в ответ неизбывный ропот.
Скажешь слово - переиначат и приспособят
Под житейские нужды. Как таковой, язык,
Для практических нужд и задуманный изначально -
Ненадежный посредник, посредственный проводник
Для сокровенной, неизъяснимой тайны.
Слова вызывают раздор, поощряют спор.
Столкновение мнений зовет столкнуться рогами.
Облачный Бык подрастерял задор
В попытках вести разговор с быками.
Он больше не разговорчив,
с каких-то пор.

Он пытался. Менял подход. Подбирал слова.
Говорил о том, что подлинно и нетленно.
А в ответ ему: ежели пересчитать на сено,
Это много ли? Видимо, такова
Бычья природа. Стоит ли с ней бодаться?
Лучше, пожалуй, действительно, оставаться
Молчаливым, расплывчатым, тихим и неприметным,
Чем безнадежно пытаться найтись с ответом
На вопрос: а понравиться той вон, гляди, пеструшке
Мне хоть как-то поможет все вообще вот это?
Каждому возрасту, впрочем, свои игрушки.
Есть вопросы, и есть вопрошание. То и это.
Облачный Бык счастлив служить ответом
Вопрошанию. Шепотом, прямо в ушко.
Тихие воды, к которым он нас ведет,
Злачные пажити, на которых он нас покоит -
Это где? Вот о чем действительно стоит
Вопросить, чтобы ясно услышать: "Вот!"

Тому, кто желает беседовать с тишиною,
В надежде попытку свою увенчать успехом,
Имеет особенный смысл вопросить: а кто я?
Я. Я. Я.  Тишина отвечает эхом.


Кто он, откуда пришел и куда идет
Облачный Бык отчетливо сознает.
Он помнит, как бесконечно бродил кругами,
Полагая, что неизменно движется лишь вперед.
Теперь все будет иначе, наоборот.
Он не то, что дал заднего: это обратный ход.
Путь очевиден, его лишь осталось пройти ногами.
И Облачный Бык, несомненно, его пройдет.


Он уже, собственно, там - но еще не весь,
Ради тех, кто пока что еще остается здесь.
Ему просто осталось вывести стадо из этих мест,
И потом, наконец-то, остаться таким, как есть.
Для него больше разницы нет между "здесь" и "там".
Здесь он - для них, кто, следует по пятам.
Он не помнит свои имена, он забыл слова.
Для них он -  Облачный Бык. Вождь им, Вожак, Глава.
Он им Господь, он Бог им,  Великий Дух,
Им он Хранитель, Прибежище и Пастух.
Это для них он - Путь, Проводник, Учитель,
Всеобщий Отец , их Предок и Прародитель,
Бывший прежде всех них, существующий изначально.
Это им он - святыня, для них он - судьба и тайна...
(Вспоминает, при этом опять исполняясь чувства,
Каковое бывает, когда вспоминаешь чудо,
Повседневное чудо, к которому привыкаешь.
Забываешь,  не замечаешь и упускаешь.)
Я есмь Облачный Вол, что их вёл, и привел сюда,
И веду их, и буду вести за собой всегда.
К злачным пажитям, к водам тихим - куда, куда?
Мной живут они, движутся, и существуют. Мда.
Я - это все они, всё это, сразу вместе,
И при этом, при всём - во мне остается место,
Бесконечный простор, наполненный мной самим,
Способным легко обходиться без них, одним.
Это я ради них, и во имя их только здесь.
Лишь они суть причиной, что я вообще тут есть.
Как же им объяснить это? Я есмь тот,
Кто его, и ее, да и каждого создаёт.
Кто собою единственно все это сознаёт.
Создаёт уже тем, что вот именно сознаёт.
Для меня это - одновременно - одно и то же.
Боже,  как объяснить-то, на что похоже?
Это словно... как если я вижу их всех во сне.
Как объяснить то, чего нет ясней?

Облачный Путь пролегает по странным порой местам.
По шпалам, разобранным рельсам и поездам,
Пещерам, тоннелям, ущельям и пропастям,
Хлипким, лишенным перил подвесным мостам,
Затопленным трюмам, ржавеющим корпусам,
Адресам, куда пропускают по паспортам,
Обнаженным культурным и не совсем пластам,
Испещренным забытой письменностью листам,
По своим же следам, на память завязанным лоскутам,
По смутно знакомым, в траве, там и сям, костям,
По рухнувшим планам, надеждам, пустым мечтам,
Позорным столбам, почетным, увы, крестам.
Нужно двигаться мимо, стараясь не прикасаться,
Пока не окажешься там. Наконец-то, там.
Это все имеет касательство лишь к хребтам,
Холкам и крупам, копытам, рогам, хвостам.
Этому полагается здесь остаться.
На пути с этим всем предстоит расстаться,
Идти налегке, избавившись от балласта.
Путь ведет к подведенным чертам. К нулевым счетам.

Путь представляет точное отражение
Путника.  Сходный характер и настроение.
Полное безусловное совпадение,
Сопряжение без малейшего напряжения.
Изначально единое, общее направление.

Путь - один. А вот  каждое странствие - дело личное.
Очень личное странствие: вдаль, за пределы личного.

Что одному представляется восхождением,
Другому отчетливо видится погружением.
Крестовый поход, масштабное наступление.
Анабасис,  победоносное поражение.
Тому - созидание, этому - разрушение.
Иным - наполнение, прочим - опустошение.
Кому - торжество и расцвет, а кому -  крушение.
Тому - напрямик. Этому же - кружение.
Большинству - хаотичное броуновское движение.

Черепашкой, что вылупилась из яйца,
Каждый ползёт в сторону океана.
Каким бы порою Путь ни казался странным, 
Он однажды окажется пройденным до конца.

Если кто нибудь спросит Облачного Быка -
Что более партизан, нежели конкистадор -
Каким для тебя, наш Кормчий и Навигатор,
Представляется Путь? - он хмыкнет исподтишка.
Это, скажет он, странствие айсберга, глыбы льда,
На экватор, в попытке узнать, что же есть вода.
Медленный дрейф. Ласковое течение.
Нет прибывающих к точке предназначения.

Он уходит в даль, раскинувшись мостовой.
Баюкает лодку широким речным потоком.
Перебросив себя переправой через него,
Подставляет путнику спину - поставить ногу.
Готовому слушать он  может сказать о многом,
Хотя нет ничего ценнее, как таковой,
Тишины. Он ей станет, когда нибудь.
Но пока есть нужда, открывает себя словами.
Он бы стал пустотой - но, наполненный существами,
К свету робко тянущимися тенями,
Он пока что собой, в основном,  представляет Путь.

Пространство для странствия. Он, так сказать,  среда
Для движения - из ниоткуда и в никуда.
Путь отсюда в каких единицах считать туда?
Какова протяженность, в милях или годах?

Как говорят те, кто его прошли -
Это ближе, чем сердце. Дальше, чем край земли.
Это странное странствие, путь в десять тысяч ли.

Одним шагом единственно начинается,
Одним шагом естественно продолжается,
Одним шагом торжественно завершается.
Одним шагом таинственно совершается.

По сравнению, путь от орла до решки куда длинней.
Путь от червонца к золоту - много ли он занимает дней?

С глазами навыкате, чавкая полным ртом,
Некто спросит: какая мне польза в том?
Какие мне в этом во всем интерес и счастье?
Облачный Бык конгруэнтно ответит: здрасьте!
Здесь нет и не может быть ничего прекрасней
Сладости реминисценций: aham brahmasmi.
Как нет ничего увлекательней импликаций
Извечного изречения: tat tvam asi.
Sapienti, как говорится, sat.
А изволите дальше тупить - так ступайте в зад.
В арьергард, так сказать.  Заново, в детский сад,
Где жизнь вам продолжит доходчиво объяснять
Категории правды, добра,  красоты и смысла
На предметах,  которые вам суждено понять:
Кувалда, корыто, оглобля и коромысло.

Кто они? Что? Откудова? Чье бычье?
Нехотя Облачный Бык признает: моё.

Каждый - всего лишь способ воспринимать,
Определенным образом видеть и понимать.
Тенденции, склонности, паттерны, мыслеформы.
Гротескные, преломленные отражения,
Наложения, отложения, искажения,
Отклонения, в общем - все, как один - от нормы.
И каждому сам он, конечно, отец и мать.

Он тоже был молодым. Натворил делов.
Теперь за ним тянется хвост в триллион голов.
Наблудил. Наплодил. Наоставлял следов.
Каждый из них - запись его ходов,
Ведущих в потёмки. Потомки, ошибки былых годов.
Семена, не оставшиеся без плодов.

Что мешало тогда ко всему подходить с  умом?
Ясным, чистым, прозрачным,  пустым - в каком
Мысли мгновенно тают,
Не успевают
Уплотниться, оформиться, сбыться и стать быком?
Потом уже все завертелось вполне само.

Те, для которых когда-то он был отцом,
Давно перестали его узнавать в лицо.
Мы сами с усами, старик, давай, держись молодцом.
Он был их началом. Он станет для них концом.

Облачный Бык отошел бы давно от дел.
Он имеет дело с тем, чего сам хотел
Когда-то.  Со всем, что пошло не так.
Не вполне. Так и сяк, наперекосяк.
Исправляет ошибку, заполняет собой пробел.
И стадо редеет, практически на глазах.
Не спеша, он спускает дело на тормозах.

Именно к этому он наконец готов.
Сокращать поголовье, уменьшая число голов.
Подбирая оставшиеся хвосты.
Подтирая оставленные следы.
И так - до самой конечной, без останов.

Перед самым концом он останется лишь один,
За всех. Те, что были за одного,
На них себя поделившего самого,
Вернутся к источнику, вновь растворясь в едином,
В бесконечности неба беспечно растаяв дымом.
До экватора не доплывает льдин.

Облачный Бык не желает себя делить,
Поскольку это приводит к приумножению
Сущностей, сверх потребного.  Вильям Оккам
(Облачный Бык имел удовольствие с ним дружить)
Предупреждал, что это занятие выйдет боком.
Предлагал даже бритву,  по случаю, одолжить.
Но тогда было важно себя почувствовать богом.
Облачный бык попробовал. По итогам
Он решил арифметику несколько упростить,
Остановившись на вычитании и сложении.
Это даже не тавромахия - тавроцид.

Отнимается все, что можно, вообще, отнять.
Убрать, потерять, утратить, изъять и снять.
Естественным образом все, что  нашлось в остатке,
Прибавляется - как же остатки сладки! -
К общему целому. То есть, к нему, опять.
Это просто. Надо как следует их обнять.
Все тут же становится снова вполне в порядке.
Объятий на каждого хватит. Всегда в достатке.
Океан неизменно обратно готов принять
Каждую каплю, охотно и без оглядки.

Стадо огромно, но в каждый отдельный миг
Перед ним лишь один, чисто конкретный бык.
Взгляды встречаются. Оба глядят в упор.
Что же, пора разрешить стародавний спор.
Вызов брошен и принят. Кто кого пересилит?
Честный бой. Поединок. Игра навылет.
Есть старое правило, мы его проходили -
Облачный Бык говорит - если помнишь, когда бродили
По шотландскому взгорью, в Хайленде, меж руин
Старых замков и вересковых равнин.
There can be only One, так они говорили.
Что-то знали. Не зря своё виски пили.
Мы переводили: должен остаться только один.

А чтобы понятно было, за что деремся,
Давай-ка с одним вопросиком разберемся.
Скажи мне, бычок, ты вот, по жизни, кто?
И бык отвечает гордо: мол, то, и то.
Это ладно, а можешь мне имя свое открыть?
И бык говорит, допустим: я - Тавролит!
Или, допустим, какой нибудь Фортебовис.
Облачный Бык кивает, уже готовясь
К броску. Примеряясь, как его завалить.
Так зовут тебя - он говорит - друзья.
Недруги, родичи, близкие и чужие.
А сам себя как ты зовешь, скажи мне,
Как величаешь? И бык отвечает: я.
Вот в этом-то и беда - Облачный Бык вздыхает.
Понимаешь ли, я ведь зову себя точно так же.
Я - это я. Соперник не уступает:
Нет уж, я - это я! Видимо, он не знает, 
С кем связался. Что ж, обвиняю в краже
Идентичности лично тебя, засранец.
Требую сатисфакции. Здесь не может
Быть двух разных "я". Кто нибудь - самозванец.
Или же мы - проверим? - одно и то же.

Так и решим. Кто остался, тому - победа.
Настоящий - останется. Другой, который без слЕда
Исчезнет - считай, что его и не было никогда.
Согласен? Согласен. Все справедливо, да.
Давай вот сейчас прободаем насквозь друг дружку,
И посмотрим. Правда выйдет сама наружу.

Расходятся. Разбегаются. Пыль столбом.
Рогами, телами, всей мощью, всем существом,
Врезаются. Пыль оседает. Стоит один.
Я - это я. Непреложен и невредим.
Исчезнуть может лишь тот, кто сперва возник.
Станцевал свою жизнь, век это или миг,
И закончился. Облачный бык привык
Побеждать. Оставаться и пребывать.
Пользуясь бритвой Оккама, вычитать
Лишнее. Личное. Частное. А считать
Победы - какие в том смысл и честь?
Я - это я, говорит он. Вопросы есть?
Он - единственный. Он - тот, кто был здесь до.
Когда сложат шатер и закроется шапито,
Он будет единственным. Он -  подлинное То.
Не "кто нибудь", и не "что". Он - ни "то", ни "это".
Хороший вопрос не останется без ответа.
Хороший вопрос - последний вопрос. А то!

Интересно, конечно, что именно происходит
С побежденным? Какой он конец находит?
Можно сказать,  все, что в нем было бычье:
Родословная, имя, форма, окрас, обличье,
Рога и копыта с привязанным к ним названием,
Наконец,  прекращает существование.
Все, что осталось, тает в единобычии.
Возвращается, то есть, в Облачного Быка.
Что происходит с пространством внутри горшка,
Который вдребезги разбивается?
А с пространством, которое было вокруг него?
Говорится: "объединяются" и "сливаются",
Но точнее - в обоих случаях - "ничего".
Облачный Бык вбирает их, одного
За другим, и при этом не изменяется.
Не становится "тем" или "этим", вмещая частности.
Он не тяжелеет. Он не переполняется. Это - плюсы бесформенности, прозрачности.

Жестокое божество пожирает своих детей!
Заголовок для срочного выпуска новостей.
Красная тряпка для охранителей всех мастей.
На деле же, надо сказать, завалить быка -
Задача, которая вот ну не то, что  совсем легка.
С первой попытки удача весьма редка.
Это требует многократного повторения,
Избытка доброжелательного терпения,
Все не случится таки, наконец, пока.

Бычок, запрыгнувший в Облачного Быка,
В первый миг себя чувствует, словно тонет
В океане парного теплого молока.
Попытается сделать вдох - и, конечно, вспомнит:
Дышать здесь и нечем, и незачем - жизнь легка.
Он впервые себя ощущает настолько дома.
Здесь ему все  знакомо, и незнакомо.
Он теряется, тает и растворяется.
Он готов навсегда здесь остаться, но вдруг опять
Выпадает в осадок, заново оформляется,
Пролетает словно бы насквозь и приземляется,
Чтобы, дар речи едва обретя,  сказать:
Вау! Круто! Что это было? Класс!
Давай повторим? Ну, пожалуйста, еще раз!
Облачный Бык не станет идти в отказ.
Он вступает со всеми ними в такую связь,
Которую будет мало назвать интимной:
Целое нежно объемлет свою же часть.
Нераздельное  снова сплавляется воедино.

Что чувствует Облачный Бык,
пока все это происходит?
Какую в том пользу и радость себе находит?
Как, пожалуй, никто иной, он явственно понимает
Вот это их чувство: "вау!". Он его принимает,
Исполненный торжества и благоволения.
Бычье "туше!", как священное подношение.
Эта жертва ему единственно по душе.
Шепотом, перед прыжком в тишину: туше.

Ради, собственно, этого только мига
Изначально была и затеяна вся интрига.
Он представился ими, укрылся в них для того,
Чтобы заново обретать себя самого
Бесконечным числом способов и ходов,
Возвращаться к себе самому, находиться вновь.
Это его победа и поражение.
"Туше!" означает полное завершение,
Конечную точку полета воображения.
Короткое замыкание: смертьлюбовь.

У всего есть, однако, обратная сторона.
Облачный Бык, успевши познать сполна
Последней маленькой смерти сплошной восторг,
Не находит былого восторга, с каких-то пор.
Так бывает.  Выросли. Повзрослели.
Пора наконец-то слезать уже с карусели.
Что ж, колесо, приведенное им в движение,
Не остановит бега в одно мгновение.
Все это придется заново повторять,
Пока будет, с кем. Тот же священный акт,
Снова,  и снова, и снова, опять, опять.
Это давно перестало в нем вызывать
Какой-то особый, повышенный интерес.
Самоудовлетворение, как процесс,
Имеет, психологически, разный вес
В четырнадцать, скажем - и в шестьдесят четыре.
Так уж оно устроено в этом мире.
Все то же самое. Вот они, ощущения.
Полстолетия даже
весьма помогли отточить умение.
Где же тогдашние трепет и наслаждение,
Радость открытия, чудо и приключение?

Пока у кого-то случается просветление,
Прозрение, озарение, пробуждение:
Zoom... zoom... zoom...  предельное приближение,
Сдвиг перспективы, наплывами: Он... Ты... Я!
Проникновение в таинство бытия -
Пока  это происходит внутри него,
Облачный Бык ... что чувствует он при этом?
Как и всегда, он пребывает светом.
Немного, пожалуй, рассеянным. Божество
Думает о Шотландии, с вариантами,
Домой навсегда прибывая репатриантами,
Шепча про себя, для себя и немножечко вслух: уou know,
There is not much of a show in  melting snow.
This is  precisely intended  to be that slow.
Дело неторопливое, путь в триллион шагов.
Зрелище неприхотливое, таяние снегов.

Развратное божество склоняет детей к инцесту!
Такому материалу, конечно, место
На главной странице, в топе, в передовице.
Масса просмотров: это же интересно!
Ненадолго, впрочем, конечно же. Если честно,
Минуту спустя внимание потребителя
Переключится на маньяка: сердцееда и расчленителя.

Облачный Бык спокойно стоит и ждет.
Кто следующий на выход? Кому придет
Охота потрогать наощупь, на вкус узнать
Вечность? Кто его, так сказать,
Новая жертва? Он думает: вот бы снять
Смазливую телочку, чтобы наоборот.
Не этот в меня, а, ради разнообразия,
Я бы в нее, воспользовавшись оказией.
Итог не изменится от перемены мест
Слагаемых, однако же, сам процесс
Имеет отличия. Надо чередовать,
Иначе мне все это скоро совсем уже надоест.
Ну что же, кому там святого духа пора вдувать?

Вот и она. Сейчас он начнет ее раздевать,
А потом и разделывать. То есть, в противоход.
Тот, кто сначала что либо создает,
Будучи одновременно и гончаром, и глиной,
Имеет полное право придти с повинной
К себе самому, чтобы содеянное -  разделать.
Сотворенное - растворить, и вернуть обратно
К исходному совершенству все, что пошло нескладно.
Надо бы поспешить, покуда не затвердело.

Она говорит - телочка, вся в соку -
Господь мой и бог мой! Я, вообще, пеку
Блинчики, но у меня тут  нашлась минутка.
Проблема такая: кажется,  мне рассудка
Не очень хватает. Надо бы вразумить.
Можешь мне как-то по-быстрому объяснить,
Что это: жизнь, и смерть? То есть, в чем их суть?
Ой, подгорает, прости! Говорят, есть путь,
Ведущий куда-то,  но я не пойму, куда.
Поможешь? Облачный Бык отвечает: да.
Но может быть, все таки лучше потом? Еда -
Дело весьма серьезное. Ой, потом
Я убегаю! Йога, с одним бычком
Свиданка, реснички, стрип-пластика вечерком,
Ты не представляешь, просто весь день битком.
Столько всего! Отчего же, могу представить.
Спасибо, что в этом смогла для меня оставить
Хотя бы какой-то, пускай небольшой, просвет.
Я тебе все объясню, почему бы нет?
Видишь ли, так получилось, что я - ответ
На любые вопросы, в принципе. Вообще.
Кроме: что в правильном содержаться должно борще.
Все остальное - пожалуйста. Жизнь и смерть?
Милая, это предмет чрезвычайно скучный.
Может быть, нам поболтать с тобой о насущном,
То есть, о том, что действительно существует?
Оставим потуги суть бытия уловить словами
Тому, кто, давно свое отзвенев мудями,
Шуршит напоследок объемными талмудАми.
Жизнь - она штука простая, живешь - живи.
А смерть все одно тебя не минует.
Может, поговорим с тобой о любви?
Обсудим вопрос, который всерьез волнует?
Ой, ну, нет. Про любовь - это сразу же после йоги.
Говорить о любви - это ясно и полной дуре -
То же самое, как танцевать об архитектуре.
Это, знаешь ли, делают. Этим живут, в натуре.
С богом же лучше поговорить о боге,
О высоком, о вечном, о светлом, и о дороге
Которая вроде бы есть и туда ведет...

И Облачный Бык говорит откровенно: Вот!
Не словами, конечно. Просто развеяв дымку,
За которой его не видно, тянуть волынку
Особого смысла больше не находя.
Телочка тут же тает, осколком льда
Прекращая существовать, на свою минутку,
В которую вечность вполне умещается целиком.
Немного, конечно,  неловко перед бычком,
Какому придется сжевать свою незабудку.
Неравный соперник. Такая вот, брат, беда.

Приличия ради, прокрутим слегка вперед.

Вот. Теперь, вот, такая: раздета, нага, боса,
Изведав на собственном опыте небеса,
Поменяв навсегда привычные полюса -
Если что, это, кстати, отныне необратимо -
Можешь меня вопрошать обо всем, помимо...
Впрочем, о чем тебе хочется. Словеса
Не особо годны для беседы о настоящем.
Однако тому, кто с тайной соприкоснулся,
Сочетался, соединился, почти проснулся,
И все же последний сон досмотреть вернулся,
Слова не окажутся лишними в предстоящем
Деле: влачить продолжая бренные телеса,
Не угасать, в царстве теней оставаясь светом,
Не засыпая теперь, по возможности, до конца,
Пока в полной мере не завершится путь.
Вот, Теперь: athato brahma jijnasa.

В ее голосе нега, истома и сладостная ленца:
Что это - жизнь, и смерть? То есть, в чем их суть?
Я хотела бы знать. Или, может быть, я хотела...
Но теперь мне до этого, кажется, нету дела.
Я хотела бы знать, пожалуй себя саму.
Как была я только что познана тем, кому
Не хватило во мне пространства души и тела,
Кто собою сумел заполнить меня до предела,
И преодолел его, перешагнул, не успев заметить,
Так, что все утонуло в сплошном бесконечном свете,
И я продолжалась, туда, за свои границы...
Она смотрит ему в глаза,  распахнув ресницы:
Научи меня только этому, одному.
Я хотела бы знать такую себя саму.

В представлениях, бытующих у быков,
О посмертном существовании, нередко
Фигурируют образы гриля и шампуров,
Мелькает банка тушенки, с портретом предка.
Рекомендуют вовсю ублажать богов,
Чтобы немного попозже пустили кровь.
Речь идет не об аде там, или рае:
Чаще,  о тонком и толстом крае,
Грудинке, голяшке, лопатке и костреце.
Так, в целом, быки понимают, что ждет в конце.
Смерть, как идея, наводит на мысли не о душе,
Но, скорее, о стейках, тефтелях и гуляше.
В обиходном понятии, стало быть, бычьи души
Неотделимы никак от массивной съедобной туши,
И бефстроганоф мыслится апофеозом живых белков.


Этот печальный удел, дорогая - не нам судьба.
Мы - особое стадо. Нам предстоит ходьба
К злачным пажитям, как ты, пожалуй, не раз слыхала.
К водам тихим, а не бессмысленная борьба
За лишний денек, отсрочку небытия.
В чем разница? Милая, разница - это Я.
Тут, кого не спроси - всякий странник, адепт, искатель.
Каждый ищет, понятно, своё, и каким-то своим путем
Движется, редко задумываясь о том,
Что на каждого есть и охотник, и пожиратель.
Разрешите представиться. Кажется, вас чутьё
Не подводит. Все верно. Мы здесь,  вдвоём.
Никто нам не помешает. Я, ваш создатель -
Пожалуйста, не волнуйтесь - возьму своё,
И оставлю вам все остальное. Потом, потом.

Что это я, любимая, всё на вы?
Былая привычка, врожденная деликатность.
Что ни скажи - сочтут за бестактность сразу.
Поневоле освоишь искусство построить фразу,
Способную продемонстрировать адекватность.
Ну, что же, приступим к делу, чего тянуть?
Едва ли займет больше трех-четырех минут.
Последняя правда. Очень простая суть.

Душа подлежит разделке ничуть не хуже,
Чем плотные и мясистые бычьи туши.
И вот она, истина: все, что легко на части
Делится - то никогда не составит счастья.
Позволь показать. Ты же видела те картинки,
С пунктиром? Брюшина, пашина, филей, грудинка?
Приблизительно, впрочем - для этого и пунктир.
Разреши объяснить, как твой внутренний, личный мир
Устроен, послушливой животинке.

Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
Только это.  Отдельно, и в сочетании.
Я закончил. Довольно для просветления.

Найдется ли то, что в список не включено?
Едва ли. Сходи, поищи. Это лучше твоих: "да, но..."
И вдобавок,  ты знаешь, все это, ну, такое...
Такое, сякое. Хорошее и плохое -
Понемножку. Остальное - все остальное.
Чепуха, потроха и прочая требуха.
Если кто-то считает, что все это вот - живое,
Целостное, настоящее и святое,
Это лишь говорит,  что он сам, пока,
Просто не встретил хорошего  мясника.
Хороший мясник управляется без ножа.
Нагромождение всякого, нам известное как "душа",
Разделяется на составляющие на раз.
Что там нож? Можно даже не лезть руками.
Нужен только спокойный ум. Ну, и зоркий глаз.
Достаточно вещи назвать  настоящими именами,
Чтобы в смутном массиве, в месиве, в мешанине,
Собой представляющей разве что агрегат,
Случайно сложившийся в личность конгломерат,
Схлопнулась, перестала существовать несущая
Конструкция. Обнажая, являя Сущее.
Милая, ну посмотри: ровно сто процентов
Твоего драгоценного внутреннего контента
Попадает в одну из описанных категорий.
Легко отделить, разложить по полочкам аккуратно,
Чтобы стало совсем очевидно, вполне наглядно.
По итогам разделки, хорошая ты моя,
На какую именно часть ты повесишь табличку "Я"?

Получается, "Я" -  это что-то совсем другое.
Тайный пароль, чтобы вернуться в Явь.

"Я" - это Я, одолживший себя говядине.
Мы делим его, одно на двоих, моя
Любимая. Я - все, что есть в дохлятине
Живого. Знаешь, было бы, с чем носиться.
Оно по сто раз на дню успевает перемениться.
Что из этого, в принципе, может быть бессмертным?
Как могу, я пытаюсь быть милосердным.
Но спасение - не для этого, а от этого,
В случайном порядке, снаружи, поверх надетого.
Все, что казалось базальтом или гранитом,
Оказалось, на деле, нечаянным композитом.
Оно - не скала, но, скорее,  бархан и дюна,
Составленная песчинками. Стоит дунуть -
Любимая, я умоляю, прошу,  послушай -
Крупицы рассеются. Бычий, зыбучий, сыпучий случай.
Без исключений. Кроме того, что - "Я".

Ты желаешь узнать такую себя саму,
Которую не заключить ни в одну тюрьму,
Которую не поместить ни в какую клетку:
Прошлого ли, текущего ли, грядущего,
Которую не уловить ни в какую сетку:
Тела. Характера. Манящего. Гнетущего.
Такую себя - бескрайнюю и безбрежную.
Настоящую, прозрачную, безмятежную.
Ты такая и есть. Не потом, а уже сейчас.
Это надо понять - и увидеть, хотя бы раз.
Пережить, ощутить и прочувствовать, в полноте.

Как? Еще Микеланджело, помнится, на вопрос
Отвечал, как создает он свои скульптуры:
Беру кусок камня. Потом отсекаю лишнее.
Это требует некоторой культуры
Восприятия, осмысления. Не вразброс,
А прицельно, в упор наблюдая личное,
Обнаружить внутри постоянное, неподвижное.
Вообще непричастное всяческой суете.

Это больше игра, чем работа и тяжкий труд -
С собою, на раздевание: видя между
Тем, что ты есть - и тем, что твоя одежда -
Разницу. Вот представь: ты пришла на пруд.
Здесь можно купнуться, в чем мать тебя родила,
Нагишом окунуться, от разного барахла
Избавясь. Пустынный берег, безлюдный  пляж.
Самое время скидывать камуфляж,
Непонятно зачем и когда на себя надетый,
Странный, довольно бессмысленный, чуждый в этой
Тиши:  галифе, портупею, краги,
Эполеты, папаху,  бурку и кирзачи.
Портки  и портянки. Милая, я нарочно,
Чтобы вызвать вопрос, выдавая тебе ключи
От тебя же самой, о твоем же заботясь благе,
Бережно, непреклонно и осторожно:
Какое все это может иметь ко мне
Касательство и отношение? Точно, точно.
Ни малейшего. Все это можно спокойно снять.
Даже, лучше, скорее, сорвать с себя, на бегу.
Сбросить, скинуть, оставить на берегу,
И теперь, наконец, обнаженной, уже нырять.

Это, в общем-то, все, что тебе нужно знать.
Путь означает: видеть и разделять
Себя - и все прочее, остальное.
Чужеродное, случайное, наносное.
Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
Ты - ни то, и ни это. Ты - вообще иное.
Очень простое, близкое и родное.
Я - которое было, и будет, и есть всегда,
Залог, что мы не расстанемся, никогда.
Мы просто не можем, даже при всем желании.

Именно так: все лишнее отсекая,
Камня лежащим на камне не оставляя,
Механизм по детали внимательно разбирая,
На составляющие, на части и компоненты,
Напластования тщательно удаляя,
Все затвердевшее или окаменевшее,
Наблюдаемое - потому, безусловно, внешнее,
Ты довольно таки легко обнаружишь вечное.
Такую себя, которая перманентна.
Ты у себя обнаружишь внутри
Меня.
Не памятник, идол, статую, изваяние,
Образ, идею, событие, состояние -
А такое, которому попросту нет названия.
То, что ты знала всегда. Называла: Я.

Настоящее Я практически никакое.
В нем нет ничего, и, однако, сказать: пустое
Будет мало. Само в себе полнота.
Завершенное. Совершенное. Это тайна.
Слишком близкая, чтобы увидеть или измерить.
Слишком тонкая, чтобы потрогать или понять.
Слишком простая, чтобы всерьез принять.
Слишком хорошая, чтобы в нее поверить.
Но, все это сделав, ты ее будешь знать
Как саму же себя, потому что - а как иначе?
У единственно значимой, самой большой задачи
Решение  - ты удивишься - почти смешное.
Что потом? Ты останешься, океаном.
Станешь глядеть, без метаний и содроганий,
Как в тебе, естественно и спонтанно
Вздымаются волны, катятся, оседают.
Волны, что составляют и представляют
Это вполне знакомое и обычное
Существование. Пестрое, многобычное.
Это все ничего в тебе не меняет.
Ты такое, что не убывает, не прибывает,
Не меняется, не возникает, не исчезает,
Не рождается, не живет и не умирает.
Ты такое, которое попросту пребывает,
Представляя , в каком-то смысле, собой живое
Пространство. Охотно предоставляя
Всему, что здесь есть - место, в котором стать.
Само вещество, из которого состоять.
Ты увидишь: все это к тебе имеет
Отношение ровно такое, какое к вам,
Теперешним, здешним телочкам и бычкам,
Пустая консервная банка: "Бычки в томате",
В которой еще, к тому же, лежат окурки.
Все происходит примерно в таком формате.
Ты долго играла с самою собою в жмурки,
Переживая о шкурке и о фигурке.
Игра остановится, только ты скажешь: хватит.
Касаешься только ты. Здесь ничто не смеет
Коснуться тебя. Не может и не умеет.

И телочка отвечает: я поняла.
Все, кого я встречала, знала, ждала, звала -
Тебя, между прочим, вовсе не исключая -
Об одном и мечтали: раздеть меня догола.
Но как ты это делаешь, прежде никто не мог.
Пожалуй, не удивительно. Все же, бог.
Смотри, на мне ничего уже не осталось.
Это ладно: во мне ничего уже не осталось!
Снялось, отслоилось, растаяло и распалось.
Погляди на меня, чтобы я не стеснялась.
Это, знаешь, впервые. И мне непривычно, малость.
Короче, любимый, я, кажется, осозналась.
Я была, всю дорогу, как облачная гряда.
Скопление туч, снующих туда-сюда.
Кроме них, я иного прежде в себе не знала,
Хотя, временами, конечно же, наблюдала
Просветы. Но вовсе никак их  не понимала,
Не особенно во внимание принимала,
Просто жила. Целиком себя посвящая,
Тому, что во мне и вокруг меня возникало,
Что всплывало, что проплывало, что исчезало.
Представляешь, я это взаправду собой считала.
Принимала на веру, и даже не подвергала
Сомнению. Просто себя не знала,
Настоящую. Ту, чем теперь я стала.
Нет, не стала! Какою всегда была.
Вот, тобою теперь обнаженная догола,
Последней любовью выжженая дотла,
Развеяна и растоплена, я нашла
Такую себя, которой совсем мала
Прежняя я. Я бесконечная и безбрежная.
Я - небо, любимый. И эти вот все дела,
С облаками... что мне до них? Тела,
События, вещи, чувства, переживания,
Желания, побуждения, состояния
Текут себе дальше, своим чередом, во мне.
Я - больше. Ничто из вот этого. Точно - не.
Так я знаю себя. И знаю, что это - мало.
Есть что-то еще, и все это - лишь начало
Того, что отсюда пока недоступно взгляду.
И ты, несомненно,  покажешь мне все, что надо.
В этом - мое упование и отрада.
Все, что я недопоняла - разве это важно?
Когда я с тобою, мне ничего не страшно.
Главное - я наконец-то тебя нашла.
Можно с тобою больше не разлучаться?
Все, чего я хотела бы - просто вот так остаться,
Точно такой собою, с таким тобой.

И Облачный Бык отвечает ей: хорошо.
Может быть, хочешь о чем-то спросить еще?

- Да! Открой мне, пожалуйста, кто ты, на самом деле?
Он ласково думает: как вы мне надоели!
И ведь каждый же раз! А, как будто, понять несложно...

- Я - Господь твой и Бог, для всех практических целей.
Не существующий. От тебя. Отдельно.
Это, даже теоретически, невозможно.

- Стой, в каком это смысле? Которой меня? Какой?
Кто я? Ой! Но... Теперь помолиться-то мне кому?
- А вот это - вопрос действительно неплохой.
Хороший вопрос - последний вопрос, дружок.
А  может, давай, напоследок, еще разок?
Для закрепления, скажем так, понимания,
Кто кому кто, и что, вообще, к чему?
Нам осталось пройти немного, всего шажок,
До устранения всякого расстояния.

- Ты говоришь:  "напоследок"? Но почему?
И Облачный на мгновенье отводит взгляд.

