Облачный Бык

Богу моего (недо)понимания


Облачный Бык пробуждается на заре.
Облачный Бык открывает глаза,  наблюдает свет.

С глазами закрытыми свет для него ясней,
Но сегодня - особенный день, среди прочих дней.
Поворотная точка, начало пути домой.
Чтобы вернуться, нужно двигаться по прямой.
В конце все пути смыкаются, все равно.
Ходы и развилки сходятся там в одно.
Любое из направлений, поэтому, подойдет.
Облачный Бык решил держать на восход.

Солнце восходит над этой горой. Почему бы нет?
Значит, пока что будем идти к горе.

Облачный бык поднимается, в полный рост.
Медленно сходит с холма, покрывает стадо.
Он этого хочет? Так не стоит вопрос.
Просто такая работа. От слова "надо".
Облачный Бык не разборчив, он кроет всех.
Тощих, упитанных, в самом соку и старых,
Стельных, охочих, смирных и одичалых.
Облачный бык не помнит, что значит "грех".

Кроет бодливых, игривых, бешеных, снулых, чахлых,
Гордых, упрямых, бодрых, лихих, усталых,
Тихих, сварливых, костлявых или мясистых.
Кроет и молчаливых, и голосистых.
Таких, у которых на ленточке бубенцы.
Таких, кому вдеты стальные кольца в носы,
Пар из ноздрей, как выхлоп грузовика,
Глаза наливаются кровью от пустяка,
Мысль не часто гостит на чугунном крутом челе,
Бубенцы вот едва не волочатся по земле,
Разбегаются в боки, на бегство врага, рога,
И мехами кузнечными ходят, ходят бока.
Кроет таких, и эдаких. Тех, и этих.
Белых и черных, серых и красных, пегих,
Рыжих и бурых, фиолетовых, чалых, пестрых,
Не деля по рогам на безрогих, тупых и острых;
Умирающих, новорожденных, дряхлых, дойных,
Мычащих протяжно, мечтательных, грузных,  стройных.
Рога и копыта, холки, хребты, крестцы,
Брюшины, хвосты, имена, вымена, сосцы -
Все эти славные телочки и тельцы,
Младенцы, молокососы, совсем юнцы,
Скороспелые, зрелые, дряхлые старики,
Видавшие много чего на веку быки -
Всем он, понятное дело, годится в отцы.

Он и есть им - отец. Он и делает, что отцы -
Все, особенно те, которые одиночки -
Делают, наблюдая, как спят их дочки,
Их сыночки-мальцы,  принцессы и сорванцы,
Как глядят свои сны, одни - о зеленой травке
На той стороне холма, иные - о красной тряпке.

Облачный Бык покрывает рассветной дымкой
Спящее стадо - вповалку или в обнимку,
Сбившись ли, разметавшись ли, как попало -
Укрывает, растекшись таинственным одеялом,
Призрачным, полупрозрачным, неуловимым,
Легчайшим, тончайшим, пушистым, дымным,
Обволакивает Собой, подворачивается нежно,
Подтыкает Себя под каждого, безмятежно
Дремлющего последним рассветным сном,
И все они дремлют, мирно, под ним, и в нем,
А он ограждает их, чтобы они не знали
В эту минуту ни горести,  ни печали,
И спокойно проснулись в него,  перед новым днём.

Тот, кто не ведает, видит его туманом.
- Скорее, гляди! Это что? Отчего так странно?
Удивленный теленок впервые встает так рано.
Он не видел такого прежде, он будит маму.
- Вроде все, как обычно, все в точности, как всегда...
Ой, да это же... это же первый твой раз, ну да!
Подожди, подожди, я пытаюсь найти слова...
Это - Облачный Бык, это Вождь наш, Вожак, Глава.
Это Господь и Бог наш,  Великий Дух,
Прибежище наше, Хранитель наш и Пастух.
Это Путь наш и Проводник. Это наш Учитель,
Всеобщий Отец наш, Предок и Прародитель,
Бывший прежде всех нас, существующий изначально.
Это наша святыня, наша судьба и тайна...
(Объясняет, при этом сама исполняясь чувства,
Каковое бывает, когда вспоминаешь чудо,
Повседневное чудо, к которому привыкаешь.
Забываешь,  не замечаешь и упускаешь.)
- Это Облачный Вол, что нас вёл и привел сюда,
И ведет нас, и будет вести за Собой всегда.
К злачным пажитям, к водам тихим - куда, куда?
Им живем мы, и движемся, и существуем, да.
Он - это все мы, и всё это, сразу вместе,
В Нем - при этом, при всём - еще остается место,
Бесконечный простор, наполненный только Им,
Способным легко обходиться без нас, Одним.
Это ради Него, и во имя Его мы здесь.
Он - Причина тому, что мы все вообще тут есть.
Как, малыш, объяснить тебе? Это Тот,
Кто тебя, и меня, да и каждого создаёт.
Кто Собою единственно все это сознаёт.
Создаёт уже тем, что вот именно сознаёт.
Для Него это - одновременно - одно и то же.
Боже,  как объяснить-то, на что похоже?
Это словно... как если Он видит всех нас во сне.
Это сложно, конечно - но так объясняли мне...

Просыпается папа, не самых серьёзных правил.
Оценил обстановочку, что-то там  сопоставил.
- Что, запутались, милые? Справимся, в чем вопрос-то?
Это сложно, пока на словах, а на деле - просто.
Тут, родная, особый нужон подход.
Щас, я все обьясню ему, он поймет.
И легохонько сына пихает плечом в бочок.
- Эй, а ну, чувачок, давай-ка, вдохни, бычок.
Не боись ты, поглубже, большую такую хапку.
Папка разве плохого советует? Слушай папку.
Ну, вдохни от души, чтоб  до самой дошло души.
А теперь - задержи, не дыши пока, не дыши.
Все, давай, выдыхай. Выдыхай, бычок, выдыхай.
Чуешь? То-то же! Что называется -  get some high.
Первый раз - это ... правда незабываемо.
В общем, вот. Как-то так, сынок, поздравляем. О!
Вот, теперь ты по полному праву - один из нас.
Первый раз - это - да! Это, знаешь ли, Первый Раз!
И глядит ему прямо в зрачки изумленных глаз,
И с отеческой гордостью радостно наблюдает,
Как в глазах его сына сияет, лучится, тает
Облачный Бык, первым проблеском понимания -
Первым шагом далекой дороги без расстояния.
Мимолетного, все еще смутного, скоротечного
Понимания разницы временного и Вечного.
Понимания малого, неглубокого, преходящего -
Совершенно, при том, однако же, настоящего.

- Мама, папа, а я... Он... всегда такой?
- Он всегда. Ты всегда. Но такой - какой?
- Он вот здесь, у меня внутри - и за той рекой...
- Бесконечный? Конечно. Он - всякий. Такой, сякой...
Постоянно меняясь, Он, вообще,  любой -
Неизменно при том оставаясь Самим Собой.
Просто меняет Свой облик, под стать задаче.
Когда ты свободен, может ли быть иначе?
К тому же, как именно видит Его смотрящий,
От смотрящего и зависит - плюс, капельку,  от удачи.
Так что даже не думай, какой же Он - настоящий.
Такой, как сейчас - и больше. Как здесь - и дальше.
Для каждого - свой, чтобы ты Его мог понять.
Если мы Его видим облачным одеялом -
Это явно не всё, но и это уже немало.
Просто Ему так удобнее нас обнять.

- Или, может быть, так нам удобней Его  п р и н я т ь.
Это лучше попробовать,  нежели объяснять!
Это папа. Он только что выдохнул, мощным "пфффффф!"
Каждой клеточкой он вот сейчас ощущал прилив.
Он и был - поначалу, прилив, а затем - отлив,
Океан: постоянен в себе, но весьма игрив.
- Обожаю напас Изначального по утрам!
Облачный Бык, доступный и внятный нам,
В прямоте, в простоте, без напыщенных слов, без драм.
Философия? Ветхая рухлядь и ржавый хлам!
Папа выведал тайну у мудрого старика:
Если случилось увидеть Облачного Быка,
Тут же поглубже втяни, и замри чутка.
Это действует. Безотказно. Наверняка.

Мама вздыхает. Это бывает у них, у мам.
Может, это нельзя? Может, всё это - стыд и срам?
Богохульство и ересь, бесчинство, табу, харам?
Она не успела пока для себя решить.
Вздохнув, замирает - но выдохнуть не спешит,
Ощущая, как Облачный Бык ее наполняет,
Тает внутри и словно бы растворяет
Границу, какая обычно их разделяет.
И мама себя теряет и обретает.
Мама знает - всею собой, а не как из книжек.
Смотрит с нежностью на обоих своих мальчишек.
Видит их - и себя - хлопьями и клочками
лучезарной дымки, изящными завитками
Тумана, плывущего медленно сквозь туман.
Мама думает: как же такое, вообще, возможно?
Для нее это снова становится слишком сложно.
Но вскоре - как это бывает у них,  у мам -
Она оставляет нравственные дилеммы,
Забывает метафизические проблемы,
Возврашаясь привычно к привычным земным делам.

Облачный Бык меж тем не лежит без дела.
Дымчато-неощутимое свое тело
Распространяя до горизонта и до предела
Видимости - насколько хватает глаз,
Но не далее, не пытаясь откинуть полог
Грядущего. Он скорее прагматик, чем футуролог,
Реалист много в большей степени, чем фантаст.
Он знает, что жизнь состоит из сплошных развилок,
Бесконечных последствий бесчисленных предпосылок,
И в саду расходящихся тропок предпочитает
Радость хорошей прогулки, а не гадает,
Что за собой скрывает, куда ведет
Очередной ускользающий из виду поворот.
Он просто себе не ставит такой задачи.
Хорошо проведенный день полагая своей удачей,
Совершенно живой и явственно настоящий,
Настоящим он и является, и живет,
Не особо заглядывая вперед,
Тем, что сам для себя называет "Вот!"

Как творцу, ему просто хватает стиля
Повторять не клише, которое всем постыло -
Находить вместо формы, что выдохлась и застыла,
Выражение свежее - чтобы звучало, дышало, жило.
Он полагает, что это довольно мило.

"Вот!" короче, точнее,  насыщеннее, богаче -
Являясь, по сути, выраженным иначе
Тем же самым, обрюзгшим, громоздким  "здесь-и-сейчас".
"Вот!", и "Вот!" -  говорит он - а далее... как бог даст.

Спросишь: боже, ты что, не всеведущий? Это как же? -
Облачный бык, расплываясь в улыбке, скажет:
Я, что важнее, скорее уж, всеведУщий -
А просчитывать варианты на каждый случай -
Труд совершенно излишний и крайне скучный.
К чему я веду? К предначертанному итогу,
Ровно так, как это и подобает богу.
На этом пути куда именно ставить ногу -
То есть, конечно, простите меня, копыто -
Чтобы сделать один, непосредственный и текущий,
Шаг в очевидном, проявленном и насущном,
Важнее, чем беспокоиться о грядущем -
Каковое пока, слава богу, не столь сокрыто,
Но - в каком бы то ни было смысле, виде,
Плане, образе, форме - не существует.
Ненаставшее бога не слишком интересует,
И каждому дню довольно своих забот.
Это - шаг его. Ход его. Мерная поступь: "Вот!". "Вот!". "Вот!".
"Вот!".

Облачный Бык покрывает дневной переход
Благодатью своей - только на день, на этот раз.
Отсюда - и ровно насколько хватает глаз,
Здесь и сейчас благословляя нас.