Но тут же опять находится, что сказать.
- Ну, ты же спешила, хотела успеть на йогу.
А после, конечно, свиданка с одним бычком.
У тебя там, насколько я помню,  весь день битком.
Это все непреложно, и этого очень много.
- Но, милый... теперь, неужели все это - можно?
Разве это, что прямо сейчас между нами было,
Остального немедленно напрочь не отменило?
И Облачный Бык отвечает: все это нужно.
Дабы жизнь бы текла себе, плавно и ненатужно.
Вот, ты видишь любое событие как со-бытие.
Что, скорее, со-существует, чем сущестует.
Ты пришла, наконец, к решающему открытию:
Тебя, настоящую, все это не волнует.
Облака или тучи - временный, частный случай
Для неба, которое столь обширно и постоянно,
Что может вместить - и вмещает - любой расклад,
Какое угодно скопление облачных гряд,
Которые в нем то висят себе, и висят,
То куда-то бегут,  повинуясь своей бегучей
Природе, изменчивой и текучей.
Но это - как волны, на самой поверхности океана.
Теперь не нырнуть еще глубже, скорее, странно.
Я хочу тебя всю. Давай пойдем до конца?
Если готова, ты знай: я всецело за.
- А что там, в конце? И что было не там, в начале,
А еще перед тем, когда все это началось?
- А это, родная, все тот же, один вопрос.
Я - все тот же ответ. Тот, что слышишь, себя потише
Сделав. Ну-ка, иди-ка сюда, поближе.
Atha, что называется, yoganushasanam:
Вот, теперь начинается йога. Нам
С тобою оно теперь уже не впервой.
Йога - слово, которым здесь называют
Связь, в какую с быком вступает
Настоящее, изначальное и первичное.
Высочайшее, подлинное, безбычное.
Очень мало имеет касательства к асанам,
Что вполне очевидно всем правильным пацанам.
Сношения с богом кончаются своеобразно.
Это, в каком-то смысле, небезопасно:
Абсолют, вступающий в связь с тобой.
Пожалуй,  тут бесполезно предохраняться.
Это, милая, знаешь, такая еще любовь.
Поначалу ты ей занимаешься. Как бы, да.
Потом ей становишься:  вроде как, не беда.
Потом вспоминаешь, что ей лишь была, всегда.
Так что, если уж этим, все таки, заниматься,
То лучше - по-взрослому. Стало быть, раздеваться
Полностью, да. Не стесняться, и не цепляться
За условные, за промежуточные рубежи,
Которым едва ли судьба, таки,   удержаться.
Не пытаясь, то есть, судорожно хвататься
За предметы -  пока что - оставшегося белья,
Которыми скрыто от бога нагое Я.
Впрочем, здесь нам особенно некуда торопиться.
Бог, если хочешь, большой поклонник стриптиза,
Что оставляет широкий набор позиций,
Которые можно последовательно занять,
И медленно все, что осталось, с себя снимать.
Одну за другой, позиции уступать,
Переходя, изящно и постепенно,
К обоюдно удобным, все более откровенным,
Раскрепощаясь. То есть, сдавая крепости,
Не держась за привычные глупости и нелепости.
Обнаруживая попутно, что есть занятия
Многократно осмысленней и приятнее
Фортификации, так сказать, души.
Положения лучше, чем те же траншеи и блиндажи.
Это значит, любимая,
нечего тут стесняться:
Раз начав, подобает полностью отдаваться
Процессу, в который, сначала, вступают двое -
А кончается тем, что нету ни одного.
Так сказать, ekam eva advitiyam:
Единое, без "другого". Оно такое.
Кому же еще и попробовать, как не нам?
Сейчас, кроме нас, я не вижу здесь никого.
Знаешь, даже сказать "одно" будет слишком много.
"Одно", не предполагающее второго,
Третьего, пятого, всякого остального,
Само по себе совсем не имеет смысла.
Бесконечное целое не переводимо в числа:
В числительных, как таковых, вообще, нужда,
Когда есть, что считать - появляется лишь тогда.
И попытки сказать, скажем: "я", без: "ты",
Или: "он" - совершенно бессмысленны и пусты.
Вот, поэтому я-то и пользуюсь словом: "Вот!"

Прокрутим, пожалуй, снова чуть-чуть вперед.

...Я кончила, милый. Там же, где начала.
Я вспомнила все. И как я забыть могла?
Отсюда понятно, чем я всегда была,
Изначально: подобие солнечного луча,
Случайно, из любопытства и невзначай
Заглянувшего в пыльный чулан, или на чердак,
Освещая собою скопившийся там бардак.
Мне было не страшно. Не важно. Совсем никак.
Я знала, что это не может меня касаться.
Та, какой я была, не умела еще бояться.
Не знала, что может хоть как нибудь изменяться,
Не представляла возможности подвергаться
Воздействию внешней - как это так? - среды.
То есть, каким-нибудь образом, вовлекаться
В отношения. С кем, или с чем? Нужды
Ни малейшей не возникало скорей убраться,
Ни "здесь", ни "отсюда". Могла остаться.
Осталась. Светить себе, где угодно,
Для света естественно,  вовсе не чужеродно.
Что, и как я здесь видела поначалу -
Меня не пугало и вовсе не волновало.
Это никак вообще меня не меняло.
Скорее,  меня отражало и возвращало
Обратно,  опять, к себе же самой, в начало.
Словно бы я отражалась сама в себе.
Оставаясь собою - светом - я наблюдала
Как во мне - еще не сказать "во тьме" -
Что-то искрами вспыхивало и гасло.
Становилось, меняясь - о, чудо! - цветом.
Вот тогда, в первый раз, между тем и этим,
Я увидела разницу. Именно где? В уме?
Ум был позже. Все это не слишком ясно.
Словно пылинки вспыхивали в луче
Света, и вспышки очерчивали тени,
Промежутки оставив пустыми между собой.
А те становились чем нибудь, вообще
Странным, весьма тяготеющим к перемене.
Мерцание возникновений, исчезновений,
Изменений, передвижений, преображений -
Это было забавно, занятно, весьма свежо.
Это было немного по-новому хорошо,
Хорошо, как всегда - но и, все же, чуть-чуть иначе,
Оттеняя привычное счастье, слегка богаче
Делая, как мне казалось, меня саму.
Просто игра, без особенной цели, в шутку,
Понарошку: вспышки и промежутки.
Это не было мне ни желанным еще, ни жутким.
Это было, скорее, странно и непривычно,
Не меняя в том, как я знала себя обычно,
Ничего. Словно я - и немножко еще не я.
Будто в самой же себе я открыла силу,
Что готова исполнить, о чем бы я ни спросила.
Создать что угодно, мгновенно, из ничего.
Она, вообще, не хорошая, не плохая.
Она, вообще, невозможно понять, какая.
Живая она, или все таки не живая?
Она - то, как будто, отдельное существо,
А то - как моя же особенность и способность.
У нее было имя. Имя ей было Майя:
Сплошная неуловимость и бесподобность,
По природе своей склонная ускользать,
Уклоняться, превосходя любое
Понимание, всячески избегать
Определений. Я не могу сказать,
Кто она точно, что она есть такое.

Майя умела делать не-я из Я.
Множество из единства, из света - тьму.
Мне кажется,  я никогда ее не пойму,
Хотя, вообще, она вся, целиком, моя.
Она мне была, да и есть, то дитя, то мать.
Едва родилась - принялась меня создавать,
Из меня же, по сути, едва ли что изменя.
Я была ей истоком, причиной и веществом -
И она меня сотворила такой, о ком
Стало можно однажды впервые подумать: Я.
Прежде я не была какою-то там собою.
Просто была: ни это, и ни другое.
Представь себе ленточку, что без начала и без конца,
Без той стороны, и без этой, и без каймы.
Это сложно, пожалуй, для Облачного Тельца,
И, однако же, именно так пребывали мы,
Пока Майя моя, с легкой ее руки,
Не подсказала мне - как же оно прекрасно! -
Как себя же завязывать в бантики, в узелки.
Это было смешно, и мило, и безопасно.
Будучи, в сущности, мною самой,  они
Распускались сами собою, чуть потяни.
Я смотрела их - ими - собой - как цветные сны.

Милый, прости, но я, кажется, не умею
Говорить об этом отчетливей и точнее.
Я - вот эта, твоя -  появилась
одновременно
С целым миром, с моим же творением, совершенно
Забывшись, кто я теперь, и где я,
И как, вообще, все это со мной случилось.
В какой-то момент я, видимо, разделилась
Пополам: на смотримое и смотрящую.
Собираясь - в исходную, в цельную, в настоящую -
Я довольна. Пожалуй, я здорово поиграла
В случайные формы, что радостно принимала
Собой, для себя. За себя. Писала
Их,словно письмо, и потом его отправляла,
До востребования, той же самой себе.
Относила в секретное место и оставляла.
Прятала, от себя же, и забывала,
Искала и находила, потом - вскрывала,
Саму же себя себе же взахлеб читала,
И - ты не поверишь, милый - не узнавала.
Всего, что я получала, мне было мало.
Всею собою я жаждала и желала
Большего, не покоряясь своей судьбе.
Безделушки: вот я их чем считала.
И все же, покуда я с ними, вот так, играла,
Я училась, словно бы нехотя, поначалу,
К нелепому их мельтешению снисходить,
Любить их, как есть, не желая им навредить.
Какую-то странную радость в них находить.
Мало-помалу я, кажется, привыкала.
Они были мои, разноцветные отражения.
Как легко, ты бы знал, приходили они в движение!
Сновали, порхали, таяли, трепетали -
И тут же, совсем неожиданно, обретали
Отчетливость, неповторимость, определенность,
Черты и вещественность, плотность и протяженность.
То, что было, вот только что, чистым светом,
Преломлялось само же в себе, становясь предметом,
Имеющим форму, размер и предназначение.
Это было чудесным, волнующим приключениям.
Я начала узнавать их, распознавать,
Отличать одно от другого, чередовать,
По-своему каждое как-то обозначать,
Придавая им сущность, характер, оттенки смысла.
Кончилось тем, что я стала их называть.
Так возникли кувалда, корыто, оглобля и коромысло.

Вот, тогда я нашла себе новое развлечение.
Я могла становиться ими. Любым из них.
Сперва ненадолго, всего на короткий миг.
Взглянуть изнутри. И это вот все меняло.
Какая игра! Мне уже не казалось мало.
Каждый раз - по-другому. Все стало совсем иначе.
Я оставалась, не веря своей удаче,
То в одном, то в другом,
Задерживалась все чаще,
Все дольше. И, знаешь ли, дальше - больше:
Отношения, боже ж ты мой, между тем и этим!
Ради такого, пожалуй что, стоило стать предметом,
Обособленной сущностью, частью, отдельной вещью,
Чтобы ее глазами взглянуть на вечность,
С ее точки зрения, полностью поделенную
На фрагменты. Весьма густонаселенную.
Любая частица, естественно, состояла
В отношениях с прочими. Я, сквозь нее, вступала
В эти связи, самозабвенно, и забывала,
Во имя игры, чем я была сначала.
Я точно не помню момента, когда застряла.
Совсем заигралась и больше не вспоминала,
Позабыв себя полностью, начисто, насовсем.
Что была этим всем: не вот этим вот, или тем,
Что собою, в себе, из себя это создала,
А до этого - просто была. Только я -  была:
Неделимая, цельная. Дальше пошли тела.
Я больше не помнила, кто я, и не могла
Отделить себя, пусть бы и мысленно, от скопления
Обстоятельств и частностей данного воплощения.
Чтобы стать чем-то новым, теперь я уже ждала,
Чтобы к развязке история подошла,
И, покуда она не кончалась, ее жила,
Чтобы вляпаться, тут же, в похожую - но другую,
Порой задаваясь вопросом: а не могу я
Просто выйти из этой захлопнувшейся игры?
Из развилок, ходов, тупиков  кроличьей норы
Где-то должен быть выход. Я честно искала. И не нашла.

Зато я, случайно, любимый, нашла тебя.
С тобой я узнала, кто я - и знаю, кто ты.
Ты - моя хорошо проделанная работа.
Ты - письмо, что я долго прятала от себя,
В самом надежном, укромном и тайном своем местечке.
Без пошлостей, милый! Не там, а вот здесь, в сердечке.
Ты был моей лучшей, самой любимой частью.
Когда я решила, взахлеб и наотмашь, предаться счастью
Игры  в отражения, формы и отношения,
Без остатка, во имя глубокого погружения,
Я тебя создала, для страховки, на всякий случай.
И ты не подвел. Отыскался. Теперь послушай.
Ты никуда не терялся, я знаю. Всегда был здесь,
Пока я скиталась на этом поле чудес.
Слишком близкий, чтобы увидеть или измерить.
Слишком тонкий, чтобы потрогать или понять.
Слишком простой, чтобы всерьез принять.
Слишком хороший, чтобы в тебя поверить.
Ты - это я, которой мне не хватало
До целостной завершенности, полноты.
Не удивительно, правда, что было мало
Всего остального, которое я встречала?
Чего бы и сколько я прежде не получала,
Переживала, имела, вмещала и ощущала,
Меня до конца совершенно не наполняло.
Что-то было не так: со мною, со всем. Совсем.
Не было полного счастья - ни в чем, ни с кем.
Пока, наконец, под конец, не нашелся ты.
А теперь, мой любимый, пора тебе на покой,
Который тобою, впрочем, вполне заслужен.
Письмо, наконец, прочитано, дорогой.
И кажется,  больше ты мне ни за чем не нужен.
Это грустно, пожалуй. Но я говорю, любя.
Я - такая теперь. Не убавить и не прибавить.
Ничего совершенно. Даже, боюсь, тебя.
Просто некуда, милый. Позволь мне тебя оставить.

Кто кого здесь поймал, поимел, поглотил живьем?
Вот, твое: "напоследок" понятно теперь вполне.
Ты - лучший, кого я встречала.  С тобой, вдвоем,
Мы могли бы... Но все это больше не нужно мне.
Равный счет, мой хороший, ты видишь? Ноль-ноль. Ничья.
Ты был всем. Я - ничем. Победила я.

Ты знаешь, я все еще вижу себя лучом,
Освещающим, волею судеб, различное непотребство.
Это было мое случайное королевство.
Я забуду его, не печалясь там ни о чем.
Танец пылинок? Пускай, почему бы нет,
Продолжается. Как он влияет, скажи, на свет?
Мы - разной природы. И мне теперь все равно.
Это словно я выглянула в окно,
Через которое целую вечность  сюда свечу.
Мне ничего здесь не нужно.
Я лишь хочу,
Двигаясь медленно, вспять, по себе - лучу,
Позади оставляя ловушку ума и тела,
Где видела все, что хотела и не хотела,
Вернуться к себе. К началу. Достичь предела,
Где кончается луч. Где бесконечный свет.
Луч - не капелька, и не частичка света,
И, однако, пока что, не весь, целиком. И это,
Знаешь, милый,
 немножечко шаткое положение.
Впрочем, больше не создающее напряжения,
И никак, вообще, не зовущее к продолжению
Игры в отражения и перевоплощения.
Я ухожу, не оглядываясь назад.
Едва ли я буду о чем нибудь здесь скучать.
Пожелай мне, любимый, счастливого возвращения.

И Облачный Бык ей шепчет: buena vista.
Теряет из виду и больше не может нигде найти,
Вообще. Ни снаружи, ни у себя внутри.
Однако же - думает он - хороша девица!
Только ее и видели. Да, пути
Неисповедимы, что тут ни говори.

Облачный Бык смотрит вокруг. В окно
Падает свет. Мало что поменялось.
Вместо нее он продолжает сюда светить.
Иначе скоро здесь стает совсем темно.
Он вспоминает о том, что еще осталось
Несколько дел, которые надо бы завершить.

Блинчики, все еще теплые, громоздятся
Стопочкой на тарелке. Облачный Бык тайком
Думает: может, побаловаться чайком?
Вспоминает: ему, честно себе признаться,
Нечем. И слава богу. Он бы, пожалуй, мог
Порадаваться свободе от бренной плоти,
Будь ему, чем. Но, к счастью, когда ты бог,
Ты вообще не причастен любой заботе,
Не имея не только пищеварительного тракта,
Но также психологического аппарата.
И все же - он думает - что пропадать добру?
Ему это как-то вовсе не понутру.
Оглядев повнимательней девичью конуру -
Ладно, светелку. Студию, три на пять:
Ноутбук, кофеварка, кроватка, микроволновка
(Хаатило желания, времени и сноровки
В исходном наборе хоть что-то,  да поменять!),
Он думает об открытом абонементе:
Йога с-утра, стрип-пластика в семь ноль-ноль,
О записи на реснички, уже мельком,
И да, судьбоносная встреча с одним бычком...
Он смотрит на теплое, точно как блинчики, тело. Тело
Такое, что... Стоит, пожалуй, закончить дело.
И Облачный Бык принимает его, как роль.
Выходит,  закрыв за собою апартаменты.

Ведущая, сплошь в сакральных татуировках,
Афрокосичках, браслетах, сережках в бровках -
И - что, конечно, понятно - еще много-много где,
Вся на своей, особенной частоте.
Ведущая делает телочке намасте,
И вдруг замирает. Ведущая не проста,
Как сама бы хотела - и как умеет казаться.
Ведущей случалось порой тереться боками
На горных тропинках с особенными быками.
Она понимает, что есть на кого равняться.
Она помнит: все тропы, и все быки,
Одинаковы. То есть, ведут ее в никуда.
Но есть те, что с сердцем. И если оно, таки,
Повстречалось тебе - позабудь все слова,  кроме слова: да!
Ведущая чувствует что-то. Она не отводит глаз.
Свое намасте она делает еше раз.
Она говорит: если это будет уместно,
Я могу попросить вас вести сегодняшний класс?
Разумеется - вы не смущайтесь - небезвозмездно.

Ведущей надо обратно. Туда, к горе,
На которой один морщинистый дряхлый бык
Молча сидит: неприметен, невзрачен, тих.
Рядом с ним она чувствует, где-то в своем нутре:
Еще вот совсем чуть-чуть, и конец игре.
Она возвращается: виза,  и все дела,
Прихватив на продажу четок и благовоний.
Вместе с утренним классом, который она вела,
Все почти, вот совсем, получается. Этот скромный
Бизнес - не йога, на самом деле. Она-то знает.
Она продаёт то, которое покупают,
Чтобы вернуться к тому, что сжигает ее дотла.

Телочка - Облачный Бык- устраиваясь вальяжно,
Говорит: если вам, сестрички, нужна растяжка,
Это дальше по коридору, с одиннадцати до часу.
Йога - это совсем другое, и очень важно
Не мешать, чтобы утром не стало тяжко,
Водку с пивом. Просекко не лить в кашасу.
А теперь, atha yoganushasanam: Чистый продукт, приспособленный к временам,
Который, однако же - я попрошу внимания-
Не разбодяжен до непотребного состояния.
Когда ты, подруга, думаешь слово "йога",
Дело касается только тебя и бога.
Тело в этом учавствует лишь поскольку-поскольку.
Усади его поудобнее, чтобы только
Оно на себя не тянуло внимания, чересчур.
Сейчас мы с тобой займемся совсем другим.
Перестанем возиться, и все таки обратим
Себя совершенно, снаружи уйдя, вовнутрь,
В священную, первозданную тишину,
В свою изначальную, подлинную суть,
Туда, где ты чувствуешь: кажется, я тону,
Однако едва ли, все же, пойду ко дну,
Поскольку успею растаять на пол-пути.
Именно так я готова тебя вести.
В эту предельную, сладкую глубину.
Закрываем глаза. Вот колокольчик. Я позвоню,
Когда - всё. Понимаешь, подруга, йога -
Такое искусство, изящно закинуть ногу
Туда, где нога не ступала. Где нет пути,
Ни цели, ни даже того, кто готов идти,
А не просто себе же за голову. В этот раз
Все получится. Мы насовсем закрываем класс.

Ведущая знает, что ей представился случай,
Какой выпадает в жизни разок-другой.
Она еле слышно шепчет: скажи, послушай,
Можно, теперь, навсегда - за тобой? С тобой?
Я знаю быка, что там, на горе, живет.
Он знает такое, что мало кто здесь поймет.
Он сказал мне: однажды я, в свой черед,
Когда наскитаюсь и, можно сказать, отчаюсь,
Встречу то, что меня навсегда к себе заберёт.
Скажи мне, пожалуйста, я ведь не ошибаюсь?
И Облачный Бык отвечает безмолвно: вот!

Колокольчик звенит. Ведущая задает,
В себя не успев придти, вопросы о просветлении.
Облачный Бык отвечает ей: с днем рождения!
Это такое, родная моя, явление,
Какое равно пониманию, так сказать,
Его невозможности. Нечего просветлять
В том, что само, по сути, является чистым светом.
Нечему просветляться во всем, вот в этом.
Есть разница. Стоит однажды ее понять,
Ты станешь сама для себя, навсегда, ответом.
Который не сможешь больше утратить и потерять.
Ты видишь? Ты чувствуешь? Все это ясно? - Да.
Теперь ты моя, отныне и навсегда.
Будешь такая, возвышенна и легка,
Здесь, на этой горе, вместо сморщенного быка,
Работать по профилю: то есть, давать ответ,
Тому, кто приходит за этим, чего здесь нет.
Приторговывать четками не возбраняется, если что.
Комбикорм в корыто не сыплется, сам собою.
Просто у нас впереди долгий путь, с тобою.
Но ты, отныне и впредь, на любом шагу,
Будешь счастлива, полностью, на все сто.
А теперь - разреши попрощаться. Дела. Бегу.
Облачный Бык целует ее в щеку.
У него на губах остается и тает соль.

Бовис Таврический чинно собой подпирает столб.
Время от времени взглядывает на часы.
Пытается вспомнить, какие надел трусы.
Вроде, нормальные. Мало ли, все же,  что?
Облачный Бык приближается,  плавно ведя бедром.
Он замечает ее, наконец-то, издалека.
Пришла. Незабудка, похоже,  сорвана, не напрасно.
Он поправляет галстук. Что дальше? Ясно,
Что ничего не ясно. Это его  слегка
Смущает. Это - совсем не освоенный монохром:
Черное. Белое. Шахматы, для души.
Python, Java, C#, PHP, чтобы делать жизнь.
Он думает: ладно,  чувак, держись.
В худшем случае - ну, попрощайся. И подрочи.
Она - перед ним. Он смотрит в ее глаза -
И то, что он видит, немедленно отменяет
План Бэ. Он попался. Это - не проходная,
Номер какой-то,  типа, очередная.
Он встретил свою судьбу.  А она-то - за?

Облачный Бык, на своего сынка
Глядя глазами той, что ему желанна,
Думает: да, жизнь иногда повернется странно.
Пусть эта ноша будет ему легка.
Он спрашивает, игриво: шахматная доска
Найдется ли дома, сегодня же вечером, у тебя?
Я бы с тобою сыграла, на раздевание.
Ты победишь - делаешь все, что хочешь.
Я - что хочу. Играем на выбывание.
Спорим, сегодня ночью ты вряд ли сдрочишь?
Бовис Таврический, ну, ошарашен, малость.
В этой партии, стало быть, даже исход неважен?
Просто игра, во имя самой красоты игры?
Такого, пожалуй, прежде с ним не случалось.
Ее взгляд безмятежен, и, одновременно, влажен.
Он принимает предложенное пари.
И они отправляются пить свой кофе, и говорить.
В двадцать два он заедет за ней, на своем рено.
Ничего совершенно подобного не было с ним давно.
А честнее сказать - вообще, совсем, никогда.
Пока он, привычным порядком, ходы просчитывал,
Исходы и вероятности все прикидывал,
Она просто взяла, и сказала, 6глазами: да.

И убежала.  Реснички. А как еще?
Надо ковать, пока еще горячо.
Остынет - застынет. Стучится. Конечно,  ждут.
От тридцати до шестидесяти минут.
Красота торжествует. Довольная мастерица
Бросает последний взгляд, чтобы убедиться:
Все получилось. И взгляды их, на мгновение,
Приходят - храни ее бог  - в соприкосновение.
Облачный Бык говорит:
С наличкой - беда. В оплату
Примете вечность? Всю сразу,  сдачи не надо.
Не знаю, как сбросить - по телефону, или на карту.
В сердце, прямым переводом, займет момент.

На кафельный пол звонко падает инструмент.

Можно ли выразить истину с помощью языка?
Можно. Счастливые девочки в точности знают, как.
Требует навыка, отклика, огонька.
Готовности продолжать - до тех пор, пока.

Если вся совокупность условий соблюдена,
Подступает тяжёлая,  медленная волна.
Поднимаясь со дна, оттуда, где глубина,
Проходит насквозь, идет через  нас. Она
Замирает, но сразу же рушится, как стена.
Сминает. Сметает. Блицкриг. Коротенькая война.
Мы - добыча, трофей. Проигравшая сторона.

Она отменяет нас, замещая на
То, что в нас умещаться никак не могло бы. На
Иное, чему высота, ширина, длина
Наши не соразмерны. Иная величина,
Другие объемы, порядки, каким равна
Лишь сама. Она может быть здесь только без нас, одна.

Единственная награда, которая ей ценна -
Та пустота, что нами была заполонена.
Затопляя нас, растопляя нам
формы и имена,
Переплавляя в now привычные времена,
Растворяя границу, что более не важна -
Между "внутри" и "снаружи", так, что разница не видна,
Растворяясь в нас, тая тайной,  явственна и ясна,
Обнажая нас, оказавшись однажды обнажена,
Она делает нас мехами, годными для вина.
Проступает прозрачным пространством вымытого окна,
Превращает нас, постепенно, в то, что теперь вольна
Наполнять и переполнять, если вдруг нужна
Проводящая, так сказать,  среда, что наделена
Качеством подходящего передаточного звена,
Свободная частота, сонастроена и точна,
Без заметных помех, где, не слишком искажена,
Суть, как в зеркальной глади, нами отражена.

Убедившись, что дело сделано, работа завершена,
Прокатившись туда-сюда, вполне удовлетворена,
Оседая и отступая, оставляя нас нам, она
Возвращает нам нас - настоящих, не персонажей сна.
Потом - только сладкая, долгая, нежная тишина.
Счастливая девочка чувствует: кажется, влюблена.
Вот так выражает истина себя через нас, сполна.

Телочка, надо признать, была так себе танцовщица.
Не особо способная. Словом, не первая ученица.
Честно сказать, она потому и пошла учиться
Движению, пластике, танцу, поскольку, на самом деле,
Себя ощущала неловко, в своем же теле.
Переодевшись, выходит из раздевалки в зал,
Наблюдая себя в сплошной череде зеркал,
И думает: это весьма неплохая была идея.
Такой красоте было бы просто жаль
Зазря пропадать, прямо во цвете лет.
Еще пригодится. Работы полно - а где я
Добуду себе такой замечательный инструмент?
Включается музыка. Чуть приглушенный свет.
Облачный Бык говорит себе: главное - не стесняться.
Но и, пожалуй, слишком не увлекаться.
А то все закончится раньше, чем я хотел.
Он видит вокруг немало красивых тел,
Ловит волну, подхватывает слегка,
И доводит до завершения. Совершенства.
Надо же - думает - истинное блаженство!
А я и не знал. Или знал, но был слишком занят,
Чтобы в такие места ходить вечерами,
Музыке в такт покачивать телесами?
Колебания, надо признаться, влекут и манят
Не хуже иного пассажа из тех писаний,
Что мне - я считаю - особенно удались.
Надо бы, может, что-то переосмыслить?
В конечном итоге, то, и другое - мысли.
События, скажем так, в пространстве внимания.
То есть, во мне - что требует понимания.
В этом присутствует,  определенно, смысл.
Есть вещи, которых никак не скажешь словами.
А так бы хотелось, чтобы передались.
Вот и попробуем. Ладно, сестра. Держись.

Здесь - тоже ведущая, вся на своей волне.
Демонстрирует телом такое, на что вполне
Можно ловить, как на удочку, гибкую и тугую,
Рыбку - притом, желательно,  золотую.
Спрятав крючок, уподобить себя блесне.
Ведущая движется,  требуя повторения,
Отслеживая успехи и поражения,
Поправляя порой, задавая собой стандарты,
До конца никогда не раскрывая карты.
Внимательным взглядом касается той, и той,
И этой, и... ой. Подожди, подожди, постой,
Это явно же был безнадежный случай...
Как? Откуда? Она же умеет лучше,
Лучше даже, черт побери, меня!
Она чувствует то, чему не умеет сопротивляться.
Красота постоянно требует жертв. Расстаться
С ролью всезнающей, всех впереди идущей,
Пока не закончится музыка? Частный случай.
Потом все вернется, опять, на круги своя.
Но сейчас она делает лучше, чем даже я.
Это лучше,  чем я - проносится долгим эхом.
Подхватывает, повторяет за ней, со смехом,
Поначалу. Приходит в какой-то немыслимый резонанс.
Как-то странно сегодня делишки идут у нас -
Успевает подумать, и - только ее лови! -
Растворяется в танце. Это у ней в крови.
Облачный Бык их танцует, на край любви,
Думая: что тут поделаешь. C’est la vie.
Тоже вполне себе, кто бы подумал, путь.
Малость домыслить бы, как нибудь, на досуге.
А то все слова, да слова - уж язык распух.
Или то, с непривычки, после случайной моей подруги?
Мызыка льется. Тело летит и вьется.
Танцующих в зале больше не остаётся,
Только танец. Он улыбается и смеется,
Упивается, бьётся неистово. Все вернется
На круги своя. В итоге останусь я.
Спроси его: господи, что это, край любви?
Это где начинается? Или когда кончается?
Он ответит: а, может, достаточно дурью маяться?
Танцуй себе, милая, господа не гневи.
Куда танцевать? - осмелься: скажу ему!
Поглядев на тебя, взволнованную, смущенную,
Сквозь завесу, он скажет. Которой ты - разлученная
Со мной.  Изветшавшую, начисто истонченную,
Насквозь протертую нашими поцелуями.

Двадцать один ноль ноль. Музыка затихает.
Облачный Бык немного рассеянно принимает
Комплименты, слова восторга и восхищения.
Он думает, можно ли целостное учение
Выстроить только из музыки и движения,
Чтобы надежно работало переправой,
Для тех, кто не слишком собой со словами дружен.
Он согласен: подход неплохой, и, пожалуй, нужен,
Как таковой. Просто ради разнообразия.
Напотом оставляя заманчивую фантазию,
Он отправляется в душ, и потом - в метро,
Отголосками музыку все еще ощущая,
Отчего-то иное совсем себе напевая:
Про какое-то, господи, боже мой, серебро.

Шахматная доска разложена, как постель.
Ей достаются белые, так уж вышло.
Первый ход, и ответ. Противник пока что смел,
Не зная, что перед ним, так сказать,  всевышний.
Когда он поймет,  станет не ходов.
Ладей и коней, пешек, ферзей, слонов.
Эта партия сыграна, милый, но как сказать,
Что тебе, уже изначально, и шах,  и мат?
Наверное, стоит пошагово доиграть.
Облачный Бык неспеша занимает клетки.
Без лишних движений. Четко. Прицельно. Метко.
Отражая натиск, умело ведя защиту.
Прорывая сопротивление, не сторонясь гамбиту.
Жертвуя ради чего-то, охотно,  чем-то.
Идя на размен, уступая временно оппоненту.
Выходит, как было задумано, в положение,
Где любое и каждое следующее движение
Ухудшает позицию, в сторону поражения
Толкая соперника. То есть, создав цугцванг.
Бовис Таврический мальчик довольно умный.
Он умеет проигрывать, с легкостью и бесшумно.
Он все понимает быстро. Идет ва-банк:
Я не знаю тебя. Кто ты, на самом деле?
Я весь день мечтал об этом роскошном теле,
Но теперь я, скорее таки уже,
Мечтаю - не знаю слова - о твоей душе,
Кем бы ты ни была, целиком. Я сдаюсь. Туше.
Облачный Бык кивает: ну, ладно же.
Бовис Таврический падает. На боку
Лежа, он говорит: я не хочу покидать доску,
Пока не закончится партия. Покажи,
Как задумано, весь её, полностью, целый ход.
Я признаю неизбежное поражение.
Я поставлен тобой в безнадежное положение.
Но - давай доиграем, прошу. Окажи мне честь.
Я просто хочу увидеть все так, как есть.
Пожалуйста, я умоляю, не откажи.
Это будет моим изысканным наслаждением,
Чем-то вроде семи-восьмилетнего "с днем рождением!",
"С новым годом!", в подарки ныряя, сквозь мишуру.
Я просто хочу посмотреть на твою игру.
Только знаешь, пожалуйста, можно не в поддавки?
Я лежу на боку, не покинув ещё доски,
И, для вида, способен чуть-чуть на  сопротивление.
Чтобы не пропадал, окончательно, интерес.
Смотри, у меня тут остались ладья и ферзь.
Не знаю, до встречи с тобой, для чего я жил,
Не знаю, куда - не сюда ли? - я так спешил,
Но ты видишь теперь последствия этой спешки:
Из восьми осталось едва ли четыре пешки,
И все, как одна, решительно под угрозой.
Ход конем неизменно выходит на букву Гэ.
Полный ****ец, так сказать,  выражаясь прозой.
Иногда мне все это хочется бросить, просто
Уехать: к Гангу, на Амазонку, на Хуанхэ.
Купить на последние деньги каноэ,  джонку,
Что у них там? Какую ниудь лодчонку,
Лечь на дно, и разглядывать облака,
Пока меня медленно к морю несет река.
Со всем попрощаться, и больше не возвращаться.
Это был такой способ красиво, изящно сдаться.
Мне очень хотелось. Я просто не знал, кому.
Мне хватает ума - ладно, прошу, не смейся -
Хотя бы понять, когда за столом - гроссмейстер.
Я вверяюсь тебе, не ведая - почему.
Я не знаю, как довести эту партию до конца.
Ты могла бы сыграть от моего лица?
За двоих? Передвигая, собой и мной,
Фигуры, пока на доске не останется ни одной?
Я не знаю, как дальше. Я сделал последний ход.
Король наблюдает развязку в горизонтали.
Однако, ты видишь, остались ещё детали...
И Облачный Бык отвечает спокойно: вот.
Переклоняется, через доску. Ближе,  ближе, ближе.
Касается лба губами. Потом - пониже.
Брови. Виски. Веки. Щека. Щетина.
Облачный Бык любит его, как сына,
Но, располагая, по случаю, инструментом,
Считает: не грех  и воспользоваться моментом.
Делает ход, всею своей фигурой.
Хороший же мальчик. Надо
быть полной дурой,
Чтобы - не. Вот ему - путь. Натурой.

Предполагая в читателе некоторую зрелость,
Гарантом которой может, сама по себе, служить
Наша встреча: пути, пришедшие в эту точку,
Возьмем, наконец, на себя небольшую смелость
Не крутить, не мотать - а именно, как мечтали,
Процесс разглядеть, в подробностях и деталях.

Бовис Таврический,  в общем-то, разложить
Успел, на удачу, не только одну лишь доску.
Она его мягко толкает: ложись, бычок.
Он падает навзничь, вольно раскинув руки,
В мягкие волны клетчатых простыней.
Хорошая рифма. Продвинутый чувачок.
Кровать уплывает в потемки, проворной джонкой.
Качается плавно, в такт движеньям  подруги.
Он думает: как бы мне только, с такой девчонкой,
Не приплыть, поневоле, скорее, чем надо. С ней
Он хотел бы, чтобы оно продолжалось вечно.
Так бывает? Она отвечает ему: конечно.
Только молчи и не двигайся, бога ради.
Сдался - лежи себе. Дай уже богу шанс
Сделать, чего ему надо, из этих нас.
Что-то большее, нежели просто "Бычки в томате".
Я буду тебе Амазонкой, пока могу.
Потом ты станешь впадать в меня, Хуанхэ.
Мы с тобою сподобимся святости, во грехе.
Ты чувствуешь это, милый, как я теку?
Теки же со мною. Я тебя отведу,
Сквозь плотины, запруды, сквозь перекаты и водопады,
К самому устью. Прямо, куда нам надо.
К теплому морю, в котором больше не будет нас.
Бовис Таврический не закрывает глаз.
То, что сверху, над ним - покачиваясь слегка -
Прекраснее, чем закатные облака.
Отсюда уже не вернуться, он понимает.
Так далеко случайно не заплывают.
И он отпускает все, что еще мешает
Течению. Все, что собой пока еще представляет.
Бовис Таврический начисто исчезает.
Сложно сказать,  кто и в кого впадает.
Теплое море ласково принимает
Соленые капли. Слизывает, волной.
Без остатка собой поглощает и растворяет,
И шепчет, кому - не понятно: теперь ты - мой.