Лежа на брюхе, рассветному солнцу подставив спину,
Облачный Бык покрывает собой долину -
Как и каждое утро, до этого, покрывал
Прерии, степи, вереск и чапарраль,
Мерзлую тундру, заснеженный перевал,
Плоскогорья, холмы, ущелья, луга, барханы,
Чащи и просеки, заросли и поляны,
Джунгли, торфяники, глетчеры и саванны,
Влажный прибрежный песок и песок пустыни,
Солончаки, пампасы, низменности, равнины -
То есть, любой ланшафт и любой  пейзаж,
Убегающий к горизонту километраж:
Каменистые россыпи, пропасти и мосты,
Ручьи и болота, впадины и хребты,
Автострады, взлетные полосы и порты,
Сухую траву, зеленеющие листы,
Буйную поросль, застенчивые цветы,
Пыльные тропы, насыпи и кусты,
Черепа, глазницы которых давно пусты,
Течением лет отмытые добела.
Он узнает, вспоминает их: ну, дела!
И ведь в каждом из них целая жизнь прошла.
Я носил их, когда я имел и менял тела:
Всё - мои черепа, прожитые мной быки!
Теперь они - словно галька на дне реки
Времени. Галька обкатана и кругла.
Одежда, которая стала давно мала.
Он пытался считать их, и бросил: им несть числа.

Он думает: вряд ли я что-то всерьёз нарушу,
Если снова залезу внутрь и взгляну наружу?
Как мальчишка, с оглядкой, опасливо и тайком
Забирается в старый,  заброшенный, ветхий дом,
Где никто уже больше давным-давно не живет,
На черепной променяв ненадолго небесный свод,
Облачный Бык проникает вовнутрь украдкой,
Осматривается, соприкасаясь с гладкой
Поверхностью - которую, как-никак,
Видит, пожалуй, впервые - вот чтобы так.
Не сочтя интерьер занимательным, заполняет
Пространство собою заново. Вспоминает,
Каково это. И выглядывает изнутри.
К сожалению,
как тут ни посмотри,
Внутри ощущается несколько тесновато.
И даже, наружу глядя, простора взгляду
Явно недостает: усеченная перспектива,
Мир, помещенный в рамочку объектива.
Чувство, что смотришь в бойницу или в прицел.
В замочную скважину там, в глазок, в смотровую щель.
То есть, видишь не всё,
И уж точно не так, как есть.
Да и, в общем4-то, сам здесь, конечно, совсем не весь.
Облачный Бык ощущает, как всякий джинн,
Глядя на заточавший когда-то его кувшин,
Удивление: как же он прежде здесь умещался?
Зачем вообще он вещами подобными занимался?
Рождался, боролся, цеплялся за жизнь, боялся
Умереть. Умирал. Перевоплощался.
Совершенно самозабвенно отождествлялся
С комочком плоти, с горсткой смешных пылинок,
В случайном порядке собранных воедино.
С одной частной точкой зрения из возможных,
Бесконечных числом, ограничив себя безбожно,
И еще удивлялся, отчего это он не знает,
Скажем, мыслей в другой голове. И, к примеру, не ощущает
Ощущений и восприятий чьего-то тела.
Почему не умеет преодолеть предела,
И взглянуть - из кого нибудь - как  из вот этого вот себя?

Облачный Бык с умилением вспоминает
Былые денечки. Фыркает и вздыхает.
И дурак же я был - говорит он себе, любя.
Это, помнится, ставило под сомнение парадигму
Сознания, что -  как бы - целостно и едино.
Но когда-то ему представлялось весьма занятным
Испытать на себе то, что было невероятным:
Как же выглядит, с точки зренья отдельной части,
Неделимое. Любопытство, ценою счастья,
Утоляя. Счастье было в таком избытке,
Что казалось разменной монетой. И вот, в попытке
Пережить себя как-то иначе, не так, как прежде,
Деля себя щедро на части, ввиду надежды
Испытать невозможное, или  просто от полноты,
Исхитрившись таки обратиться к себе на ты,
Пунктиром, как государственная граница
По акватории (что только не приснится!),
Он весьма произвольно, довольно таки условно
Выделяя фрагменты, дробя себя на кусочки,
Получал возможность взглянуть на себя с непривычной точки
Зрения. Воспринять себя остального,
Оставшегося снаружи, отдельного, как иного.
Обозревая все внешнее как чужое
Себе. Постороннее. Как иное.
Он думает: это придет же на ум такое!

Он помнит еще, как его занимала вся эта тема.
Взгляд, например, изнутри костяного шлема.
Гоглы. Шоры. Забрало. Оконце сварочной каски.
Изящные прорези венецианской маски.
Поместив необъятный простор в окоем зрачков,
Наблюдать, как с любой переменой цветных очков
Мир податливо тут же меняет свою окраску.

Если не видеть трагедии в смене оптического устройства,
Это просто игра, без особенных поводов к беспокойству.
Цепочка событий, имеющая развязку.

Вот, лежат они здесь, как один, скорлупой яйца.
Каждый, как скомканный фантик от леденца.
Типичный финал истории, рассказанной до конца.
Что у него, что у них больше нет лица.

Кажется, я не забыл ни в одном из них
Ничего своего - размышляет Облачный Бык -
Ничего такого, что может считаться личным.
И не взял ничего, не унес,  не забрал с собой
Ни у кого из вот этих, назначенных на убой.
Все при своих. Все по-честному, все прилично.
Переход, как известно, на личности -  моветон.
Итоги подбиты, баланс, наконец, сведен.
Опыт в достаточной мере приобретен,
Довольно. Время прощаться и возвращаться.
Ему больше не за что, нечем и не за чем здесь держаться,
Глядя, как станет бессмысленно повторяться
Все тот же, по кругу, один бесконечный сон.

Он знает теперь, как бывает в конце пути.
Нету личности - не на что перейти.
Да и некому. Переселяться из тела в тело?
Проживать то же самое заново? Надоело.
Наступает пора последнего приключения.
Остановки, потом - разворота и возвращения.
Конец переходов,
 из личности - снова в личность.
Закрывая счета, выходя изо всех позиций,
Не находя подходящих объектов для инвестиций,
Облачный Бык выходит тайком в наличность.
То есть, в реальность.  В таковость и настоящность.
Из оттенков тени - в простую сплошную ясность.
Дальше, за ним вослед, по его примеру,
Кто - понимая, кто-то - приняв на веру,
Как за исходным инсайдером, неизбежно
Последуют остальные. Сперва, конечно,
Наиболее проницательные, что знают
Как обстоят дела - и глаз с него не спускают.
Потом уже, как всегда, ломанется стадо.
Все случится само по себе.
Бычий тренд. Однако, Тенденция. Первого хода довольно. Благо,
Дальше делать ему уже ничего не надо.

Во многая мудрости много весьма печали.
Играть с упоением - так, как тогда, в начале,
Стоит все это вспомнить, возможно уже едва ли.
Однажды перестает как следует получаться
Следовать главному правилу: забыться и потеряться.
Лучше, в каком-то смысле, поэтому, наиграться,
Всласть наглядеться снов, вдосталь налюбоваться
На любопытный мир, чтобы не обижаться,
Не сожалеть, когда придет черед просыпаться.

Облачный Бык готов. Он готов признать,
Что несколько заигрался, слегка увлекся.
Облачный Бык больше не хочет спать.
Сна - ни в одном глазу. Он давно зарекся
Нырять в эту дрёму, драму. Бодрствующий и зрячий,
Он говорит,  и знает точно, что это значит:
Эти забавы с телами - детство, дела телячьи.
Теперь он опять большой.
Зрелый и настоящий.
Больше ему не хочется прятаться, притворяться.
На миг находиться, тут же опять теряться.
Он больше не видит, чем имело бы смысл заняться,
Такого, к чему тянуться. Такого, за чем гоняться.
Такого, с чем он теперь бы не был готов расстаться.
Похоже, пришла пора, действительно, возвращаться.
Впрочем, здесь много такого, с чем следует разобраться.

Облачный Бык и не думает торопиться:
Не его это стиль. Облачный Бык стремится
Предоставить, скорее, возможность всему случиться
Собственным чередом.  Естественно завершиться.

Стадо, меж тем, приходит уже в движение -
Пока что слегка полусонное копошение.
Облачный Бык, погрузившийся в размышления,
Подводит итоги
последним протяжным "ммммдаааа...",
В лучезарности утра растаявши без следа.
И тут же опять -  не поймешь его - собирается
Во что-то, почти ощутимое,  уплотняется,
Ради этих, которые в нем нуждаются:
То - прозрачный и ясный свет, то - туман и дым.

Те, что видят его, встают и идут за ним.


Кроме них, у него не осталось других забот.
Он здесь работает богом,  который год.
Так долго никто, конечно же, не живет.
Да и сам он давно уже не живет,
И поэтому больше не умирает.
У него есть роль, и он ее доиграет.
Угольками в печке он медленно догорает,
А в процессе естественным образом выделяет,
Побочным продуктом, тепло, красоту и свет.
Облачный Бык отчетливо понимает:
Помимо него, здесь источников света нет.

И вот он ведет их, ведет и опять ведет.
Весь разномастный парнокопытный сброд,
Весь этот крупный, рогатый, упрямый скот.

Зная, что ни один из них не дойдет.

Даже тот, кому только еще предстоит родиться.
История, пусть в вариациях, но стремится
Непременно заново сбыться и повториться.
Лет за сорок в пустыне много всего случится.
Просто об этом открыто не говорится,
Немощный духом поелику убоится,
И движение может отчасти застопориться.

Облачный Бык движется напрямик,
Сквозь стадо, бредущее сонно куда попало.
Теперь он уже не уютное одеяло:
Непреклонный, непререкаемый проводник.
Он идет им навстречу, бок о бок, наперерез,
Как ветер: кому-то попутный, кому-то встречный.
В стаде сложился какой-то порядок мест:
Каждый идет своим ходом, хотя конечный
Вектор движения задан, конечно, им.
Он спококоен, зная, что стадо идет за ним.
Так ли, иначе. Один бычок за одним.
Даже те, что заняты чем-то совсем своим.
Особенно эти. Неведомы никому,
Во всем этом хаосе, не приходя в упадок,
Торжествуют извечно гармония и порядок,
Что внятны, понятны и видимы лишь ему.


В стаде каждый считает: ну, он же не идиот!
Уж он-то идет, куда Облачный Бык ведет.
К злачным пажитям! К водам тихим! Вперед, вперед!
Это все остальные, другие, идут вразброд.

Как скоро всё стадо полностью повернет,
Зависит в существенной степени от размера
Стада. Величина сомбреро,
Которое тот, кто раньше других встает,
Напялил - что вроде как придает
Сходство с ковбоем, гаучо, пастухом,
Воли  божией знатоком и проводником,
Позволяя  такому напыщенным петухом
Кукарекать о Назначении и Пути,
Об Истинном Свете, с каким он давно на "ты",
В священном порыве заблудших бычков спасти
Мычать громогласно, кому и куда идти -
Ни размеры сомбреро, ни широкополый стетсон,
Ни шпоры, ни кнут, ни лассо, ни смит-и-вессон
Не влияют на скорость движения в той же мере,
Как простая статистика. Вот оно, на примере:
Зрелость особи, усредненно и обобщенно -
Ключевой показатель, основа любых расчетов,
Позволяющий достоверно и без гаданий,
Без камланий, знамений, раскладов и предсказаний,
Обходясь без синастрий и прочих натальных карт
Оценить, ближе  все таки финиш - или, пока что, старт.

Зрелость особи в том, чтобы скромно, своим путем,
По мере возможности к выходу продвигаться,
Не пихая ближнего рогом или  локтём.
Не толкаться, не суетиться, не упираться,
Не терять из вида единственного, с которым -
Согласоваться. Следовать и равняться,
Не создавая бессмысленные заторы.

Оглядев свое стадо, Облачный Бык вздыхает.
Без расчетов и вычислений он понимает,
Что все это явно закончится ох, не скоро.

Ход событий, однако, все же необратим.
Несмотря на заминки, откаты и промедление,
Движение в правильно выбранном направлении
Набирает по ходу плавное ускорение,
Мощный подхват, что вначале неощутим.


Когда в массе своей стадо все таки повернет,
Ляжет на верный курс, на хороший ход,
Дело пойдет - и много быстрей пойдет,
Когда до последнего самого вдруг дойдет.
Даже те, что уныло плетутся сейчас в хвосте,
Окажутся в резонансе, на правильной частоте.
Вот тогда, как сейчас говорится, все и станет по красоте.

Облачный бык на любой вопрос отвечает:    "пфффффрррр!"
Это лучше, чем повторять зачитанное до дыр.
Просто, видимо, так уж устроен мир:
Как себя не яви - тут же вновь золотой кумир.
Он устал. Он растаял и перестал
Представлять собой то, что можно поставить на пьедестал.
В его голосе, больше похожем на тихий шепот,
При таком обороте можно расслышать сталь.
Впрочем, Облачный Бык здесь почти ко всему привык.
Яви свою волю - в ответ неизбывный ропот.
Скажешь слово - переиначат и приспособят
Под житейские нужды. Как таковой, язык,
Для практических нужд и задуманный изначально -
Ненадежный посредник, посредственный проводник
Для сокровенной, неизъяснимой тайны.
Слова вызывают раздор, поощряют спор.
Столкновение мнений зовет столкнуться рогами.
Облачный Бык подрастерял задор
В попытках вести разговор с быками.
Он больше не разговорчив,
с каких-то пор.

Он пытался. Менял подход. Подбирал слова.
Говорил о том, что подлинно и нетленно.
А в ответ ему: ежели пересчитать на сено,
Это много ли? Видимо, такова
Бычья природа. Стоит ли с ней бодаться?
Лучше, пожалуй, действительно, оставаться
Молчаливым, расплывчатым, тихим и неприметным,
Чем безнадежно пытаться найтись с ответом
На вопрос: а понравиться той вон, гляди, пеструшке
Мне хоть как-то поможет все вообще вот это?
Каждому возрасту, впрочем, свои игрушки.
Есть вопросы, и есть вопрошание. То и это.
Облачный Бык счастлив служить ответом
Вопрошанию. Шепотом, прямо в ушко.
Тихие воды, к которым он нас ведет,
Злачные пажити, на которых он нас покоит -
Это где? Вот о чем действительно стоит
Вопросить, чтобы ясно услышать: "Вот!"

Тому, кто желает беседовать с тишиною,
В надежде попытку свою увенчать успехом,
Имеет особенный смысл вопросить: а кто я?
Я. Я. Я.  Тишина отвечает эхом.


Кто он, откуда пришел и куда идет
Облачный Бык отчетливо сознает.
Он помнит, как бесконечно бродил кругами,
Полагая, что неизменно движется лишь вперед.
Теперь все будет иначе, наоборот.
Он не то, что дал заднего: это обратный ход.
Путь очевиден, его лишь осталось пройти ногами.
И Облачный Бык, несомненно, его пройдет.


Он уже, собственно, там - но еще не весь,
Ради тех, кто пока что еще остается здесь.
Ему просто осталось вывести стадо из этих мест,
И потом, наконец-то, остаться таким, как есть.
Для него больше разницы нет между "здесь" и "там".
Здесь он - для них, кто, следует по пятам.
Он не помнит свои имена, он забыл слова.
Для них он -  Облачный Бык. Вождь им, Вожак, Глава.
Он им Господь, он Бог им,  Великий Дух,
Им он Хранитель, Прибежище и Пастух.
Это для них он - Путь, Проводник, Учитель,
Всеобщий Отец , их Предок и Прародитель,
Бывший прежде всех них, существующий изначально.
Это им он - святыня, для них он - судьба и тайна...
(Вспоминает, при этом опять исполняясь чувства,
Каковое бывает, когда вспоминаешь чудо,
Повседневное чудо, к которому привыкаешь.
Забываешь,  не замечаешь и упускаешь.)
Я есмь Облачный Вол, что их вёл, и привел сюда,
И веду их, и буду вести за собой всегда.
К злачным пажитям, к водам тихим - куда, куда?
Мной живут они, движутся, и существуют. Мда.
Я - это все они, всё это, сразу вместе,
И при этом, при всём - во мне остается место,
Бесконечный простор, наполненный мной самим,
Способным легко обходиться без них, одним.
Это я ради них, и во имя их только здесь.
Лишь они суть причиной, что я вообще тут есть.
Как же им объяснить это? Я есмь тот,
Кто его, и ее, да и каждого создаёт.
Кто собою единственно все это сознаёт.
Создаёт уже тем, что вот именно сознаёт.
Для меня это - одновременно - одно и то же.
Боже,  как объяснить-то, на что похоже?
Это словно... как если я вижу их всех во сне.
Как объяснить то, чего нет ясней?

Облачный Путь пролегает по странным порой местам.
По шпалам, разобранным рельсам и поездам,
Пещерам, тоннелям, ущельям и пропастям,
Хлипким, лишенным перил подвесным мостам,
Затопленным трюмам, ржавеющим корпусам,
Адресам, куда пропускают по паспортам,
Обнаженным культурным и не совсем пластам,
Испещренным забытой письменностью листам,
По своим же следам, на память завязанным лоскутам,
По смутно знакомым, в траве, там и сям, костям,
По рухнувшим планам, надеждам, пустым мечтам,
Позорным столбам, почетным, увы, крестам.
Нужно двигаться мимо, стараясь не прикасаться,
Пока не окажешься там. Наконец-то, там.
Это все имеет касательство лишь к хребтам,
Холкам и крупам, копытам, рогам, хвостам.
Этому полагается здесь остаться.
На пути с этим всем предстоит расстаться,
Идти налегке, избавившись от балласта.
Путь ведет к подведенным чертам. К нулевым счетам.

Путь представляет точное отражение
Путника.  Сходный характер и настроение.
Полное безусловное совпадение,
Сопряжение без малейшего напряжения.
Изначально единое, общее направление.

Путь - один. А вот  каждое странствие - дело личное.
Очень личное странствие: вдаль, за пределы личного.

Что одному представляется восхождением,
Другому отчетливо видится погружением.
Крестовый поход, масштабное наступление.
Анабасис,  победоносное поражение.
Тому - созидание, этому - разрушение.
Иным - наполнение, прочим - опустошение.
Кому - торжество и расцвет, а кому -  крушение.
Тому - напрямик. Этому же - кружение.
Большинству - хаотичное броуновское движение.

Черепашкой, что вылупилась из яйца,
Каждый ползёт в сторону океана.
Каким бы порою Путь ни казался странным, 
Он однажды окажется пройденным до конца.

Если кто нибудь спросит Облачного Быка -
Что более партизан, нежели конкистадор -
Каким для тебя, наш Кормчий и Навигатор,
Представляется Путь? - он хмыкнет исподтишка.
Это, скажет он, странствие айсберга, глыбы льда,
На экватор, в попытке узнать, что же есть вода.
Медленный дрейф. Ласковое течение.
Нет прибывающих к точке предназначения.

Он уходит в даль, раскинувшись мостовой.
Баюкает лодку широким речным потоком.
Перебросив себя переправой через него,
Подставляет путнику спину - поставить ногу.
Готовому слушать он  может сказать о многом,
Хотя нет ничего ценнее, как таковой,
Тишины. Он ей станет, когда нибудь.
Но пока есть нужда, открывает себя словами.
Он бы стал пустотой - но, наполненный существами,
К свету робко тянущимися тенями,
Он пока что собой, в основном,  представляет Путь.

Пространство для странствия. Он, так сказать,  среда
Для движения - из ниоткуда и в никуда.
Путь отсюда в каких единицах считать туда?
Какова протяженность, в милях или годах?

Как говорят те, кто его прошли -
Это ближе, чем сердце. Дальше, чем край земли.
Это странное странствие, путь в десять тысяч ли.

Одним шагом единственно начинается,
Одним шагом естественно продолжается,
Одним шагом торжественно завершается.
Одним шагом таинственно совершается.

По сравнению, путь от орла до решки куда длинней.
Путь от червонца к золоту - много ли он занимает дней?

С глазами навыкате, чавкая полным ртом,
Некто спросит: какая мне польза в том?
Какие мне в этом во всем интерес и счастье?
Облачный Бык конгруэнтно ответит: здрасьте!
Здесь нет и не может быть ничего прекрасней
Сладости реминисценций: aham brahmasmi.
Как нет ничего увлекательней импликаций
Извечного изречения: tat tvam asi.
Sapienti, как говорится, sat.
А изволите дальше тупить - так ступайте в зад.
В арьергард, так сказать.  Заново, в детский сад,
Где жизнь вам продолжит доходчиво объяснять
Категории правды, добра,  красоты и смысла
На предметах,  которые вам суждено понять:
Кувалда, корыто, оглобля и коромысло.

Кто они? Что? Откудова? Чье бычье?
Нехотя Облачный Бык признает: моё.

Каждый - всего лишь способ воспринимать,
Определенным образом видеть и понимать.
Тенденции, склонности, паттерны, мыслеформы.
Гротескные, преломленные отражения,
Наложения, отложения, искажения,
Отклонения, в общем - все, как один - от нормы.
И каждому сам он, конечно, отец и мать.

Он тоже был молодым. Натворил делов.
Теперь за ним тянется хвост в триллион голов.
Наблудил. Наплодил. Наоставлял следов.
Каждый из них - запись его ходов,
Ведущих в потёмки. Потомки, ошибки былых годов.
Семена, не оставшиеся без плодов.

Что мешало тогда ко всему подходить с  умом?
Ясным, чистым, прозрачным,  пустым - в каком
Мысли мгновенно тают,
Не успевают
Уплотниться, оформиться, сбыться и стать быком?
Потом уже все завертелось вполне само.

Те, для которых когда-то он был отцом,
Давно перестали его узнавать в лицо.
Мы сами с усами, старик, давай, держись молодцом.
Он был их началом. Он станет для них концом.

Облачный Бык отошел бы давно от дел.
Он имеет дело с тем, чего сам хотел
Когда-то.  Со всем, что пошло не так.
Не вполне. Так и сяк, наперекосяк.
Исправляет ошибку, заполняет собой пробел.
И стадо редеет, практически на глазах.
Не спеша, он спускает дело на тормозах.

Именно к этому он наконец готов.
Сокращать поголовье, уменьшая число голов.
Подбирая оставшиеся хвосты.
Подтирая оставленные следы.
И так - до самой конечной, без останов.

Перед самым концом он останется лишь один,
За всех. Те, что были за одного,
На них себя поделившего самого,
Вернутся к источнику, вновь растворясь в едином,
В бесконечности неба беспечно растаяв дымом.
До экватора не доплывает льдин.

Облачный Бык не желает себя делить,
Поскольку это приводит к приумножению
Сущностей, сверх потребного.  Вильям Оккам
(Облачный Бык имел удовольствие с ним дружить)
Предупреждал, что это занятие выйдет боком.
Предлагал даже бритву,  по случаю, одолжить.
Но тогда было важно себя почувствовать богом.
Облачный бык попробовал. По итогам
Он решил арифметику несколько упростить,
Остановившись на вычитании и сложении.
Это даже не тавромахия - тавроцид.

Отнимается все, что можно, вообще, отнять.
Убрать, потерять, утратить, изъять и снять.
Естественным образом все, что  нашлось в остатке,
Прибавляется - как же остатки сладки! -
К общему целому. То есть, к нему, опять.
Это просто. Надо как следует их обнять.
Все тут же становится снова вполне в порядке.
Объятий на каждого хватит. Всегда в достатке.
Океан неизменно обратно готов принять
Каждую каплю, охотно и без оглядки.

Стадо огромно, но в каждый отдельный миг
Перед ним лишь один, чисто конкретный бык.
Взгляды встречаются. Оба глядят в упор.
Что же, пора разрешить стародавний спор.
Вызов брошен и принят. Кто кого пересилит?
Честный бой. Поединок. Игра навылет.
Есть старое правило, мы его проходили -
Облачный Бык говорит - если помнишь, когда бродили
По шотландскому взгорью, в Хайленде, меж руин
Старых замков и вересковых равнин.
There can be only One, так они говорили.
Что-то знали. Не зря своё виски пили.
Мы переводили: должен остаться только один.