Ты же останешься? Это же - навсегда?
Бовис Таврический малость пришел в себя.
Ровно настолько, впрочем, что в слове "дальше"
Появляется смутный, почти невозможный смысл.
Облачный Бык отвечает: конечно, да.
После такого обратного хода нет.
Просто оно будет, знаешь, не слишком просто.
Ты сам так хотел. Ты просил завершить игру,
Ход за ходом, по правилам, стало быть, не сметая
Фигуры с доски, одним движеньем руки.
То есть, прости, точнее сказать, десницы.
Телочка вскидывает сделанные ресницы:
И знаешь, что я скажу тебе, мой хороший?
Как раз-то забрать тебя было совсем несложно.
А вернуть обратно на место, не повредив,
Вот это - фигура высшего пилотажа.
Когда-нибудь ты поймешь. И, пожалуй, даже
Скорее, чем думаешь. Когда я вот в эту дверь
Выйду - не нарушая миропорядка -
Ты станешь искать меня - о, это будет сладко -
И находить, на каждом своем ходу.
Я останусь. Тебе. Ответом. На "Что теперь?"
Делай самый простой, вполне очевидный ход.
Не пытайся построить стратегию там, защиту.
Каждый твой ход в этой игре засчитан.
И потому - безошибочен, мой родной.
Мы встретимся снова, ближе к концу пути.
Разыграем эндшпиль. Выпьем с тобою чайку.
Все мне расскажешь. Скажешь: merci beaucoup.
А теперь мне, все же, пожалуй, пора идти.
Бовис Таврический смутно осознает:
Он знает ее, но как он ее зовет?
Имя. Он даже забыл спросить ее имя!
Как же звать мне тебя, не спутав тебя с другими?
Облачный Бык,  как всегда, отвечает: Вот!

У мастерицы - отмена. Свободный час.
Она понимает, что это прекрасный шанс
Попробовать то, что хотела - и запрещала,
Себе же. Взять, и начать с начала,
С чистого,  белого, девственного листа.
Задача, пожалуй, вовсе не так проста,
Как хотелось бы. Именно этим и хороша.
Выплеснуть на бумагу, чего душа
Желает и знает, в своей удивительной глубине.
То, что случайно - она понимает - открылось мне,
Чего прежде ни с кем, никогда еще не случалось.
Мне кажется, я это знаю одна лишь, в мире.
Вот, перед нею - ручка и а-четыре.
Она, так сказать, сподобилась откровения,
Что настоятельно требует выражения.
На чистом листе, в пустом кабинете, вновь,
И снова, и снова, и снова, она выводит
Три слова - как это ново! - Бог. Есть. Любовь.
Не умеет продолжить. Не знает, что здесь добавить.
Творческий кризис? Слегка рановато, со всем почтением.
Это все развернется, раскроется продолжением.
Нужно только нащупать правильное движение.
Она себя трогает - там, где это ее коснулось.
И дело как будто сдвигается с мертвой точки.
На чистом листе, одна за другой,  возникают строчки.
Она понимает, что часа едва ли хватит.
Почти в забытье, буквально на автомате,
Выключая айфон, перевернув табличку,
Где по-английски, по-русски и по-татарски
Написано: "Closed". "Закрыто". То есть: "Ябык",
Она испещряет строками одну страничку,
Другую. Она не умеет остановиться.
Можно ли выразить истину с помощью языка?
Эта счастливая девочка знает, как.
Облачный Бык ей кивает, и подгоняет -
Хватит на многотомник - материала.
Но этой, конечно же, мало. Конечно, мало.


Студия танца закрыта, она одна.
Отсматривает камерой отснятое занятие.
Что это было? Она бы хотела знать.
Но это почти безнадежное предприятие.
Все, как обычно. Музыка,  ритм, тела
Движутся, лучше и хуже, как могут, в такт.
Здесь было иное. Священнный, сакральный акт.
На которой, конкретно, минуте?  А, вот. Она.
Самая малоспособная ученица.
У которой теперь счастлива бы учиться,
Но знает, нутром: это больше повторится.
Теперь я, опять, как всегда, по себе сама.
Это было другое. Которого не бывает.
Ведущая что-то, немножечко, понимает.
Телом, конечно. Явно не головой.
Каждому путь - особенный. Личный. Свой.
С какой-то секунды: пауза, и повтор,
Она не находит больше того, что помнит,
В записи. Телочки нет, как нет.
Как ее звать-то? Лишь приглушенный свет,
И какое-то странное, невероятное торжество.
Нисшедшее к нам счастливое божество,
Кружащее нас, прямо на край любви.
Это было. Вот здесь. Прямо в моей крови.
Билось во мне, пробиваясь наружу, пульсом.
Я хочу повторить - и не знаю, каким же курсом
Двигаться, чтобы вот это случилось снова.
Пожалуйста,  пусть все получится. Я готова.
Я же, все таки, про. Это - деньги. Весьма большие.
Единственный путь оказаться на той вершине,
Куда попадают нечасто. Совсем не все.
Но это - неважно. Пожалуйста, покажи мне -
Ведущая молится богу, впервые в жизни -
Как тебя выразить, полностью, в такт попсе.
И Облачный Бык отвечает ей: вот, и вот.
Так, и так. А дальше - само пойдет.
Танцуй. Ты умеешь. Увидишь сама, воочию.
Он счастлив, тайком, делегировать полномочия.
Не все же, всегда, самому, своими руками.
Есть, кому за него нести теперь это знамя:
Путь, состоящий из музыки и движения,
В хороших руках. С полным сопровождением.

Облачный Бык говорит: высоко тебя занесло.
Бовис Таврический молвит, пожав плечами:
Так получилось. Я утопил весло.
Течение вынесло здесь, у истоков Ганга.
Мне все равно. Я давно такими вещами
Не занимаюсь. Пещера или яранга,
Пентхаус ли, брошенная сторожка -
Это, знаешь,  мимо меня, немножко.
С той ночи я просто делал, как ты сказала.
Отвечал, как умел, всему, что мне предстояло.
Поначалу, ты знаешь, было немножко сложно.
Или странно, скорее.
Но мне никогда не казалось мало.
В каждый момент мне всегда и всего хватало.
Ты никогда меня больше не покидала.
Я проснулся тогда, в просторной своей квартире,
В совершенно лишенном какого-то смысла мире,
Без тебя. Открыл на компьютере папку "bot".
Жал на delete и backspace, повторяя: Вот!
Лучше hardwipe, нежели харакири.
Я все продал. Закрыл. Ехал в аэропорт.
Напоследок, случайно глянув в глаза таксисту,
Я увидел твой взгляд. Он сказал мне: buena vista,
Тем же голосом, точно, что ты мне сказала: Вот!
Потом - Варанаси, Бодхгайя, Пури, Аруначала,
Ришикеш, Вриндаван, Ганготри, и все с начала.
Ничего не искал. Ни к чему не стремился. Я знал, что знал.
Снова и снова тебя на пути встречал.
Узнавал тебя там, где возможно и не возможно.
В какой-то момент это стало совсем не сложно.
Вернулся, в конце концов, к началу начал.
Ты - моя верфь, и последний же мой причал.
Бовис Таврический, бог его знает, где,
Кончился, точкой, во всей этой суете.
Те, что сюда поднялись, зовут меня просто: Бо.
Хочешь чайку? Не говори, что тебе слабо
Исполнить свое последнее обещание.
Эндшпиль, я помню. Строго на выбывание.
Разыграем? Я знаю, что это давно случилось.
И все таки, милая, ну, окажи мне милость.
Давай завершим все, как надо, по красоте.
Бовис Таврический делает намасте.
А телочка говорит: я совсем забыла!
У меня тут есть блинчики, к чаю. Ну, правда, мило?
Совсем еще теплые, точно, как это было
Не спрашивай,  где, и когда. Не смотри назад.
Ты здесь потерся, изрядно. Прими прасад.
Эндшпиль разыгран. У нас не осталось дел.
Ты получил меня полностью, как хотел.
Это больше никак не касается наших тел,
Потому что оно в них просто не умещается.
Можешь и дальше, морщинистый, дряхлый бык,
Сидеть на этой горе - для других, для них,
У которых я все еще, вся еще, впереди.
Можем закончить. Уж это ты сам суди.
Э!- говорит известный,  как мастер Бо -
Судить самому? Это как? Путь лежит иначе.
Если кому-то зачем-то я нужен - значит,
Сижу себе дальше, работаю тут ответом.
Если нет, все утонет в твоей изысканной тишине.
Вот это - судьба, какая вполне по мне.
И телочка, вдруг, говорит: у тебя здесь гостья.
Ей ты нужнее, милый. Скажи, не брось я
Тебя, не заставив меня искать,
Стал бы ты этим, которым был должен стать?
Лежа, в заброшенной хижине, на боку,
Мастер Бо отвечает: и верно. Merci beaucoup.

Передай ей, пожалуйста - шепчет ему на ушко -
Хорошо? Обещаю, конечно. Прощай, подружка.
- Да, и блинчиком милую странницу угости!
- Хорошо. Ты иди. Э, куда ты можешь уйти?
Мы здесь, все же, не где-то, а в самом конце пути.

Мастер Бо встречает, как подобает,
Редкую гостью, делая намасте.
На этой, довольно существенной, высоте
Толпы туристов значительно убывают.
Сюда добираются те, кому надо. Те,
Которые знают, что ничего не знают.
Он наливает ей полную чашку чая,
И откуда-то, из-за спины, достаёт вполне
Теплый и свежий, странницу угощая,
Блинчик. Думая: как же вернуть,что досталось мне?
Сколько ни отдавай - нимало не убывает.
То, за чем ты пришла, неуклюже звучит, словами.
Можно, мы посидим с тобой, в тишине?
И под самый конец, склоняясь, шепча на ушко,
Передает обещанное подружке:
Когда, наконец, наскитаешься и отчаешься,
Вдоволь, до края, своей суетой намаешься,
Когда станет понятно, что сколько ты не стараешься,
Все, что угодно, вполне себе получается -
Кроме того, о чем взаправду  мечтается,
Вот тогда - и это завет и благословение,
Обетование, твердое и нетленное -
Тебе, наконец-то,  действительно повстречается
То. Ты узнаешь, по кодовой фразочке: "С днем рождения!".
И оно навсегда к себе тебя заберет.
У него есть имя, и я его знаю:  Вот!


Афрокосички. Сережки. Татуировки.
Что есть, то и есть. Никой обновки.
Нечем выразить это, которое вот, теперь,
Пришло - и осталось, крепко захлопнув дверь.
Я дома. Теперь это, в общем-то,  навсегда.
Правда же? Облачный Бык отвечает: да.
Честно сказать,  он всегда отвечает: да,
Имея в виду перспективу, что для него
Вполне очевидна: there can be only One.
А все остальное - ну, так. Недоразумение.
Переходный момент. Случайное положение,
Волею судеб сложившееся стечение
Обстоятельств. Которое, при сноровке,
Приспособляемо, даже без лишнего напряжения,
К тому, что на самом деле. Сиречь, у нему.
Здесь больше не делают асаны для осанки.
На стене - два священных портрета, в рамке.
Мастер Бо, морщинистый и тщедущный.
Сладкая телочка Вот!, в распечатке с видеокамер.
Это теперь называют у них сатсангом.
Облачный Бык не против. Скорее, за.
Благословляя торговлю - четками, и так далее.
Главное, чтобы хоть кто-то однажды замер,
Остановился, однажды, закрыв глаза,
Прислушался, и сказал таки: я есть я.
А все остальное, иное, оно может быть какое
Угодно. Это, мои друзья -
Просветление, пусть и на минималках.
Даже, как будто, чего-то немного жалко.
Ни знамений, ни громов, ни молний. Вполне себе
Обыденное, весьма прозаическое, явление.
С которым, отныне, приходится жить тебе.
И вот это уже настоящее приключение.
К ведущей приходят, и задают вопросы.
Больше, с нее, совсем никакого  спроса:
Отвечать, в меру данного понимания,
Сокращая кому-то безмерное расстояние
Между тем и вот этим. Передавая суть.
Облачный Бык старается срезать путь,
Находя, порою, совсем неожиданные подходы.
Все таки, бог есть любовь. А скажи, чего ты
Ожидаешь? Некий объем работы,
Лет на тридцать, на сорок? Подумай еше разок,
Пока все не стало по воле твоей, дружок.

Ведущую звали Маша. Теперь она просто Ма.
И это, в каком-то роде, уже уступка.
Она сократилась до "М", что читалось: "Эм",
Которое там, в серединочке, в "I am That",
Когда не осталось больше ни "That", ни "I",
В каком  бы то ни было смысле оторванных друг от друга.
Маше, со всем набором ее проблем,
Планов, надежд, притязаний и ожиданий,
М спокойно однажды сказала: прости-прощай.
Во мне не осталось больше твоих желаний.
Я свободна от всех твоих обещаний.
Вместо тебя я здесь буду теперь сама.
Или, точнее - само. То есть, просто - Я.
Будет непросто все это объяснять.
Те, что ко мне приходят, они - как детки.
Пузатые дядьки и трепетные нимфетки,
Стервы со стажем, прапорщики запаса,
Юноша бледный, тот, со взором горящим.
Он, же, изрядно пьющим, весьма курящим,
Большим знатоком по части любого мяса,
В плане, умельцем насаживать на шампур -
Лет через тридцать. Сквозь толщу бычачьих шкур
Я вижу, как эти, потертые жизнью, крошки
Все так же доверчиво тянут свои ладошки
К тому,  что, единственно, может их исцелить,
Их жажду собою полностью утолить.
Я теперь - это. Когда для себя сама.
Для них я - не Маша, конечно. Не "Эм". Я - Ма.
Будут вопросы - ответить совсем не тяжко.
Но сатсанги у Ма - это больше про обнимашки.
Есть вещи, которые следует понимать.
Есть те, что следует обнимать.
Будучи сутью - передавая суть.
Без объяснений. Без лишних слов открывая Путь.

Облачный Бык приглядывает, тайком.
О ней он спокоен: вот уж, о ком, о ком.
И все таки,  думает, надо бы навестить.
Поглядеть, как у девчонки идут делишки.
Часом, не разбодяжен ли как-то слишком
Исходный продукт, за который он отвечает, как поставщик,
Соплями: вот чего бы хотелось не допустить.
Ма - весьма проницательная девица.
И тогда то была, а что говорить теперь?
Он знает: как ни зайди, стоит только в дверь
Войти - бросится, тут же, на шею: Вот!!!
Все едва ли пойдет, как всегда без него идет.
Как бы - тихонько глянуть,  и не спалиться?
Он садится в такси: ладно, гони, ямщик!

Взгляд таксиста - как он задумчиво подмечает -
В зеркале заднего вида более залипает,
Чем дорожная ситуация предполагает.
Облачный Бык неожиданно вспоминает,
Как он выглядит, если верить глазам -
И ответ на вопрос, как обычно, приходит сам.
Понравилась, что ли? - спрашивает игриво.
Этот мигаюший желтый - таксист смышленый -
Переключится вскоре на красный,  не на зеленый.
Очень понравилась - он отвечает прямо,
Но, про себя, усмехается все же криво.
Телочка говорит: осторожно, яма.
Машина вовремя резко уходит вправо.
Откуда ты знала? Яма большая. Он тормозит.
Влетели бы - проще избавиться, чем чинить.
Спасибо, короче. Облачный Бык кивает:
Есть дело. Можем поговорить?
Ты, я вижу, мужик нормальный, простого нрава.
Ты сдал бы на пару часов свою колымагу,
Если все бы, как надо, оформили на бумаге,
Цену хозяин - ты, то есть - называет.
И можно не очень  сильно в цене стесняться.
Представь себе, типа: богатому иностранцу,
Которому просто вот прямо сейчас, прямо очень надо.
Что предполагает, слегка,  так сказать, полет
Фантазий, о ценнике. Деньги - ну, ё! - вперед.
Таксисту случалось слышать и не такое.
Хорошо бы, молчком и без лишнего геморроя,
Скинуть их в точке Б, получить расчет...
Но расчеты - расчетами. В жизни - уж как пойдет.
Влетели бы крепко, если бы не она -
Ремонту на месяц. К чему она, кстати, клонит?
Тачка моя - ну, на кой она ей нужна?
Труп? Наркота? Взрывчатка? Да ну-то, на!
Отвлеченный вопрос, чисто поговорить?
Что-то себе там по полочкам разложить?
Вот это уже на правду похоже ближе.
Счетчик тикает. Можно и пофилонить.
Красивая. И ведь кому-то же, все же, дают они же!

Облачный Бык смотрит ему в глаза:
Мне нужно твое тело. На два часа.
Ты получишь на два часа мое.
Сначала. Все будет, как ты захочешь.
Не стесняйся, пожалуйста, выплесни все свое
Первобытное и животное, без оглядки.
Погляди на меня. Поверь, это будет сладко.
Перепробуешь все, на которое смотришь, покуда дрочишь.
О чем все вы тайком там мечтаете, мужичье.

И это звучит не обидно, и не фальшиво.
Есть вещи, которые стоит отведать, покуда живы.
Хотя бы разок, и гори оно все огнем.
Он согласен, почти. И все же - а как потом?
- Потом ты как будто исчезнешь, совсем-совсем.
Через пару часов обнаружишься за рулем.
Будешь помнить, естественно, только то,
Которое между нами случится до.
И что вспомнить тебе - обещаю - будет.
Бывалый таксист слышал множество мутных схем.
Он знает, когда его будут сейчас дурить,
Еще до того, как начали говорить.
Это - другое. Он чувствует. Там, внутри.
Он уже ее представляет, в одном белье.
- А что - в эти два часа? По какой статье?
- У меня есть подружка, мне надо с ней пошептаться,
По душам, но чтобы при этом самой остаться
Инкогнито. В высшей степени, так сказать.
Никого не нужно ни грабить, ни убивать.
Просто хочу получше ее узнать.
Насколько могу ей действительно доверять.
Я могу. Вопрос, понимаешь, стоит: насколько.
А совсем если честно - мне хочется поиграть.
И таксист говорит: я, кажется, понимаю.
И все таки, не понимаю я здесь чего-то.
Как вот именно, как это, ты - в меня?
- А вот это, милый, совсем не твоя забота.
Лучше подумай с обратного разворота.
То есть - именно ты, именно как, в меня.
Ему доводилось знавать очень странных телок,
Но чтобы вот так? Лишь бы, все же, не западня.
Белая шкода съезжает на пыльный глухой проселок.

Облачный Бык вылезает из-за руля
Уверенно припаркованной, задним ходом,
Белой шкоды. А раньше я так могла?
То есть, она - лежащая без движения
На довольно таки удобном заднем сидении -
Во всех отношениях. Всяческих положениях.
Она не водила. А блинчики вот - пекла,
Отчего-то вдруг вспомнилось, мимоходом.
И Облачный Бык понимает: сейчас ему
Невыносимо хочется шаурму.
С чего бы? Он честно докуривает честер.
Застегивает олимпийку, штаны поддернув.
Пикнув брелком, для порядка привычно пернув,
Думает: где их искать, этих братий-сестер?

(Чтобы пикнуть, что было бы грамотнее, брелОком,
Полагается быть, пожалуй, выпускником
Языкового, как минимум, отделения.
Таксисту такое возвышенное умение
Недоступно - поэтому пикает он брелком.
Даже, на время, взятый в аренду богом.)

Дав себе вволю всем этим насладиться,
Как следует просмеяться и прослезиться,
Облачный Бык - развеявшийся, искристый,
Понимает: так может и провалиться
Вся игра. Собирается вновь,  в таксиста:
- Я первый раз тут, это, куда садиться?

Ма начинает - мягко устроившись на подушке.
Не в падмасане. Просто спиной прислонившись к стенке,
Руками уютно свои обхватив коленки,
Всей собою добровнодушие источая.
Ошущение, будто бы ты заглянул к подружке,
И вот прямо сейчас тебе выдадут чашку чая:

Вы здесь, потому что хотите найти ответ
На вопрос, который, как ни перефразируй,
Как для себя его, лично, не формулируй,
Сводится к одному. Такому, чего здесь нет.
Истина. Счастье. Покой. Вечность. Единство. Путь.
Целостность. Бог. Любовь.  Просветление. Абсолют.
За этим сюда вы, собственно, и пришли.
Больше того: ровно за этим вот
Каждый из нас всю свою жизнь идет,
Куда бы то ни было. Скажем, на край земли,
В бордель, в ресторан, во храм или на работу,
В супермаркет - чтобы найти чего-то,
Которому, в сущности, попросту нет названия.
Но мы ощущаем тягу, к его исканию.
За этим же ездят в Турцию и в Испанию,
В горячие точки, в глушь заповедной рощи,
К усыпальницам, где пребывают святые мощи.
Идут в кабинет пластической хирургии,
На дискотеку, на курсы драматургии -
Вы меня поняли, очень надеюсь, в общем.

То, что мы ищем, присутствует повсеместно,
Без исключений. Иначе не интересно.
Если там оно есть, а тут его вовсе нет -
Это просто очередной объект,
Имеющий форму, название, назначение,
Границы и свойства.  Вступающий в отношения.
Neti-neti. Иными словами - не то. Не то.
Искомое нами содержится равномерно
Не только лишь в нашей, позвольте сказать, душе,
Но в астероидах, твиттере  и борще,
Мисцеллярной воде, жирафах и кирпиче.
В общем и целом, это общеизвестно.
Хотелось бы это прочувствовать, на все сто.

Нас будто ведет мерцающий огонек.
Полжизни отдать за скромный полунамек,
За проблеском смутным пешком обойти полсвета -
Мы готовы на все, чтобы хоть на денек,
На часок, на минутку, на миг ощутить вот это.
Мы знаем его, как счастье. И это - Бог.
Заметьте, у нашего счастья все тот же вкус,
Какой бы мы с вами фантик не развернули.
Когда это видишь, словно тяжёлый груз
Падает с плеч.  Вот бы и вы взглянули!
Оно никогда, нисколечки, не меняется,
Независимо от расфасовки и дозировки.
Несложно заметить,  при некоторой сноровке.
В каждом отдельном случае различается
Разве что, степень, так скажем, его отсутствия,
И количество примесей, портящих послевкусие.
Впрочем, это какой-то, скорее, уже Толстой.
Ладно. Мы говорим об одной,  и весьма простой
Вещи. Зовем ее: свет, красота,  свобода.
Это есть наша подлинная природа.
Наше Я, настоящее, в самом глубоком смысле.
Не настроения, переживания, чувства, мысли,
Которые то возникают, то исчезают.
Постоянное в нас, которое пребывает,
Ни от чего не зависимо, неизменно.
Это слаще, чем что бы то ни было во вселенной.
Мы здесь для того, чтобы к нему вернуться.
Настежь навстречу самим себе распахнуться.
В свою глубину как следует окунуться.
Пробудиться в него, очнуться, вполне проснуться.

Мы можем о нем разговаривать, рассуждать.
Это весьма занимательно, интересно.
Даже, отчасти, вовсе небесполезно.
Но мне бы хотелось вам, все же, скорее, дать
Возможность попробовать это, узнать на вкус.
Слова помогают - и все таки, я боюсь,
Ровно в такой же степени и мешают,
Поскольку легко подменяют и замещают
Подлинное, прямое  переживание,
Познания выдавая за понимание.

Мы слышали все эти древние tat tvam asi.
Это даже почти вызывает у нас согласие.
Мы, в общем, готовы поверить, на самом деле.
Но тут, как всегда, вспоминаем о бренном теле:
Вечернем дедлайне, просрочке по ипотеке,
Сантехнике Васе, ОСАГО,  грибах, аптеке -
И больше не знаем, как истину воплотить.
Мы думаем: можно ли как нибудь совместить
Поиски смысла с потребностью есть и пить?
Можно ли, как нибудь, все таки ощутить
То - столь же отчетливо, как вот это?
Превратить, из метафизического предмета,
Во что-то такое, чем можно реально жить?
Чтобы вполне очевидно,  совсем наглядно?
Чтобы стали, таки, уже, наконец, понятны
Эти ваши aham brahmasmi? И уж наглеть,
Так наглеть. То есть, как бы мне, это, собственно, просветлеть?
Знакомо? Давайте попробуем, что же, ладно.

Ма говорит: я, как правило, отвечаю
На вопросы, что в ходе общения получаю.
Сегодня мы с вами, любимые, сменим позу.
Это я вам сегодня здесь задаю вопросы.

Позвольте, однако, мне, все таки, попросту для начала,
В качестве дидактического, так скажем, материала,
Привести незатейливый образ. Ну, так, пример,
Хорошо вам знакомый, понятный, обыкновенный.
У нас тут подход прямой, ясный и откровенный,
Без лишних иносказаний и полумер.
То есть, полностью, вывалить сразу же все, как есть.
И там уже разбираться, что с этим  делать.
Чтобы вам не успело все это надоесть,
Я свободна - понятно, в некоторых пределах -
Выбирать сами способы выражения.
Надеюсь, все это не вызовет возражения.
Путь предполагает, как таковой, движение.
Он меняется с нами, подстраиваясь под нас.
Неизменная суть - чуть по-новому, каждый раз.

Сейчас у нас будет практика медитации.
Попытка - да, да - визуализации...
Тьфу! - смеется, не может сама сдержаться -
Короче. Представьте-ка ситуацию...

Вы спите, и в собственном вашем сне
Приближаетесь к некоторой стене.
Появляется, вдруг, персонаж все того же сна.
Который охотно готов объяснить: стена -
Не просто стена, а Великая и Китайская.
Это вполне вызывает у вас согласие.
Вы вдруг вспоминаете: вы здесь не просто так.
Некое поручение, вам, с оказией,
Необходимо доставить и передать
Начальнику северной - боже ж ты мой! - заставы.
И, в логике сна, вы, безусловно правы.
На этом пути сколько-то вы прошли.
Стена имеет длину в десять тысяч ли.
Персонаж говорит: уважаемый, знаете ли...
Если со всеми изгибами, полностью, то стена
Протяженностью, ну... пусть будет двадцать одна.
Тысяча. Вы понимаете: все это - не пустяк.
Вы не знаете точно, в которой сейчас вы точке,
Но, понятно, идти еще долго. И ведь никак
Не идти не возможно. Такая судьба, чувак.
За дезертирство тут запросто рубят бошки.
Вы подходите ближе. К стене приложив ладонь,
Ощущаете камень, поросший зеленым мхом.
Стена получается выше вас,  раза в три.
Что имеет причину, как тут ни посмотри:
Защитить, содержащееся внутри
От того, что пытается внутрь проникать снаружи,
В жажде легкой поживы, или чего похуже.
Вы знаете: путь, поручение и стена,
Северная застава и сами вы -
Связаны целью. Она тут на всех - одна.
И, в логике сна, вы  совершенно, опять, правы.
Вы готовы идти, что бы там ни случилось,
С поручением, положившись на Божью милость,
Настроившись на героический, как бы, лад.
Долг превыше всего. Чему быть, то не миновать.
И тут происходит весьма неожиданный поворот.
Вы просыпаетесь. Прямо в своем же сне.
Вспоминаете, что, вообще-то,  себе вполне
Благополучно лежите сейчас на своем диване,
И, вообще-то,  зовут вас не Чжоу Ван Чжи,
А, для примера, Чижиков, скажем, Ваня.
Понимаете: если чего-то не так пойдет -
Например, вам отрубят бошку, как дезертиру -
Из этого сна вы проснетесь в свою квартиру,
На диване в которой Ваня сейчас лежит.
Пойдёте на кухню, нальете себе компот,
Чашку чая, или стакан кефиру,
Или что вы там пьете, когда офигеть-не-встать.
В общем, вы просто закончите это спать.
Но покуда оно продолжается, вы вполне
Не прочь поглядеть, чем все кончится. Разве не?

Наглядно, любимые? Может такое быть?
Чисто теоретически, для примера?
Чтобы нам ничего не пришлось принимать на веру -
Только то, что любой может, в принципе, пережить?

Кто считает, что это решительно невозможно?
Руки? Лапки? Нет?  Примем, тогда, как должно:
Как фреймворк, инструмент, рабочий пример,  модель.
Мы будем, туда и сюда, это все вертеть,
Пока, наконец, не исполнится наша цель:
Разобраться, как бы нам, собственно, просветлеть?

Наш подход - совершенно прямой, и простой, как палка.
Так сказать,  aparokshanubhuti на минималках.
Это - внутренний юмор, простите... Следует намасте
Всем собравшимся - ну, и, конечно, портетам в рамках:
Не могла удержаться - смеется. Короче! Где
Начинать? Как ходить, чтобы таки оказаться в дамках?

Что же, вот вы стоите, лицом к стене,
Точно зная, что видите все это вот во сне.
А теперь, дорогие, скажите,  допустим, мне:
Из какого, на самом деле, материала
Стена состоит? Как будто из камня, вроде?
Потрогайте, мысленно. Твердо и капитально!
Назовете геологическую породу?
Время разбрасывать камни - и собирать.
Кто из вас первый бросить готов в меня
Камнем, что существует в пределах сна?
Может, подумаем, прежде, чем проиграть
Первый раунд, мои вы любимые знатоки?
Вроде, не отрубали пока никому башки.
Хотите подсказку? Все несколько упростится,
Но лучше, конечно,  подумать, а не лениться.
Из чего сделан камень, который вам просто снится?

Продолжаем. Вы видите стену, почти вплотную.
Влево десять локтей и десять локтей направо
Различимы отчетливо. Вот он, вопрос: какую
Протяженность стена имеет, на самом деле?
Не десять ли тысяч ли? Что же, браво, браво!
Или, может быть, двадцать одну, в пределе -
Как утверждает таинственный персонаж?
Снова подсказку? Да это же саботаж!
Мне же надо, что б вы, хоть немножко, да просветлели!
Хорошо. Где, скажите, находится вся длина
Стены из вашего собственного же сна,
Которая не охвачена вашим взглядом?
Именно где? В Китае? Взгляните рядом.
Пройдитесь, шагов на десять, на двадцать ли.
Вы видите новый участок в чуток локтей.
Отойдите подальше, возьмите себе обзору.
Поднимитесь повыше, на холм или даже гору.
Это весьма расширит вам горизонт.
Вам откроется вид локтей уже на пятьсот.
А где остальные, скажите, тысячи ли?
Как говорится, думай и богатей.

Новый вопрос. Вы, и смутно знакомый вам персонаж
Стоите и наблюдаете ту же стену.
Для наглядности включим, пожалуй что, в эту сцену
Вашего ослика, суслика и орла,
Тоже глядящих на этот же антураж.
Скольким зрителям, в рамках вашего сна,
По-настоящему видится та стена?
Пяти? Ну, никак не потянет ответ на "пять".
Давайте подумаем снова,  чуть-чуть, опять.
Стена существует, единственно, для кого-то,
Кто видит ее во сне. Ой. Я сделала всю работу
За вас. Типа, спойлер. Как не аутентично!
Готовый ответ - это так непедагогично...

Хорошо же. Давайте слегка вернемся
К вопросу о материале, и развернемся
В рассмотрении импликаций чуток пошире.
Напоминаю, вы оказались в мире,
Который, со всем, что в нем есть, вам всего лишь снится.
А теперь покажите-ка мне, например, границу
Между вами и сусликом, скажем. Хоть улыбнемся.
Сновиденческий суслик  - весьма особый предмет,
Вы его видите - зная: его здесь нет.
Где суслик кончается? Где начинаетесь вы?
Все вполне очевидно, не правда ли, ну, конечно?
Вы махнете рукой, указывая небрежно
На объем совершенно пустого пространства, между.
Если получится,  можете суслика взять на ручки.
Почувствовать тяжесть, пушистого тельца вес.
В ваши ладони суслик вместится весь.
Вы отчетливо видите, да, между вашей кожей
И шерсткой различие. Полностью не похожи,
Два существа, отдельных. Вот - он. Вот - вы.
В логике сна, разумется, вы правы.
Не вернуться ли к материалу нам, из какого
Стена состоит? Из него же, или другого
Сделан сновидческий суслик? А ваша кожа?
А пространство меж вами? Похоже, что из того же,
Потому что - откуда другому там взяться, все же?
Все объекты во сне имеют одну природу,
Отличаясь лишь формой и свойствами, так что с ходу
Единство за пестротой не вполне видно.
Весь ваш сон - единое, цельное полотно.
Присмотритесь. Подумайте. Убедитесь.
Прежде чем выступать со своим "да, но..."
Там нет ничего, что бы не было включено
В это сплошное, бесшовное полотно.

Вы вроде бы как понимаете и согласны.
Но все еще видите суслика, очень ясно.
Вам бы хотелось чего-нибудь испытать,
Из категории про "офигеть-не-встать",
Чтобы вполне осознанно дальше спать.
Давайте не будем сущностей умножать.
Мы и так, поначалу, уже насчитали пять.
Возьмем, например, ученого персонажа.
Он подходит под нашу задачу,  и очень даже.
Как часто бывает во сне, вы случайно, вдруг
Понимаете: он вам, конечно - не враг, не друг,
Не случайный попутчик, не попросту утолитель
Любопытства и жажды познания. Он - Учитель.
Мудрости и благодати живой носитель,
Земной и небесной, древней и поновей.
Вы вспоминаете имя: сенсей Ой Вэй.
И откуда-то знаете: в подлинном сострадании
Ко всем - сколько есть их - живым, как бы,  существам
В вашей просьбе сенсей едва ли откажет вам.
Так велит его дхарма, что требует передачи
От учителя к ученику. То есть, это значит,
Зачем самому же себе вам башку ломать,
В попытке опять ускользающий смысл поймать,
Если можно - по-простоте, через шактипат?
Пусть он даст вам волшебный пендаль - и вы взлетите.
Потом его как-нибудь, ну, отблагодарите.
И сенсей, вообще - такая себе работа:
Делать, чтобы хотя бы хоть кто-то постиг чего-то.
И вот вы уже опускаетесь на колени:
Учитель, прошу вас, даруйте мне просветление!
И сенсей Ой Вэй отвечает: да не вопрос.
И кладет вам ладонь на бошку, поверх волос,
Отчего у вас резко кончается весь невроз,
И вы ярко переживаете озарение.
Полотно - вы теперь это видите - правда, цельное.
Сплошное такое,  бесшовное и единое.
Все горшки оказались,  в конечном итоге, глиною.
В полном восторге от всей этой перемены,
Вы говорите: учитель, скажите, а я сквозь стены
Смогу теперь проходить, так сказать, мистически?
И сенсей Ой Вэй говорит вам: теоретически.
Но, вообще - там ворота, шагах в полста.
Так что задача пройти сквозь стену вполне проста.
Но вам это скучно.  Вам хочется впечатлений.
А смогу я теперь - говорите вы - о, почтенный,
Мгновенно в едином пространстве перемещаться?
Мне не мешало бы, знаете,  оказаться
Поскорее поближе к северной бы заставе.
И в логике сна вы опять совершенно правы!
Но сенсей Ой Вэй, к сожаленью, не так-то прост.
Он отвечает вопросом вам на вопрос:
А скажите, любезный, на кой оно все вам нужно?
Чем скорей вы доставите ваше, ну, там, письмо -
Тем скорей вас с ответом отправят обратно, к южной.
Не лезьте вы, милый,  во все это вот дерьмо.
Каждый шаг на пути - самоценен, а цель - морковка,
Которой вы ослика вашего силитесь подтолкнуть
Хотя бы отчасти, немного ускорить путь...
Но вам это все совершенно не интересно.
Вы, как-никак, сподобились просветления.
Должно же оно хоть зачем-нибудь быть полезно?
Незаурядное, все-таки, ведь, явление.
Вы размышляете: бог с ней, с телепортацией.
Но должно же во всем этом что-нибудь оказаться,
Чем вы себе будете, собственно, наслаждаться?
Ну хотя бы какой-нибудь должен же кайф пойматься?
Вы глядите опять на единое цельное полотно,
В которое все, что видите, включено.
Неотъемлемо так, органично, неразделимо.
Есть только оно - и нет ничего, помимо.
И это для вас очевидно, и все же: но...
Это - всё? И об этом вот - столько шума?
И тут, наконец, вас опять осеняет дума:
Сенсей, а вот видите, в небе орел парит?
Я знаю теперь, что мы с ним одной природы.
Единая ткань бытия, или что-то вроде.
Мне бы хотелось - стоит ли говорить? -
Взглянуть на реальность сверху, орлиным взглядом.
И сенсей Ой Вэй отвечает: оно вам надо?
А глазами, вот, вашего ослика - не желаете?
Узнали бы много такого, чего не знаете.
Например, о себе. А также о  жизни, в целом.
Вот это бы стало довольно полезным делом.
А забавы с парящими там, в вышине, орлами -
Особые техники есть, про обмен телами,
Но я вам, любезный, скажу - это между нами -
Никто вам не даст гарантии возвращения.
На этих условиях надо вам приключение?
Скучный какой-то сенсей. Никаких чудес.
Просветление - попросту видеть, что есть, как есть.
Вы размышляете: что я сюда полез?
Как будто обман: недомер или недовес.
И сенсей Ой Вэй, наблюдая ваши терзания,
Кладет вам ладонь на макушку, из сострадания.
И вы причащаетесь тайны и красоты,
И божественным светом для вас сияют кусты,
И, в бесконечной любви, даже камни тают,
И орел в небесах внутри вас одного летает.
И суслик вам молвит: я - это тоже ты.
Вы понимаете: было, о чем мечтать.
Такое дано не каждому испытать.
Простой порученец, известный как Чжоу Ван Чжи
Узрел таки истину, чтобы не жить по лжи.
Вот тут нас и ждет драматический поворот.
Как касается все это Чижикова Вани,
Который, пока что, лежит себе на диване?
Он, конечно, проснется - и тут же себе нальет
Полный стакан. Скажет: wow! Скажет: ого-го!
Что, по итогу, останется у него,
Кроме блекнущего, ускользающего воспоминания?