А чтобы понятно было, за что деремся,
Давай-ка с одним вопросиком разберемся.
Скажи мне, бычок, ты вот, по жизни, кто?
И бык отвечает гордо: мол, то, и то.
Это ладно, а можешь мне имя свое открыть?
И бык говорит, допустим: я - Тавролит!
Или, допустим, какой нибудь Фортебовис.
Облачный Бык кивает, уже готовясь
К броску. Примеряясь, как его завалить.
Так зовут тебя - он говорит - друзья.
Недруги, родичи, близкие и чужие.
А сам себя как ты зовешь, скажи мне,
Как величаешь? И бык отвечает: я.
Вот в этом-то и беда - Облачный Бык вздыхает.
Понимаешь ли, я ведь зову себя точно так же.
Я - это я. Соперник не уступает:
Нет уж, я - это я! Видимо, он не знает, 
С кем связался. Что ж, обвиняю в краже
Идентичности лично тебя, засранец.
Требую сатисфакции. Здесь не может
Быть двух разных "я". Кто нибудь - самозванец.
Или же мы - проверим? - одно и то же.

Так и решим. Кто остался, тому - победа.
Настоящий - останется. Другой, который без слЕда
Исчезнет - считай, что его и не было никогда.
Согласен? Согласен. Все справедливо, да.
Давай вот сейчас прободаем насквозь друг дружку,
И посмотрим. Правда выйдет сама наружу.

Расходятся. Разбегаются. Пыль столбом.
Рогами, телами, всей мощью, всем существом,
Врезаются. Пыль оседает. Стоит один.
Я - это я. Непреложен и невредим.
Исчезнуть может лишь тот, кто сперва возник.
Станцевал свою жизнь, век это или миг,
И закончился. Облачный бык привык
Побеждать. Оставаться и пребывать.
Пользуясь бритвой Оккама, вычитать
Лишнее. Личное. Частное. А считать
Победы - какие в том смысл и честь?
Я - это я, говорит он. Вопросы есть?
Он - единственный. Он - тот, кто был здесь до.
Когда сложат шатер и закроется шапито,
Он будет единственным. Он -  подлинное То.
Не "кто нибудь", и не "что". Он - ни "то", ни "это".
Хороший вопрос не останется без ответа.
Хороший вопрос - последний вопрос. А то!

Интересно, конечно, что именно происходит
С побежденным? Какой он конец находит?
Можно сказать,  все, что в нем было бычье:
Родословная, имя, форма, окрас, обличье,
Рога и копыта с привязанным к ним названием,
Наконец,  прекращает существование.
Все, что осталось, тает в единобычии.
Возвращается, то есть, в Облачного Быка.
Что происходит с пространством внутри горшка,
Который вдребезги разбивается?
А с пространством, которое было вокруг него?
Говорится: "объединяются" и "сливаются",
Но точнее - в обоих случаях - "ничего".
Облачный Бык вбирает их, одного
За другим, и при этом не изменяется.
Не становится "тем" или "этим", вмещая частности.
Он не тяжелеет. Он не переполняется. Это - плюсы бесформенности, прозрачности.

Жестокое божество пожирает своих детей!
Заголовок для срочного выпуска новостей.
Красная тряпка для охранителей всех мастей.
На деле же, надо сказать, завалить быка -
Задача, которая вот ну не то, что  совсем легка.
С первой попытки удача весьма редка.
Это требует многократного повторения,
Избытка доброжелательного терпения,
Все не случится таки, наконец, пока.

Бычок, запрыгнувший в Облачного Быка,
В первый миг себя чувствует, словно тонет
В океане парного теплого молока.
Попытается сделать вдох - и, конечно, вспомнит:
Дышать здесь и нечем, и незачем - жизнь легка.
Он впервые себя ощущает настолько дома.
Здесь ему все  знакомо, и незнакомо.
Он теряется, тает и растворяется.
Он готов навсегда здесь остаться, но вдруг опять
Выпадает в осадок, заново оформляется,
Пролетает словно бы насквозь и приземляется,
Чтобы, дар речи едва обретя,  сказать:
Вау! Круто! Что это было? Класс!
Давай повторим? Ну, пожалуйста, еще раз!
Облачный Бык не станет идти в отказ.
Он вступает со всеми ними в такую связь,
Которую будет мало назвать интимной:
Целое нежно объемлет свою же часть.
Нераздельное  снова сплавляется воедино.

Что чувствует Облачный Бык,
пока все это происходит?
Какую в том пользу и радость себе находит?
Как, пожалуй, никто иной, он явственно понимает
Вот это их чувство: "вау!". Он его принимает,
Исполненный торжества и благоволения.
Бычье "туше!", как священное подношение.
Эта жертва ему единственно по душе.
Шепотом, перед прыжком в тишину: туше.

Ради, собственно, этого только мига
Изначально была и затеяна вся интрига.
Он представился ими, укрылся в них для того,
Чтобы заново обретать себя самого
Бесконечным числом способов и ходов,
Возвращаться к себе самому, находиться вновь.
Это его победа и поражение.
"Туше!" означает полное завершение,
Конечную точку полета воображения.
Короткое замыкание: смертьлюбовь.

У всего есть, однако, обратная сторона.
Облачный Бык, успевши познать сполна
Последней маленькой смерти сплошной восторг,
Не находит былого восторга, с каких-то пор.
Так бывает.  Выросли. Повзрослели.
Пора наконец-то слезать уже с карусели.
Что ж, колесо, приведенное им в движение,
Не остановит бега в одно мгновение.
Все это придется заново повторять,
Пока будет, с кем. Тот же священный акт,
Снова,  и снова, и снова, опять, опять.
Это давно перестало в нем вызывать
Какой-то особый, повышенный интерес.
Самоудовлетворение, как процесс,
Имеет, психологически, разный вес
В четырнадцать, скажем - и в шестьдесят четыре.
Так уж оно устроено в этом мире.
Все то же самое. Вот они, ощущения.
Полстолетия даже
весьма помогли отточить умение.
Где же тогдашние трепет и наслаждение,
Радость открытия, чудо и приключение?

Пока у кого-то случается просветление,
Прозрение, озарение, пробуждение:
Zoom... zoom... zoom...  предельное приближение,
Сдвиг перспективы, наплывами: Он... Ты... Я!
Проникновение в таинство бытия -
Пока  это происходит внутри него,
Облачный Бык ... что чувствует он при этом?
Как и всегда, он пребывает светом.
Немного, пожалуй, рассеянным. Божество
Думает о Шотландии, с вариантами,
Домой навсегда прибывая репатриантами,
Шепча про себя, для себя и немножечко вслух: уou know,
There is not much of a show in  melting snow.
This is  precisely intended  to be that slow.
Дело неторопливое, путь в триллион шагов.
Зрелище неприхотливое, таяние снегов.

Развратное божество склоняет детей к инцесту!
Такому материалу, конечно, место
На главной странице, в топе, в передовице.
Масса просмотров: это же интересно!
Ненадолго, впрочем, конечно же. Если честно,
Минуту спустя внимание потребителя
Переключится на маньяка: сердцееда и расчленителя.

Облачный Бык спокойно стоит и ждет.
Кто следующий на выход? Кому придет
Охота потрогать наощупь, на вкус узнать
Вечность? Кто его, так сказать,
Новая жертва? Он думает: вот бы снять
Смазливую телочку, чтобы наоборот.
Не этот в меня, а, ради разнообразия,
Я бы в нее, воспользовавшись оказией.
Итог не изменится от перемены мест
Слагаемых, однако же, сам процесс
Имеет отличия. Надо чередовать,
Иначе мне все это скоро совсем уже надоест.
Ну что же, кому там святого духа пора вдувать?

Вот и она. Сейчас он начнет ее раздевать,
А потом и разделывать. То есть, в противоход.
Тот, кто сначала что либо создает,
Будучи одновременно и гончаром, и глиной,
Имеет полное право придти с повинной
К себе самому, чтобы содеянное -  разделать.
Сотворенное - растворить, и вернуть обратно
К исходному совершенству все, что пошло нескладно.
Надо бы поспешить, покуда не затвердело.

Она говорит - телочка, вся в соку -
Господь мой и бог мой! Я, вообще, пеку
Блинчики, но у меня тут  нашлась минутка.
Проблема такая: кажется,  мне рассудка
Не очень хватает. Надо бы вразумить.
Можешь мне как-то по-быстрому объяснить,
Что это: жизнь, и смерть? То есть, в чем их суть?
Ой, подгорает, прости! Говорят, есть путь,
Ведущий куда-то,  но я не пойму, куда.
Поможешь? Облачный Бык отвечает: да.
Но может быть, все таки лучше потом? Еда -
Дело весьма серьезное. Ой, потом
Я убегаю! Йога, с одним бычком
Свиданка, реснички, стрип-пластика вечерком,
Ты не представляешь, просто весь день битком.
Столько всего! Отчего же, могу представить.
Спасибо, что в этом смогла для меня оставить
Хотя бы какой-то, пускай небольшой, просвет.
Я тебе все объясню, почему бы нет?
Видишь ли, так получилось, что я - ответ
На любые вопросы, в принципе. Вообще.
Кроме: что в правильном содержаться должно борще.
Все остальное - пожалуйста. Жизнь и смерть?
Милая, это предмет чрезвычайно скучный.
Может быть, нам поболтать с тобой о насущном,
То есть, о том, что действительно существует?
Оставим потуги суть бытия уловить словами
Тому, кто, давно свое отзвенев мудями,
Шуршит напоследок объемными талмудАми.
Жизнь - она штука простая, живешь - живи.
А смерть все одно тебя не минует.
Может, поговорим с тобой о любви?
Обсудим вопрос, который всерьез волнует?
Ой, ну, нет. Про любовь - это сразу же после йоги.
Говорить о любви - это ясно и полной дуре -
То же самое, как танцевать об архитектуре.
Это, знаешь ли, делают. Этим живут, в натуре.
С богом же лучше поговорить о боге,
О высоком, о вечном, о светлом, и о дороге
Которая вроде бы есть и туда ведет...

И Облачный Бык говорит откровенно: Вот!
Не словами, конечно. Просто развеяв дымку,
За которой его не видно, тянуть волынку
Особого смысла больше не находя.
Телочка тут же тает, осколком льда
Прекращая существовать, на свою минутку,
В которую вечность вполне умещается целиком.
Немного, конечно,  неловко перед бычком,
Какому придется сжевать свою незабудку.
Неравный соперник. Такая вот, брат, беда.

Приличия ради, прокрутим слегка вперед.

Вот. Теперь, вот, такая: раздета, нага, боса,
Изведав на собственном опыте небеса,
Поменяв навсегда привычные полюса -
Если что, это, кстати, отныне необратимо -
Можешь меня вопрошать обо всем, помимо...
Впрочем, о чем тебе хочется. Словеса
Не особо годны для беседы о настоящем.
Однако тому, кто с тайной соприкоснулся,
Сочетался, соединился, почти проснулся,
И все же последний сон досмотреть вернулся,
Слова не окажутся лишними в предстоящем
Деле: влачить продолжая бренные телеса,
Не угасать, в царстве теней оставаясь светом,
Не засыпая теперь, по возможности, до конца,
Пока в полной мере не завершится путь.
Вот, Теперь: athato brahma jijnasa.

В ее голосе нега, истома и сладостная ленца:
Что это - жизнь, и смерть? То есть, в чем их суть?
Я хотела бы знать. Или, может быть, я хотела...
Но теперь мне до этого, кажется, нету дела.
Я хотела бы знать, пожалуй себя саму.
Как была я только что познана тем, кому
Не хватило во мне пространства души и тела,
Кто собою сумел заполнить меня до предела,
И преодолел его, перешагнул, не успев заметить,
Так, что все утонуло в сплошном бесконечном свете,
И я продолжалась, туда, за свои границы...
Она смотрит ему в глаза,  распахнув ресницы:
Научи меня только этому, одному.
Я хотела бы знать такую себя саму.

В представлениях, бытующих у быков,
О посмертном существовании, нередко
Фигурируют образы гриля и шампуров,
Мелькает банка тушенки, с портретом предка.
Рекомендуют вовсю ублажать богов,
Чтобы немного попозже пустили кровь.
Речь идет не об аде там, или рае:
Чаще,  о тонком и толстом крае,
Грудинке, голяшке, лопатке и костреце.
Так, в целом, быки понимают, что ждет в конце.
Смерть, как идея, наводит на мысли не о душе,
Но, скорее, о стейках, тефтелях и гуляше.
В обиходном понятии, стало быть, бычьи души
Неотделимы никак от массивной съедобной туши,
И бефстроганоф мыслится апофеозом живых белков.


Этот печальный удел, дорогая - не нам судьба.
Мы - особое стадо. Нам предстоит ходьба
К злачным пажитям, как ты, пожалуй, не раз слыхала.
К водам тихим, а не бессмысленная борьба
За лишний денек, отсрочку небытия.
В чем разница? Милая, разница - это Я.
Тут, кого не спроси - всякий странник, адепт, искатель.
Каждый ищет, понятно, своё, и каким-то своим путем
Движется, редко задумываясь о том,
Что на каждого есть и охотник, и пожиратель.
Разрешите представиться. Кажется, вас чутьё
Не подводит. Все верно. Мы здесь,  вдвоём.
Никто нам не помешает. Я, ваш создатель -
Пожалуйста, не волнуйтесь - возьму своё,
И оставлю вам все остальное. Потом, потом.

Что это я, любимая, всё на вы?
Былая привычка, врожденная деликатность.
Что ни скажи - сочтут за бестактность сразу.
Поневоле освоишь искусство построить фразу,
Способную продемонстрировать адекватность.
Ну, что же, приступим к делу, чего тянуть?
Едва ли займет больше трех-четырех минут.
Последняя правда. Очень простая суть.

Душа подлежит разделке ничуть не хуже,
Чем плотные и мясистые бычьи туши.
И вот она, истина: все, что легко на части
Делится - то никогда не составит счастья.
Позволь показать. Ты же видела те картинки,
С пунктиром? Брюшина, пашина, филей, грудинка?
Приблизительно, впрочем - для этого и пунктир.
Разреши объяснить, как твой внутренний, личный мир
Устроен, послушливой животинке.

Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
Только это.  Отдельно, и в сочетании.
Я закончил. Довольно для просветления.

Найдется ли то, что в список не включено?
Едва ли. Сходи, поищи. Это лучше твоих: "да, но..."
И вдобавок,  ты знаешь, все это, ну, такое...
Такое, сякое. Хорошее и плохое -
Понемножку. Остальное - все остальное.
Чепуха, потроха и прочая требуха.
Если кто-то считает, что все это вот - живое,
Целостное, настоящее и святое,
Это лишь говорит,  что он сам, пока,
Просто не встретил хорошего  мясника.
Хороший мясник управляется без ножа.
Нагромождение всякого, нам известное как "душа",
Разделяется на составляющие на раз.
Что там нож? Можно даже не лезть руками.
Нужен только спокойный ум. Ну, и зоркий глаз.
Достаточно вещи назвать  настоящими именами,
Чтобы в смутном массиве, в месиве, в мешанине,
Собой представляющей разве что агрегат,
Случайно сложившийся в личность конгломерат,
Схлопнулась, перестала существовать несущая
Конструкция. Обнажая, являя Сущее.
Милая, ну посмотри: ровно сто процентов
Твоего драгоценного внутреннего контента
Попадает в одну из описанных категорий.
Легко отделить, разложить по полочкам аккуратно,
Чтобы стало совсем очевидно, вполне наглядно.
По итогам разделки, хорошая ты моя,
На какую именно часть ты повесишь табличку "Я"?

Получается, "Я" -  это что-то совсем другое.
Тайный пароль, чтобы вернуться в Явь.

"Я" - это Я, одолживший себя говядине.
Мы делим его, одно на двоих, моя
Любимая. Я - все, что есть в дохлятине
Живого. Знаешь, было бы, с чем носиться.
Оно по сто раз на дню успевает перемениться.
Что из этого, в принципе, может быть бессмертным?
Как могу, я пытаюсь быть милосердным.
Но спасение - не для этого, а от этого,
В случайном порядке, снаружи, поверх надетого.
Все, что казалось базальтом или гранитом,
Оказалось, на деле, нечаянным композитом.
Оно - не скала, но, скорее,  бархан и дюна,
Составленная песчинками. Стоит дунуть -
Любимая, я умоляю, прошу,  послушай -
Крупицы рассеются. Бычий, зыбучий, сыпучий случай.
Без исключений. Кроме того, что - "Я".

Ты желаешь узнать такую себя саму,
Которую не заключить ни в одну тюрьму,
Которую не поместить ни в какую клетку:
Прошлого ли, текущего ли, грядущего,
Которую не уловить ни в какую сетку:
Тела. Характера. Манящего. Гнетущего.
Такую себя - бескрайнюю и безбрежную.
Настоящую, прозрачную, безмятежную.
Ты такая и есть. Не потом, а уже сейчас.
Это надо понять - и увидеть, хотя бы раз.
Пережить, ощутить и прочувствовать, в полноте.

Как? Еще Микеланджело, помнится, на вопрос
Отвечал, как создает он свои скульптуры:
Беру кусок камня. Потом отсекаю лишнее.
Это требует некоторой культуры
Восприятия, осмысления. Не вразброс,
А прицельно, в упор наблюдая личное,
Обнаружить внутри постоянное, неподвижное.
Вообще непричастное всяческой суете.

Это больше игра, чем работа и тяжкий труд -
С собою, на раздевание: видя между
Тем, что ты есть - и тем, что твоя одежда -
Разницу. Вот представь: ты пришла на пруд.
Здесь можно купнуться, в чем мать тебя родила,
Нагишом окунуться, от разного барахла
Избавясь. Пустынный берег, безлюдный  пляж.
Самое время скидывать камуфляж,
Непонятно зачем и когда на себя надетый,
Странный, довольно бессмысленный, чуждый в этой
Тиши:  галифе, портупею, краги,
Эполеты, папаху,  бурку и кирзачи.
Портки  и портянки. Милая, я нарочно,
Чтобы вызвать вопрос, выдавая тебе ключи
От тебя же самой, о твоем же заботясь благе,
Бережно, непреклонно и осторожно:
Какое все это может иметь ко мне
Касательство и отношение? Точно, точно.
Ни малейшего. Все это можно спокойно снять.
Даже, лучше, скорее, сорвать с себя, на бегу.
Сбросить, скинуть, оставить на берегу,
И теперь, наконец, обнаженной, уже нырять.

Это, в общем-то, все, что тебе нужно знать.
Путь означает: видеть и разделять
Себя - и все прочее, остальное.
Чужеродное, случайное, наносное.
Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
Ты - ни то, и ни это. Ты - вообще иное.
Очень простое, близкое и родное.
Я - которое было, и будет, и есть всегда,
Залог, что мы не расстанемся, никогда.
Мы просто не можем, даже при всем желании.

Именно так: все лишнее отсекая,
Камня лежащим на камне не оставляя,
Механизм по детали внимательно разбирая,
На составляющие, на части и компоненты,
Напластования тщательно удаляя,
Все затвердевшее или окаменевшее,
Наблюдаемое - потому, безусловно, внешнее,
Ты довольно таки легко обнаружишь вечное.
Такую себя, которая перманентна.
Ты у себя обнаружишь внутри
Меня.
Не памятник, идол, статую, изваяние,
Образ, идею, событие, состояние -
А такое, которому попросту нет названия.
То, что ты знала всегда. Называла: Я.

Настоящее Я практически никакое.
В нем нет ничего, и, однако, сказать: пустое
Будет мало. Само в себе полнота.
Завершенное. Совершенное. Это тайна.
Слишком близкая, чтобы увидеть или измерить.
Слишком тонкая, чтобы потрогать или понять.
Слишком простая, чтобы всерьез принять.
Слишком хорошая, чтобы в нее поверить.
Но, все это сделав, ты ее будешь знать
Как саму же себя, потому что - а как иначе?
У единственно значимой, самой большой задачи
Решение  - ты удивишься - почти смешное.
Что потом? Ты останешься, океаном.
Станешь глядеть, без метаний и содроганий,
Как в тебе, естественно и спонтанно
Вздымаются волны, катятся, оседают.
Волны, что составляют и представляют
Это вполне знакомое и обычное
Существование. Пестрое, многобычное.
Это все ничего в тебе не меняет.
Ты такое, что не убывает, не прибывает,
Не меняется, не возникает, не исчезает,
Не рождается, не живет и не умирает.
Ты такое, которое попросту пребывает,
Представляя , в каком-то смысле, собой живое
Пространство. Охотно предоставляя
Всему, что здесь есть - место, в котором стать.
Само вещество, из которого состоять.
Ты увидишь: все это к тебе имеет
Отношение ровно такое, какое к вам,
Теперешним, здешним телочкам и бычкам,
Пустая консервная банка: "Бычки в томате",
В которой еще, к тому же, лежат окурки.
Все происходит примерно в таком формате.
Ты долго играла с самою собою в жмурки,
Переживая о шкурке и о фигурке.
Игра остановится, только ты скажешь: хватит.
Касаешься только ты. Здесь ничто не смеет
Коснуться тебя. Не может и не умеет.

И телочка отвечает: я поняла.
Все, кого я встречала, знала, ждала, звала -
Тебя, между прочим, вовсе не исключая -
Об одном и мечтали: раздеть меня догола.
Но как ты это делаешь, прежде никто не мог.
Пожалуй, не удивительно. Все же, бог.
Смотри, на мне ничего уже не осталось.
Это ладно: во мне ничего уже не осталось!
Снялось, отслоилось, растаяло и распалось.
Погляди на меня, чтобы я не стеснялась.
Это, знаешь, впервые. И мне непривычно, малость.
Короче, любимый, я, кажется, осозналась.
Я была, всю дорогу, как облачная гряда.
Скопление туч, снующих туда-сюда.
Кроме них, я иного прежде в себе не знала,
Хотя, временами, конечно же, наблюдала
Просветы. Но вовсе никак их  не понимала,
Не особенно во внимание принимала,
Просто жила. Целиком себя посвящая,
Тому, что во мне и вокруг меня возникало,
Что всплывало, что проплывало, что исчезало.
Представляешь, я это взаправду собой считала.
Принимала на веру, и даже не подвергала
Сомнению. Просто себя не знала,
Настоящую. Ту, чем теперь я стала.
Нет, не стала! Какою всегда была.
Вот, тобою теперь обнаженная догола,
Последней любовью выжженая дотла,
Развеяна и растоплена, я нашла
Такую себя, которой совсем мала
Прежняя я. Я бесконечная и безбрежная.
Я - небо, любимый. И эти вот все дела,
С облаками... что мне до них? Тела,
События, вещи, чувства, переживания,
Желания, побуждения, состояния
Текут себе дальше, своим чередом, во мне.
Я - больше. Ничто из вот этого. Точно - не.
Так я знаю себя. И знаю, что это - мало.
Есть что-то еще, и все это - лишь начало
Того, что отсюда пока недоступно взгляду.
И ты, несомненно,  покажешь мне все, что надо.
В этом - мое упование и отрада.
Все, что я недопоняла - разве это важно?
Когда я с тобою, мне ничего не страшно.
Главное - я наконец-то тебя нашла.
Можно с тобою больше не разлучаться?
Все, чего я хотела бы - просто вот так остаться,
Точно такой собою, с таким тобой.

И Облачный Бык отвечает ей: хорошо.
Может быть, хочешь о чем-то спросить еще?

- Да! Открой мне, пожалуйста, кто ты, на самом деле?
Он ласково думает: как вы мне надоели!
И ведь каждый же раз! А, как будто, понять несложно...

- Я - Господь твой и Бог, для всех практических целей.
Не существующий. От тебя. Отдельно.
Это, даже теоретически, невозможно.

- Стой, в каком это смысле? Которой меня? Какой?
Кто я? Ой! Но... Теперь помолиться-то мне кому?
- А вот это - вопрос действительно неплохой.
Хороший вопрос - последний вопрос, дружок.
А  может, давай, напоследок, еще разок?
Для закрепления, скажем так, понимания,
Кто кому кто, и что, вообще, к чему?
Нам осталось пройти немного, всего шажок,
До устранения всякого расстояния.

- Ты говоришь:  "напоследок"? Но почему?
И Облачный на мгновенье отводит взгляд.