Движемся дальше. Вы вспомнили: вы - во сне.
Рассмотрим теперь прикладные уже моменты.
Вы размышляете: ну, и далось-то мне
Тащиться на север? Но тут же у вас memento
Mori всплывает, и вы попадаете в эту точку:
Если все это - сон, и, допустим, я это знаю,
За дезертирство таки мне отрубят бошку?
Или, в награду - за пробуждение - все же, нет?
Как вы считаете? В чем будет ваш ответ?
И, поскольку, все это - сон, я напоминаю,
Какое значение будет для вас иметь
Претерпевший китайские пытки, позор и смерть
Не исполнивший поручения Чжоу Ван Чжи?
Чижиков Ваня, подумай - и мне скажи.
Ты действительно хочешь все это пережить?

Вопрос посложнее. Совсем уже на засыпку.
Вы видите стену, ослика и кибитку,
В которой, спокойно, по вашему сновидению
Странствует тот, что готов внести уточнения
В вашу картину мира, вполне охотно.
Вы одеты в халат. У вас на груди - письмо.
Ослик бесстыдно валит свое дерьмо.
Стена, поросшая мхом, совершенно плотна.
До заставы на севере -  тысячи ли пути.
Вы не знаете, стоит идти - или не идти.
Вы не знаете, кстати, чем вам заняться - вместо.
Вы - во сне,  но попали вы именно в это место.
То есть, прямо сейчас вы довольно конкретно здесь.
И все, что здесь есть - оно здесь, безусловно, есть.
Онтологический статус нуждается в уточнении,
Но это дано вам в чувствах и ощущениях,
Что мало зависят от вашего отношения.
Теперь наступает, сказала бы я, момент
Прямого такого захода на просветление.
Во всем этом есть единственный элемент,
Реальный, по-настоящему. Поищите.
Найдите. Отыщете - сразу же мне скажите.
Ма будет рада поздравить вас с днем рождения.

Atha yoganushasanam, родные.
Оформим условно бесплатные проездные
Наконец, на вполне знакомую территорию.
Поглядим уже, именно вот которое
Все это имеет касательство к нашей жизни.
Понимание истины - дело весьма нескорое.
Поэтому - воспринимайте без укоризны.
Вы, пожалуй, давно мне сказать созрели:
Ма, а вы там, в самадхи, не слишком офонарели?
Хотите сказать, что мы спим тут, на самом деле?
И, вот, следуя вашей методике, пробудимся?
Я такого в виду нисколечки не имела.

Я говорю: мы все, вообще, тут снимся.

Пробудиться возможно, разве что, вот, от нас.
Ото сна пробуждается вовсе не персонаж,
Каким бы он ни был - а тот, кому снился сон.
Кто способен вот это хоть как-то  понять - спасен.
Не заснет насовсем, наконец-то, на этот раз.
Ну что ж, как оно говорится: на абордаж!

Не тревожьте себя. Ничего с нами не случится.
Все, что было, и дальше спокойно продолжит длиться,
Поскольку не может остановиться и отмениться.
То есть, может, конечно. Да мало вот кто решится.
Когда пробуждение, ну, так сказать, случится,
Все останется, в общем и целом, таким, как есть.
Оно вас настигнет довольно конкретно здесь,
Где, волею судеб, случилось вам находиться.
Это точно не будет повод звонить в полицию,
Скорую помощь и всяческий МЧС.
Скорее всего, обойдется и без чудес,
Знамений, видений... Я очень надеюсь, без.
Настоящее чудо не вызовет интерес
Ни в ком совершенно, конечно, помимо вас.
Это тихое дело, вовсе не напоказ.
Вы просто поймете, однажды: ну вот, финал.
Эндшпиль. Game over, типа. Кажись, познал
Все, что надо. И в вас пропадет запал
Продолжать: искать или достигать,
Созидать и вершить, исследовать, постигать.
Это звучит - да, я в курсе - весьма ужасно.
Но это есть верный признак, что вам все ясно.
В вашем текущем, сложившемся положении
Вы готовы остаться, в общем-то, без движения.
Потому что - я снова с вопросом - что, в сновидении,
Нужно менять, с проснувшейся точки зрения?
Допустим, прямо по курсу у вас вторжение
Варваров. То есть, эпическое сражение.
Чижиков Ваня, хватит ли разумения
Чжоу Ван Чжи предоставить его судьбе?
Наблюдая картину, оставшись самим в себе?
Чижиков Ваня,  это вопрос к тебе.

В логике сна раскручивается пружина,
Сжатая и взведенная сильно до.
Следствия, в общем и целом, неотменимы.
Цепочка событий имеет развязку, необратимо.
Но есть, совершенно особое, кое-что.

Когда, исчерпав, наконец-то, потенциал,
Механизм, по законам физики, остановится,
Ты останешься тем, кто все это наблюдал.
Не повод ли это,  действительно, успокоиться?
Стоит все это, ровно как следует, раз понять -
Перестаешь, наконец-то, усилие подавать
На маховики и прочие шестерни.
Маятник, попросту, перестаешь толкать
От себя, напряженно - и, судорожно, к себе.
И довольно спокойно плывешь по своей судьбе,
Глядя как бы снаружи, на что бы ни
Происходило: что будет, что есть, что было.
Ты знаешь, что все здесь в движение приводило.
Ты и есть, единственно, движущая тут сила:
От радости - к боли,  от счастья, увы - к печали.
От рождения - к смерти,
И вновь, от конца - к началу.
Это - попросту маятник, чьи бесконечные колебания
Требуют постоянного поддержания.

Когда ты остановишься - поздно ли, или рано -
Ты узнаешь на деле, что значит слово "нирвана".
Скажу вам, заранее. Попросту - "угасание".
Всего, что тянуло назад - и влекло вперед.
Сам по себе затихающий, плавно, ход.
И вот тут вас, понятное дело, конкретно рвёт.
Я не желаю угаснуть! - вы говорите.
Мне бы - пожить. А вот это вот все, простите -
Не мое. Идите, других дурите.
Но вы недопоняли, малость. Угаснуть судьба  не вам.
Вы - останетесь, чем бы себя не считали там,
На какое-то время. Пожалуй, что, к сожалению -
Но это уже моя личная точка зрения.
Вы останетесь. Как бы там ни было. Тем не менее.
Когда, наконец, случается пробуждение,
Угасает другое, совсем: так сказать,  стремление
К любому, какому бы ни было, продолжению.
Именно это зовется: освобождение.
Знакомство с собой, настоящим, и обретение
В себе же самом - всего, что влекло куда-то.
Письмо, наконец-то нашедшее адресата.
В самом же себе завершенность и полнота,
Из которой не нужно идти уже никуда.
Вернемся к вопросу: что именно, в сновидении,
Следует изменить, чтобы Чижиков, скажем, Ваня
Оставил свои терзания и метания,
Лежа спокойно себе на своем диване?
В логике сна, Ваня уже в нирване.
Его не касается. Он, изначально, вне
Сновиденческого сюжета. Ну, разве, не?
Захлебнись оно все там в кровище или в говне,
Ваня скажет: печально, конечно. И, все же, мне
Какое, по сути, до этого, в общем, дело?
Это и есть, примерно, что я хотела
Донести, и, по мере возможности,  передать.
Совершенно не обязательно так страдать.
Нет особой нужды на полном серьёзе спать,
И на личный свой счет, действительно, принимать
Происходящее, где-нибудь, с неким Чжоу Ван Чжи,
Как бы там у него, вообще, ни сложилась жизнь.
Чжоу Ван Чжи - не больше, чем просто точка
В которой сошлись бесконечные предпосылки,
Куда привели повороты на всех развилках
Истории - эти изрядно запутанные виточки.
Можно дать размотаться спокойно себе клубочку,
Не закладывая на будущее задатка.
Не оставляя зацепок. Ослабив хватку,
Постепенно. Это и есть нирвана.
Весь путь успешно проходится, как ни странно,
Не покидая собственного дивана.

Время ответов на заданные вопросы.
Что, вообще, есть реального в сновидении?
Это - ты, ну, конечно же. В качестве точки зрения.
Субъективное восприятие, наблюдение.
Ни к чему вообще ни малейшего отношения
Не имеющее, совершенно, в пределах сна.
Внеположное, самодостаточное сполна.
Ты - пространство, где сон имеет возможность быть.
Вещество, из какого он полностью состоит.
Он обязан своим бытием твоему лишь взгляду.
Он есть, пока ты его смотришь. Тебе не надо
На самом-то деле, в сущности,  от него,
Для того, чтобы быть собою - да, ничего.
Он может продолжиться - или же прекратиться.
Чижиков Ваня, тебе это просто снится.
Чжоу Ван Чжи, несомненно, пройдёт свой путь
Вдоль стены, непременно, однажды, когда-нибудь.
И, возможно, получит дальнейшее поручение.
Порою история требует продолжения.
Развязки, финала, закрытия,  завершения.
Потенциалы взывают к раскрытию, к разрешению.
Но это - контент, содержимое сновидения.
Чижиков, Ваня! Ты - большее. Ты - контекст.
Конечная сумма,  что от перемены мест
Слагаемых не изменяется,  совершенно.
Все меняется, кроме такого, что неизменно.
И это - твоя субъективность, твое "Я есть".
И это, конечно,  довольно благая весть.

А теперь, дорогие,  прошу минуту внимания.
Этот вопрос нуждается в понимании.
Я, каким себя полагаает Чжоу Ван Чжи,
Чжоу Ван Чжи совсем не принадлежит .
Чжоу Ван Чжи существует в воображении.
Он представляет собою такое себе стечение
Обстоятельств. Образ, рождённый из впечатлений,
Различных переживаний и размышлений,
Для суммы которых он - попросту выражение.
Это понятно? Логично? Примем, без возражения?
Я, каким себя полагает Чижиков Ваня -
То есть, каждый из вас, что требует понимания -
Ване одолжено, ровно в такой же мере.
Ваня - способ, которым довольно случайные обстоятельства
Сложились. Диван, и стакан, и яркие сновидения.
Склонность к довольно серьезному размышлению.
Способность, порою, дать волю  воображению.
Тенденция плыть себе, более-менее, по течению.
Попытки достигнуть - храни его, господи - просветления.
И все остальное, в бессмысленном мельтешении.
Я, которым себя полагает Чижиков Ваня,
Имеет к Ване такое же отношение,
Как он сам - к своему случайному сновидению.
Стоит это понять - и одною ногой в нирване.
Слово "иллюзия" жестко звучит, котятки.
Реальность имеет степени и порядки.
Все - настоящее. Просто есть более настоящее.
Реальное, более. То есть - вышестоящее.
Ваня, на ночь, сподобился одолжить
Свое Я персонажу Чжоу Ван Чжи .
Но это, скажу я вам, милые, субаренда.
Я, каким себя Ваня считает, вполне конкретно
Чему-то совсем иному принадлежит.
Я, для Вани - как бы связующая нить,
На которую Ваня, как таковой, нанизан,
В качестве суммы своих ощущений, мыслей.
Впечатления, переживания,  воспоминания
Мимолетны, текучи. Взаимозаменяемы.
Весь этот контент, на который Ваня подписан,
О котором он думает слово: "жизнь",
Бывает таким, или эдаким. Как сложилось.
Но Я - которое в Ване - не изменилось,
Что бы с Ваней не происходило и не случилось.
Константа. Точка отсчета. Такая ось,
На которой все вертится, что бы там ни склалось.
Ось проходит скозь Ваню, ему не принадлежа.
Он волен об этом думать: моя душа,
Но эта штуковина, в Ване, боюсь, немного
Выходит за рамки Вани. Приводит к богу.
Дальше - чистая метафизика. Ну, бывает.
Я, которым бог себя полагает...
Бог - который, что есть на свете, в себя включает,
Который все созидает, всем управляет,
Который все может, который всегда все знает,
Который, единственно, все это создаёт,
Который, естественно, всё это сознает -
Создает уже тем, что вот именно сознает -
Боже, как объяснить-то, на что похоже?
Короче, когда он думает: Я - он тоже
Выходит, немножко, за собственные пределы.
Все мироздание для него - это как бы тело.
Но Я, каковым он себя полагает, принадлежит
Тому, чему он охотно готов служить:
Другому порядку реальности. Абсолюту.
Бесконечности. Вечности, если так легче понять кому-то.
Тому, для чего нет ни слова и ни понятия.
Тому, что лежит за пределами восприятия.
И вот что скажу я вам. Это "Я есть" - одно
В Чжоу Ван Чжи,  в Чижикове ли Ване,
В творце и создателе целого мироздания,
В ослике, мирно валящем свое говно.
В суслике, коего нет, но он как бы есть.
В сенсее Ой Вэе, какому хвала и честь.
В тебе, и во мне, и в орле, где-то в вышине.
Давайте закроем глаза,  и чуть-чуть внимания
Уделим, наконец, тому, что мы знаем в себе как Я.
Непреложности собственного бытия.
Не ощущению, мысли, чувству и состоянию -
А тому, наконец-то,  последнему рубежу,
За которым - вечность. Я большего не прошу.
Вы - конечная точка. Остаток, при вычитании
Всего, что возможно вычесть. Вот так, друзья.

Хорошо, говорите вы. Как бы, допустим, ясно.
Вы подумали. Вы сопоставили. Вы согласны.
Но главный вопрос не получится отменить:
Что со всем этим делать? Как это можно жить?
Вернемся к рабочей модели, к примеру сна.
Что именно делать Ване, когда сполна
Очевидно, что Чжоу Ван Чжи и его стена
Существуют, единственно, в виде воображения,
А история,  все таки, требует продолжения,
И весьма далека от какого-то завершения,
Так, что сложно себе и представить ее финал?
И понятно, что ты - то есть,  Ванечка - в ней застрял,
И чем бы он там, вообще, себя не считал,
Варвары могут, таки, перелезть через древний вал,
И ладно бы варвары: надо кормить осла.
Надо на север, покудова не пришла
Зима. Потому что, понятно, зимой - кранты.
Чем там себя, вообще, не считал бы ты.
Скучать не приходится. Есть, чем, всегда, заняться.
Непременно найдется о чем потерзаться, поволноваться.
И в данный, конкретный, текущий момент наш Ваня
Себя ощущает нисколько не на диване -
Как дела обстоят, в реальности - а как раз
По самое некуда в этом здесь-и-сейчас,
В котором частенько башка близка к отрубанию.
Насколько в такую минуту Ваню утешит знание
Своего настоящего, то есть, диванного, состояния?
К тому же, у Чжоу Ван Чжи тоже есть призвание.
Проехать на ослике все десять тысяч ли,
Из южного края в северный край земли -
Это просто суровая данность, необходимость.
Чжоу Ван Чжи полагает себя поэтом.
Он мечтает всецело себя посвятить искусству,
Но такая проблема: в кармане конкретно пусто.
Поэтому он подписался на все на это:
Чтобы наладить гармонию, совместимость
Доходов с расходами.  Ну, и пока в пути,
Немножко житейского опыта обрести,
Иначе стихам будет малость чего-то недоставать.
Опять же, кого на пути не встретишь: хотя бы взять
Сенсея Ой Вэя. Ну, чистая благодать!
Словом, Чжоу Ван Чжи по уши в ситуации.
Вопрос: как бы именно Ване собой остаться?
Как сохранить ускользающую дистанцию?
Не отождествляться, не вовлекаться, не погружаться
Во все, что продолжит в течении сна являться?
Чем бы Ваня во сне ни попробовал заниматься,
Находится строго, тотально, всецело в пределах сна.
На что же ему опереться? За что держаться?
Что здесь - реальное, чтобы на это встать?
Чижиков Ваня - в виде воспоминания?
Извините,  но тут возникает загвоздочка, так сказать.
Чжоу Ван Чжи совершенно не склонен себя считать
Побочным продуктом сновидящего сознания.
Для себя он - реален, и вся его жизнь - реальная.
Он не ощущает себя персонажем сна.
Вот, перед ним - твердокаменная стена.
Десять тысяч ли - довольно серьезное расстояние.
Иногда он в себе умеет почувствовать Ваню,
Но это - его поэтического призвания
Скорее, издержки. Чересчур утонченное восприятие -
Мерещится, всякое. Лучше хранить молчание.
Хотя на досуге, с собою наедине,
Он не прочь поразмыслить, порой: это, все же, мне
Снится Ваня? А может быть, я - ему?
Наверное - думает - так никогда я и не пойму.
Словом, у Чжоу Ван Чжи все устроено капитально.
Вся его жизнь для него чересчур реальна.
В ней очень немного пространства, совсем, для Вани.
Пройди он, к примеру, за день, ну, сорок ли,
На каждом шагу ногой касаясь земли -
Стена будет ровно, все также, тянуться, до горизонта.
Возьми он, зачем-то, лопату, начни копать -
Под плодородной почвой найдется старинный клад.
Углубившись, он выйдет на подземные воды.
На меловые, известняковые, там, породы.
Обнаружит скелет динозавра. Потом, в базальте,
В бедроке, понятно, случится конец, лопате.
И Чжоу Ван Чжи себе скажет: пожалуй, хватит.
Мир - реален. А ежели  есть сомнения,
Можно послушать ученую точку зрения.
И на каждый вопрос, что можно во сне задать,
Специалисты имеют немало чего сказать.
Такая работа: в подробностях объяснять
Структуру, механику,  сущность и устроение
Того, что по сути - Ванино сновидение.
Но Чжоу Ван Чжи ни малейшего представления
Об этом не хочет - и это понятно, весьма - иметь.
Как быть Ване, вот в этом, сложившемся положении?
Как себя не терять, насовсем, целиком, в движении
Чжоу Ван Чжи, по горизонтали и вертикали?
В нагромождении камня, говна и стали,
Которыми столь изобилует сновидение?
Мысль о диване и клетчатом одеяле
Ване поможет, в нелегкой в задаче его, едва ли -
Поскольку вполне аккуратно себе ложится
В логику Чжоу: "Иван иногда мне снится".
Как ускользнуть, отписаться и не забыться?
В этой зыби - за что можно, в принципе, зацепиться?
Реальность, для Вани, звучит очень просто: я - есть. Я - есть!
Все остальное - сомнительно, там и здесь.
Кто выдаст Ване заверенную гарантию,
Что он вовсе не сновидение Чжоу Ван Чжи?
Жизнь - довольно забавная штука, родной, скажи?
Оставайся вот с этим "я - есть". Это - несомненно.
Все остальное подвержено переменам.
Иди в глубину. Вычитай из себя все спорное,
Относительное, сомнительное, снотворное.
Оставайся собой, за пределами Чжоу Ван Чжи и Вани.
Обопрись на себя. Это прочное основание.
Не какой-нибудь зыбкий камень, в пределах сна,
Из которого сложена снящаяся стена.
Это - не подведет, потому что неотменимо.
Простое весьма понимание, да: я - есть.
Единственная реальность - что там, что здесь.
Ничего настоящего более попросту нет, помимо.

Как ускользнуть, отписаться и не забыться?
В этой зыби - за что можно, в принципе, зацепиться?
Реальность, для Вани, звучит очень просто: я - есть. Я - есть!
Все остальное - сомнительно, там и здесь.
Кто выдаст Ване заверенную гарантию,
Что он вовсе не сновидение Чжоу Ван Чжи?
Жизнь - довольно забавная штука, родной, скажи?
Оставайся вот с этим "я - есть". Это - несомненно.
Все остальное подвержено переменам.
Иди в глубину. Вычитай из себя все спорное,
Относительное, сомнительное, снотворное.
Оставайся собой, за пределами Чжоу Ван Чжи и Вани.
Обопрись на себя. Это прочное основание.
Не какой-нибудь зыбкий там камень, в пределах сна,
Из которого сложена снящаяся стена.
Это - не подведет, потому что неотменимо.
Простое весьма понимание, да: я - есть.
Единственная реальность - что там, что здесь.
У тебя ничего настоящего более попросту нет, помимо.

Я - простое, родное, знакомое и уютное.
Естественное, завсегдатошнее, привычное.
Само собой разумеющееся, обычное.
Сложно даже поверить, что наше Я - абсолютное.
Но, случись вам понять саму суть явления,
У вас радикально изменится отношение.
Восхищение. Трепет. Благоговение.
До дрожи, мурашек по коже, до вздыбленных волосков:
Так вот же, по-настоящему, я каков!
Это будет моментом волнительного прозрения,
Торжественным мигом открытия, откровения,
Приглашением к путешествию, приключению:
К себе, настоящему, в самую глубину.
Вы словно вернетесь домой, завершив войну,
Просто однажды поняв, что она - не ваша.
Что вы - много больше привычного персонажа.
Он в вас занимает довольно скромное место,
Не вызывая к себе особого интереса,
Не заполняя бескрайности вашего бытия,
Безмерности вашего Я. Подлинного Я.
Есть важный момент. Попрошу обратить внимание.
Это больше похоже на понимание, узнавание.
Вам не нужно чего-нибудь там достигать или создавать.
Что-то менять, отменять или исправлять.
Все уже здесь. Это можно распознавать,
Исследовать, словно бы заново открывать.
Вы - то, что вы есть. Не потом, не когда-нибудь.
Но путь от себя до себя - это тоже путь.
Это требует навыка, требует смелости: видеть суть.
Вызов привычным, обыденным представлениям.
Остановка игры по правилам сновидения.
Разворот. Движение вспять и против течения.
Вот, к примеру, вам свежая тема, для размышления:

Вы никогда не бывали в каком-либо положении,
В какой-либо ситуации, хоть бы раз.
Ситуации, все, как одна, происходят в вас.

Если вам еще нужно какое-то пояснение,
Поразмыслите, где, например, имел место быть
Диалог сенсея Ой Вэя и Чжоу Ван Чжи?
В Древнем Китае? А Чжоу, что начал рыть
В глубину, и лишь на базальте умерил прыть?
Хочешь, конечно, готовый ответ? Держи.
Все это имело, единственно, существование
В восприятии Чижикова, да, точно-точно, Вани.
То есть, в каком-то смысле, в его сознании.
И Чжоу, и все его древнекитайское мироздание
Целиком умещается в Ванином осознании.
И не только в пространственном смысле,  прошу заметить.
Представьте: на память страннику и поэту
Приходит картинка из прошлого: деревушка
В далеких горах, родительская избушка,
Или что у них? Хижина, скажем, какая-нибудь лачуга,
В десятке, а то и поболее, тысяч ли
От стены, куда тропы судьбы его привели.
Чжоу Ван Чжи вспоминает былого друга:
Как они голышом, малышами, плескались тогда в ручье.
Вспоминает о матушке, скажем, простой швее.
Вспоминает старинный свиток, что в их семье
Передавали из поколения в поколение,
С именами почтенных предков. Года рождения,
Смерти - кратко, о каждом: занятие, достижения...
В свитке - столетия. Будет ли продолжение? -
Думает Чжоу. И все его представления
О прошлом и будущем - то есть, лежащем вне поля зрения,
Существующем разве что в виде воображения -
Дворец императора и содержание поручения,
Милая Сунь, по которой его томление
Порою находит весьма поэтичное выражение -
Вся жизнь Чжоу Ван Чжи,  на всем ее протяжении,
Что началась, с его собственной точки зрения,
Лет тому, скажем так, тридцать уже назад,
Возникла в момент, когда Ваня им начал спать.
И, помимо и кроме Ваниного сознания,
Не имеет нигде никакого существования.
Что касается Вани Чижикова, то он
Со всем, что вокруг него есть,  у него, и в нем,
Включая и Чжоу Ван Чжи, и весь этот сон,
И все его, Ванино, прошлое и грядущее,
Все, что он представляет собою, по воле случая,
Все, что он представляет себе, временами слушая
Тех, кто готов рассказать ему о таком
Что лежит за пределами личного Вани опыта,
Все Ванины радости, страхи, мечты и хлопоты
В пространстве сознания полностью, целиком
Умещаются. Плавают крохотным облачком.
Пространство сознания - просто единственное место,
Где что бы то ни было может происходить.
Пространство сознания запросто может в себя вместить
Что угодно, совсем. Сквозь себя, то есть, пропустить,
Воспринять, осознать, и, естественно, отпустить -
При том не переставая собою быть.
И ты, между прочим - оно. Как ты мог забыть?
Пространство сознания можно в себе открыть.
Распознать, наконец. Исследовать, изучить.
Вернуться к нему и однажды начать им жить.
Обживать его заново, медленно возвращать
Себя самого - себе же, и не терять,
Не теряться в своем затянувшемся сновидении.
Спать осознанно, то есть. До полного пробуждения.
Понимать, что к чему, что есть что здесь, и кто есть кто.
Tat tvam asi, любимые, попросту: Ты Есть То.
Осознавания собственного присутствия -
В этом весь путь. И в этом - мое напутствие.
Если только бы вы это знали, мои родные,
Что, на самом-то деле, вы есть! Боже мой, какие...

Ой. Пожалуй, мне самое время просить прощения.
Я вещаю уже, пожалуй, минут пятнадцать
О том, что пока еще может вам показаться
Философией, чистой, пустой и сухой абстракцией,
Отвлеченной и умозрительной спекуляцией,
Безо всякого интереса и развлечения.
Подобной материей, я вам должна признаться,
Мало кто может питаться и увлекаться,
Находя в этом некое странное наслаждение.
Я знаю, за эти пятнадцать моих минут -
Простите, родные - вы крепко могли уснуть,
Вместо того, чтобы двигаться к пробуждению.
Давайте вернемся к играм воображения.

Представим себе чрезвычайную ситуацию.
Чжоу Ван Чжи, совершенно не вняв совету
Сенсея Ой Вэя, решил таки, все же,  побыть орлом.
На чуть-чуть. По приколу. Хакерский, типа, взлом.
Добыл и прочел мануал по сему предмету.
Пролистал все дисклеймеры, ну, и давай пытаться.
Ну должно же чего-нибудь все таки извлекаться
Из переживания просветления интересное?
В практическом смысле - да хоть бы в каком - полезное?
И у Чжоу Ван Чжи, к большому его несчастью,
Вдруг начинает чего-то там получаться.
Он же знает теперь: все сделано из сознания.
Переносит в орлиное тело свое внимание.
Как? Об том мне лучше, пожалуй, хранить молчание.
Из предосторожности. То есть, во избежание.
И вот - поглядите-ка, Чжоу Ван Чжи парит.
Волнующий миг, не стоит и говорить.
Поднимается выше, от скучной ему земли.
Далеко под собой видит стену - на сотню ли.
И взором орлиным любой из ее камней
Видит отчетливо - словно вплотную к ней.
Видит лежащее тело Чжоу Ван Чжи.
Думает: ладно, давай там, пока что, чувак, лежи.
Успев за полдня как следует налетаться,
Понимает, что, в общем-то,  можно и возвращаться.
Начинает, кругами, плавно себе снижаться.
Крылья сложив, падает камнем вниз.
Ловит воздушный поток и снова взмывает ввысь.
Думает: да! Наконец-то! Вот это - жизнь!
Но и хватит, пока что. Пора бы уже назад.
То есть, он бы хотел. То есть, в общем-то,  он бы рад.
Только вот незадача: он вовсе не представляет,
Как из орла, в котором он временно обитает,
Вернуться в себя, то есть, в Чжоу Ван Чжи, обратно.
И это, пожалуй, действительно неприятно.
И Чжоу, который пока что орлом летает,
С немалым весьма удивлением замечает,
Что все его существо - так сказать,  душа -
Желает скорее поймать и сожрать мыша.
А вот мысль, например, о какой-нибудь плошке риса
С овощами его решительно отвращает.
А внизу аппетитно снует, ну, большая такая крыса.
И Чжоу Ван Чжи понимает, что он попал.
Что сенсей Ой Вэй не напрасно предупреждал.
Что имело бы смысл проштудировать мануал
Целиком,  а не только лишь самое интересное,
Перед полетом, желательно, в неизвестное.
И Чжоу Ван Чжи понимает, что забывает
Значения иероглифов в древнем свитке,
Сенсея Ой Вэя, который в своей кибитке
Укатил в неизвестном каком-нибудь направлении,
Необходимость доставить какое-то поручение...
Он помнит, что "Чжоу Ван Чжи" что-то важное означает,
Но именно что? Он мучительно вспоминает,
Что должен куда-то вернуться. Но вот - куда?
И тут, с высоты орлиного положения
Замечает тело, лежащее без движения.
И думает: падаль, как падаль. А что? Еда.

Такой оборот не особо по вкусу Ване,
Что видит все это во сне на своем диване.
Ваня наводится резко весьма на ясность.
Он желает проснуться - но чувствует лишь напрасность
Попыток хотя бы уж в Чжоу Ван Чжи вернуться.
И Чижиков Ваня знает, что он попал.
Что искусство сновиденья слишком поверхностно изучал,
По книжонкам, которые где-то в сети скачал,
А что может быть так - вообще не предполагал.
Мысли о клетчатом одеяле и о диване
Совершенно никак не помогают Ване.
А теперь перспектива отведать Чжоу Ван Чжи на вкус
Становится все неизбежнее, я боюсь.

Довольно таки драматичная правда, сцена?
Как бы нажать в ней на кнопку, скажем, "Отмена"?
Остаются секунды. Что нужно сделать Ване,
Чтобы орлиная радость от пожирания
Тела Чжоу не стала бы личным переживанием
Вани? Как бы ему оказаться скорей в нирване,
Наблюдая все эти печальные обороты
С высоты, так сказать, птичьего, да, полета?
Ход событий необратим и неотменим.
Ваня сможет едва ли хоть что-то поделать с ним.
Есть другая проблема.
Это уже серьезно.
Он не уверен, что все еще знает точно,
Кто он, собственно - Ваня, Чжоу, или орел?
Все, что он знает - что он далеко зашел.
И должен куда-то вернуться. Но вот - куда?
Может статься, теперь это - навсегда.
Он вспоминает уже, наконец,  о родном гнезде,
Где на яйцах сидит прекрасная и любимая.
В нем просыпается что-то весьма орлиное:
У нашей семьи не будет нужды в еде!

Как нам помочь ему в этой его беде -
Насовсем затеряться во всяческой ерунде,
Которая вся, безусловно, насущно необходимая?
На что, сохраняя пока что искру сознания,
Стоит вот в этом во всем обратить внимание?
Что имеет хотя бы какое-нибудь значение,
Во всем этом катастрофическом приключении?
Что отменяет любые ограничения?
Что оставляет надежду на возвращение?
Что не подвержено изменению, превращению?
Что вмещает в себя любое, совсем, стечение
Обстоятельств - не приходя в соприкосновение?

Пространство сознания. Подлинность бытия,
В каждом из нас представленная как Я.
Наше с вами - и Вани - единственное спасение.
Из таких положений выход довольно прост.
Достаточно только задать, например, вопрос:
Именно где это все происходит, на самом деле?
В Древнем Китае? На диване в хрущовской панели?
Подумать. Прислушаться, милые.

Не во мне ли?

Не в моем ли оно, действительно, в самом деле,
Существует, реально, чистом осознавании?
И не пора ли на это, уже, обратить внимание,
Выклевывая из Чжоу Ван Чжи печенку,
Чтоб отнести любимой своей девчонке?
То есть, как  ни сложились бы разные обстоятельства,
Найти в себе то, что не имеет до них касательства.
Что превыше и вне: Вани, Чжоу ли, там, орла.
Наконец, разобраться, как обстоят дела.
Вот, к чему я все это, собственно, и вела,
Нагнетая по самое некуда драматизма.
То, что вы называете собственной, как бы, жизнью -
Одно, среди вложенных, плотно, одно в другое,
Сновидений. Здесь, в общем-то, всё - такое,
Сверху донизу. Можно задать вопрос?
На досуге  поразмышляйте о нем, всерьёз.
В чем состоит отличие сна от яви?
Насколько мы с вами, по-честному если, в праве
Утверждать, что вот это - действительно настоящее?
Для того, что к нам занимает вышестоящее,
В плане сновидческих уровней, положение,
Вся наша жизнь - мимолетное приключение.
Просто живые игры воображения.
Я готова ответить на все ваши возражения.
Вы не найдете, любимые,  подтверждения,
Что это - не так. Никакого опровержения.
Если что, то до вас изрядно уже пытались.
Знаете, с чем по итогу они остались?
Между тем, что есть наяву, и что есть во сне
Разница,  в сущности, сводится лишь к длине.
К продолжительности сюжета,  переживания.
И это - вовсе не повод впадать в отчаянье.
Точно также, как Чжоу случайно залип в орле,
Бог залипает в Чижикове Иване,
Проходящим свой путь по знакомой нам всем земле.
Он залипает отчаянно всеми нами,
Питается чьими-то, боже ж ты мой, телами,
Смотрит условными Ваниными глазами
На субъективное Ванино мироздание,
Которое, точно как Древний Китай для Чжоу,
Не имеет, помимо Вани, существования.
Ваня волен, конечно, вещать о палеозое,
Мезозое, юрском периоде и карбоне,
Но и Чжоу - поймите - мало что помешает
Накопать свидетельств былого.  И он копает -
То, что собою, в сущности,  представляет
Ванин сон. Ничего совершенно, кроме.
Мы, в свой черед - условный Чижиков Ваня -
Снимся тому, кто спит этими вот нами.
Сразу всеми уровнями, пластами.
И, однако, от нас в отличии, все же, он
Отчетливо понимает, что это - сон.
Который пока что еще его забавляет.
А кому не по вкусу - охотно предоставляет
Возможность свободного выхода из игры,
Которая здесь продолжается, до поры.
Не хочешь клевать печенку и жить в хрущобе?
Выход открыт. Что нужно делать, чтобы
Вернуться туда, где во всем этом нет нужды?
Вспомнить, что же, на самом-то деле, такое - ты.
Вот вам хороший образ, для развлечения.
Проведите время, по-разному с ним играя,
Присмотритесь. От этого будет немалый толк.
Представьте себе океан, без конца и края.
И в нем существуют внутренние течения.
В силу разных причин вода приходит в движение,
Образуется некий вполне конкретный поток,
Который с другими приходит в соприкосновение,
Иногда - в столкновение или пересечение,
В некое, скажем, взаимопроникновение,
Вступает, в какие бы ни было, отношения,
Имеет некую цель или направление,
Переживает по поводу отклонения
От курса, порою выносит свое суждение
О сущности, смысле, порядке и назначении
В целом - всего, и отдельно имеет мнение
Относительно данного вот стечения
Обстоятельств, создавших его вселенную.
Хотите узнать, что мы все тут, на деле, есть?
Мы представляем собой произвольный срез
Такого течения. Просто мгновенный снимок
Текущего. И вообще ничего, помимо.
Осознание этого нас бы должно поместить в контекст,
Слегка намекнуть на реальный порядок мест,
Незначительность нашего положения в мироздании,
Где причины и следствия - нашего понимания
Далеко за пределами. Это печально. Но выход - есть.
Мы - едины с потоком, мысля себя, как срез.
Мы - одно с океаном, мысля себя течением.
Но и это, пока - промежуточный шаг в движении
К тому, что мы знаем под именем "просветление".
Есть ли большее, чем океан? Безусловно, да.
Это простая вешь. H;O. Вода.
Мы не прекращали быть ей ни на минуту.
Здесь и сейчас мы тождественны абсолюту.
Если так будет легче понять, кому-то:
Океан есть то, что мы назывем богом,
Что на свете всему - совокупностью и итогом.
Отдельные, в нем, случившиеся течения -
История нашего долгого-долгого сновидения,
Попеременно, или, порою, одновременно
Переживаемые, воспринимаемые. Кем?
Ответ на вопрос - решение всех проблем,
Волнующих вас - то есть, текущий срез.
Что вы на самом деле такое есть?
Вы - вода, по своей природе. Сейчас и здесь.
Вы - реальность другого порядка.  Вы - то, что есть,
А не то, чем привыкли казаться самим себе.
Вы увязнете по уши в этой своей борьбе,
Пытаясь себя почувствовать океаном.
Это, сказала бы я, тупиковый путь,
Которым, конечно же, многие и идут,
Не особенно двигаясь к цели - что да, не странно.
Есть два основных направления: вширь и вглубь.
Очень долгий - и очень короткий путь.
На коротком пути познается простая суть,
Что едина для всяческих уровней бытия -
Простое, пустое, родное такое Я -
Отменяя нужду в каком-то ещё познании.
Единая сущность огромного мироздания,
Которая насквозь проходит и Чижикова Ваню,
И Чжоу Ван Чжи,  и орла, и осла, и бога.
Понимать здесь,  по сути, нужно не так уж много.
Но это немногое, милые, требует  понимания.