Но тут же опять находится, что сказать.
- Ну, ты же спешила, хотела успеть на йогу.
А после, конечно, свиданка с одним бычком.
У тебя там, насколько я помню,  весь день битком.
Это все непреложно, и этого очень много.
- Но, милый... теперь, неужели все это - можно?
Разве это, что прямо сейчас между нами было,
Остального немедленно напрочь не отменило?
И Облачный Бык отвечает: все это нужно.
Дабы жизнь бы текла себе, плавно и ненатужно.
Вот, ты видишь любое событие как со-бытие.
Что, скорее, со-существует, чем сущестует.
Ты пришла, наконец, к решающему открытию:
Тебя, настоящую, все это не волнует.
Облака или тучи - временный, частный случай
Для неба, которое столь обширно и постоянно,
Что может вместить - и вмещает - любой расклад,
Какое угодно скопление облачных гряд,
Которые в нем то висят себе, и висят,
То куда-то бегут,  повинуясь своей бегучей
Природе, изменчивой и текучей.
Но это - как волны, на самой поверхности океана.
Теперь не нырнуть еще глубже, скорее, странно.
Я хочу тебя всю. Давай пойдем до конца?
Если готова, ты знай: я всецело за.
- А что там, в конце? И что было не там, в начале,
А еще перед тем, когда все это началось?
- А это, родная, все тот же, один вопрос.
Я - все тот же ответ. Тот, что слышишь, себя потише
Сделав. Ну-ка, иди-ка сюда, поближе.
Atha, что называется, yoganushasanam:
Вот, теперь начинается йога. Нам
С тобою оно теперь уже не впервой.
Йога - слово, которым здесь называют
Связь, в какую с быком вступает
Настоящее, изначальное и первичное.
Высочайшее, подлинное, безбычное.
Очень мало имеет касательства к асанам,
Что вполне очевидно всем правильным пацанам.
Сношения с богом кончаются своеобразно.
Это, в каком-то смысле, небезопасно:
Абсолют, вступающий в связь с тобой.
Пожалуй,  тут бесполезно предохраняться.
Это, милая, знаешь, такая еще любовь.
Поначалу ты ей занимаешься. Как бы, да.
Потом ей становишься:  вроде как, не беда.
Потом вспоминаешь, что ей лишь была, всегда.
Так что, если уж этим, все таки, заниматься,
То лучше - по-взрослому. Стало быть, раздеваться
Полностью, да. Не стесняться, и не цепляться
За условные, за промежуточные рубежи,
Которым едва ли судьба, таки,   удержаться.
Не пытаясь, то есть, судорожно хвататься
За предметы -  пока что - оставшегося белья,
Которыми скрыто от бога нагое Я.
Впрочем, здесь нам особенно некуда торопиться.
Бог, если хочешь, большой поклонник стриптиза,
Что оставляет широкий набор позиций,
Которые можно последовательно занять,
И медленно все, что осталось, с себя снимать.
Одну за другой, позиции уступать,
Переходя, изящно и постепенно,
К обоюдно удобным, все более откровенным,
Раскрепощаясь. То есть, сдавая крепости,
Не держась за привычные глупости и нелепости.
Обнаруживая попутно, что есть занятия
Многократно осмысленней и приятнее
Фортификации, так сказать, души.
Положения лучше, чем те же траншеи и блиндажи.
Это значит, любимая,
нечего тут стесняться:
Раз начав, подобает полностью отдаваться
Процессу, в который, сначала, вступают двое -
А кончается тем, что нету ни одного.
Так сказать, ekam eva advitiyam:
Единое, без "другого". Оно такое.
Кому же еще и попробовать, как не нам?
Сейчас, кроме нас, я не вижу здесь никого.
Знаешь, даже сказать "одно" будет слишком много.
"Одно", не предполагающее второго,
Третьего, пятого, всякого остального,
Само по себе совсем не имеет смысла.
Бесконечное целое не переводимо в числа:
В числительных, как таковых, вообще, нужда,
Когда есть, что считать - появляется лишь тогда.
И попытки сказать, скажем: "я", без: "ты",
Или: "он" - совершенно бессмысленны и пусты.
Вот, поэтому я-то и пользуюсь словом: "Вот!"

Прокрутим, пожалуй, снова чуть-чуть вперед.

...Я кончила, милый. Там же, где начала.
Я вспомнила все. И как я забыть могла?
Отсюда понятно, чем я всегда была,
Изначально: подобие солнечного луча,
Случайно, из любопытства и невзначай
Заглянувшего в пыльный чулан, или на чердак,
Освещая собою скопившийся там бардак.
Мне было не страшно. Не важно. Совсем никак.
Я знала, что это не может меня касаться.
Та, какой я была, не умела еще бояться.
Не знала, что может хоть как нибудь изменяться,
Не представляла возможности подвергаться
Воздействию внешней - как это так? - среды.
То есть, каким-нибудь образом, вовлекаться
В отношения. С кем, или с чем? Нужды
Ни малейшей не возникало скорей убраться,
Ни "здесь", ни "отсюда". Могла остаться.
Осталась. Светить себе, где угодно,
Для света естественно,  вовсе не чужеродно.
Что, и как я здесь видела поначалу -
Меня не пугало и вовсе не волновало.
Это никак вообще меня не меняло.
Скорее,  меня отражало и возвращало
Обратно,  опять, к себе же самой, в начало.
Словно бы я отражалась сама в себе.
Оставаясь собою - светом - я наблюдала
Как во мне - еще не сказать "во тьме" -
Что-то искрами вспыхивало и гасло.
Становилось, меняясь - о, чудо! - цветом.
Вот тогда, в первый раз, между тем и этим,
Я увидела разницу. Именно где? В уме?
Ум был позже. Все это не слишком ясно.
Словно пылинки вспыхивали в луче
Света, и вспышки очерчивали тени,
Промежутки оставив пустыми между собой.
А те становились чем нибудь, вообще
Странным, весьма тяготеющим к перемене.
Мерцание возникновений, исчезновений,
Изменений, передвижений, преображений -
Это было забавно, занятно, весьма свежо.
Это было немного по-новому хорошо,
Хорошо, как всегда - но и, все же, чуть-чуть иначе,
Оттеняя привычное счастье, слегка богаче
Делая, как мне казалось, меня саму.
Просто игра, без особенной цели, в шутку,
Понарошку: вспышки и промежутки.
Это не было мне ни желанным еще, ни жутким.
Это было, скорее, странно и непривычно,
Не меняя в том, как я знала себя обычно,
Ничего. Словно я - и немножко еще не я.
Будто в самой же себе я открыла силу,
Что готова исполнить, о чем бы я ни спросила.
Создать что угодно, мгновенно, из ничего.
Она, вообще, не хорошая, не плохая.
Она, вообще, невозможно понять, какая.
Живая она, или все таки не живая?
Она - то, как будто, отдельное существо,
А то - как моя же особенность и способность.
У нее было имя. Имя ей было Майя:
Сплошная неуловимость и бесподобность,
По природе своей склонная ускользать,
Уклоняться, превосходя любое
Понимание, всячески избегать
Определений. Я не могу сказать,
Кто она точно, что она есть такое.

Майя умела делать не-я из Я.
Множество из единства, из света - тьму.
Мне кажется,  я никогда ее не пойму,
Хотя, вообще, она вся, целиком, моя.
Она мне была, да и есть, то дитя, то мать.
Едва родилась - принялась меня создавать,
Из меня же, по сути, едва ли что изменя.
Я была ей истоком, причиной и веществом -
И она меня сотворила такой, о ком
Стало можно однажды впервые подумать: Я.
Прежде я не была какою-то там собою.
Просто была: ни это, и ни другое.
Представь себе ленточку, что без начала и без конца,
Без той стороны, и без этой, и без каймы.
Это сложно, пожалуй, для Облачного Тельца,
И, однако же, именно так пребывали мы,
Пока Майя моя, с легкой ее руки,
Не подсказала мне - как же оно прекрасно! -
Как себя же завязывать в бантики, в узелки.
Это было смешно, и мило, и безопасно.
Будучи, в сущности, мною самой,  они
Распускались сами собою, чуть потяни.
Я смотрела их - ими - собой - как цветные сны.

Милый, прости, но я, кажется, не умею
Говорить об этом отчетливей и точнее.
Я - вот эта, твоя -  появилась
одновременно
С целым миром, с моим же творением, совершенно
Забывшись, кто я теперь, и где я,
И как, вообще, все это со мной случилось.
В какой-то момент я, видимо, разделилась
Пополам: на смотримое и смотрящую.
Собираясь - в исходную, в цельную, в настоящую -
Я довольна. Пожалуй, я здорово поиграла
В случайные формы, что радостно принимала
Собой, для себя. За себя. Писала
Их,словно письмо, и потом его отправляла,
До востребования, той же самой себе.
Относила в секретное место и оставляла.
Прятала, от себя же, и забывала,
Искала и находила, потом - вскрывала,
Саму же себя себе же взахлеб читала,
И - ты не поверишь, милый - не узнавала.
Всего, что я получала, мне было мало.
Всею собою я жаждала и желала
Большего, не покоряясь своей судьбе.
Безделушки: вот я их чем считала.
И все же, покуда я с ними, вот так, играла,
Я училась, словно бы нехотя, поначалу,
К нелепому их мельтешению снисходить,
Любить их, как есть, не желая им навредить.
Какую-то странную радость в них находить.
Мало-помалу я, кажется, привыкала.
Они были мои, разноцветные отражения.
Как легко, ты бы знал, приходили они в движение!
Сновали, порхали, таяли, трепетали -
И тут же, совсем неожиданно, обретали
Отчетливость, неповторимость, определенность,
Черты и вещественность, плотность и протяженность.
То, что было, вот только что, чистым светом,
Преломлялось само же в себе, становясь предметом,
Имеющим форму, размер и предназначение.
Это было чудесным, волнующим приключениям.
Я начала узнавать их, распознавать,
Отличать одно от другого, чередовать,
По-своему каждое как-то обозначать,
Придавая им сущность, характер, оттенки смысла.
Кончилось тем, что я стала их называть.
Так возникли кувалда, корыто, оглобля и коромысло.

Вот, тогда я нашла себе новое развлечение.
Я могла становиться ими. Любым из них.
Сперва ненадолго, всего на короткий миг.
Взглянуть изнутри. И это вот все меняло.
Какая игра! Мне уже не казалось мало.
Каждый раз - по-другому. Все стало совсем иначе.
Я оставалась, не веря своей удаче,
То в одном, то в другом,
Задерживалась все чаще,
Все дольше. И, знаешь ли, дальше - больше:
Отношения, боже ж ты мой, между тем и этим!
Ради такого, пожалуй что, стоило стать предметом,
Обособленной сущностью, частью, отдельной вещью,
Чтобы ее глазами взглянуть на вечность,
С ее точки зрения, полностью поделенную
На фрагменты. Весьма густонаселенную.
Любая частица, естественно, состояла
В отношениях с прочими. Я, сквозь нее, вступала
В эти связи, самозабвенно, и забывала,
Во имя игры, чем я была сначала.
Я точно не помню момента, когда застряла.
Совсем заигралась и больше не вспоминала,
Позабыв себя полностью, начисто, насовсем.
Что была этим всем: не вот этим вот, или тем,
Что собою, в себе, из себя это создала,
А до этого - просто была. Только я -  была:
Неделимая, цельная. Дальше пошли тела.
Я больше не помнила, кто я, и не могла
Отделить себя, пусть бы и мысленно, от скопления
Обстоятельств и частностей данного воплощения.
Чтобы стать чем-то новым, теперь я уже ждала,
Чтобы к развязке история подошла,
И, покуда она не кончалась, ее жила,
Чтобы вляпаться, тут же, в похожую - но другую,
Порой задаваясь вопросом: а не могу я
Просто выйти из этой захлопнувшейся игры?
Из развилок, ходов, тупиков  кроличьей норы
Где-то должен быть выход. Я честно искала. И не нашла.

Зато я, случайно, любимый, нашла тебя.
С тобой я узнала, кто я - и знаю, кто ты.
Ты - моя хорошо проделанная работа.
Ты - письмо, что я долго прятала от себя,
В самом надежном, укромном и тайном своем местечке.
Без пошлостей, милый! Не там, а вот здесь, в сердечке.
Ты был моей лучшей, самой любимой частью.
Когда я решила, взахлеб и наотмашь, предаться счастью
Игры  в отражения, формы и отношения,
Без остатка, во имя глубокого погружения,
Я тебя создала, для страховки, на всякий случай.
И ты не подвел. Отыскался. Теперь послушай.
Ты никуда не терялся, я знаю. Всегда был здесь,
Пока я скиталась на этом поле чудес.
Слишком близкий, чтобы увидеть или измерить.
Слишком тонкий, чтобы потрогать или понять.
Слишком простой, чтобы всерьез принять.
Слишком хороший, чтобы в тебя поверить.
Ты - это я, которой мне не хватало
До целостной завершенности, полноты.
Не удивительно, правда, что было мало
Всего остального, которое я встречала?
Чего бы и сколько я прежде не получала,
Переживала, имела, вмещала и ощущала,
Меня до конца совершенно не наполняло.
Что-то было не так: со мною, со всем. Совсем.
Не было полного счастья - ни в чем, ни с кем.
Пока, наконец, под конец, не нашелся ты.
А теперь, мой любимый, пора тебе на покой,
Который тобою, впрочем, вполне заслужен.
Письмо, наконец, прочитано, дорогой.
И кажется,  больше ты мне ни за чем не нужен.
Это грустно, пожалуй. Но я говорю, любя.
Я - такая теперь. Не убавить и не прибавить.
Ничего совершенно. Даже, боюсь, тебя.
Просто некуда, милый. Позволь мне тебя оставить.

Кто кого здесь поймал, поимел, поглотил живьем?
Вот, твое: "напоследок" понятно теперь вполне.
Ты - лучший, кого я встречала.  С тобой, вдвоем,
Мы могли бы... Но все это больше не нужно мне.
Равный счет, мой хороший, ты видишь? Ноль-ноль. Ничья.
Ты был всем. Я - ничем. Победила я.

Ты знаешь, я все еще вижу себя лучом,
Освещающим, волею судеб, различное непотребство.
Это было мое случайное королевство.
Я забуду его, не печалясь там ни о чем.
Танец пылинок? Пускай, почему бы нет,
Продолжается. Как он влияет, скажи, на свет?
Мы - разной природы. И мне теперь все равно.
Это словно я выглянула в окно,
Через которое целую вечность  сюда свечу.
Мне ничего здесь не нужно.
Я лишь хочу,
Двигаясь медленно, вспять, по себе - лучу,
Позади оставляя ловушку ума и тела,
Где видела все, что хотела и не хотела,
Вернуться к себе. К началу. Достичь предела,
Где кончается луч. Где бесконечный свет.
Луч - не капелька, и не частичка света,
И, однако, пока что, не весь, целиком. И это,
Знаешь, милый,
 немножечко шаткое положение.
Впрочем, больше не создающее напряжения,
И никак, вообще, не зовущее к продолжению
Игры в отражения и перевоплощения.
Я ухожу, не оглядываясь назад.
Едва ли я буду о чем нибудь здесь скучать.
Пожелай мне, любимый, счастливого возвращения.

И Облачный Бык ей шепчет: buena vista.
Теряет из виду и больше не может нигде найти,
Вообще. Ни снаружи, ни у себя внутри.
Однако же - думает он - хороша девица!
Только ее и видели. Да, пути
Неисповедимы, что тут ни говори.

Облачный Бык смотрит вокруг. В окно
Падает свет. Мало что поменялось.
Вместо нее он продолжает сюда светить.
Иначе скоро здесь стает совсем темно.
Он вспоминает о том, что еще осталось
Несколько дел, которые надо бы завершить.

Блинчики, все еще теплые, громоздятся
Стопочкой на тарелке. Облачный Бык тайком
Думает: может, побаловаться чайком?
Вспоминает: ему, честно себе признаться,
Нечем. И слава богу. Он бы, пожалуй, мог
Порадаваться свободе от бренной плоти,
Будь ему, чем. Но, к счастью, когда ты бог,
Ты вообще не причастен любой заботе,
Не имея не только пищеварительного тракта,
Но также психологического аппарата.
И все же - он думает - что пропадать добру?
Ему это как-то вовсе не понутру.
Оглядев повнимательней девичью конуру -
Ладно, светелку. Студию, три на пять:
Ноутбук, кофеварка, кроватка, микроволновка
(Хаатило желания, времени и сноровки
В исходном наборе хоть что-то,  да поменять!),
Он думает об открытом абонементе:
Йога с-утра, стрип-пластика в семь ноль-ноль,
О записи на реснички, уже мельком,
И да, судьбоносная встреча с одним бычком...
Он смотрит на теплое, точно как блинчики, тело. Тело
Такое, что... Стоит, пожалуй, закончить дело.
И Облачный Бык принимает его, как роль.
Выходит,  закрыв за собою апартаменты.

Ведущая, сплошь в сакральных татуировках,
Афрокосичках, браслетах, сережках в бровках -
И - что, конечно, понятно - еще много-много где,
Вся на своей, особенной частоте.
Ведущая делает телочке намасте,
И вдруг замирает. Ведущая не проста,
Как сама бы хотела - и как умеет казаться.
Ведущей случалось порой тереться боками
На горных тропинках с особенными быками.
Она понимает, что есть на кого равняться.
Она помнит: все тропы, и все быки,
Одинаковы. То есть, ведут ее в никуда.
Но есть те, что с сердцем. И если оно, таки,
Повстречалось тебе - позабудь все слова,  кроме слова: да!
Ведущая чувствует что-то. Она не отводит глаз.
Свое намасте она делает еше раз.
Она говорит: если это будет уместно,
Я могу попросить вас вести сегодняшний класс?
Разумеется - вы не смущайтесь - небезвозмездно.

Ведущей надо обратно. Туда, к горе,
На которой один морщинистый дряхлый бык
Молча сидит: неприметен, невзрачен, тих.
Рядом с ним она чувствует, где-то в своем нутре:
Еще вот совсем чуть-чуть, и конец игре.
Она возвращается: виза,  и все дела,
Прихватив на продажу четок и благовоний.
Вместе с утренним классом, который она вела,
Все почти, вот совсем, получается. Этот скромный
Бизнес - не йога, на самом деле. Она-то знает.
Она продаёт то, которое покупают,
Чтобы вернуться к тому, что сжигает ее дотла.

Телочка - Облачный Бык- устраиваясь вальяжно,
Говорит: если вам, сестрички, нужна растяжка,
Это дальше по коридору, с одиннадцати до часу.
Йога - это совсем другое, и очень важно
Не мешать, чтобы утром не стало тяжко,
Водку с пивом. Просекко не лить в кашасу.
А теперь, atha yoganushasanam: Чистый продукт, приспособленный к временам,
Который, однако же - я попрошу внимания-
Не разбодяжен до непотребного состояния.
Когда ты, подруга, думаешь слово "йога",
Дело касается только тебя и бога.
Тело в этом учавствует лишь поскольку-поскольку.
Усади его поудобнее, чтобы только
Оно на себя не тянуло внимания, чересчур.
Сейчас мы с тобой займемся совсем другим.
Перестанем возиться, и все таки обратим
Себя совершенно, снаружи уйдя, вовнутрь,
В священную, первозданную тишину,
В свою изначальную, подлинную суть,
Туда, где ты чувствуешь: кажется, я тону,
Однако едва ли, все же, пойду ко дну,
Поскольку успею растаять на пол-пути.
Именно так я готова тебя вести.
В эту предельную, сладкую глубину.
Закрываем глаза. Вот колокольчик. Я позвоню,
Когда - всё. Понимаешь, подруга, йога -
Такое искусство, изящно закинуть ногу
Туда, где нога не ступала. Где нет пути,
Ни цели, ни даже того, кто готов идти,
А не просто себе же за голову. В этот раз
Все получится. Мы насовсем закрываем класс.

Ведущая знает, что ей представился случай,
Какой выпадает в жизни разок-другой.
Она еле слышно шепчет: скажи, послушай,
Можно, теперь, навсегда - за тобой? С тобой?
Я знаю быка, что там, на горе, живет.
Он знает такое, что мало кто здесь поймет.
Он сказал мне: однажды я, в свой черед,
Когда наскитаюсь и, можно сказать, отчаюсь,
Встречу то, что меня навсегда к себе заберёт.
Скажи мне, пожалуйста, я ведь не ошибаюсь?
И Облачный Бык отвечает безмолвно: вот!

Колокольчик звенит. Ведущая задает,
В себя не успев придти, вопросы о просветлении.
Облачный Бык отвечает ей: с днем рождения!
Это такое, родная моя, явление,
Какое равно пониманию, так сказать,
Его невозможности. Нечего просветлять
В том, что само, по сути, является чистым светом.
Нечему просветляться во всем, вот в этом.
Есть разница. Стоит однажды ее понять,
Ты станешь сама для себя, навсегда, ответом.
Который не сможешь больше утратить и потерять.
Ты видишь? Ты чувствуешь? Все это ясно? - Да.
Теперь ты моя, отныне и навсегда.
Будешь такая, возвышенна и легка,
Здесь, на этой горе, вместо сморщенного быка,
Работать по профилю: то есть, давать ответ,
Тому, кто приходит за этим, чего здесь нет.
Приторговывать четками не возбраняется, если что.
Комбикорм в корыто не сыплется, сам собою.
Просто у нас впереди долгий путь, с тобою.
Но ты, отныне и впредь, на любом шагу,
Будешь счастлива, полностью, на все сто.
А теперь - разреши попрощаться. Дела. Бегу.
Облачный Бык целует ее в щеку.
У него на губах остается и тает соль.

Бовис Таврический чинно собой подпирает столб.
Время от времени взглядывает на часы.
Пытается вспомнить, какие надел трусы.
Вроде, нормальные. Мало ли, все же,  что?
Облачный Бык приближается,  плавно ведя бедром.
Он замечает ее, наконец-то, издалека.
Пришла. Незабудка, похоже,  сорвана, не напрасно.
Он поправляет галстук. Что дальше? Ясно,
Что ничего не ясно. Это его  слегка
Смущает. Это - совсем не освоенный монохром:
Черное. Белое. Шахматы, для души.
Python, Java, C#, PHP, чтобы делать жизнь.
Он думает: ладно,  чувак, держись.
В худшем случае - ну, попрощайся. И подрочи.
Она - перед ним. Он смотрит в ее глаза -
И то, что он видит, немедленно отменяет
План Бэ. Он попался. Это - не проходная,
Номер какой-то,  типа, очередная.
Он встретил свою судьбу.  А она-то - за?

Облачный Бык, на своего сынка
Глядя глазами той, что ему желанна,
Думает: да, жизнь иногда повернется странно.
Пусть эта ноша будет ему легка.
Он спрашивает, игриво: шахматная доска
Найдется ли дома, сегодня же вечером, у тебя?
Я бы с тобою сыграла, на раздевание.
Ты победишь - делаешь все, что хочешь.
Я - что хочу. Играем на выбывание.
Спорим, сегодня ночью ты вряд ли сдрочишь?
Бовис Таврический, ну, ошарашен, малость.
В этой партии, стало быть, даже исход неважен?
Просто игра, во имя самой красоты игры?
Такого, пожалуй, прежде с ним не случалось.
Ее взгляд безмятежен, и, одновременно, влажен.
Он принимает предложенное пари.
И они отправляются пить свой кофе, и говорить.
В двадцать два он заедет за ней, на своем рено.
Ничего совершенно подобного не было с ним давно.
А честнее сказать - вообще, совсем, никогда.
Пока он, привычным порядком, ходы просчитывал,
Исходы и вероятности все прикидывал,
Она просто взяла, и сказала, 6глазами: да.

И убежала.  Реснички. А как еще?
Надо ковать, пока еще горячо.
Остынет - застынет. Стучится. Конечно,  ждут.
От тридцати до шестидесяти минут.
Красота торжествует. Довольная мастерица
Бросает последний взгляд, чтобы убедиться:
Все получилось. И взгляды их, на мгновение,
Приходят - храни ее бог  - в соприкосновение.
Облачный Бык говорит:
С наличкой - беда. В оплату
Примете вечность? Всю сразу,  сдачи не надо.
Не знаю, как сбросить - по телефону, или на карту.
В сердце, прямым переводом, займет момент.