Есть огромная радость - однажды коснуться тайны,
Что лежит за пределами нашего разумения.
Не объять, не вместить. Но даже прикосновение
Оставляет невероятное впечатление.
Отвлекитесь на миг от текущего положения
Поперечного среза, некоего сечения,
Что включает в себя и ваш внутренний мир, и внешний.
Поглядите чуть шире - с точки, допустим, зрения
С незапамятных пор существующего течения.
Почти бесконечной цепочки причин и следствий,
Уходящей корнями в безмерную глубину.
Это - вы. Это - ваше. Жизнь, в реальном масштабе.
Нам это сложно даже себе представить.
Мы сразу же чувствуем: кажется, я тону.
Череда сновидений, сменяющих в нас друг друга,
В движении по заколдованному кругу.
Может быть - кто бы знал? - миллиард перевоплощений,
Новых тел, и миров, и жизней. Смертей, рождений...
Рассмотрите, к тому же, взаимоперетекание
С другими потоками - все их на вас влияние,
Все отпечатки, оставленные следы,
Что отразились на курсе вашей судьбы.
И так - вообще от любого прикосновения.
А теперь - обратите внимание, что течение,
Всегда пребывает в некотором движении.
По умолчанию и по определению.
И где же движение, собственно, происходит?
В океане, который вмещает нас, окружает,
Сам по себе пребывая всегда в покое.
Для потока он служит - как бы сказать? - средою,
Пространством, движущей силой и веществом.
Но любое течение - лишь несущественный случай в нем,
И на океан, как на целое, не влияет.

Выходя за наши обыденные пределы,
За наши условно очерченные границы,
Мы касаемся бога, какому все это снится:
Все эти наши смешные водоразделы.
Для нас вообще невозможно существование
В отрыве от всей совокупности мироздания.
Но каждый отдельный, довольно условный, срез
Полагает: ну, он-то, уж точно, конечно, есть
Нечто, само по себе, индивидуальное.
Океан относится к этому с пониманием:
Теки себе, милый, покуда не надоест.
Если что-то пойдет не так - приходи. Я - здесь.
А чтобы тебе не бегать, туда-сюда,
Попробуй понять всего одну вещь: вода.
Для тебя это станет, сразу и навсегда,
Окончательным, полным, изящным таким решением
Для всего, что может происходить с течением.

Поперечный срез, удостоившись откровения,
В порыве высоких чувств говорит: о, да!
Покупает четки. Бормочет: вода... вода...

Океан безмятежно все это наблюдает.
Есть вещи, которые он-то, конечно, знает.
Например, что вот этот, конкретный, поток впадает,
Как и все остальные потоки, в конце пути -
В него. Не потом, а вот прямо сейчас и здесь.
Просто текущий, довольно условный, срез
Проведен далеко от этих прекрасных мест,
До которых отсюда идти, и еще идти.

С точки зрения, собственно, вот, сечения,
Оно занимает весьма незавидное положение.
Иногда отчаянно хочется продолжения,
Полноты бытия, отпущенной для течения:
Впечатления. Ощущения. Приключения.
Иногда приходят мысли о возвращении.
О каком-то таком осмысленном завершении
Бесцельного, безостановочного движения.
Океан безмятежен. С его, лично, точки зрения,
То, и это - уже - обрело свое исполнение.
Долго, коротко ли - течение продолжается,
И - в конце - в океане естественно растворяется,
Возвращаясь к нему. Однажды в него впадает,
Насовсем. И больше не выпадает.
Океан безмятежен. Он-то,  конечно, знает,
Что поток - каковым он пока что себя считает -
Уже прямо сейчас с ним единое целое составляет.
По-другому, иначе, ну, попросту, не бывает,
Независимо, что там поток себе представляет.
Океан безмятежен. Он бережно обнимает
Сразу со всех сторон собою течение.
Своей неподвижностью как бы предоставляет
Пространство, в котором и может происходить движение.
Он пронизывает, к тому же, и проницает
Течение насквозь собою. Он представляет
Собою потока сущность и вещество.
Океан безмятежен. Он знает: кроме него
Здесь нет - и не может быть - попросту ничего.
Понимает поток это, или не понимает,
Ничего вообще не решает, и не меняет.
Океан безмятежен, имея в запасе вечность.
Однажды, конечно, поток это все познает,
Непременно. Такая счастливая  неизбежность.
Океан безмятежен. Он знает нечто довольно странное.
И сам "океан", и "течение" и "сечение" -
Это просто названия, то есть, обозначения
Текущего состояния, положения.
Относительной степени, скажем так, приближения
К тому, что действительно есть. То есть, H2O.
С которой совсем никогда не случается ничего.
Для которой все эти масштабные сновидения
Не имеют ни смысла, ни сущности,  ни значения.
Природа воды не ведает изменения.
Океан может насквозь промезнуть ли, испариться -
С Н2О ничего от этого не случится.
Она по природе не может исчезнуть и измениться.
Nabhavo vidyate, то есть, satah, как говорится.
И на это вот можно,  действительно, положиться
В любом, вообще, состоянии, положении,
Куда завели нас игры воображения.
Все остальное всегда оставляет простор сомнению.
Чижиков Ваня, без всякой надежды на возвращение
Пожирающий печень лежащего без движения
Чжоу Ван Чжи - это, в целом,  обыденное явление.
Обстоятельства определяют чувства и поведение.
И только "Я - есть" - вообще безусловное ощущение.
Но мы не привыкли ему придавать значение.
Нам кажется важным - где мы, и что вокруг,
Пока мы однажды не понимаем, вдруг,
Что гораздо, самом-то деле, важнее - кто мы.
Вот тогда, наконец, все становится по-другому.
Появляется шанс разорвать злополучный круг.

Ну что же, любимые. Время нам закругляться,
Чтобы еще бы хватило на медитацию.
Давайте попробуем как-то свести итоги,
Чтобы наша история не обрывалась на пол-дороги.
Орел, обнаружив пригодное в пищу тело,
На пиршество падает камнем из поднебесья.
Он не знает, однако,  что - вот ведь какое дело -
Небольшая подмена тела имела место.
Сенсей Ой Вэй,  не успев далеко отъехать,
Сообразил, к чему движется дело у Чжоу Ван Чжи,
Который теперь спокойно себе лежит
Под пологом старой кибитки, видавшей виды,
В полной отключке, не чая в себе души.
Сенсей возлежит - за него - у стены,  на травке,
Признаков жизни стараясь не подавать,
Чтобы орлу ненароком не помешать
Его плотоядное дао осуществлять.
Спугнешь - улетит, и продолжит себе летать,
А в этом орле останутся крепко спать
И Чижиков Ваня,  и Чжоу Ван Чжи,  и бог.
Сенсею Ой Вэю весьма не по вкусу такой итог.
И он притворяется падалью, как наживка,
Чтобы исправить допущенную ошибку.
Кем именно? Просто ошибку. Досадный случай.
Чижиков Ваня, похоже, весьма везучий.
Глубинная, тонкая часть его разумения,
Что сенсеем была  представлена в сновидении,
Приходит на помощь. А то бы Иван пропал.
Так бы орлом себе дальше бы и летал.
Орел, между тем, наконец, уже приземляется.
С чего бы начать бы? - к трапезе примеряется -
Пожалуй, что с глаз! И тут глаза открываются.
Орел,  разумеется, несколько удивляется.
В ситуации что-то,  похоже, всерьез меняется.
Неужели обед неожиданно отменяется?
Взгляды орла и сенсея на миг встречаются.
От этого странная штука с орлом случается.
Словно ему что-то важное вспоминается,
Поневоле. Он думает: точно! Яйца!
Гнездо! Дорогая орлица, что в нем нуждается!
Добыть, до заката, съестного - себе, и ей!
Пора просыпаться - вдруг говорит сенсей.
Отчего к орлу настоятельно возвращается
Память о Чжоу, который сумел таки ухитриться
Напрочь в орле раствориться, пропасть, забыться.
Чуть позже - о Ване, которому Чжоу снится.
Но сенсей и на этом не хочет остановиться.
Я - говорит - будильник, который ты сам себе
Поставил, на случай возможности затеряться
В чьей-то истории. В чьей-нибудь, там, судьбе.
Хочешь продолжить - как Ваня сказал бы: ОК.
Но ты, вообще, мирозданием спящий бог.
Так что можешь к себе потихонечку возвращаться.
И орел говорит, как всегда говорят отцы:
Не могу. Не сейчас. Ты пойми: у меня птенцы!
Может, прямо сейчас уже начали вылупляться!
Без меня с ними - страшно подумать, что может статься...
Сенсей понимает, что это тяжёлый случай.
Говорит: хорошо. Тогда просто меня послушай.
И потом - поступай, как знаешь. Лети в гнездо,
И орлом живи себе, полностью, на все сто.
А пока что - давай, мой хороший, не заниматься
Вещами,  что прямо сейчас никому не снятся:
Орлицами, яйцами, гнездами и птенцами.
Мы тут одни, как видишь, с тобою, сами.
Я задаю вопросы - ты отвечаешь.
А что там, потом - это ты сам решаешь.

Ма говорит: а давайте попробуем совместить?
Одновременно сделаем медитацию,
И узнаем развязку истории,  может статься,
Чтобы я вас могла наконец уже отпустить?
Я делаю паузы. Вы потихонечку размышляете.
При этом себя, естественно, представляете
В роли Вани, которому надо бы кое-что
Понять, поскорей, о самом же себе, а то...

Короче, сенсей продолжает: итак, гнездо.
В каком оно именно виде, с тобой, для нас
Существует - рельно, конкретно, вот здесь, сейчас?
И орел отвечает: ну, в виде воспоминания.
То есть, в виде, пожалуй, какого-то представления, -
Сенсей уточняет - умственного движения?
Орел отвечает: естественно, без сомнения.
Сенсей говорит: это умственное движение
Существует, единственно, с чьей-либо точки зрения.
Эта, собственно, точка зрения - она чья?
Орел отвечает: ну, ясен же пень, моя.
Сенсей развивает тему: существование
Имеет, стало быть, место в твоем сознании.
Орел говорит: получается, как-то так.
Но вернуться домой без еды - все равно косяк.
Сенсей говорит: ни малейшего возражения.
Я бы, лично, не стал бы и думать о возвращении
В родное гнездо без  съедобного подношения.
Но у нас на кону - реальное просветление.
Жизнь получит свое неизбежное продолжение.
Нам бы только понять свое настоящее положение.
Вот что имеет действительное значение.
Пробуждение не означает пренебрежения
К структуре и логике данного сновидения.
Но лучше, пожалуй, все таки, понимать
Как наши дела, действительно, обстоят.
Что дает возможность довольно спокойно спать,
Без особой нужды чего-то во сне менять.
Добыть, то есть, пищи. Снести ей. Она же - мать.
Главное - помнить, знать и не забывать,
Свое настоящее, собственно, состояние.
То, что ты есть пространство, то есть, сознания.
Продолжим, пожалуй поэтому, вопрошание.

Тебе, дорогой, не кажется странноватым
С пищей вести беседу, перед закатом,
О подлинном Я, и прочих таких вещах?
Орлам полагается думать бы о мышах,
Сусликах, крысах - о чем-то вполне съедобном,
А не о сути вещей, и таком подобном.
К тому же, орлы обычно не говорят...
Сенсей Ой Вэй не отводит спокойный взгляд.
Говорит: не пора ли начать уже вспоминать?
Имя Чжоу Ван Чжи ничего не напоминает?
И, крылами взмахнув, внезапно орел взлетает,
Понимая, что все это к ужину не ведет.
Но тут же, едва лишь успевши начать полет,
На пригорке беспечного суслика замечает.
Падает камнем, скорее его хватает,
С добычей в родное гнездо торопясь добраться.
И больше суслик с орлом никому не снятся.

А Чжоу Ван Чжи вылезает, придя в себя,
Из кибитки сенсея, застенчиво теребя
Пояс халата. Смиренно готовится извиняться.
Но едва начинает в поклоне уже склоняться,
Сенсей говорит: брось ты всю эту ерунду.
На китайские церемонии тратить время?
Быть может, оставим кому-нибудь это бремя?
Давай напрямик, по сути - а то уйду,
Будешь остаток лет вдоль стены скитаться,
С юга на север, а после- опять на юг,
Покуда тебе, наконец, не придет каюк.
Пора бы уже окончательно просыпаться.
Поэтому будем ускоренно просветляться.
Кто такой, милый мой Чжоу Ван Чжи,
Чижиков Ваня - вспомни и мне скажи.
И Чжоу Ван Чжи мучительно вспоминает.
Он вроде бы знает - но память решительно ускользает.
И тут его вдруг, неожиданно, осеняет.
Из дорожной сумы старый свиток он извлекает,
Находит в нем нужное место - и вот, читает:
"Он - это все мы, и всё это, сразу вместе,
В Нем - при этом, при всём - еще остается место,
Бесконечный простор, наполненный только Им,
Способным легко обходиться без нас, Одним.
Это ради Него, и во имя Его мы здесь.
Он - Причина тому, что мы все вообще тут есть.
Чижиков Ваня суть, несомненно, Тот,
Кто тебя, и меня, да и каждого создаёт.
Кто Собою единственно все это сознаёт.
Создаёт уже тем, что вот именно сознаёт.
Для Него это - одновременно - одно и то же.
Чему уподобить Ваню, на что похоже?
Это словно... как если Он видит всех нас во сне.
Так великая тайна  однажды открылась мне..."
Сенсей Ой Вэй хохочет и бьет в ладоши.
Говорит: просыпайся, Ванечка, мой хороший!
И к Чжоу приходят внезапно воспоминания:
Диванные, и стаканные. Очень странные.
Нисколечки, вообще, не древнекитайские.
И не слишком духовные. Несколько раздолбайские.
Наконец-то! - сенсей Ой Вэй говорит Ивану -
Трудно быть богом, скажи мне? - Скорее, странно.
Все, что я вижу вокруг - это я же сам.
Непросто привыкнуть к эдаким чудесам.
Я склоняюсь перед тобою в благоговении -
Зная, что ты - персонаж моего, как бы, сновидения...
Сенсей говорит:  замечательно, для начала.
Но это не все. Это очень и очень мало.
Остальное потребует смелости и внимания.
Нам осталось еще пара уровней понимания.

Ослик, которого Чжоу, и так, и сяк,
Пытался заставить немного ускорить шаг,
Меж тем, познакомился с белой уже ослицей,
Которая мельком, среди остального, Ивану снится.
Кто-то должен влачить же кибитку, в пределах сна?
Ослик с ослицей нашли себе, чем заняться.
Вполне себе здравая мысль - наплодить ослят.
Теперь они весело скачут вдвоем в закат.
И вскоре уже вообще никому не снятся.

Остается лишь Ваня, сенсей, и еще - стена.
Ваня, пока что, все еще пребывает
В теле Чжоу - хоть, вроде бы, понимает,
Что Чжоу - случайная форма, что принимает
Его же, Ивана, ночное воображение.
И сенсей, и стена - лишь умственные движения.
Совершенно, однако, реальные,  в ощущении.
И все это - думает Ваня - один лишь я.
Иаан исполняется радости бытия.
Он думает: как же мне выразить это чувство?
Творческий зуд. Тяга к некоему искусству.
Сенсей говорит: существует альтернатива.
В твоем, безусловно,  полном распоряжении,
От самого юга - до севера, вся стена,
И - в избытке, с запасом, ослиного, вот, дерьма.
Можешь писать, вдохновенно, что "Здесь был Ваня".
Оставить свой след, на ткани существования.
И даже считать, при некотором желании,
Что это поможет чьему-нибудь пониманию.
Запечатлеть глубочайшее осознание,
Во имя всеобщего блага живых существ,
Которые, милый, тебе одному лишь снятся.
А можешь, таки, наконец уже, разобраться,
Прямо сейчас, сразу со всем, что есть.
Куда тебя более сердце склоняет, Ваня?
И Ваня, подумав, склоняется к плану два,
На который его, разумеется, голова
Не соглашается, всячески уклоняется.
Но сердце, однако же, явственно пробуждается,
И шепчет: вот, это! Чуть слышно,  едва-едва.

И снова - момент, преисполненный драматизма.
Такая история,  милые. Все, как в жизни.
Сенсей извлекает откуда-то две катаны.
Предлагает на выбор, любую, одну Ивану.
Какая тебе - он смотрит и улыбается -
Синяя, или красная, больше нравится?
Ваня слегка ошарашен: как, типа, в "Матрице"?
Сенсей отвечает: увы, не вполне, Иван.
Скорее, как в "Горце". There can be only one.
Твой выбор не может никак изменить итог.
В конце все равно остается простая суть.
Но выборы все таки определяют  путь,
Которым, к себе и собою, ведет нас бог.
Кого-то из нас ожидает секир-башка.
Мой или твой завершится при этом сон?
Каждый из нас изначально уже спасен.
Но будет дорога долга или коротка -
Вот это пускай поединок за нас решит.
Замечательный способ, действительно, завершить
Историю. Попросту полностью положить
Конец всевозможным сомнениям, колебаниям.
Достигнуть вполне совершенного понимания...
Что обо всем этом Чижиков скажет Ваня?
Он думает: ладно. В итоге проснусь на своем диване.
Я же знаю, что все это - сон, а на самом деле
Я лежу у себя, в хрущовской своей панели,
На окраине, где-то в рабочем, увы, районе.
Вот это - реальность. А все остальное, кроме
Вот этого - попросту игры воображения.
Контент моего же случайного сновидения.
Но сенсей Ой Вэй совсем не прост, к сожалению.
Он говорит: в хрущовке махать катаной?
Помилуйте, там высота потолка не предполагает.
К тому же, санузел, увы, совмещенный с ванной...
И главный вопрос: где все это пребывает,
Вот прямо сейчас, когда никому не снится?
Вспомним гнездо, и яйца. На них - орлицу.
Только что все это было весьма реально.
Где это все существует,  на сей момент?
Как бы оно не звучало для нас печально,
Нигде. И это - вполне убедительный аргумент
В пользу того, чтоб остаться вот здесь, сейчас.
Где нет ничего  совершенно, помимо нас.
И этих тут нас - с точки зрения, скажем, бога -
Чересчур. То есть, как бы избыточно. Слишком много.

Подождите, сенсей! То есть, я никогда не проснусь в хрущовке?
Сенсей отвечает: такая формулировка
Требует некой, так скажем, корректировки.
Если что бы то ни было больше тебе не снится -
Как суслик с орлом, или ослик с моей ослицей -
Что в тебе может от этого измениться?
Ты, если что, вообще - понимаешь, Ваня? -
Не умещаешься там, в конуре, на своем диване.
То, что ты есть - пространство осознавания.
В котором имеют место воспоминания,
Переживания, мысли и ощущения -
Всякого рода умственные движения -
Не имея к тебе ни малейшего отношения.
Какие бы ни было там, всевозможные обстоятельства
Не больше имеют, реально, к тебе касательства,
Чем тот же орел, например, и гнездо, и яйца,
Которые прямо сейчас никому не снятся.
Как и Чижиков Ваня сейчас никому не снится.
Между сном и реальностью все-таки есть граница.
Но проходит она, между прочим, совсем не там,
Где ты думать привык - а совсем по другим местам.
Тебе,  дорогой мой, в хрущовке не уместиться.
Ты - совершенно другого полета птица.
Весь мир, как ты его знаешь и ощущаешь,
Ты неизменно в самом же себе вмещаешь.
Ничто вообще не имеет существования
Помимо тебя: пространства осознавания.
Вот во что, собственно, следует пробудиться.
Но, должен заметить, как следует осознаться
Пространству сознания сильно мешают яйца,
И прочие радости жизни, отождествляться
С которыми как-то вошло у него, что странно,
В привычку. Имею, на эту беду, предложить катану.
Простое решение. Быстро и постоянно.
Отсекаем все лишнее - и остается то,
Что реально и подлинно. Полностью. На все сто.
Просто способ, на собственном опыте, убедиться:
Между тобою - и всем, что порою снится,
Пролегает та самая, истинная граница.

Иван отвечает: но я же ведь не умею.
Совершенно мечом, к сожалению, не владею.
Конечно, могу, если надо, подставить шею -
Но это, как будто, такая себе идея.
Сенсей говорит: а вот Чжоу Ван Чжи - умеет.
Я бы даже сказал, основательно тяготеет
К искусству - да что там! - к поэзии фехтования.
А ты, если что, до сих пор в его теле, Ваня.
Посему - ни малейшего повода для отчаяния.
Последний бросок к совершенному пониманию.
В зависимости, чья именно голова
Покатится с плеч, исходов примерно два.
Если моя - ты займешь мое, Ваня, место.
Моя сила и знание станут твоими, честно.
Уверяю, тебе это будет действительно интересно.
Ты представить такого не можешь пока, естественно.
Ну, а если твоя... как ты думаешь, что случится?
Подскажу. Тебе перестанет все это сниться.
Вся игра для тебя окончательно завершится.
Это - способ тебе, действительно, возвратиться
К себе, изначальному. Перешагнув границу.

И Чижиков Ваня, чего-то там разумея,
Напоследок решается,  все же,  спросить сенсея:
Открой мне, пожалуйста, кто ты, на самом деле?
Тот ласково думает: как вы мне надоели!
И ведь каждый же раз! А, как будто, понять несложно...

- Я - Господь твой и Бог, для всех практических целей.
Не существующий. От тебя. Отдельно.
Это, даже теоретически, невозможно.

Полагать, что все - именно так, у Вани
Имеются более чем ощутимые основания.
И, все таки, Ваня испытывает желание
Придти к совершенному, ясному пониманию:
Но, сенсей! Вы же суть персонаж моего же сна!
Как ослик, и суслик, орел, и сама стена.
Вы существуете только в моем же осознавании.
Сенсей отвечает: две правды, в одно касание,
Нам вскоре с тобою, действительно, предстоит
Неким особенным образом совместить.
Но если ты хочешь об этом поговорить...
В зависимости - как, конкретно, стоит задача,
Я принимаю форму - любую, даже
Вот, например, чьего-нибудь персонажа,
Части, отдельной детали из сновидения,
Выступая  в качестве, ну, олицетворения
Высочайшего - в виде, доступном для постижения.
То есть - объекта, феномена и явления.
Если честно, то это единственный способ, Ваня,
Вступать в отношения с этими всеми вами.
И если ответ мой принёс удовлетворение,
Разреши мне и ты задать свой вопрос, Иван.
Кто ты, на самом деле, такой? Kastvam?

И Ваня чего-то такое припоминает.
Он по книжкам священные истины изучает.
Ваня порою - среди шелухи - встречает
Такое, что сердцу его соответствует, отвечает.
Такое, что Ваню - всего на мгновение - приобщает
К чему-то, что Ваня лишь смутно предощущает,
Но знает: оно - настоящее настоящее.
Самое то. Всамделишное. Всегдашнее.
Иван говорит: не думал, что будет случай
Сказать это вслух, кому-нибудь. В общем, слушай.
Полагая себя Чижиковым Иваном,
Я - твой ученик, последователь, послушник.
Полагая себя течением в океане,
Я - частица тебя. Твой временный, частный случай.
Нить в полотне бескрайнего бытия.
Полагая себя, наконец, настоящим Я,
Должен сказать, что мы делим его, похоже,
Одно на двоих. Мы с тобою - одно и то же.
И любая, меж нами, мыслимвя граница
Может, разве, случайно привидеться и присниться.
И это, конечно, пожалуй, немного странно.
Поэтому, все же, пора обнажить катану.
Чжоу Ван Чжи или Чижиков, там, Иван -
Больше не важно. There can be only one.

Ой, вэй - отвечает, со вздохом, сенсей Ивану.
Таки кто-то  у нас тут всерьез собирается помирать?
Собираюсь - Ваня решительно молвит - не стану врать.
Я готов. Я даже согласен, что перестану
В каком бы то ни было виде существовать.
Растворюсь и растаю, иссякшим течением в океане.
Такая решимость, конечно, весьма похвальна -
Сенсей говорит - но звучит это все печально.
К тому же, оно невозможно и нереально.
Совершенно никак, вообще, не осуществимо.
Пространство сознания - вечно, неотменимо.
Ты был им, всегда - и останешься только им.
Перестав притворяться чем-то совсем другим.
Для того, что ты ощущаешь в себе как Я,
Не бывает, в каком либо роде, небытия.
И наш поединок - вопрос не уничтожения,
Но, скорее, всего лишь попытка определения
Наибольшей возможной степени приближения
К тому, что собой представляет источник жизни.
А ты - помирать! Говорю не без укоризны.
Вот эти твои ошибочные суждения,
Различного рода привычные заблуждения,
Все эти самозабвенные омрачения -
Вот что действительно требует отсечения.
Повезет - ты узнаешь как воду себя, родной.
А нет - океаном побудешь, пока что. Мной.
Если что, вообще, можно все это откатить.
Проснуться в хрущовке, чего-нибудь накатить.
Вспомнить, что надо аренду бы оплатить.
Подумать: какие прикольные сны мне снятся!
И все это будет стремительно забываться,
А Чижиков Ваня продолжит, так скажем, жить.
И Ваня, конечно же, явственно понимает:
Такой вариант, разумеется, отпадает.
Шанс, который вот прямо сейчас ему выпадает,
Надо, конечно, поймать и не упустить.
Сенсей - говорит он - а можешь мне объяснить
Про исход поединка, и степени приближения?
Что означают победа и поражение?
Глубину понимания? Ясности? Постижения?
Сенсей отвечает: со всем моим уважением,
Может, просто скорее башку тебе отрубить?
Как о подлинной тайне следует говорить?
На пол-дороги к действительным чудесам
Слова выдыхаются. Скоро увидишь сам.

Все, что ты знал, до сих пор - это сон во сне.
Чжоу Ван Чжи снится Ване, а Ваня - мне.
А я - снюсь тебе. Но не Чижикову, там, Ване -
Настоящему. То есть, пространству осознавания,
Вместе со всем удивительным мирозданием.
Я  - совокупность всех мыслимых сновидений,
Всех, вообще, сюжетов и проявлений.
Твоих же, в тебе, изумительных отражений.
Я, будучи богом, играю одновременно
Все возможные роли на этой случайной сцене.
А ты пребываешь пространством, в котором я
Расцветаю многообразием бытия.
Ну что же, которая? Синяя или красная?
Иван отвечает: по существу, без разницы.
И сенсей говорит: что-то,  кажется, проясняется.
Проблески понимания наблюдаются.
Хотя бы никто помирать тут не собирается.
И Ваня встает, боевую заняв позицию -
Чжоу спасибо, что все еще Ване снится.
Делает взмах катаной, довольно ловко:
Чжоу Ван Чжи успел обрести сноровку.
Что-то умеет. Победа и поражение
Не имеют сейчас какого-нибудь значения.
Это, скорее, последнее приключение.
Иван - на пороге полного пробуждения.
Сенсей же неспешен, немного небрежен, весьма изящен.
Он не умеет не быть собой, настоящим.
У него есть работа, что следует завершить.
Ваню пора бы, действительно, разбудить.
А то так и продолжит кругами себе ходить,
В сон изо сна. Продолжая, условно, жить.

Катана быстра. Катана весьма остра.
Голова сенсея со смехом слетает с плеч.
Но Ванин хороший замах оставляет брешь:
Беззащитное сердце. Выпад сенсея пришел промеж
Какого-то там и какого-то там ребра.
Ваня стоит, пронзенный мечом насквозь.
И больше ни с чем себя не ощущает врозь.
Он знает: должна быть боль. Только боли нет.
Он думает: сталь. Но в груди его тает свет.
И рана его - как проталина по весне.
Ваня медленно тает, как тает апрельский снег,
И течет, и тут же становится океаном.
Просыпается Ваней, в рабочей своей окраине.
Просыпается каждым. Думает: как же странно!
На всех этажах, во всех мыслимых состояниях.
Орленком Иван вылупляется из яйца.
Ощущает отцовскую гордость и долг отца.
Чувствует мамину нежность, ее волнение -
В каждом гнезде, без малейшего исключения.
Чувствует вольный природный восторг ослицы,
Что с осликом Чжоу решилась уединиться -
Каждой ослицы, которая богу снится.
Ощущает надежду варваров поживиться
Тем, что стена надежно от них скрывает.
Ощущает надежду как-то от них отбиться,
Что бойцов на заставах пока что не покидает.
Во все это можно, конечно же,  углубиться -
Но суть, я надеюсь, понятна.  И Ваня знает -
Хотя, он, конечно же, больше уже не Ваня -
Радость и боль бесконечного мироздания,
Восторг, и печаль, и скуку существования,
Одновременно. И Ваня все больше тает,
И все, что он знает, видит и ощущает
Все меньше его привлекает и отвращает.
Теряет отчетливость, резкость, отходит на задний план,
Словно в смутную дымку, в зыбкий, густой туман.
Все меньше и меньше места в нем занимает,
Как живое, большое, яркое сновидение
Растворяется и ускользает, по пробуждению.
Ваня чувствует: нет, ничего он не потерял.
Тем, чем он не был, теперь он быть перестал.
Тем, что он есть, он теперь, наконец-то, стал.
Он думает: что-то надолго я там застрял.
Но теперь - все, как надо. Я - дома. Сейчас и здесь.
Полностью весь. Точно такой, как есть.
Мне ничего не нужно от сновидения.
Но, впрочем, когда оно, по обыкновению,
Продолжается - пусть своим ходом и чередом
Идет себе, как получается. Что мне в том?
У сенсея Ой Вэя невпроворот работы -
Но это, конечно, уже не моя забота.
И потом наступает полная тишина.
Чижиков Ваня вернулся к себе, сполна
Осознав себя подлинной сущностью бытия,
Что в нем всю дорогу сияла как просто: Я.
Желаю вам всем того же, мои друзья.
Ма говорит: я сидела бы с вами хоть до утра,
Но, в общем-то, пара вопросов - и нам пора.

- Я все, кажется, понял, но можно один вопрос?
Сняв очки, потирая, забывшись, нос,
Гиковатого вида, возможно,  под веществами,
Юноша молвит: все ясно, пока я с вами.
Но можно ли это, иными чуть-чуть словами,
Обобщить, подытожить, по полочкам разложить,
Чтобы было понятно, как с этим можно жить?
Чтобы, ну, вот, дошло бы, таки, зашло?
Ма глядит ему словно в саму глубину души:
- Simulation? Adventure? Strategy? RPG?
- Все из этого. И остальное. С пяти-шести.
Ма неожиданно знает, как донести.
- Кое какие вещи непросто перевести.
Do you speak English? - I do, in a way. Of course.
- Defolt mode shift. It is permanent, but, at first, 
It's a switch, from the first person to the third.
That would be, surely, back and forth.
Переход - через полную паузу, God's eye view.
Это сложно поддерживать, в action - ну, там, в бою -
Поначалу. Позже само придёт.
Но это не все. Game over, когда ты - Ось.

Ты - не часть игры. Ровно наоборот.
Ты - точно не хард, и не какой-то софт.
То плюс другое составит тебя едва ли.
Ты - распределенная облачная система.
Единственное реальное в виртуале.
Ты - не внутри отдельного персонажа.
Не внутри какой-то локации, или даже
Текущей игры. И любой. Вот такая тема.
Жми на паузу. Просто сиди, и смотри вокруг,
И в себя. В какой-то момент ты увидишь, вдруг:
Каждый сеттинг, цели, препятствия и проблемы,
Относятся к персонажу. Ты - больше, да,
Всего, что ты видишь. Ты - так сказать, среда,
Оболочка. Здесь всё - у тебя внутри.
Исполняется, попросту, некий программный код.
Я знаю, сейчас ты подумал: а я на ход
Событий, из этого mode, смогу влиять?
Добавить скиллов, там, очков себе? Прокачать
Силу, здоровье, жизни? Скины менять?
Артефакты, какие захочется, получать?
Это - реально? Вот что мы на это скажем?
Это не то, чтобы в принципе невозможно.
Но есть парадокс, который понять несложно.
Ты, видишь ли, все еще думаешь персонажем.
Все, о чем ты, условно, мечтаешь - оно внутри
Происходящей внутри у тебя игры.
И пока ты все это ставишь себе, как цели -
Никуда ты не выйдешь отсюда, на самом деле.
Так и будешь себе торчать, в виртуальном теле.
У которого есть, вообще, expiration date.
Через сорок минут - или, может быть, сорок лет.
И на выходе все, что ты здесь приобрел, конечно,
Оставляешь, как было задумано. Неизбежно.
Все свои зельки, чит-коды и все кристаллы.
Забываешь, как проходить порталы.
Оставляешь замки, оружие и доспехи.
Все свои достижения и успехи.
Больше не помнишь, где прячется адский босс.
И все начинаешь заново. Гол и бос.
Но что-то же остается, ты спросишь, с нами?
Опыт, сведенный к набору команд, к программе. Представленный единичками и нулями.
Обобщенный, абстрактный, описанный языком
Самого низкого уровня, на каком
В общем и целом, выполнен весь релиз.
Какой не осознается, хоть расшибись.
Который - по умолчанию за пределом
Понимания персонажа, который телом
Видит себя, среди видимых прочих тел.
Если же ты понимаешь себя, как Ось,
Это сразу снимает, сам по себе,  вопрос.
Скажи мне, каких и сколько очков набрать
Ось должна, чтобы, собственно, Осью стать?
Какие сетапы, скиллы и достижения
Улучшают ее текущее положение?
Как сюжет игровой следует развивать,
Чтобы он начал на Ось, вообще, влиять?
Ты понимаешь, о чем я? И в чем суть дела?
Это все, что я могла бы, или хотела
Сказать. Я не программер, совсем, не геймер.
Просто прими это как, так сказать, disclaimer.
Я знаю  механику. Суть. Основную нить.
Могу попытаться, в различных понятиях, объяснить.
Но - как уж получится. И - вот еще, кое что,
Самое главное, вдогонку тебе, а то
Так и будешь сидеть, и думать: а дальше как же?

Что есть общего, между Осью и персонажем?
Вот он, главный вопрос. Давай для начала скажем:
Ничего. Это будет вполне корректно.
Совершенно иная природа. Другой масштаб.
Но на этом закончить - попросту fail. Fuck up.
Ось проявлена, прямо сейчас, незримо,
В тебе. В твоем опыте. Есть кое что, помимо
Мельтешения пикселей, в плане, житья-бытья.
Это твое субъективное чувство: я.
Простое такое чувство:  "я есть", конкретно.
Стоит только сказать: я - такое-то, я - вот это,
И ты вписан по самое некуда в ход сюжета.
Ты - иное. Единственное живое,
Что присутствует в этой механике, алгоритме.
У тебя есть единственный шанс в настоящей битве.
Оставайся собой. Это требует вычитания
Всего, чему есть описание и название.
В итоге, с простейшим "я существую" наедине,
Ты познаешь все, что следует знать, вполне.
Понимаешь ли, чистое чувство "я есть" в тебе
К персонажу "тебе" не имеет малейшего отношения.
Это - Ось, в доступном для постижения
Проявлении. Оставайся, не глядя вокруг, в себе.

Мне будет приятно остаться следом, в твоей судьбе.
Можно обнять, напоследок, для закрепления?
Теперь у тебя есть пища для размышления.
У тебя на руках исходники.  Дальше сам.
Допиливай под себя. DIY это не  харам.
Я здесь, если что. Добрых странствий,  чувак, тебе.
Гиковатый чувак делает намасте,
Впервые, пожалуй, в жизни, всего скорее.
Это больше, чем в самой смелой его мечте.
- Спасибо. Мне нужно подумать. Но я созрею.

Облачный Бык понимает: однако, да.
Девочка явно владеет материалом.
Есть, что сказать. Сказала,  так уж сказала.
Мало кому показалось, пожалуй, мало.
Чистый продукт. Не какая-то там вода.
Он думает: как бы мне, все таки, не спалиться?
Говорит: это, может, понятно, для программиста.
Но я, если честно, не понял ваще ничо.
Можно все то же самое, для таксиста?
Он думает: куй, пока еще горячо.
И Ма говорит: да, пожалуйста. Только быстро.
Через четверть часа тут продвинутый мужичок
Будет вести занятие по тайчи.
Самая суть, напрямик, без потери смысла.
И потом, на дорожку, немножечко помолчим.

Возьмем на примере. Посмотрим на ваш вопрос.
Работа по профилю. Частный, ну да, извоз.
Деньги - на руки, ежедневно, все, в целом, честно.
Не слишком напряжно, вполне себе интересно.
Хватает на честер, хватает на шаурму.
На нормальной колонке нормальным вторым заправиться.
Хватает вполне своевременно на ТО
Свозить свою ласточку и красавицу.
Масло, фильтра, по мелочи. По уму.
Запустишь - не оберешься хлопот, потом.
Хватает менять расходники, не когда
Стучит в ходовой. Чуть раньше, не доводя.
Если следить - беспроблемная тачка, да?
Жалко скидывать. Значит, на некотором пробеге
Готовимся к капиталке, в своей телеге.
И на это хватает. Отложено, про запас.
Нормальный доход выходит, за средний час.
Потом, есть ОСАГО, транспортные налоги.
Это мелочи. Деньги валяются на дороге.
Катайся себе, спокойно, и собирай.
Расчитывай силы, и время. Работай, знай.
К вечеру запросто есть, на что взять пивка.
Накатить на стояночке, вынув ключи, пока
ГИБДД занимается бог весть чем.
Матч поглядеть на планшете, куда заказы
Приходят, покуда ты с линии не сойдешь.
А выйдешь на линию - тут же опять поступают, сразу.
Нормальная жизнь. Ты не веришь? Ну, ты даешь!
Практически, ну вообще никаких проблем!
И, после всего, нормально так остается.
Ничто, понимаешь, не вечно. Наступит день,
Тачку придется менять, это ясен пень.
И на это тихонько откладываешь, в запас.
Не единым же днем, как будто в последний раз?
Зато гордо потом, таким себе королем,
С пачкой налички приходишь в автосалон.
Имеешь нормальную скидку, и все такое.
Спасибо себе говоришь, что подумал впрок.
Живешь себе, в общем, в довольствии и покое.
И задний диванчик - довольно таки широк.
Спишь, как младенец, достав из багажника одеяло.
Не, ну, конечно, найдутся такие, каким все мало,
Каким подавай хоромы, загранпоездки,
Выдержанные вина, на стенах фрески,
Ламборджини, Баленсиагу, но лично мне
Хватает Октавии, более чем, вполне.
Тачка - огонь. Хоть бы раз пожалел, что взял...

Кстати, а как вас зовут? Володя?
Будем знакомы. Вам это знакомо? - Вроде.
Как вам такая жизнь? Весь этот вот реал?
Как перспектива, такое вам интересно?
И Володя, не будь дураком, отвечает честно:
Знаете, что? Я это в рот ****.
Работать, типа, на тачку, и в тачке жить?
Я чо, гастарбайтер, прошу меня извинить?
Если все, что ты там накосил себе,  на дороге,
Уходит обратно в работу, потом, в итоге,
Нахуй такая работа вообще нужна?
Какая-то чистая прибыль же быть должна?

Ма говорит: и зачем же вы так живёте?
Работая ради одной лишь самой работы?
Если все понимаете? Вы совершенно правы.
Здесь, безусловно, должно быть что-то еще,
Не сводимое к шкоде, честеру и харчо.
В нас есть тоска, что ни хеннеси, ни борщом
Не заливаема. Не заполнима. Не утолима.
Нечто всего вот этого вот помимо.
Просто, обычно, у всех, вместо тачки - тушка.
Которую мы обслуживаем исправно.
Кормим и поим, заводим для ней подружку,
Вывозим на море, водим ее в спортзал,
В солярий и к косметологу, на прокачку.
Наряжаем и украшаем, оснащаем, берем ей тачку.
Моем, бреем, чтобы она, в череде зеркал,
Себя ощущала, как минимум, адекватно.
У нее есть потребности - что, вообще, понятно.
Она, вообще,  достаточно своенравна.
И требововательна, сплошные: хочу! Хочу!
Потом наступает время идти к врачу.
Мы - просто невольники, в ранге простой обслуги.
Все наши, условно, возвышенные потуги
Упираются в неотменимость вот этой суки.
Механизма. Вещи. Объекта. Предмета. Штуки.
Покажите мне, что мы такое, хотя бы раз,
Сделали в жизни не ради нее, а за ради нас?
То-то. Именно. Сводится к ней,  всегда.
Если не прямо, то косвенно, иногда.
Творчество? Поиски смысла? Ну да, ну да.
Любовь? Она все это, без труда,
Обращает себе же на пользу. А мы - куда?
Мы же знаем, что это - всего только инструмент.
В нашем собственном опыте - разве что элемент.
Мы же явно не сводимся к ней, и ее заботам.
Мы - другое. Работа во имя самой работы?
В чистый ноль, без какого нибудь дохода?
Чтобы просто, все так же, бесмысленно, продожать?
Володя, вы верно сказали: да в рот ****ь.
Есть такое, которое, в принципе, не сводимо
К тушке, к тачке ли. Есть кое что, помимо
Того, что - нам кажется - делать необходимо.
Мы здесь занимаемся именно этим вот.
Как я говорила: прямой и простой подход.
Тот, кто действительно ищет, всегда найдет.
Это вполне осязаемо,  ощутимо.
Когда это чувствуешь, ты понимаешь: вот!
Облачный Бык понимает: ну, вот, и всё.
Сейчас она точно спросит, насчет обнять.
И Володя уже не сработает, твою мать.
Ма его тут же раскусит и пропасёт.
Карты на стол. Обнимашки. Что  ж, как пойдет.
Ма, конечно, слегка второпях, его  обнимает.
На секунду, немного растерянно,  замирает.
Смотрит в глаза.  Вот. What? Вот? Вот??? Вот!!!

Облачный Бык берет ее за руку и ведет.
И Ма его молча приводит к себе, в квартиру.
Думает: я затащила к себе властелина мира.
Прямо в постель. Володя. Владимир. Вот.
Все, ровно как надо, само по себе, идет.
В промежутках она у Володи стреляет честер.
Он говорит: хочешь, мы будем вместе?
Она говорит: а бывает наоборот?
Он говорит: это было чертовски сладко.
Это было красиво, изысканно и чудно.
Она говорит: это в точности,  как самадхи,
Только с телом и чувствами, как бы, "все включено".
Вроде, сущность - такая же самая, все равно,
Но так мило и странно - как будто второе дно.
Он говорит: а кстати, "все включено"...
Может, куда нибудь, прямо сейчас, скататься?
Море, старинные улочки и вино?
Она говорит: как скажешь.  Мне собираться?

Он говорит, в  белой шляпе и пиджаке
Сидя за столиком старой таверны в Риме:
Давай никуда не вернемся, а просто двинем
Дальше, и будем так странствовать налегке?
Куда тебя, милая, тянет, влечет, ведет?

Она говорит: хорошо, где я есть, ты есть.
Сегодняшним вечером - вот,  мы с тобою здесь.
Завтрашний день что-то новое принесет.
Я давно отучилась загадывать наперед.
Реши за меня: поедем туда мы, или сюда.
Не спрашивай. Я бы осталась тут навсегда.
Или где-нибудь. Просто я точно знаю:
Такого не предусмотрено. Не бывает.
Жизнь движется, и на месте не застывает.
Постоянно сама меняясь, и нас меняет.
Возникает, цветным фейерверком, и исчезает.
Это, может быть, не остановится никогда.
Поэтому я научилась простому "да",
Всем ее поворотам, движению и течению.
В этом нет ни особого смысла, ни назначения.
Просто танец, себя же танцующий в никуда.
Я смотрю на все это из неподвижной точки.
Здесь я дома, и словно выглядываю в окошки,
За которыми - может, снежинки, а то листочки,
Солнце ли, дождик. И ладно, и пусть бы так.
Чего я хотела бы? Именно, чтобы, как
То или это, конкретно, происходило?
Меня бы, мне кажется, мало, что удивило.
Поэтому - все, что захочешь. Мне не в напряг.
Облачный Бык говорит: да, кажись, в духовке
Самую малость кого-то передержали.
Может, тебе ничего послаще морковки
До сих пор отведать просто не предлагали?
Это вполне поправимо. И, кстати. Вот!
Вопрос на засыпку: собственно, как насчет
Разницы между, допустим, "сейчас" и "здесь"?
Нет ее - как ты считаешь? Или же есть?
Подожди. Не спеши. Не торопись с ответом.
У нас будет время поговорить об этом.
Не видишь особой нужды в перемене мест?
Ты мне позволишь идеи твои, о боге,
Расширить, слегка? Как тут, в Риме, насчет антика?
Облачный Бык восседает в пурпурной тоге
На той же террасе, с видом на ту же реку:
Кстати, тебе чрезвычайно идет туника.
Вверх по Тибру, под бой барабана, идет трирема.
Закатное солнце сияет в бронзе щитов и шлемов
Ослепительным отблеском. Ма говорит: oh, my...
Володя смеется: э, равностно принимай!
Может, закажем устриц? Сентябрь, пора.
Ма говорит: ой, нет. Может, все - игра,
Но все таки, чувствоввть чью-то там смерть, во рту...
Ма глядит на щиты, закрепленные на борту.
Облачный Бык говорит: ладно, чем тебя соблазнить?
Ма отвечает: ничем. Я прорашиваю пшеничку,
Гречку... Овощи, фрукты. Это вошло в привычку.
Ой, подожди! Я падка до голубики там, и клубнички!
Облачный Бык подзывает, небрежным жестом,
Подавальщика. Шепчет чего-то, ему на ухо.
Золотая монета, вспыхнув закатным блеском,
Переходит, проворно весьма, из десницы - в руку.
Облачный Бык смакует свое вино.
Не думаю - шепчет. Не лучше, но и не хуже.
Впрочем, все это было давным-давно.
И без такой изумительной спутницы, вот, к тому же...
Он сует десницу под стол, копошится долго.
Вытаскивает, вроде как, ящерицу, но только
Крупнее, и - что ощутимо - весьма древнее.
Он осторожно держит его за шею:
Это - птенец птеродактиля, погляди.
Можешь погладить. Только вот он кусачий.
Зато совершенно всамделишный, настоящий.
Ма говорит: oh, my... А можешь его обратно
Вернуть, в утерянный рай? Ему же ведь неприятно.
И Облачный Бык, динозаврика засовывая под стол,
Говорит: я даже не знаю, как я тебя нашел.
Ма, смакуя клубнику, почти невозможную, в сентябре,
В Древнем Риме, ему отвечает: в твоей игре
Быть частью - это такое счастье!
Звенящее, где-то, в самом моем нутре.

Облачный Бык говорит: а как насчет древних тайн?
Может, тебе бы хотелось  познать чего-то?
Можем, к примеру, понаблюдать работу
Строителей пирамид. Да ладно, что пирамида?
Можно поглубже. Как тебе Атлантида?
Могу тебе рукопись Войнича почитать.
Сам не помню, как это меня создать
Угораздило. Как-то пробило, вот,  для забавы.
Там такие - где, не скажу - но такие травы!
У вас тут сравнительно скучно, таких не сыщешь.
А там... вот, бывает, разочек пыхнешь,
И можно за профнепригодностью закрывать
Криптоаналитические отделы...
Короче. Если желаешь чего узнать,
Не стесняйся. Спрашивай, все, что хотела, смело.

Ма говорит: ты конечно, в плане дизайна
Попросту бог. И, кстати, в постели тоже.
У тебя две снежинки, случившиеся случайно,
Одна на другую нисколечки не похожи.
Все, что делаешь ты, поистине уникально.
И все это, милый, все же - одно и то же.
Есть только одна, удивительнейшая тайна:
Как именно ты всем вот этим, меня включая,
Притворяешься. Представляешься. Превращая
Воду в вино. Чтобы потом - обратно.
Чудны дела твои. Просто невероятны.
Ты предстаешь пред собою же, боже мой,
Амфорой, бронзой, клубникой, туникой, мной,
Птеродактилем, Тибром и крепостной стеной,
Весьма осязаемой дымкой, из пустоты,
Соткавшись. Так можешь только ты.
Каких мне, скажи, еще пожелать чудес?
Какой мне еще не хватает, для счастья, тайны?
Достаточно, более чем, для меня одной.
Ты прямо сейчас мне мерцаешь звездой с небес.
И трогаешь, под столом - вроде, как, случайно.

Облачный Бык говорит: ты, давай, потише.
Сфинкс рассмеется, иначе, когда услышит.
Не стоило мне пирамиды упоминать...
Ма не в курсе. И, в общем, не прочь узнать.
В каком это смысле? Причем, вообще, тут сфинксы?
Он отвечает: ну, в общем, такое дело.
На некоторой скале, близ Абу-Симбела -
Это в Египте - выбита надпись. Да, было время!
Ты не поверишь, но в древности на планете
Не было даже подобия интернета.
Коммент запостить, об ту пору, можно было
Разве с помощью долота. Или, там, зубила.
От того и писалось сравнительно лаконично.
Не откатить ли, вот? Было бы прям отлично.
Короче, там пишут: когда человек узнает,
Что движет звездами - верно же понимают! -
Сфинкс засмеется,  и жизнь на земле иссякнет.
Поэтому ты осторожней. А то все крякнет.
Что всем этим движет, узнала - сиди, молчи.
Не стоит, пожалуй, прямо кому попало,
Все же, от подлинной тайны давать ключи.
У меня тут настройки собьются - пиши пропало...

Ма говорит: кому надо, давно открыли
Этот так называемый твой секрет.
...Любовь, что движет - да, да! - солнце и светила...
Слил еще Данте. Сливу семь сотен лет.
Или вот, похоже, примерно, опять, про то же,
Как говорит у нас тут один мудрец:
Happiness is peace in motion.
Peace is happiness at rest.
Короче,  спалился ты, милый. И молодец.

Облачный Бык,  задумчиво в звездные глядя выси,
Говорит: а светила-то, кажется, несколько подзависли...
Может быть, тем, что приводит их там в движение
Нам с тобою заняться, если ты в настроении?
Now, indeed, there is something for us to make.
Some sacrifice, something noble, for that very sake.
Какое-то надо придать же им ускорение?

Ма просыпается. Не открывая глаз,
Слушает шум прибоя и ветер в пальмах.
Она больше не помнит, где там, в последний раз,
Засыпала, и как вот сюда попала.
В Володе, определенно, есть стиль и класс.

Облачный Бык отряхивает песок
С лотосных стоп, на крыльце из простых досок,
Утренним солнцем еще не вполне прогретом.
Успел искупаться. Стоит в дверях, неодетым:
Кстати, а там у тебя не осталось дел?
Может, что нибудь нужно закончить и завершить?
Что-то важное? Личное? Ма говорит: no shit!
Я давно уже делаю только, что ты хотел,
От меня. Или, может быть, для меня.
С того самого - вот! - если помнишь, дня.
Ты здесь решаешь: как, чем и зачем мне жить.
Облачный Бык говорит: ты вела сатсанг.
У тебя получалось. Честно. Уж я-то знаю.
Иных загляну послушать - сижу, скучаю.
Ладно, думаю, пусть. На доске, все одно  - цугцванг.
Ты была у меня особая, не такая.
Может,  давай соберем тебе стадион?
Собственный ашрам? И жаждущих истины приведем?
Это - запросто, все это делается на раз.
Это я же, в конце-то концов тут, народных масс
Предположительно, вроде бы как, пастух.
По сходной цене, в удобной для потребления
Расфасовочке будешь им впаривать божий дух.
Утолять, в общем, горние чаянья и стремления.
Ма отвечает: а что, без меня - никак?
Как-то же, раньше, ты, вроде бы,  обходился?
Какой же нибудь обязательно находился
Не додумавший, кое чего, до конца, простак,
На вот это который повелся бы и купился?
Спасение душ человеческих, лучший мир...
Желаешь очередной  золотой кумир?
Скажи - я исполню. К худу или к добру.
Но самой мне не больно-то все это по нутру.
Когда у кого-то действительно есть вопрос,
Приходит ответ. Я знаю. Ведь я была
С обеих сторон невидимого стекла.
Приводи, кого хочешь. Отвечу и обниму.
Но если ты честно спросишь меня саму,
Это нужно лишь тем, кто, в общем, вполне дорос.
А продолжишь - придется мне прямо тебе сказать:
Я, кажется, переросла этот детский сад.
Это просто случилось, естественно, без труда.
Твоей милостью. Точно не помню уже, когда.
Ты играешь с собою же в прятки. Тебе решать,
Как именно правильно следует совершать
Весь твой этот mass-murder-and-suicide.
Я - твоя, если что. Step-by-step , sweetheart. Side-by-side.

Облачный Бык размышляет:  чем же ее пронять?
Ладно, а может, попробуем совместить
Приятное с душеспасительным? Тут стоит,
Готовая к выходу,  яхточка у меня.
Откроем, где следует, запись на  наш ритрит?
Давненьнко о чем-то подобном уже мечтал.
На мостике постоять,  покрутить штурвал.
Почесать бороденку, и трубочку покурить...
Ты будешь, время от времени, говорить,
А в основном, как ты любишь - сидеть, молчать.
Ну, и environment,  чтобы нам не скучать.
Ма говорит: для богатеньких? Или как?
Облачный Бык отвечает: а что не так?
Тоже ведь плачут. Ну, хочешь, возьми своих.
Того, гиканутого. Вроде бы, норм чувак.
Ма говорит: пожалуй. Давай рискнем.
Сеттинг ему поменяем, потом взглянём,
Да и ему самому, заодно, покажем,
Кто он такой, и что, в самом деле, он.
Только - давай не сегодня, а завтра, скажем.
Я не успела вполне насладиться вот этим пляжем.
Побудем вдвоем? Хотя мы, конечно, знаем,
Что этот остров, что этот остров необитаем...

Ма говорит, печально: ну что, провал?
Облачный Бык кивает, и пожимает
Плечами. Говорит: да бог его, в общем, знает,
Что он себе там такое ходил, искал.
У того, гиканутого - ровно наоборот,
Противоположные,  скажем так, ощущения.
Ему довелось поучаствовать в приключении.
Он побывал на Крите и на Сицилии.
Он загорел и слегка бородой оброс.
Какой бы он там ни придумал себе вопрос,
Ответы буквально сыпались, в изобилии.
Да и ладно, с ответами. Жизнь, наконец, пошла.
Он встретил того, с кем будет вести дела.
На уровне, о котором, располагая опытом,
Говорят, почти исключительно, тихим шепотом.
И, самое главное. Ну, наконец. Она!
Все сошлось. Все сложилось. Судьба. О, какая встреча!..
Ма говорит: не понял, ну, ни хрена.
Пошел себе странствовать дальше, в пространстве сна.
Иметь такой шанс - и просрать его так беспечно...
Облачный Бык утешает, уж как умеет:
Jedem das seine. Может, еще успеет.
Возраст,  такое дело. Не наигрался.
Поэтому так вот, по-глупому, и попался.
Ма говорит: да если б он только знал,
Кто там, с трубкой, на мостике, крутит, стоит, штурвал...
Облачный Бык говорит: хоть бы как, просрал.
Надежды, конечно, какие-то подавал.
Ну что ж, подкачал. Бывает. Провал, провал.
Ма хочет узнать: милый, ты изнутри
Успел же, конечно, вполне разглядеть засранца.
Десять дней по десять часов наших медитаций....
Там что, вообще, вот совсем, никакого шанса?
Облачный Бык уверенно говорит:
Нет и не было. Кроме смены скинов, локаций,
Прокачки до верхнего уровня аватара,
Ничего его больше не интересовало.
Так что можно, пожалуй, пока что, о нем забыть.
- А как остальные? Ма очень хотелось бы, чтобы вот
Ну, хоть кто нибудь, все таки понял ее подход.
Хотелось бы поделиться и передать,
То, чего слишком много, одной, для нее самой.
То, что просто течет, безостановочно, через край.
Делись-не делись, отдавай тут, не отдавай,
Слишком много любви. Кто  сможет ее принять?
И Облачный Бык говорит: я забрал домой
Кое кого. Можно не уточнять?
Тебе же не обязательно это знать?
Ма говорит: спасибо, любимый мой.
Вся в слезах, бросается, тут же, его обнять:
Давай иногда это заново повторять?
Время от времени? Чтобы не основать
Религию? Можешь их подбирать,
На свой вкус? Которым пора узнать?
Облачный Бык отвечает: им всем пора.
Просто это, ну, знаешь, такая себе игра.
Ставки такие - не всякий готов принять.
Но я постараюсь, кого-нибудь, подогнать.
Кстати, яхта, похоже - не то, чтобы наш формат.
Ты согласна? Мне кажется, это довольно ясно.
Вот, помнишь, допустим, морщинистый мастер Бо...
Слезки катятся дальше. Ма восклицает: О!
Кстати, как он там? Он же ведь явно в конце игры?
Облачный Бык говорит: он сошел с горы.
Кто встретил его - тем мало не показалось.
Ты теперь получаешься, как бы, вместо него.
Таких у меня не прям через одного.
Я бы сказал, практически никого.
Спасибо, что ты нашлась. И что ты осталась.
И нам тут осталась еще кой-какая малость.
Все таки надо уже, наконец, решить,
Как мы, и где мы, собственно, будем жить?
Есть у тебя такое, о чем мечталось?

Ма говорит: покуда меня касалось,
Ты прав, я, порою действительно задавалась
Вопросом: а, собственно, дальше что?
Проснулась таки, пробудилась и осозналась.
А дальше? Куда ни посмотришь - не то, не то.
Понятно, что значимость, ну, так сказать, лайфстайла,
Каких нибудь там декораций - весьма упала.
Я даже татушки бить себе перестала,
Это - зная меня - уже говорит немало.
Но все же? Вопрос потихонечку нависал.
Никто на него мне толком не отвечал.
Временами мне вспоминался Нисаргадатта,
Который все понял, все бросил, и в тот же час
Побрел в Гималаи, пешком, чтобы еще раз
Понять,  где-то там, посреди своего пути,
Насколько бессмысленна вся эта клоунада.
С пол-дороги вернулся в свой грязный родной квартал,
И до старости там самокрутками торговал.
Вот это,  в моем понимании, высший класс.
Потому что наш дом - он внутри, не снаружи нас.
То, что все мы тут ищем - если оно сильнее
В Гималаях присутствует, нежели, чем в Бомбее,
Сиднее,  Саратове, Кракове, Канаше -
Значит, кто-то не понял совсем ничего, вообще.
И тут не поможет, по-моему, никакая
Святая София, Мекка или Бодхгайя.
И вот, я сижу, это думаю, вся такая,
А жизнь продолжается,  словно бы намекая,
Что так или эдак, придется ее прожить.
И вот именно как - пора бы уже решить.
И все, что я знаю - что я ничего не знаю.
Нечем, некому, незачем, некуда положить
Какую-то цель. Я решила на все забить,
Все идеи свои про "где" и про "как" забыть,
Жить себе, в now. В день, попросту, ото дня,
Отвечая - всему, что приходит ко мне - сполна.
Это стало довольно естественным для меня.
Я случайно заметила даже, что отпустила
Картинку, которая мне представлялась довольно милой:
Укромная горная хижина, ручеек...
В таком - ты, наверное, знаешь - даосском стиле.
И другую, про необитаемый островок.
Картинка-картинкой, а землю сто раз открыли,
Перелопатили и перепродали, замостили,
Застроили и трубопроволы проложили.
Ну, в общем и целом, практически отменили
Такие сценарии. Даже бы если нет,
И все это было бы как-то осуществимо,
Я знала внутри, с полной ясностью: это - мимо.
Стремиться к такому... ну, как тебе объяснить?
Кончился, словно, какой-то завод пружины,
Прежде куда-то толкавшей меня, с нажимом:
Чего-то добиться, чего-нибудь изменить...
Просто внутри навсегда оборвалась нить.
И я вдруг поняла, что теперь начинаю жить,
По-настоящему. То есть, не чтобы что-то,
Каждый день превращая в бессмысленную работу,
В шаг наверх по ступенькам, упорно скользящим вниз.
Я впервые с таким удовольствием ела рис.
Я могла весьма увлеченно стирать белье.
Это все было - жизнь, это было теперь мое.
Приходило само, подхватив меня, словно в танце.
Исчезало, меняя оставляя в пустом пространстве,
Которым я, в общем-то,  собственно, и была.
Я ничего не искала и не ждала.
Чтобы жизнь,  например, продолжалась - или прошла,
Поскорей. Это были ее дела.
И она для меня становилась, какой могла.
Я просто смотрела, как она танцевала.
Потом я глаза закрывала и пребывала
В своей изумительной внутренней тишине.
И вот так, до конца своих дней, вполне
Могла бы и продолжать, не случись ты мне.
Я честно не знаю, к чему бы тут, на земле,
Стремиться всерьез. Фантазия на нуле.

Проснувшись наутро в укромном простом шале,
Ма ладонями трогает старое дерево, грубый камень.
Стоит на пороге, босыми еще ногами.
Слушает медленный, ласковый ручеек.
Может, останемся здесь? - предлагает бог.

Я бы хотел иногда приглашать гостей,
Разнообразных уровней и мастей.
Мне, пожалуй, не лишним стал бы какой-то адрес.
Швейцарские Альпы не хуже, чем тот Бенарес.
Ты не против, порой, кой кому, заварить чайку?
Ма говорит: я еще им и блинчиков напеку.
Он думает: вот. И она, и она туда же.
Он, наконец, вспоминает о той, лежащей
На заднем сиденье виды видавшей шкоды.
Властелина мира сделавшей из Володи,
На пару часов. И на пару часов еще.
Два часа - он думает - это довольно долго.
Когда, так сказать,  ты тут играешь бога.
Вечность - штука такая. Сходи,  измерь.
Переложи - в секунды или часы.
Он думает: ладно, все хорошо, не ссы.
Успеем. Он обнимает Ма. Они смотрят в дверь,
Где сосновые ветви качаются на ветру.
Ма говорит: я буду здесь жить, и потом умру.
If that be your will, Володя. May that be true.
Она чувствет то, что никак не умеет сказать словами.
Щенячьего счастья - и да, щемящей печали,
Пополам, ровно поровну, выдержанную смесь.
Это было знакомо и раньше, но так, как здесь...
Ваби-саби, она вспоминает. Что есть, то есть.
В чистом виде. Вот так оно, с божествами
Вступать в чрезвычайно близкие отношения.
Облачный Бык говорит ей: ну, с днем рождения.

Есть еше, кое что, что нам следует обсудить.
Он толком не знает, как это преподносить.
И Ма, вдруг, сама,  говорит: я знаю.
У тебя, Володя, конечно же, есть другая.
И она у тебя, разумеется,  не одна.
Только, знаешь, чего? Я тебе не жена.
Не любовница, вовсе. Даже  и не подружка.
Я у тебя такая себе игрушка.
Которых ты налепил себе - oh, my God.
И не знаешь теперь, как все это вернуть назад.
Считай меня тайной сообщницей. Я - твоя.
Бок о бок, господь мой и бог. Только ты и я.
Облачный Бык испускает вздох облегчения.
Кое кому засчитано просветление.
Можеть это принять - может принять любое.
Я могу иногда оставить тебя в покое,
И заняться своими другими совсем делами?
Не уделяя тебе полноты внимания?
Ма говорит: разумеется. Ты иди,
Когда и куда тебе надо. Но, подожди,
Скажи мне, любимый, куда ты можешь уйти,
Если я тебя знаю, как прямо свое же Я?
Оставь это тем, кто не поняли нихуя.
Ты всегда у меня внутри. Я всегда у тебя внутри.
Мы - единое целое, что тут ни говори.
И все таки, милый, я девочка. Я спрошу.
Кто она? Кто они? Чем ты, меня помимо,
Занимаешься, в жизни? Давай, я вполне терпима.
Облачный Бык отвечает: ну, прямо таки, сейчас
У меня есть одна визажистка и поэтесса.
Еще - танцовщица, умелица боди-дэнса.
Обеих немножечко надо бы подтолкнуть,
Чтобы встали, таки, на истинный, верный путь.
И, знаешь, исходная точка диктует средства.
Ма говорит: это мило. Тащи сюда.
Втроем, вчетвером - всё это ерунда.
Ты мой, навсегда. Как и я - твоя, навсегда.
И это не изменить, никаким соседством.
Облачный Бык пребывает, пожалуй, в шоке.
Кое кто не имеет потребности в альпенштоке,
Веревке, страховке. Она уже на вершине.
Тут все, как один, мечтают себе о джинне,
Который исполнил бы, все таки,  их желания.
Ма на каком-то немыслимом уровне понимания.
Он думает: ну вот откуда она-то знает,
Что джинн совершенно естественно исполняет
Желания, больше каких уж давно здесь нет,
Тому, кто из царства теней перешел во свет,
И в ком обретение вызовет, разве что,  пожимание
Плечами: ну, есть - значит, есть. Если нет - так нет.
Он думает: дам ей, чего она пожелает.
Пусть себе в благодати, действительно, пребывает.
Спросит - получит. Да только вот, вряд ли спросит.
Может, мне предложить? На чем их там всех заносит?

Он говорит: а кстати,  а как насчет,
Допустим, в какой-нибудь форме, литературы?
Искусства? Может, напишешь чего, с натуры?
Музыки? Это же запросто всем зайдёт.
Я, понимаешь, издатель, в каком-то роде.
Продюсер, промоутер. То есть, как бы, вроде
К вершинам успеха запросто продвигаю,
Что стоящим продвижения полагаю.
Это не обязательно предполагает
Прижизненного признания и успеха.
Но вечности все это, в общем-то, не помеха.
Создать что нибудь, что будет потом из века
В век служить образцом и  мерилом для красоты,
И которое сотворить могла только ты,
Представляешь? И Ма говорит: ну, да.
Задача, по мне, не стоящая труда.
Это старая многоходовочка. Как сказать?
Я много смеялась, когда довелось понять.
Вот, кто-то мечтает себе просветленным стать.
Истину там, красоту и любовь познать.
Обрести, так сказать, в своем сердце источник счастья.
Зачем? И что дальше? Конечно же, передать
Другим, чтобы те бы прониклись и восхитились.
Разглядели в носителе чистую божью милость.
И сказали бы: да. Эта девочка, божьей властью,
Имеет, чего - и умеет, таки, сказать.
И каждый готов ей заново подтверждать:
Ты в полноте знаешь то, что мы - лишь отчасти.
И, вот тогда, по сценарию - счастье, счастье.
Когда кто-нибудь, все таки, видит в тебе фигуру
Мудреца и святого. То есть, когда ты - гуру.
Само по себе, человеческое внимание -
Наркотик, с довольно стремительным привыканием.
Пленительный, сладкий и смертоночный яд:
Я есть то, что они обо мне, все там, говорят.
Ищешь в ком-то себе подтверждение пробужения?
Добрых снов. Еще долго, до дня рождения.
Подарок ты распакуешь наедине
С собою самим. Хватит тебе, вполне.
Когда, наконец, узнаешь - ты будешь знать.
Без малейшей необходимости подтверждать.
Ты станешь, скорее, искать, как отдать, чем взять,
Имея в избытке. Не требуя чей-то взгляд,
Чтобы себя почувствовать тем, что есть,
Забывая, что значит "признание " или "честь".
Я могу написать пару строк. Но, зачем, скажите?
Все давно уже есть, например, в Аштавакра-гите.
В безупречном, понятном, ясном вполне санскрите.
Кто имеет добавить чего-нибудь, от себя -
Пусть попробуют. Я говорю, любя.
А до прочего - бледным копиям с here-and-now
Не превзойти твой чудесный оригинал.
Тема творчества, милый, похоже, вполне закрыта.

Облачный Бык говорит ей: а кстати, кстати!
Раз уж, тобою, таки, Аштавакра-гита
Была упомянута, вкупе со всем санскритом -
Не желаешь ли ты сподобиться благодати,
Посетить те местечки, что вроде бы, как бы, святы?
Завтра проснёмся там, где захочешь ты.
Ришикеш? Варанаси? Вриндаван? Аруначала?
Гора, на которую ты поднималась,  пока искала
Себя ли, меня ли?  С тобою - в любые дали.
Купим карту, и все, что мы посещали,
Кружочками по вечерам будем обводить,
Решая, куда же нам завтра с тобою плыть.
Ма как-то ему по-серьезному говорит:
Можно вопрос? Ты уж только ответь, как есть.
Там оно правда больше тебя, чем здесь?
Он отвечает: проехали. Ты права.
Я поспевать за тобой успеваю едва-едва.
С чего ни зайди, все рушится, в пустоту,
Еще на подходах. Снайперски, за версту.
А ты все еще любишь, скажи-ка мне, красоту?
Рванем во все тяжкие? Купим тебе белья,
Парфюма и сумочек, туфелек и шмотья?
Я знаю таких, с какими Баленсиага
И прочие, по сравнению - просто шняга,
Скучный масс-маркет, раскрученный ширпотреб.
Настоящим творцам бы тоже себе на хлеб
Заработать, пожалуй бы, вовсе не помешало.
Красота бы твою красоту чтобы обрамляла?

С плеч кимоно изящно соскальзывает на пол.
Ма говорит: кому-то чего-то мало?
Что-то давненько ты, кстати, меня не лапал.
Пойдем-ка, любимый, залезем под одеяло.
Красота - это шишки, разбросанные вокруг.
Красота - это каркнувший ворон, вдруг.
Красота - посмотри - вот эта простая чашка.
Красота - это камни, утопленные в стяжку.
Красота - это старые трещины на стене.
Красота - это солнце, тающее в окне.
Красота - это я. Вся красота - во мне.
Возрази мне, любимый. Скажи своё: не вполне.
Кто-то рискует без сладенького остаться.
Или нет? Или, все таки, может статься?
Облачный Бык хотел бы не облажаться,
Но, похоже, ему повезло не на ту нарваться.
Тут явно свои законы, свои порядки.
С Ма - ни малейшего смысла играться в прятки.
Он снова и снова влюбляется, без оглядки.
Он говорит: говори. Расскажи еще.
- Красота - это ты, просвечивающий сквозь вещи.
Возвращение к точке, которую мы, конечно,
Не покидали - но чувствуем лишь общо:
Есть что-то такое за этим, включая нас.
Мы отчаянно ловим самый малейший шанс
Разглядеть, распознать тебя и заметить,
Сияющего, сокрытого, за вот этим.
Мы решаем, как чему должно быть,
Чтобы мы, наконец, могли тебя ощутить.
Мы диктуем условия. Мы говорим: вот так.
Совпадает -  красиво. Иначе - совсем никак.
Мы мечтаем и ждем, чтобы ты показался нам
Таким, что вполне соответствует образцам,
Снабженным понятной табличкою: "красота".
Тогда, наконец, мы готовы сказать: о, да!
Вот! Оно! Мы фильтуем тебя, безбожно,
Выбирая лишь малую часть, что для нас возможна
К пониманию и осмыслению. Иногда.
Так мы устроены. И, наконец, когда
Все совпадает и сходится, вот тогда
Мы наконец-то, находим самих себя,
Отраженных, снаружи. Чувствуем: красота.
Поэтому - Ма говорит: я за простоту.
Вот кружка. Простая керамика, без прикрас.
Вот это как раз по мне, это в самый раз.
Давай поглядим, что тут еще у нас?
Ну, вот, например, на стене, над столом, картина.
Дохлая рыба и хрупкий весьма фарфор.
По-моему, это не слишком-то совместимо.
Really, don't know,  what it was pictured for.
Из кружки, когда мы закончим, я буду пить.
Мизинчика не оттопыривая, кстати.
Мне нравится это, которое можно жить.
А не то, на которое надо молиться, в любом формате.
Снимем отсюда безжизненный натюрморт?
Он вздыхает: if only you knew it's worth...
Семнадцатый век. Фламандия. Раритет.
Чуть дороже всего шале. Ладно. Нет, так нет.
Облачный Бык, сняв со стены картину,
Взгляду любимой подставив не только спину,
Но и то, что пониже, тычет перстом: гляди,
Вот тебе ваби-саби. Там, позади,
Дверца. Из досок, от времени потемневших.
Ма говорит: а можно взглянуть? - Конечно.
- Красиво, в моем понимании. Это что?
Облачный Бык отвечает: я здесь беру,
Когда возникает такая потребность, денег.
Ма говорит: то есть, это, как будто, сейф?
А можно ключи, или код, заглянуть вовнутрь?
Облачный Бык говорит ей: гляди. Открыто.
I'm not just a beauty. I'm safety, as well, itself.
Ма открывает. Ее ослепляет свет,
Сиюящий в прорези, сорок на тридцать пять.
Ма точно не знает, что следует здесь сказать.
А откуда? Там деньги берутся, имею сказать, в виду?
Облачный Бык говорит: ну, как? Я их туда кладу.

Он думает: ладно, чего уж. Зачет, зачет.
Хотя нет, кое что остается ведь, подожди.
Как там насчет, допустим, весь мир спасти?
Война, нищета, насилие, эпидемия,
Голодомор, цунами, землетрясения?
Что-то же кто-то же должен же предпринять?
Может, на эту повесточку подписать?
Облачный Бык излагает печальную перспективу.
Она говорит ему: знаешь, чего? Паршиво.
Мне не по вкусу. Лучше бы - всё иначе.
И все таки, все это - ну, не моя задача.
Есть причины и следствия. В самую глубь веков
Уводящая цепь отпечатавшихся следов,
Всевозможных ходов, всех ладов там, и неладов,
Поместившая нас, телочек и бычков,
В точку, где сходятся линии, ну, судьбы.
Себя завершая, надеюсь. Как будто бы.
В этой точке присутствует еле заметный шанс,
Чтобы все стало как-то
иначе, на этот раз.
На пробуждение, выход и возвращение
Домой. Из игры, которая свой баланс
Сводит в любом, отдельно взятом, мгновении -
С учетом всего, что вне нашего разумения.
Отсюда, конечно же, ропот и возражения.
Но, полагаю, будь нам понять дано
Совокупность всего, что было совершено,
И требует возмещения и сведения
Счетов, так сказать: закрытия, разрешения -
Едва ли бы мы говорили свои "да, но..."
Мы видим фрагмент, усеченный со всех сторон.
Баланс совершенно, в каждый момент сведен.
Не любишь терять - ну что ж, не садись играть.
Чтобы выйти из-за стола, можно просто встать.
Хватит с  меня! - однажды себе сказать.
Просто закончить, и больше не продолжать.
Как именно? Ма предназначена отвечать.
Ма не желает, чего бы то ни было, продавать.
Спасать, убеждать - примером или советом,
Проповедовать, то или это, увещевать.
У Ма есть простая работа: служить ответом.
Ей было поручено это, и только это.
И больше она не готова ни дать, ни взять.

Облачный Бык задумчив. Всё так, все так.
Но целую жизнь прожить - не совсем пустяк.
Он думает: надо бы чем-то ее занять.
Было бы странно все время сидеть в самадхи.
Тогда уж - ныряй в глубину, да и взятки гладки.
Только тебя и видели, так сказать.
Он видит, что в Ма остаются еще остатки
Того, чему должно быть прожито, пережито.
Время от времени можно вести ритриты.
А все остальное? Завтрашний день опять
Наступит.  Чем его заполнять?
Он знает, что это - его, не ее проблема.
Перед ним предстает существенная дилемма.
Он знает, что прямо сейчас её может взять,
Насовсем. И она будет счастлива - не вопрос.
Но гармония мира словно бы требует продолжения.
Предложение явственно определяет спрос.
Облачный Бык, все так же задумчиво, говорит:
Это место - скажи мне - ты будешь его любить?
Я уже влюблена, избыточно и сполна.
Это  так странно: мечта осуществлена -
После того, как была совершенно оставлена...
Он говорит: я должен предупредить,
Кое о чем. Чтобы жить здесь, придётся жить.
Это - не рай. Эту печку надо топить.
Дрова придется таскать и потом рубить.
Вода в ручейке - из горного ледника.
Чиста и прозрачна.  Придётся её носить,
Чтобы сделать чайку, и чтобы обед сварить.
И это не все. Чего здесь уж точно нету -
Электричества. Ну и, стало быть, интернета.
Ты, любимая, правда готова на все на это?
Когда от своих ежедневных забот, хлопот
Ты вырвешь часок, посидеть себе, в тишине,
Со мною - заочно ли, очно - наедине,
Ты будешь, конечно же, счастлива, да, вполне.
Будешь ли ты - все остальное время?
Счастье, порою, ты знаешь, такое бремя...
Ма говорит: этой теме уже едва
Не тысяча лет. Носить воду, колоть дрова -
До просветления. После - колоть дрова,
Носить воду, как говорит молва.
Я понимаю возникшее затруднение.
Ты нашел вполне замечательное решение.
Я буду счастлива. Ты не переживай.
Я не очень, ты знаешь, спешу,  поскорее в рай.
Лучше, давай ты решишь, за меня - когда?
А пока у меня остается еще вода,
Чтобы носить, и дрова, чтобы их колоть,
Я продолжу. Покуда мне снится вся эта плоть,
Займем, так сказать, все вот это, полезным делом?
Покуда не исчерпается, до предела,
Пока не растает, полностью, в тишине?
Такая судьба устроит меня вполне.
Спасибо, любимый. Ты знал, чего нужно мне.
Он думает: слишком она хороша, чтобы, как всегда:
Вода и дрова. Дрова и опять вода.
Тут можно придумать, кое-чего, гораздо
Поинтереснее. Sweethart - он говорит  -
Ты много читала. Ты разбираешь, чуть-чуть, санскрит.
Ты понимаешь, что значит vatsalya-rasa?

Ма замолкает. Это серьезно, уже, весьма.
Это вложит иные смыслы в простое: Ма.
Ма без ума от счастья. И без ума,
Только сердцем,  она говорит ему: я, сама,
И не мечтала совсем, ни о  чем таком.
Занималась любовью, с Облачным, да, Быком,
Не вполне разумея, куда оно заведет.
Облачный Бык,  как всегда,  отвечает: вот.
И Ма ощущает,  в области живота,
Что теперь все иначе. Что больше она - не та,
Какою себя ощущала м представляла.
Богоматерь, под сердцем носящая... аватар?

Она вспоминает момент наибольшего вероятия,
В который могло - и случилось, таки, зачатие.
Было бы сложно назвать его непорочным.
Скорее, наоборот - оставаясь точным,
Надо сказать:  это было весьма развратно.
Ма жмурится. Эти воспоминания ей приятны.
И все же. Ну, это же просто невероятно!
Облачный Бык доволен своим решением.
Говорит: извини, что не спрашивал разрешения.
Это станет, поистине,  разрешением
Ты не представляешь, какого скопления и стечения
Обстоятельств. Всего лишь один только верный ход,
Определяющий правильный, должный всему исход.
Он говорит: время для объяснений.
Это тело я, видишь ли, взял на время,
В аренду. Ну, скажем так, одолжила.
И хорошенько, естественно, заплатила.
Оно подлежит возврату, и скоро срок.
К тому же, признаться, недолго я выбирала.
Оно мне весьма неожиданно перепало.
Я бы нашла и получше, когда бы знала,
Как все повернется. Видишь ли, если бог
Решает порой воплотиться в земном обличии,
Плоть должна соответствовать, ради, хотя, приличия.
Ты мне построишь, родная, прекрасный храм.
Я буду в нем обитать и сиять мирам...
Ма говорит: любимый, как это мило...
Но подожди, покуда я не забыла,
Можно вопросик? А как ты себя вселила,
Каким, то есть, именно, образом, в это тело?
Просто взяла, и попросту завладела?
Как делаешь ты вот такие свои дела?
Облачный Бык говорит: ну, конкретно в это...
I fucked myself into. По-русски сказать - въебла.
В механике, в общем, особого нет секрета.
Договорилась, согласие получила,
И так хорошо исполнила свою часть,
Что в какой-то момент не осталось отдельных нас.
Единое целое, на два счастливых тела.
Я выбрала это, какое зовут Володя.
Другое пока что лежит себе, в старой шкоде -
То, в котором ты прежде, когда-то, меня узнала.
Оно тоже мне, кстати, по случаю перепало.
Досталось в наследство, можно и так сказать.
Прежней владелицы здесь уже не сыскать.
Все поняла - и решила не продолжать.
Мне, так сказать,  довелось ее провожать.
Ну, я и подумала: что ж, отчего не взять?
Оно мне весьма добросовестно послужило.
Все, чего я хотела - я полностью получила.
Включая тебя. Оставлю его себе,
Про запас. Кто знает, как там, в судьбе,
Сложится? То есть, на случай, на всякий-разный.
Инструмент, я сказала бы, прямо таки прекрасный.
Ма говорит: однако! Примерно ясно.
И Володю тебе, значит, все-таки, возвращать?
Скоро? Она отвечает: ну, как сказать?
У меня договор аренды на два часа.
Но время - такая податливая  материя...
На Элевсинские, кстати, не хочешь взглянуть мистерии?
Там, говорят, настоящие чудеса...
Ма говорит: понятно. Вопросов нет.
Просто, ты знаешь, я малость к тебе привыкла,
Именно в этой вот самой, мужицкой форме...
Но я понимаю. Скоро я буду в норме.
К тому же, теперь ты вот здесь, у меня внутри...
Ма нежно ладонью касается живота.
Ты успеешь мне объяснить, все, что нужно знать?
Облачный Бык смеется и говорит:
Володю, конечно, пора бы и возвращать,
Но у вечности - своеобразная долгота...

За окном - сливовые сумерки. В них туман
Сгущается, плотно. Облачному Быку
Становится ясно: кажется, скоро к нам
Кое-кто пожалует в гости.  Сготовь чайку?
Туман заполняет все - так, что ничего
Не разглядеть, помимо, уже, него,
За окнами. Облачный Бык открывает дверь,
Стоит на пороге, ждет. Говорит: поверь,
Этой встрече, любимая, ты будешь очень рада.
Ма говорит: предупреждать же надо!
Вот, блинчики точно никак уже не успею.
А я, между прочим, действительно их умею!
Облачный Бык говорит: знаешь, в этот раз
Блинчиками угостят, вероятно, нас.

Мастер Бо, наконец, перешагивает порог.
Облачный Бык говорит: заходи, дружок!
Решил заглянуть, напоследок, на огонек?
Бовис Таврический выглядит, словно бог:
Молод, очарователен, весь на стиле.
Только вот расплывается, то и дело,
Собирается заново - в дряхлого старика,
Не слишком успешно себя уплотняя в тело.
Кое-как обнимает Облачного Быка,
Говорит: да, похоже, родная, совсем приплыли...
И Облачный Бык проходит его насквозь.
У Мастера Бо по щеке сползает слезинка.
Так они оба долго стоят, в обнимку,
Пока Ма разливает чай: ну, ведь, все же, гость.
Облачный Бык говорит: знаешь, мне пора.
Я вам, скорее, буду здесь лишь мешаться.
Еще, не дай бог, начнете меня стесняться.
Есть важное дело - и лучше не отвлекаться.
Вы точно найдете, чем вам себя занять,
Без меня.  Ну, как, то есть, без меня?
Он бережно Ма поглаживает живот
Мужскою ладонью, привычной весьма к обхвату
Предметов, примерно, диаметром как баранка:
- Мастер Бо пришел поклониться тому, что свято.
Перед тем, как растаять туманом, в верховьях Ганга.
И Володя здесь - лишний. И даже, возможно, Вот!
К тому же - смеется - ты знаешь. Я не могу
Весь день тут, безвылазно, просто сидеть с тобой.
Мне надо хотя бы кого-нибудь, да убить.
Я - охотник и воин, а вовсе не  паразит.
У меня есть работа. Так что, я побегу,
Вас оставляя, наедине. С собой.
Бо, любимый! Тобою проигранная игра
Здесь, наконец, действительно завершается.
Но ты погляди только, как она продолжается!
У вас тут вся ночь, до самого до утра.
И Облачный Бык, сквозь Бо проходя опять,
Тает в тумане, оставив попытки его обнять.

- То, зачем я пришел, неуклюже звучит словами.
Можно, мы посидим с тобой, в тишине?
Дряхлый старик перед будущей богомамой
Опускается на колени: Ма, ты позволишь мне?
Он прижимается ухом, виском, щекой,
Осторожно и трепетно. Слушает тишину.
Замирает, уходит в предельную глубину,
На целую вечность, в безмолвие и покой.
Отстраняясь, качает морщинистой головой,
Будто бы недоверчиво, удивленно.
Прижимается снова, кивает, глядит влюбленно,
Вдохновенно, восторженно, радостно, изумленно,
Переполненный счастьем, от счастья едва живой.
Поднимает - в благословении? - два перста,
Сложив остальные.
Ма знает: такая мудра.
Вот только не помнит, что она означает.
Пожалуй, погуглить, при случае, будет мудро.
Все таки Ма не настолько еще проста,
Как умеет казаться. И как сама желает.

Ни слова ни говоря, мастер Бо потихоньку тает.
Подмигивает, опять головой качает.
Последней в тумане таинственно исчезает
Эта вот самая мудра, где два перста.
Ма садится к столу. Чашки с чаем не остывают,
Почему-то.  И вдруг она понимает:
Отчаянно хочется есть. Иногда бывает.
Теплые блинчики стопочкой громоздятся
На тарелке. Похоже, действительно, угощают.
Иначе откуда бы им вообще тут взяться?

Он приходит под самое утро, довольный весь,
От каких-то своих танцовщиц и поэтесс:
- Как наш туманный старец, чего сказал?
- Ничего, представляешь? Он как на колени пал -
Полночи в благоговении простоял,
Качал головой, улыбался и ликовал.
Напоследок оставил нам с блинчиками тарелку -
Я, как будто, свою половину съела,
Но их там, по-моему, столько же, сколько было.
Так что, милый, давай, налегай, подкрепляй-ка силы.
А, и вот! Перед тем, как растаял, и был таков -
Показал мне какую-то мудру, из двух перстов.

Облачный Бык говорит: хорошо, не из одного.
Ма смеется: да ну тебя! Ну ничего святого!
А мне, между прочим - рожать от тебя, такого.
Ты как? Не напрасно сходил? Завалил кого?
Облачный Бык делает мудру: во!
Налицо, говорит, заметный весьма прогресс.
Довольно таки неплохо пошел процесс.
- Ты хоть обо мне, там, в процессе-то, вспоминал?
- Да, ты знаешь, весьма обстоятельно размышлял,
Как тебя правильно будет ввести в курс дела.
- И в чем затруднение? Ты же такое делал,
В течении вечности, сколько, скажи мне, милый?
- И оно каждый раз по-разному выходило.
Божеству, понимаешь, непросто весьма принять
Телесность - и чтобы божественность сохранять.
Практически все - скажу тебе сразу прямо -
Зависит, всегда, и почти целиком - от мамы.
А кстати, какую там мудру показывал наш старик?
Ведь, наверняка же, со смыслом, и неспроста.
Ма поднимает, как видела, два перста,
Сложив остальные. Облачный Бык привык
К знамениям, таинствам, символам, недомолвкам,
Которыми плотно набита, увы, духовка,
Как будто нельзя напрямик, без обиняков.
Но его заставляет задуматься, вновь и вновь,
На что мастер Бо намекал им, прощальныс жестом?
Он встает на колени, щекой прижимаясь к месту,
Где идет полным ходом уже строительство храма.
Как  странно - он думает. Скоро скажу ей: мама.
До него вдруг доходит. С улыбкой на пол-лица,
Он встает, бормоча: ну, действительно, все логично.
Просто такое - впервые, и непривычно...
Короче. Ты знала меня и как телочку, и тельца.
В тебе меня - два,  замечательных близнеца.
Мальчик и девочка, милая. Все отлично.
И он повторяет мудру мастера Бо.
Простоту иногда бывает понять слабо.
Ма охает, и опускается на кровать.
Прячет лицо в ладони, не в силах встать.
Как это все вместить ей? Как быть под стать
Тому, что она только силится осознать?
Любимый, пора уже что-нибудь объяснять...

Он говорит: мне нужно сперва понять,
В точности, где ты находишься, на пути.
Все начинается с точки, в которой - ты.
И ты для меня - загадка, спешу признать.
Я устал тебя, милая, ну, недооценять.
Я не знал и не знаю, чем тебя соблазнять,
Что предложить тебе? Что тебе может дать
Владыка - минутку внимания! - всей вселенной?
Что все еще значимо, что для тебя здесь ценно?
Чего от меня ты хотела бы, так сказать?
И Ма говорит: сделай нашему малышу -
Ой, да, малышам! - чтобы все хорошо, как надо.
Это будет вполне достаточной мне наградой.
И я никогда ни о чем тебя больше не попрошу.

Он говорит:  это просто само собой.
Божество пребывает в полнейшем всегда порядке.
Иногда увлечется, бывает, играя в прятки -
Но ты не волнуйся,  пожалуйста, бог с тобой.

Любимая, я предлагал тебе яств и питий.
Тайн и чудес, путешествий, красот, открытий.
Признания, творчества, славы и даже власти.
И ты отвечала: на что мне такое счастье?
Ты все принимала - да только не близко к сердцу.
Вот скажи, например, без меня ты вот в эту дверцу -
Он встает, открывает. Из дверцы сияет свет -
Заглянула, хотя бы разок? Отчего же нет?
Ма говорит: и чего же мне там искать?
Такого, чего ты не стал бы мне предлагать?
В чем отказал, отказался бы показать?
Назови это. Правда, ну, мало ли что, как знать?
Только не предлагай мне членства в закрытом клубе,
Ста миллионов подписчиков на ютубе,
На каждый мой выход из дома по новой шубе,
Трюфелей, начиненных икрой, в черепашьем супе,
И - что там еще ожидается,  в жизнелюбе?
Ах, да. Вечной жизни. Пожалуйста, можно не?
Я не хочу застревать навсегда во сне.
Короче, меня все устраивает вполне.
Идет себе, собственным ходом и чередом.
Я знаю секрет. Это, то есть, не я же в нем
Нахожусь. А, напротив, оно - во мне
Проплывает, как облака в окне.
А я наблюдаю их, не покидая дом.

Ты спросишь, любимый: могу ли я так - всегда?
Нет, разумеется. Запросто, иногда
Навалится что-то,  подхватит меня, закружит -
Я довольно легко забываю себя, к тому же
Возвращаться к себе, настоящей, бывает лень.
Есть какая-то сила, подобие гравитации,
Липкой, тягучей, зовущей во сне остаться.
Но я пробуждаюсь, заново,  всякий день.
Когда затихает всегдашняя кутерьма,
Я просто сижу тихонько, с собой сама.
От себя я, признаться,  действительно без ума.
То, чем я оказалась, в итоге - совсем не Ма!
Ма, во мне же, случайным скоплением облаков
Сгущается, чтобы чуть позже растаять вновь.
Я смотрю на нее, и, ты знаешь - I wish her well,
Как всему остальному. Actually,  farewell.
Я - пространство, где Ма случилось происходить.
Я - материал, из которого состоит
Ма. И она это знает. И не спешит.
У нее есть судьба, чтобы ее прожить.
Дела, которые следует завершить.
Ма уже не торопится что-нибудь пережить,
Понять, испытать, увидеть и ощутить.
Ма познала себя, и спокойно теперь сидит,
Без особой потребности делать и говорить
Что бы то ни было. Прежняя, без оглядки,
Пыталась нырнуть в окончательное самадхи.
Ей больше это не важно.  С ней все в порядке.
Она, уронив себе на ногу молоток,
Забудет себя, на минуточку, на чуток -
Тушка легко забирает себе внимание -
Но Ма неизбежно вернется к нормальному состоянию.
У Ма есть, как будто, гарантия и залог.
Если взять молоток, и начать, по одной фаланге,
Превращать ее пальцы в трепещущие останки,
Ма забудет, на всю продолжительность процедуры,
Себя, настоящую. Настоятельность диктатуры
Тела она не пытается более отменять,
Поскольку, однажды, ей было дано понять,
Что это не может в ней ничего менять.
У тела - своя судьба. У нее - своя.
Я хотела сказать, что я - это просто я,
Независимо, в данный, конкретный, вот сей момент
Ма это, как-нибудь, чувствует - или нет.
Когда Ма остается с собою наедине,
Ей, настоящей, хватает всего вполне.
Ма порой задается вопросом: насколько мне
Важно сейчас, чтобы некое ощущение,
Событие, переживание и явление
Для меня бы возникли,  произошли, случились.
Или, напротив, уже отменились и прекратились -
И тихонько смеется, в собственной тишине.
Ма больше не ищет чего-нибудь - там, вовне.
Ма больше не ищет чего-нибудь - там, внутри.
Ма видела все, из чего она состоит.
Разбирает на части себя, говорит: смотри!
Что из этого стоит того, чтобы этим жить?
Что здесь нужно убрать, изменить или отменить?
Ма больше такими вещами не занимается.
Жизнь просто довольно естественно продолжается.
Если доходит до Ма - значит, Ма включается.
А так, в основном - спокойно себе сидит.
Ма все еще помнит, что да, у нее, когда-то,
Был путь, была цель: смена статуса, на архата.
Дживанмукта! Ну ладно, как минимум - бодхисаттва.
Ма знает теперь: все то, что приобретается,
Достигается, как-нибудь развивается -
Вообще, по сути, никак ее не касается.
Я - свидетель, которому это вот все является.
Я - пространство, в котором вот это вот все случается.
Танец жизни, во мне, пускай себе продолжается.
Я есть То. Которое не меняется.
Пока не доходит конкретно до молотка,
В своем понимании Ма довольно таки крепка.
Ты спрашивал, где я, любимый. Я здесь, пока.
Отсюда меня и веди. Вот моя рука.

Он хотел бы сказать,  что рукой он и сам умеет,
Но молчит, отчего-то. Неужто спошлить не смеет?

Говорит: а теперь тебе все это предстоит
Мне, обоим, каким-нибудь образом объяснить.
Ты - моя Ариадна. Точнее, скорее - нить.
Ты нуждалась в пути - и я был для тебя путем.
Теперь я - твое Я. Навсегда обретённый дом.
Из этого места ты будешь вести меня,
В это самое именно место, день ото дня.

Обретая плоть, бог забывает, совсем, себя.
Мне нужна будет мама, чтобы меня, любя,
Разбудить от тягучего, липкого, как бы, сна.
Ты годна. Ты вольна. Ты подходишь на роль, сполна.
Такое случается редко, поверь, весьма.
Ты станешь теперь путем, для меня, сама.
Я буду проказничать. Буду себя вести
Как обычные дети, не знаюшие пути,
Напрочь забывшие подлинных, да, себя.
Я буду таскать шоколад и марать штаны.
Я буду пугаться, увидев плохие сны.
Буду требовать массу внимания, теребя
То и дело довольно измотанную тебя.
От уроков отлынивать и затевать скандалы,
Если вдруг мне чего-то желанного недодали.
Я буду предельно глух к объясненьям выси,
Глуби и дали. Но это - потом. Вначале
Я попросту буду все время требовать сиси.
Не давать тебе выспаться,  пачкать пеленки, да.
В общем, все как у всех, как обычно, и как всегда.
И Ма говорит: ну, а разница в чем, тогда?
В бычьей, обычной - и в божьей, твоей, судьбе?
Облачный Бык отвечает: она - в тебе.
Исподволь, косвенно, ты - между делом, и ненароком
Мне передашь то, что, собственно, делает бога богом.
Станешь мне депозитом, сейфом, трастом или залогом.
Я буду вопросом: зачем, вообще, все это?
У тебя здесь такая работа - служить ответом.
Не пытайся воспитывать бога. Ты, иногда
Поймаешь всего лишь мгновение, чтобы, да -
Передать мне, то самое. Ты подберешь слова.
Большую часть я, пожалуй, пойму едва.
Снова,  и снова. Холодная голова,
Горячее, очень, и очень, и очень сердце.
Предупреждаю: изрядно хлебнешь weltshmerz-a.
Но в какой-то момент я вспомню себя. Тогда
Ты увидишь действительный смысл своего труда.
Ма говорит: но, любимый, скажи, а чем
Это все отличается, ну, от обычного материнства,
Где маме случилось познать бытия единство?
И Облачный Бык отвечает: ничем. Совсем.
Чем аватар от обычного чувака
Отличается? Степенью вспоминания
Своего настоящего положения, состояния.
И с правильной мамой - задача почти легка.

Любимая, можно заранее мне попросить прощения?
Самадхи, на годы и годы, станет недостижимо.
Да что там самадхи? Естественного режима
Поддержание станет почти неосуществимо.
Такова неизбежность телесного воплощения.
И, что самое сложное - мне возвращать Володю.
Сейчас тебе кажется: пусть, да и ладно, вроде.
Однажды ты это почувствуешь: ты одна.
Эта ноша на плечи ляжет тебе сполна.
Никто тебе больше не скажет: Ма, с днем рождения!

Ма говорит: во мне все еще есть остатки,
Той, что стремилась уйти глубоко в самадхи.
Во мне все еще слышатся отзвуки Ма - такой,
Что любила Володю, словно бы он - другой,
А не прямо мое же, вот, собственное же Я.
Но это пройдет. Или нет. Так ли, эдак, но я - твоя.
Я люблю это, очень, когда ты меня берешь.
Я буду скучать, и мне будет невтерпеж.
Кем тебя заменю я? Такого, как ты, найдешь
Едва ли. Ну, разве, что, вот, у себя внутри.
Но в разлуке есть сладость, что тут ни говори.
Я продолжу любить тебя, трепетно, как могу.
Я и так навсегда, целиком, у тебя в долгу.
Ма хотела попробовать это, про что читала:
Выключить всё: ощущения, мысли, чувства.
Говорят, это путь, чтобы к себе вернуться.
Остаться собой - за пределом всего, что знала.
Nirvikalpa-samadhi. Turiya. Все такое.
Ты предлагаешь мне что-то совсем другое.
Ты открываешь мне путь, который в себя включает
Все,  что во мне возникает и проплывает.
Безо всякой возможности полного отречения.
С неизбежным эффектом полного погружения.
Совершенно снимая любые ограничения.
Я станцую его, для тебя. Или ты меня, сам, станцуешь.
Ма понимает, что ты ей сейчас даруешь.
Sahaja-samadhi.  Как говорят, вершина.
Когда, в принципе, нет вообще ничего, помимо
Тебя. Что бы там ни происходило.
С этого мы начинали, ты помнишь, милый?
С телом и чувствами, то есть. Все включено.
Можно и так, мой хороший. Мне все равно.
Здесь все сойдется. Двойственность, да, излишня -
Между самадхи и, как бы, реальной жизнью.
Я стану тебе путем - то есть, вам, обоим.
Это больше, похоже, моих ожиданий, коим
Не суждено было сбыться, на минималках.
И знаешь, любимый - мне ничего не жалко.

Облачный Бык говорит: there are snowflakes.
Always unique. Each one in it's own place.
They fall into you, the ocean, to be embraced.
Take them for what they are, really. What it takes.
Nothing, precisely, more - and just nothing less.
Sensations - them are just sensations,  as you may guess.
The same with your thoughts,  your feelings,  imagination.
Them are only yourself, being under investigation.
There's a kind of a, well, condensation, coagulation.
You are doing it with no particular purpose, for recreation.
There may seem to be even a snowstorm, when something shakes.
Just you leave it at rest - slowly everything falls in place.
They will dance for you, gracefully, smoothly, their own dance,
If only, at last, you will give them that blessed chance.
Don't touch anything here. Always stay, as you are, away.
Don't you play, never ever, this game of predator/prey.
You'll be safe. You'll be free. You'll be well, then. Alright. Okey.
Whatever there is, may just melt in you nicely, nay?
Any snowflake, to be here, surely requires some space.
It consists of some substance, however, to be the case.
To appear here, at all - before you - it needs your gaze.
You are all of it. Them just exist  by your own sheer grace.
Know yourself thus, my sweetheart,  and anyways
Lightly let go, what goes.  Let just stay, what stays.
There is nothing to hold onto, nothing to grasp and chase.
Don't you be in a hurry. Proceed with your own pace.
Truth is always the same, now as well as a time ago.
The way is a way to be, not a way to go.
On the way, you'll be happy, and comfy, and light, and calm.
In the end, as they say - there can be only one.

То, что зовется, у вас тут словом самадхи -
Это - Облачный Бык,  переставший с тобою играться в прятки.
Помоги мне, любимая, вспомнить себя, вполне -
Чтобы вскоре нырнуть, и растаять совсем, во мне.
Друг для друга мы - необходимы и неизбежны.
Игра для двоих, парный танец,  хотя, конечно,
Ekam eva advitiyam, все давно понятно -
И, однако же, это само по себе приятно.

Для тебя остается только одна работа:
Помнить, по мере возможности. Помнить - кто ты,
Помнить, кто я. Помнить, кто эти, двое.
Помнить, что это, конечно, одно и то же.
И все остальное, по видимости другое -
Тоже оно же. Но это ты вспомнишь позже.
Это случится. Ты скажешь тогда: о, боже!
Одно на другое действительно непохоже,
Но все это - я!, - окончательно подытожа.
И вот еще. Мне - то есть, им - будет нужно в стадо.
Это место останется тайной тебе отрадой.
Чтобы сюда возвращаться, тебе проход
Открыт из откуда угодно, по слову: Вот!
Но ты будешь нужна мне там, посреди бычья.
Такова моя воля - она же судьба твоя.
Там, среди них, ты будешь растить меня -
Одного на двоих. На троих. Там, где вся эта беготня,
Возня и грызня, болтовня, толкотня, брехня,
Где на каждом шагу какая-то западня.
Мне - туда, где спокойно почти не проходит дня.
Мне - в самую сердцевину больного сна.
Пора бы уже занести в этот мрак огня.
Я хочу попросить об особенном одолжении,
Даже с учетом текущего положения.
То, что ты начинала, требует продолжения.
Ты сможешь и дальше вести для меня сатсанги?
Есть немало таких, кто видит: они - в цугцванге.
Мне найдется, конечно, кого к тебе привести.
Ты станешь им всем проводницею на  пути.
Но это не все. Я хочу тебе предложить
Обратную сторону. Как бы, другой конец.
Иногда ты станешь уединяться здесь.
И здесь, для  меня, и во имя мое принимать гостей
Другого порядка. Ты будешь вести детей:
Все эти ясельки, саночки, ходунки -
Первые, самые сбивчивые, шаги -
Там. Тем, кто в самом конце пути,
Будет приятно порой заглянуть сюда.
Посидеть в тишине. Скажи, ты согласна? - Да!
Ты собою замкнешь, таким образом, полюса,
Растянута, осью, с начала и до конца.
Те, кто будут порою к тебе заходить сюда,
Покажутся несколько странными, иногда.
У одних будет - ну, например - четыре руки.
Другие и вовсе невидимы - столь тонки.
Некоторым по четыреста тысяч лет.
Из кое кого сквозит лучезарный свет.
Иногда они будут спрашивать разрешения
Припарковать на опушке орла, или, там, дракона.
Ты у меня здесь - на праве хозяйки дома.
Покажешь, где ставить трезубец и посох, куда садиться.
Не волнуйся, они будут в курсе: им это снится.
Они станут сюда приходить, чтобы пробудиться,
Когда их пути полагается завершиться.
И всем ты им будешь, естественно, проводница.
Ты станешь поить их чаем и обнимать.
И тем, и другим отныне ты будешь мать.
Одним ты поможешь стать, став для них рождением.
Другим - перестать: окончательным завершением.
И лучшей судьбы я едва ли могу тебе пожелать.
Ты будешь брать у одних - и нести другим.
Кому надо - от тех, кто не знает, куда бы деть.
Они говорят немного. Но любят петь,
Играть на какой-нибудь вине, или ситаре.
На дудуке, на сякухачи и сямисене.
Иногда могут даже на арфе и на гитаре.
Своебразные, в общем, леди и джентльмены.
Им давно все равно. Могут и посидеть,
Ничем себя слишком особо не занимая.
Это я тебя, милая, просто предупреждаю.
Эта публика стоит того, чтобы поглядеть.
Тебе будет точно не скучно, я полагаю.
В итоге, ты делаешь оба своих сатсанга,
С лицевой стороны насквозь проходя к изнанке.
И которая - где, решай для себя сама.

И Ма говорит: это, кажется, слишком много
Для меня. Зато в самый раз для бога.
Ты знал меня лучше и глубже,  чем я сама.
У тебя есть работа - знай, у тебя есть Ма.
Я не умею, не смею, не знаю, как я успею.
Но это такое счастье, что я пьянею.
Приводи их ко мне. Я встречу и провожу.
И потом себе молча тихонечко посижу.
Дров наколю, принесу из ручья воды.
Постираю - весьма увлеченно - тебе пеленки.
Заплету смешные косички тебе-девчонке.
Мальчишке-тебе на коленки мазну зеленки.
Порою обоим тебе надеру зады,
Ограждая, естественным способом, от беды.
Ты будешь вопросом - я стану тебе ответом.
Придешь уходить - прощальным тебе приветом.
Придешь пробудиться - верною проводницей,
Помогая тебе и начаться, и завершиться.
Я здесь для тебя. Ты здесь для меня, любимый.
Мы связаны накрепко, просто неразделимо.
Ма закончится, вместе с тобою, когда-нибудь.
Но, похоже, у нас впереди еще долгий путь.
Володю ты, в общем-то,  можешь, таки, вернуть.
Ма уже не нужны ни слова, ни прикосновения.
Ма каждый день проживает, как день рождения.
Исполнение, осуществление, обретение.
Ма познала с Володей особые ощущения.
Испытала невероятное приключение.
Ма хранит в своём сердце чудесные впечатления,
Но я не имею к этому отношения.
Я - иное, совсем. Просторное и пустое.
Совершенно родное, знакомое и простое.
Я - последняя тайна. Конечный всему итог.
И сама для себя я теперь, наконец,  ясна.
Поэтому Ма больше не нужен бог.
Но Ма будет с богом, покуда ему нужна.
Ма будет с ним ласкова, трепетна и нежна.
Ма сделает все, что поручено им, сполна.
Ма найдет десять тысяч слов, говорить о нем.
Ма станет его гостей приглашать в свой дом.
Ма будет его разбодяживать, фасовать,
Готовым к употреблению подавать,
Разбавлять, упрощать, чтобы кто-нибудь смог понять.
Чтобы кто-нибудь смог почувствовать и принять.
И когда это все не сработает, как всегда -
Ма останется, попросту, только одно: обнять.
У Ма есть всегда в запасе секретный ход.
Кого бы она и как бы ни обнимала,
Ма знает, что это лишь Вот!, через Ма, обнимает Вот!
Ма имеет спросить: кому-то чего-то мало?

Облачный Бык говорит: это слишком много
Для бога, которого вдруг оказалось кому-то мало.
Чтобы с такой любовью отречься от бога,
Надо много чего пережить и понять, сначала.
Я не знаю, как и когда ты такою стала.
Просто, видимо, правильно пройденная дорога.
Я могу, наконец, оставить тебя в покое.
Тебе ни к чему ни духовное,  ни мирское.
Мне нечего больше дать или предложить.
О чем попросить тебя? Что тебе поручить?
Что открыть тебе? Как тебя наградить?
Наши пути расходятся здесь с тобою.
Наши дела закончены. Нет нужды
Добавлять полноте чего-то, для полноты.
There can be only one, they say. Это будешь ты.
Я мог - и хотел бы - тебе подарить весь мир.
Но зачем он тебе? Что тебе делать с ним?
И все же, на память, позволь тебе сувенир
Оставить. Ты помнишь наш Древний Рим?
Вкус клубники во рту, плеск весел большой триремы,
Закатное солнце в бронзе щитов и шлемов,
Густое вино на дне серебряной чаши -
Все это было, конечно же, настоящим.
Все это было с нами, и было нашим.
Ответь мне, как знаешь: как, и каким порядком,
Все это существовало, и существует?
Давай разберемся, пусть правда восторжествует.
Ма говорит: оставленным отпечатком,
Чем-то вроде живого воспоминания,
В тебе, как живом пространстве осознавания.
Для меня это был единственный вечер в Риме.
Ты прожил их все, как единственный и единый
Свидетель, с каждой мыслимой точки зрения:
Раба и гетеры, плебея или патриция,
Гладиатора, евнуха, устрицы, рыбака,
Писца, и жреца, и жертвенного быка.
Ты успел, мой хороший, сполна этим насладиться.
И на память себе сохранил эти впечатления.
Что происходило, когда бы то ни было, во вселенной,
Для тебя существует как now, одновременно.
Ну и, раз уж ты - бог, которому это снится,
Ты имеешь возможность всем этим поделиться.
И это, любимый, понятное дело, wow!
Впрочем, мы тоже себе тут немножко боги.
Все когда-либо нами пройденные дороги,
Все, что было, происходило - доступно в now,
Воскресшее к жизни в виде воспоминания.
Насыщенность, плотность и связность переживания -
Вот, что делает нам настоящее настоящим.
Поэтому мы здесь так плотно зависли в нашем
Сне, по сути, не из чего и не состоящем -
Но вполне убедительном, строго внутри себя.
Мы смотрим его тобою и для тебя,
Не ведая ничего о тебе, смотрящем...

Облачный Бык говорит: а теперь сюрприз.
Прощальный  тебе подарочек, на всю жизнь.
Любое мгновение, что мы с тобой прожили -
Если захочешь, просто в него вернись.
Для тебя это, милая, больше не или-или:
Непосредственный опыт - или - воспоминание.
Насыщенность, плотность и связность - моя забота.
Ты сможешь нырнуть в любое переживание.
Для тебя навсегда распахнуты все ворота.
Окунись в океан - и почувствуй, как сохнут капли
Соленой воды на коже. Ты знаешь, вряд ли
Ты сможешь себе отчетливую границу
Провести. Это все тебе только снится:
То, и это. Ты можешь переключиться.
Все это сосуществует одновременно,
В тебе, что всегда всеохватна и неизменна.
Живые открытки, приятные безделушки,
На долгую память, любимой моей подружке.
Если вдруг ты себя почувствуешь одиноко -
Возвращайся сюда, заняться любовью с богом.
У тебя это, впредь, не отнимется никогда.
Будет всегда доступно, совсем несложно.
И Ма говорит: а кстати, нам еще можно..?
И Облачный Бык отвечает: конечно, да!

Ма просыпается утром в своей квартире.
В понятном, знакомом, обжитом, привычном мире.
Ма думает: точно, есть же такая притча.
Где для кого-то,  всего за одно мгновение,
Целая жизнь пролетает - в воображении.
То есть, все это было подобием, как бы, сна.
И я, как всегда, навсегда остаюсь одна.
Это было чудесно. Честно сказать, отлично.
Но теперь все просто продолжится, как обычно...
И тут - не снаружи, а в сердце, как будто, вроде -
Ма отчетливо слышит знакомый голос Володи:
Пора начинать придумывать имена.

Ма стоит у настежь распахнутого окна,
Не вытирая счастливых соленых слез.
Не отменилось. Было и есть. Сбылось.
Ничего не закончилось. Все только началось.
Может, назвать Сарасвати- Нисаргадатта?
Под окнами едет, брызги из под колес
Расточая, машина: МУП ГорВодЗеленХоз.
Ма думает: что-то меня занесло куда-то.
Им здесь жить. Прямо здесь, а не где-нибудь.
По возможности, лучше бы мне облегчить им путь.
Пусть, пока что, просто спокойно себе растут,
Покуда не вспомнят себя, наконец, когда-то.
Ма думает: может быть, Влад и Влада?
Ой, да ладно. Однажды само придёт.
И Ма, удобно устроившись на подушке,
Нежно ладонь положив себе на живот,
Затихает, промолвить успев напоследок: вот!
Слышит ветер в сосновых кронах, и плеск ручья.
Долго стоит, к бревенчатому крыльцу
Прислонясь. Слезы катятся по лицу.
Закрывает глаза. Остается своим настоящим Я.

В кроссовках от Баленсиаги, спортивках от Хьюго Босс,
Володя ведет машину по серпантину.
Само же собой разумеется, Ламборджини.
В общем и целом, так скажем, апофеоз
Простого таксиста. Вполне состоявшегося мужчины.
Из горла Володя прихлебывает Martell.
Слива. Орехи. Дерево. Карамель.
Иногда надо сделать все так, как давно хотел.
Господни пути - они  неисповедимы.
На них не бывает ГАИ - как один тут пел.
Володе случалось, целым и невредимым,
Выруливать там, где печальный весьма исход
Через долю секунды, казалось, произойдет.
Он уверен в себе. Еще ладно бы, гололед.
А так - тапку в пол, и полный вперёд. Вперёд.
Володя влетает в закрученный поворот.
Скорость за двести. Машину слегка ведет.
Именно так Володя мечтал уйти.
Мечта исполняется, в самом конце пути.
Облачный Бык Володю знает насквозь.
Ламборджини неотменимо идет в занос.
Он шепчет: чувак, ты приехал. Теперь - лети.

Там, в ущелье, внизу, туман покрывает дно.
Облачный Бык говорит: мы с тобой - одно.
Совершенно не время для этих твоих "да, но..."
Все так, как должно быть. Как было предрешено.
Время прощаться. То есть, пора домой.
Сквозь туман. В любом направлении. По прямой.
Вверх или вниз - решительно все равно.
И туман, на мгновение, словно бы наполняется
Лучезарным сиянием, светом, где растворяется
Все, что носило имя, имело пол,
Возраст,  водительский стаж и обхват груди,
Прописку, дурные привычки, и рост и вес,
Любило солянку, сауну и футбол.
Словом, Володя тает в тумане весь,
У самого дна. Метрах в пяти-шести.
Облачный Бык Володю в себе нести
Старается бережно, нежно и осторожно -
Not to shake, god forbid, if possible, not to stir! -
Чтобы все таки как-нибудь было еще возможно
Сдержать обещание. Выполнить договор.
Вернуть Володю в сохранности, в полной целости,
Обратно, из этой сплошной лучезарной цельности.
За вычетом воспоминаний про обстоятельства,
Что к Володе никак не имеют, совсем, касательства.


Володя приходит обратно, в себя, встряхнувшись,
За рулем своей белой шкоды, видавшей виды.
Он пытается выяснить, несколько встрепенувшись:
Где я? Ох уж, эти мне индивиды -
Думает Облачный Бык,  отвечая нежно:
- Лучше бы, милый, задался вопросом: кто я?
И Володю-таксиста тут накрывает уже, конечно.
Два последних часа его жизни мелькают перед глазами.
Он, пожалуй, таких картинок не видел прежде.
Он плачет навзрыд, всамделишными слезами.
Потом говорит, забив на часы простоя:
- То есть, все таки, ты мне вернула меня, обратно.
Было малость очково, что уж, не без того.
Потом мне стало,понятно, ни до чего.
Получается, ты меня к жизни вернула дважды.
Если честно, мне бы хватило и одного.
То, что случилось, вполне утолило жажду,
Которую я заливал - ты бы знала, чем.
То, что случилось, было невероятно.
Жить после этого, кажется,  вот совсем
Больше незачем. Попросту, все сбылось.
И лучше,  ежу понятно,  уже не будет.
Он знает, что никогда ее не забудет.
Он не знает,  что теперь делать, с вот этим всем.
Он знает ответ, не умея задать вопрос.
Он говорит: я правильно понимаю,
Что ты - не какая-то телочка там, простая?
Ты... Облачный Бык прижимает палец к его губам,
И кивает. Володя смышленый. Володя знает.
Голова таксиста все это с трудом вмещает.
Володя боится, что прямо сейчас растает.
Снова - думает он. Да и *** бы с ним!

Есть вопросик один, надо бы разрешить.
И это - вот счастье! - совсем не его забота.
- То, что ты мне дважды вернула, принадлежит -
Он спокойно и обстоятельно говорит -
Тебе. Объясни, как мне дальше жить?
Может быть, у тебя есть для меня работа?
И телочка отвечает: конечно! Вот!
Как раз не хватало правильного таксиста!

Одного бычка нужно доставить в аэропорт.
И сказать ему, на прошанье: buena vista.

Будет какая иная нужда - скажу.
Но, в общем, по мелочам я не тормошу.
Теперь разрешить объяснить, чего я хочу
От тебя. От Володи, то есть. Конкретно. Лично.
Это будет, прошу прощения, неприлично.
Я хочу, чтобы ты занимался всего одним:
Любовью со мною, только с собой самим.
У тебе же бывают, наверняка, порою
В работе  отбои, затишья там и простои?
Время, когда ты наедине с собою?
Вот, все это время я и хочу проводить с тобою.
Вспоминай, все что было здесь, между нами,
В самых развратных подробностях и деталях.
Возвращайся к отдельным моментам и эпизодам,
Второпях, впопыхах, между делом и мимоходом,
В пробках, на светофорах и магистралях,
При малейшей возможности: дома, или в пути.
Снова и снова, вперед и назад, крути,
Плавно от сцены к сцене переходи.
Я не против, если ты малость поможешь себе, руками.
То есть - делай все то, что и сам бы, впрочем
При каждом удобном случае, днем ли, ночью
Делал бы точно - я тебе не скажи -
По велению тела - и, так сказать, души.
Но пусть это будет серьезно теперь. Короче,
Поставь себе цель. По-мужски, уперевшись рогом:
Не забыть ничего, что между тобой и... в общем,
Имело, ну, скажем так, место быть.
Об этом не обязательно говорить.
Это можно, однажды, запросто повторить.
Ты хотел бы? Чего ты, родной мычишь?
Я тебя научу. Ты знаешь меня, на вкус.
Для тебя это будет все проще, и проще, проще.
Ты это почувствуешь. Ты это ощутишь.
Ты, постепенно, сам по себе, начнешь -
Ты же довольно понятливый, все же, ёж -
Отпускать, вычитая, одну за другой, детали,
Сбрасывать их, как одежду, как лишний груз,
Как всего лишь обертки и фантики, мой хороший:
Как раздевали друг друга мы, как лежали,
Как мы двигались, как прикасались и целовали,
Как менялись местами, как плакали и кричали,
Как глядели, что говорили и как молчали.
Как кончали, опять начинали и вновь кончали.
Как мы таяли, как мы друг в друга перетекали.
Во всем этом - в каждом мгновении, не забудь,
Есть такое: единый вкус, основная суть.
Вот. Однажды, оставшись с этим наедине,
Оставив подробности в полузабытом сне,
Ты вернешься, любимый, совсем, насовсем, ко мне.
И больше мы никогда с тобой не расстанемся.
После такого мы, попросту, не останемся
Отдельными - мной и тобой - вполне
Ощущая себя неразрывным, единым целым.
Могу я секретик выболтать, грешным делом?
Все именно так вот и есть, и уже сейчас.
И было. Всегда. И будет. Ты так и знай.
Тебе это просто,  всего-то, осталось впомнить.
Так что, милый, давай уже. Вспоминай.
А если себя почувствуешь как-то стремно:
Может я, это, просто схожу с ума?
У меня тут имеется, в помощь тебе, одна
Хорошая девочка. Да, я проверила. Все в порядке.
Зовут ее Ма. Считай, это я сама.
Найди ее. Спрашивай. Пробуй ее понять.
Но самое главное - дай ей тебя обнять.
Обещаю, об этом ты точно не пожалеешь.
Она будет с тобой, пока ты не повзрослеешь.
Ты знаешь меня, на вкус. И ты будешь знать.
Только, это, Володя,  позволь тебе намекнуть?
Если ты вдруг решишь подкатить к ней свои шары -
Я тебя попросту выведу из игры.
Раньше, чем ты успеешь что нибудь расстегнуть.
Это - моё. Вам - разговоры и обнимашки.
Если этого мало - поистине, случай тяжкий.
Но это, конечно же, случай, едва ли, твой.
Мне, пожалуй, пора. И тебе. А теперь закрой
Глазки,  и не подглядывай, хорошо?
Облачный Бык, коснувшись губами век,
На прощание, вместо того, чтобы хлопнуть дверью,
Шепчет: помни меня. Я буду твоей навек.
На целую вечность. До встречи, пока-пока!
Мне было очень важно твое доверие.
И тает в пространстве, успев, под конец, еще
Слезинку слизнуть ему, кончиком языка.

Облачный Бык разбирает телочку на запчасти.
Хватит с него простого земного счастья.
Он думает: лишь бы запомнить схему.
Материал - решительно не проблема.
Из чего вы тут все, по вашему, состоите?
В каком бы то ни было образе,  форме, виде?
Чем бы оно не виделось, там, глазам,
Он - вещество каждой вещи, сам.
Во всех существах - единое существо.
Здесь, кроме него, нет попросту ничего.

Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
В уникальном и удивительном сочетании.
Облачный Бык прикладывает старание,
Разбираясь, как именно, точно, была душа
Устроена. Сложный предмет. Он работает не спеша.
Всякое - думает - может еще случиться.
Лучше разок как следует повозиться.
Наверняка, не раз еще, пригодится.
Закончив с душой, принимается и за тело.
Это уже довольно простое дело,
По сравнению. Складывает, как лего,
Телочку,  снова и снова.  Находит эго.
А вот это, пожалуй, здесь совершенно лишнее.
Без него все будет работать куда приличнее.
Ощущение, может быть, несколько непривычное,
Но влияние, на результат - отличное.
Облачный Бык умеет готовить блинчики!
Он то плотный, сочный и сладкий, то снова дымчатый,
Лучезарный, прозрачный, бесформенный и расплывчатый.
У него получилось. Он может, как автомат,
На скорость её разобрать и опять собрать.
Он - любитель, порой, весьма непростых задачек.
Сам себе аппаратчик-герой, инженер-наладчик.
Он - не захватчик вовсе. Скорее, успешный вкладчик.
Он сам себе собирает, не ждет подачек
От судьбы, вручную, штучных таких чудачек.
Хорошенький вышел приемник и передатчик.
Роскошный такой перехватчик-путеукладчик.
Он станет ходить ей, касаться и соблазнять.
Говорить, отвечать на вопросы и объяснять.
Он будет ее применять, чтобы обнимать.
Как форму, по случаю, временно принимать:
Пустую, чтобы он мог ее наполнять.
Ей-то, самой, давно уже всё равно.
А у меня тут - работы полным-полно!

Облачный Бык постиг Облачного Быка.
Он знает себя, но само уже это знание
Словно бы разделяет его пока
С совсем настоящим, которое - безымянное.
Все, что он представляет, пока что еще, собою,
Он оставляет. Можно сказать: в покое.
Все, что еще до сих пор его составляет.
Так ли, иначе, хоть как-то определяет.
Всякое разное, будь то такое или сякое.
Он мыслит себя, как То, в божественной наготе.
И знает наверняка, в безжалостной прямоте:
Даже такая мысль, при всей ее красоте,
Относится к пестроте, суете, маете, тщете.
Она может лишь подвести, вплотную, тебя к черте,
За которой - совсем иное. К подлинной простоте.
Какими словами плоскости думать о высоте?
Пока еще есть, чем думать, кому, и о чем, и где -
Он знает, что он - не То, в окончательной полноте.
Или, точнее - То, и, одновременно - те.
Дао и дэ. Как бы - свет. Но, отчасти, немножко, тень.
Это видно, понятно, внятно, ясно ему, как день,
Намекая на то, что осталось, в общем, немало дел.
Что пока не достигнут, явно, последний еще предел.
Он все еще заслоняет себя от себя собой.
Это выглядит, как ошибка. Неполадка. Системный сбой.
Выход, конечно, есть. Он именно там, где вход.
Истинный путь никуда, естественно, не ведет.
Тайный, непостижимый - он совершенно прост.
Облачный Бык лежит им, раскинувшись, словно мост.
Карту за картой, он складывает пасьянс.
Пока мы тут остаемся - он будет здесь, ради нас.
Все сложится, там, в конце. Станет совсем, как надо.
На игральном столе останется только одна лишь карта.
Он знает, какая. Это ему придает азарта.
Это - пусть расставаний, прощаний. Отпусканий. Пропаж. Потерь.
Карта, когда перевернута - вращающаяся дверь.
Однажды он, за собой, последнюю затворит.
Закроет, таки, проект. Смотает в клубочек нить.
К этому он ведет. Затоваренное творение
В нем свое обретет  желанное растворение.
Спроси его: боже, что, и зачем это все здесь было?
Он скажет: сходи, родной, погугли, что значит: лила.

Есть притча, которую любят рассказывать на востоке,
Довольно изящно ей подводя итоги
Разноголосым потугам вещать о боге.
Боги водятся там в замечательном изобилии,
Как правило, сплошь многоруки и многолики.
Все это выглядит точно, как будто лили
Муссонные ливни полгода почти подряд,
И буйства природы, ну, попросту не унять.
Иными словами,  теогенез на пике.
Отсюда потребность хоть как нибудь навести
В метафизических джунглях  порядочек. Привести
К единому знаменателю всю эту пестроту,
За мишурою прозрев священную простоту.

Имеется: слон и четыре больших спеца,
Почетных элефантолога-слоноведа.
Уровень нашей повысив, слегка, беседы,
Добавим: их можно считать олицетворением
Риг-, Сама-, Атхарва-, и Яджур-веды,
Но это - к адептам оккультного, все же, бреда.
Для нас это будут четыре простых слепца.
Каждый из них, со своего конца,
Коснувшись слона, выносит о нем суждение,
Пытаясь сойти за провидца и мудреца.

Первый, ноги слоновьи ощупав,  решает: слон
Что-то ему такое напоминает,
Вроде бревен, столбов, стволов - ну, или, пусть, колонн.
Другой ему тут же немедленно возражает,
Слона ухвативши за хобот: о, нет, друзья!
Питон ли, удав, анаконда, но слон - змея!
Бок слоновий охлопав, взвивается третий : я
Не приемлю вашего видения слона!
Слон похож на огромный булыжник, подобие валуна.
Нечто плоское и большое, типа - каменная стена.
Вступает четвертый: братья, иль вы слепы?
Откуда все эти рептилии, булыжники и столпы?
Можно ли столь непростительно ошибиться?
В мире немного такого, с чем слон сравнится.
Точнее сказать,  очень и очень мало.
Слон подобен крылу бесподобной небесной птицы,
Или, может, огромному плотному опахалу...
Он пытается выразить то, ему открыться
Сумело, когда он потрогал слона за ухо.
Такому в знакомых понятиях уместиться
Никак не судьба. Это тайна. Молчит наука.

Говорят, этот жаркий, порой доходящий до драки спор
Меж былыми друзьями ведется и до сих пор.
Всяк стоит на своем, и не думает отступиться.
Слон тоже стоит себе. Что со слоном случится?
Едва ли на нем это как нибудь отразится.
Слепцу остается разве что насладиться
Возможностью, если такая ему дана -
О природе слона не пытаясь судить сполна -
Прикоснуться, и восхититься, и удивиться.
Даже сложив воедино четыре мнения,
О слоне не составить полного впечатления -
Что не отменяет важности уважения
К чьему бы то ни было, ну, так сказать, прозрению.
Слон - един, вне пределов нашего постижения.
Удел наш - догадки, игры воображения.
И это - хорошее, здравое отношение.

Ну, что же?  Восток - далекая территория.
На западе все совершенно наоборот.
Одному слепцу здесь одна и та же история
Как четыре отдельных истории предстает.
Вся литература - Хорхе! Спасибо уже на этом! -
Сводима всего к четырем основным сюжетам.

История возвращения - кругами ли, по прямой -
Скитальца, из дальних странствий, к себе самому, домой.
История долгих поисков. Кто бы сказал, чего?
Порою - вполне успешных, порою - совсем того.
История о защите - заведомо  безнадежной -
Крепости, обреченной пасть, но, пока возможно,
Держащей осаду. Гордо держащейся, до конца.
До самого, вплоть до последнего, доблестного бойца.
Наконец, история бога, вечного существа,
Себя приносящего в жертву. Умирающего.

Конечно, на самом деле, история здесь одна.
В точности как колонна, птица, змея, стена
Собой составляют вместе лишь одного слона,
И то еще отдаленно, гадательно, не вполне,
Не слишком определенно, суждение о слоне
Вынести позволяя, касаясь его извне,
Мельком, наощупь, в кромешной тьме.

Облачный Бык возвращается - нами, к себе, домой.
Ищет себя, скитается, странствует, до поры.
Упорно сопротивляется, для красоты игры.
Однажды, последним ходом, двигаясь по прямой,
В нас умирает нами. Чтобы ожить собой.
Себе самому уступает самый последний бой.
Вручает от павшей крепости себе самому ключи.
Открывает свою же дверь, заваривает чайку.
Выкапывает сокровище, из под своей печи.
Patria o muertе. Merde. Merci beaucoup.

Облачный Бык не чуждается провокации,
Планомерно ведя подрывную акцию,
Во имя элиминации сепарации.
Он доволен. Ему удалось запустить реакцию,
Цепную. Сделав один лишь хороший ход.
Вынуть кубик из башенки, правильный. Самый тот.
Вот! - говорит он. Дальше само пойдет.

Проходит примерно неделя. Таксист Володя,
Счастливый, смущенный, растерянный и на взводе,
Все это - одновременно, таки находит
Ма. Иначе он просто сойдет с ума.
Я первый раз тут, это, куда садиться?
Ма улыбается. Как бы мне не влюбиться?
Володя, не будь дураком, уловил намек.
Но эта задача - не на его зубок.
Не в силах с собой совладать,  он, похоже,  тает.
Ма его как-то немыслимо обнимает.
И Володя, внезапно, радостно понимает:
Это - другое. То самое. Так бывает.

В шелковом нижнем белье, ведущая-танцовщица
Наконец-то находит правильное движение.
Единственный шаг, ведущий за край любви.
Теперь это будет с нею, в ее крови.
Навсегда. Это больше не скучное упражнение.
Жизнь, как танец. Как чудо. Как путь. Как течение. Продолжение
Приходит само по себе. И не требует завершения.

Мастерица - обычно зовут ее просто Зуля -
Открывает глаза, с трудом разлепив ресницы.
Поэзия - дело такое. Чуток напиться
Было полезно. И очень приятно, хули.
Она собирает листы, испещренные письменами.
Прошлой ночью здесь ярко горело пламя.
Она сделала все, что только могла, словами
Попытавшись обнять, выразить, передать
Такое, о чем невозможно,  совсем, сказать.
Читает, и знает: я не могла это написать.

В какой-то момент родного ей стало мало.
Слишком просто. Уже не особенно интересно.
Местами, как будто, даже немного тесно.
Она изучала английский по сериалам.
Быть может, еще пару книжечек прочитала.
На языке,  так скажем, оригинала.
Ну, что же? Она накатила, и накатала:


God is love. Heard in ages, once being said.
Yes, my love. And I know, just precisely, how
It is true. Being me. Being here and now.
Being just as you wanted me. Sad and wet.

Sad, because I'm still here. Аll alone, as yet.
Wet, because - you can touch me, you know - I'm ready.
You can ask me, of course, and you certainly will: how steady,
How straightforward am I? How determined, and how mature
Is my mind? So to say, am I really sure?
As I know, you do like some maturity here, in us.
That I lack. But, as far I can see,  there is kind of a sweet bypass.
So I'll go, if I may,  desicevely, all the way.
Just from where it happened for me to stay.
Please, don't stop me. You can't,  by the way. Don't say
This u-word of yours, depreciatingly: underaged.
That will end, here, in me, in nothing but just more rage.
Now, you see, I'm still novice. So, I am a little shy.
Should I say? Nay, confess. Well, yes. It's first time. Oh, my.

You were hiding from me, rather playfully, all my life.
You are found. No more hide-and-seek.  Enough.
Watch me, dressed. All that layers on layers, ugh!
That's what, now, I'm about to take off, for you.
Slowly, sweetheart.  Don't hasten.
Endure my pace.
Anyways,  we are here, already. From such a place
There is no more escapes. No way out. Can you embrace
What you see? Am I, may I so ask, enough?
If you ask me, I'm sure: I am rather not.
I just hope, in a way, somehow, that you forgot.
So, just watch me, undressing for you. Don't laugh.

Well, my love, you were found, by me, at last,
Guess, just where? In between, from the head to that.
Here you are. As my own, my very heart.
I have nothing at all anymore to add.
I'm removing stockpiled there, in the past.
I am sorry, if that would be not so fast.

Watch me, peeling myself, stripping naked myself, for you.
Oh, I wish I could say there were, earlier, just a few
Of them, those, that have seen this, have touched and had,
What I have now to offer. Things tend to, sometimes, go bad.

Being just an attention, in essence,  and nothing more,
I would go with a stranger, next one, as a hungry whore.
I was easily, eagerly giving myself away,
Just to anyone. Anything. Really, was glad to lay
With whatever, whomever to come. I'd say,
They were not even really expected for long to stay.
I was always compliant and soft, as a fucking clay.
I just wanted to play. Here am I, now, for you to play,
As I am. Not so precious and pure. All yours.
You can do just whatever you want, of course.
You will not be the last, not you being, alas, my first.
But for that, you are, rather,  too special. Quench my thirst.
You, beyond and above, be, i beg you, my Only One.
As in Highland, you know. I'm just trying to make some fun.
It's becoming too heavy, too serious, oh, can't you see?
Little piece of an ice, nicely praying to peaceful sea.

You are still standing still. As for now, you didn't make
Not a move, in a slightest. I'm here. I am yours to take.
What is meant to be drown, I assure you, that will not break.
So, no need to be overly careful. Just touch me, love,
While I'm, here, getting off with my dirty stuff.
You're still waiting.  So delicate. Tender. Gentle.
Not so easy, I'd say, to get rid of this layered mantle.
There am I. Underneath. Always naked, you know, inside.
Almost done. What is left, can it really still veil and hide?

Oh, I know, what I want. If I may. If that be your will.
Now, that makes it all easy, like this, you're standing still.
Us, bad girls, on the knees, not so often are seen to pray.
Now let's play. Now let's see, who's the hunter, and who's the prey.

Yes, I'm surely going to give you, my heart, the head.
Anyways, it should be, in your presence,  just humbly bent.
That's for this - so I heard - it was actually really made.
That's a real relief,  when it does just for what is meant.
It's not empty, as yet. It's a mess. It's a cluttered maze.
But there is - you will see, and I'll make you to feel - some space.
Let me touch you, my love, very gently, with what I have.
Don't you tell me, oh, please, never ever, I should behave.

Here we are. Now, for you, I'm all lips and tongue,
Gently wrapping myself around my precious one.
Moving slowly, graciously, tenderly, going down.
Down and down and down. I sink and melt.
So, the further the wetter. My hope, it is clearly felt.
You are making me silent, my love, filling me here, in full.
On this depth I am almost still. But still feel some pull.
Sweet, inviting, alluring, welcoming, teasing call.
Where there is no me. And no you. And no us, at all.

Not so much of a distance. Precisely eleven inch.
Never made. It's a shame. It's a pity. Some fucking cringe.
You were here, as my I. Oh, my. As my own heart.
What, I'd ask, was that took me so long to start?
How could I, me, myself, in this way, to rob?
What is there to compare, with giving a blowjob
To the God? To the one's own heart? To the inner core?
Why I never - don't ask me, darling - so did before?
Sliding, gliding, so gracefully, up and down.
Now, it seems, it's the only one game in town.
It is really the Way. As it is, in itself, the aim.
Didn't know. Didn't care. Didn't do. Now, who's the blame?

Oh, so chatty, you see. So scattered am I, my love.
Make me silent. Or else, endure all that helpless stuff.
It's my very first time, don't forget, if I may so ask.
I should move, not to talk, interrupting the whole task.
To the depth. To the inner heartcave of mine.
Who is blown here, you or my own mind?
Are they not - are we not - in essence,  the one and same?
Wrapped around each other,  merging together nicely?
That is how I feel. That is how we are, presisely.
Now and ever. No less. That's my rightful claim.

Do you feel what I do, with my head, with my tongue and lips?
I'm  caressing you tenderly, fondling you with my words.
Kissing, touching you, thereby, with my dirty thoughts.
I have nothing to offer, I'm sorry, except for this.
Them are what I consist of. Them are how do I exist.
Them are all what I had. Them are what I, exactly, brought
To this presence of yours, to the holy of holies, Lord.
Well, it seems, now, apparently, someone weeps.

Sorry, sweetheart. So sloppy. So clumsy. I melt and flow.
Being blown away, I am trying, somehow, to blow.
Yes, I know. Not full-blown. Not quite. So, it's going slow.

I am dripping. I'm lighter and lesser, with every drop.
You are soaking me in. You are whispering me: don't stop.
And I know, what you're doing. Replacing me, with yourself.
There are only eleven inches. There is no twelfth.
Here it ends. Here it is. Here it always abides and stays.
Just beneath everything there's a kind of a secret place.
Just beneath all that counts, that moves, that has name and form.
Here am I. Here I'm home, making myself at home.

Just one touch of ours, sweetheart. Everything's done, almost.
What is found will never be lost. As it never was.
It's the end of the way. There's nowhere to go, from here.
There is nothing to do, there's no lack, there's no need, no fear.
Nothing special. Home is a place to dwell.
Very special place. All is well there. Just very well.

Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just a broken spell.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just a fallen veil.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just an open cell.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just an empty jail.

I was touching myself, here and there, from time to time.
It was fine. It was good. It was pleasure, you know, of mine.
It was all going on, and so on, for awhile, until
I was touched. That was different. Oh, certainly. That was real.
I don't know, can't remember, exactly, can't tell the day.
It just happened. Somewhere along the way.
There was balance, at first. Some ratio, as before.
Then there was  more of you, then of me. More and more and more.
Then you won me, hands down, sweethart. All odds were thine.

Just one touch. Short-circuit in sixty-nine.

I remember. I was on a threshold,  unable to cross.
There was path, and I knew, where it leads me and how it goes.
I was helplessly praying: please, show me, how can I pass
To the other side. To become one with you, at last.
Then you answered. I've heard you first time that day:
Hush! I'll take it from here. I am. I will go the way.
I will cross that your threshold, to be, at last, one with  you.
So you did. It was hard to miss. Thus I knew. I knew.
It's forever, you said. There's nothing more here to gain.
Since that day you were never lost. Anymore, again.

Now I'm feeling myself as a bridge, in between two shores.
There are sorrows, and hardships, and failures, and troubles and chores.
But I know: on the other hand, on the other end
I am always already home. That's how I stand.
I see anything, thinking: well, actually, be what may.
There was burden, once. Now it is cast away.
Now I live them both, alternately or side-by-side.
One to think, to relate, to deal with what comes, to write.
One to be. Just to be, as I am, in a flashing glimpse.
In the end, there can be only one, it seems.
Only one of them. Only one of us. Which, I guess?
Who am I to decide? How can I to divide, or else,
To confine? Where should I to draw the line?
I don't know. That's a secret delight of mine.

Shores. Chores. Of course. Oh, stories. I had enough.
Dance me, sweetheart, again and again, to the end of love.

This is what I was going to say, just before the end.
I can't wait. So I'll say, straight away, for you, what I meant.
You do love hide-and-seek. Sure, my love. It's your favorite game.
Now go find me, your tiny spark
In a burning flame.

Мастер Бо медленно сходит с горы. Туманом.
Растекается, от Миссисипи - и до Янцзы.
Те, кто в курсе, выходят плясать, босы,
Немного расплывчаты и не вполне трезвы.
С каждым вдохом - все менее четки. Все больше пьяны.
Облачный Бык собирает большую жатву,
Каждому, лично, собою давая клятву
В полной и безусловной неотменимости
Произошедшего. В сладкой необратимости.

Мама решила - это бывает у них, у мам -
Подойти, наконец, обстоятельно и серьёзно
К вопросу: нельзя вот совсем, или все же можно,
Делать вот это, которое по утрам
Любимые, оба, безбашенные бычки
Вытворяют, сидя на берегу реки
Тумана, крепко вбирая в себя туман.
Она прочитала книгу святого старца,
О спасении чрез богодухновение.
Восточного мистика тонкие размышления
О тайном священном пути напаса.
Она прочитала Гомукхананду Свами,
Об истинной сути и практике пранаямы.
Средневековый трактат, с говорящим таким названием:
О приходе в себя. И довольно возвышенным содержанием.
Она даже сходила в какую-то там программу,
Где пошагово объясняют, как можно плавно
На всяческих там непотребствах таки кончать
Торчать, и начать на чем надо уже торчать.
Дилемму свою, таким образом, разрешив,
Мама выходит в утро, к своим бычкам,
Сидящим, бок о бок, дыхание затаив.
Поближе к своим пристроившись чувачкам,
Шепчет: я с вами. Только условимся наперед:
По правилам все это делать, не как пойдет.
Я читала. Сейчас объясню вам один подход.
Переглянувшись, бычки разражаются мощным смехом.
В голос хохочут, не могут остановиться.
Набрались благодати, по самое некуда. Скоро литься
Начнет через край, не вмещаясь уже внутри.
Потом говорят: мама, смотри, смотри!
В тумане порой проступают и тают лица.
Каждый бык, на свой миг, получает возможность сбыться.
И вновь исчезает, чтобы не повториться.
Смех в тумане плывет. Возвращается, долгим эхом.