На кафельный пол звонко падает инструмент.

Можно ли выразить истину с помощью языка?
Можно. Счастливые девочки в точности знают, как.
Требует навыка, отклика, огонька.
Готовности продолжать - до тех пор, пока.

Если вся совокупность условий соблюдена,
Подступает тяжёлая,  медленная волна.
Поднимаясь со дна, оттуда, где глубина,
Проходит насквозь, идет через  нас. Она
Замирает, но сразу же рушится, как стена.
Сминает. Сметает. Блицкриг. Коротенькая война.
Мы - добыча, трофей. Проигравшая сторона.

Она отменяет нас, замещая на
То, что в нас умещаться никак не могло бы. На
Иное, чему высота, ширина, длина
Наши не соразмерны. Иная величина,
Другие объемы, порядки, каким равна
Лишь сама. Она может быть здесь только без нас, одна.

Единственная награда, которая ей ценна -
Та пустота, что нами была заполонена.
Затопляя нас, растопляя нам
формы и имена,
Переплавляя в now привычные времена,
Растворяя границу, что более не важна -
Между "внутри" и "снаружи", так, что разница не видна,
Растворяясь в нас, тая тайной,  явственна и ясна,
Обнажая нас, оказавшись однажды обнажена,
Она делает нас мехами, годными для вина.
Проступает прозрачным пространством вымытого окна,
Превращает нас, постепенно, в то, что теперь вольна
Наполнять и переполнять, если вдруг нужна
Проводящая, так сказать,  среда, что наделена
Качеством подходящего передаточного звена,
Свободная частота, сонастроена и точна,
Без заметных помех, где, не слишком искажена,
Суть, как в зеркальной глади, нами отражена.

Убедившись, что дело сделано, работа завершена,
Прокатившись туда-сюда, вполне удовлетворена,
Оседая и отступая, оставляя нас нам, она
Возвращает нам нас - настоящих, не персонажей сна.
Потом - только сладкая, долгая, нежная тишина.
Счастливая девочка чувствует: кажется, влюблена.
Вот так выражает истина себя через нас, сполна.

Телочка, надо признать, была так себе танцовщица.
Не особо способная. Словом, не первая ученица.
Честно сказать, она потому и пошла учиться
Движению, пластике, танцу, поскольку, на самом деле,
Себя ощущала неловко, в своем же теле.
Переодевшись, выходит из раздевалки в зал,
Наблюдая себя в сплошной череде зеркал,
И думает: это весьма неплохая была идея.
Такой красоте было бы просто жаль
Зазря пропадать, прямо во цвете лет.
Еще пригодится. Работы полно - а где я
Добуду себе такой замечательный инструмент?
Включается музыка. Чуть приглушенный свет.
Облачный Бык говорит себе: главное - не стесняться.
Но и, пожалуй, слишком не увлекаться.
А то все закончится раньше, чем я хотел.
Он видит вокруг немало красивых тел,
Ловит волну, подхватывает слегка,
И доводит до завершения. Совершенства.
Надо же - думает - истинное блаженство!
А я и не знал. Или знал, но был слишком занят,
Чтобы в такие места ходить вечерами,
Музыке в такт покачивать телесами?
Колебания, надо признаться, влекут и манят
Не хуже иного пассажа из тех писаний,
Что мне - я считаю - особенно удались.
Надо бы, может, что-то переосмыслить?
В конечном итоге, то, и другое - мысли.
События, скажем так, в пространстве внимания.
То есть, во мне - что требует понимания.
В этом присутствует,  определенно, смысл.
Есть вещи, которых никак не скажешь словами.
А так бы хотелось, чтобы передались.
Вот и попробуем. Ладно, сестра. Держись.

Здесь - тоже ведущая, вся на своей волне.
Демонстрирует телом такое, на что вполне
Можно ловить, как на удочку, гибкую и тугую,
Рыбку - притом, желательно,  золотую.
Спрятав крючок, уподобить себя блесне.
Ведущая движется,  требуя повторения,
Отслеживая успехи и поражения,
Поправляя порой, задавая собой стандарты,
До конца никогда не раскрывая карты.
Внимательным взглядом касается той, и той,
И этой, и... ой. Подожди, подожди, постой,
Это явно же был безнадежный случай...
Как? Откуда? Она же умеет лучше,
Лучше даже, черт побери, меня!
Она чувствует то, чему не умеет сопротивляться.
Красота постоянно требует жертв. Расстаться
С ролью всезнающей, всех впереди идущей,
Пока не закончится музыка? Частный случай.
Потом все вернется, опять, на круги своя.
Но сейчас она делает лучше, чем даже я.
Это лучше,  чем я - проносится долгим эхом.
Подхватывает, повторяет за ней, со смехом,
Поначалу. Приходит в какой-то немыслимый резонанс.
Как-то странно сегодня делишки идут у нас -
Успевает подумать, и - только ее лови! -
Растворяется в танце. Это у ней в крови.
Облачный Бык их танцует, на край любви,
Думая: что тут поделаешь. C’est la vie.
Тоже вполне себе, кто бы подумал, путь.
Малость домыслить бы, как нибудь, на досуге.
А то все слова, да слова - уж язык распух.
Или то, с непривычки, после случайной моей подруги?
Мызыка льется. Тело летит и вьется.
Танцующих в зале больше не остаётся,
Только танец. Он улыбается и смеется,
Упивается, бьётся неистово. Все вернется
На круги своя. В итоге останусь я.
Спроси его: господи, что это, край любви?
Это где начинается? Или когда кончается?
Он ответит: а, может, достаточно дурью маяться?
Танцуй себе, милая, господа не гневи.
Куда танцевать? - осмелься: скажу ему!
Поглядев на тебя, взволнованную, смущенную,
Сквозь завесу, он скажет. Которой ты - разлученная
Со мной.  Изветшавшую, начисто истонченную,
Насквозь протертую нашими поцелуями.

Двадцать один ноль ноль. Музыка затихает.
Облачный Бык немного рассеянно принимает
Комплименты, слова восторга и восхищения.
Он думает, можно ли целостное учение
Выстроить только из музыки и движения,
Чтобы надежно работало переправой,
Для тех, кто не слишком собой со словами дружен.
Он согласен: подход неплохой, и, пожалуй, нужен,
Как таковой. Просто ради разнообразия.
Напотом оставляя заманчивую фантазию,
Он отправляется в душ, и потом - в метро,
Отголосками музыку все еще ощущая,
Отчего-то иное совсем себе напевая:
Про какое-то, господи, боже мой, серебро.

Шахматная доска разложена, как постель.
Ей достаются белые, так уж вышло.
Первый ход, и ответ. Противник пока что смел,
Не зная, что перед ним, так сказать,  всевышний.
Когда он поймет,  станет не ходов.
Ладей и коней, пешек, ферзей, слонов.
Эта партия сыграна, милый, но как сказать,
Что тебе, уже изначально, и шах,  и мат?
Наверное, стоит пошагово доиграть.
Облачный Бык неспеша занимает клетки.
Без лишних движений. Четко. Прицельно. Метко.
Отражая натиск, умело ведя защиту.
Прорывая сопротивление, не сторонясь гамбиту.
Жертвуя ради чего-то, охотно,  чем-то.
Идя на размен, уступая временно оппоненту.
Выходит, как было задумано, в положение,
Где любое и каждое следующее движение
Ухудшает позицию, в сторону поражения
Толкая соперника. То есть, создав цугцванг.
Бовис Таврический мальчик довольно умный.
Он умеет проигрывать, с легкостью и бесшумно.
Он все понимает быстро. Идет ва-банк:
Я не знаю тебя. Кто ты, на самом деле?
Я весь день мечтал об этом роскошном теле,
Но теперь я, скорее таки уже,
Мечтаю - не знаю слова - о твоей душе,
Кем бы ты ни была, целиком. Я сдаюсь. Туше.
Облачный Бык кивает: ну, ладно же.
Бовис Таврический падает. На боку
Лежа, он говорит: я не хочу покидать доску,
Пока не закончится партия. Покажи,
Как задумано, весь её, полностью, целый ход.
Я признаю неизбежное поражение.
Я поставлен тобой в безнадежное положение.
Но - давай доиграем, прошу. Окажи мне честь.
Я просто хочу увидеть все так, как есть.
Пожалуйста, я умоляю, не откажи.
Это будет моим изысканным наслаждением,
Чем-то вроде семи-восьмилетнего "с днем рождением!",
"С новым годом!", в подарки ныряя, сквозь мишуру.
Я просто хочу посмотреть на твою игру.
Только знаешь, пожалуйста, можно не в поддавки?
Я лежу на боку, не покинув ещё доски,
И, для вида, способен чуть-чуть на  сопротивление.
Чтобы не пропадал, окончательно, интерес.
Смотри, у меня тут остались ладья и ферзь.
Не знаю, до встречи с тобой, для чего я жил,
Не знаю, куда - не сюда ли? - я так спешил,
Но ты видишь теперь последствия этой спешки:
Из восьми осталось едва ли четыре пешки,
И все, как одна, решительно под угрозой.
Ход конем неизменно выходит на букву Гэ.
Полный ****ец, так сказать,  выражаясь прозой.
Иногда мне все это хочется бросить, просто
Уехать: к Гангу, на Амазонку, на Хуанхэ.
Купить на последние деньги каноэ,  джонку,
Что у них там? Какую ниудь лодчонку,
Лечь на дно, и разглядывать облака,
Пока меня медленно к морю несет река.
Со всем попрощаться, и больше не возвращаться.
Это был такой способ красиво, изящно сдаться.
Мне очень хотелось. Я просто не знал, кому.
Мне хватает ума - ладно, прошу, не смейся -
Хотя бы понять, когда за столом - гроссмейстер.
Я вверяюсь тебе, не ведая - почему.
Я не знаю, как довести эту партию до конца.
Ты могла бы сыграть от моего лица?
За двоих? Передвигая, собой и мной,
Фигуры, пока на доске не останется ни одной?
Я не знаю, как дальше. Я сделал последний ход.
Король наблюдает развязку в горизонтали.
Однако, ты видишь, остались ещё детали...
И Облачный Бык отвечает спокойно: вот.
Переклоняется, через доску. Ближе,  ближе, ближе.
Касается лба губами. Потом - пониже.
Брови. Виски. Веки. Щека. Щетина.
Облачный Бык любит его, как сына,
Но, располагая, по случаю, инструментом,
Считает: не грех  и воспользоваться моментом.
Делает ход, всею своей фигурой.
Хороший же мальчик. Надо
быть полной дурой,
Чтобы - не. Вот ему - путь. Натурой.

Предполагая в читателе некоторую зрелость,
Гарантом которой может, сама по себе, служить
Наша встреча: пути, пришедшие в эту точку,
Возьмем, наконец, на себя небольшую смелость
Не крутить, не мотать - а именно, как мечтали,
Процесс разглядеть, в подробностях и деталях.

Бовис Таврический,  в общем-то, разложить
Успел, на удачу, не только одну лишь доску.
Она его мягко толкает: ложись, бычок.
Он падает навзничь, вольно раскинув руки,
В мягкие волны клетчатых простыней.
Хорошая рифма. Продвинутый чувачок.
Кровать уплывает в потемки, проворной джонкой.
Качается плавно, в такт движеньям  подруги.
Он думает: как бы мне только, с такой девчонкой,
Не приплыть, поневоле, скорее, чем надо. С ней
Он хотел бы, чтобы оно продолжалось вечно.
Так бывает? Она отвечает ему: конечно.
Только молчи и не двигайся, бога ради.
Сдался - лежи себе. Дай уже богу шанс
Сделать, чего ему надо, из этих нас.
Что-то большее, нежели просто "Бычки в томате".
Я буду тебе Амазонкой, пока могу.
Потом ты станешь впадать в меня, Хуанхэ.
Мы с тобою сподобимся святости, во грехе.
Ты чувствуешь это, милый, как я теку?
Теки же со мною. Я тебя отведу,
Сквозь плотины, запруды, сквозь перекаты и водопады,
К самому устью. Прямо, куда нам надо.
К теплому морю, в котором больше не будет нас.
Бовис Таврический не закрывает глаз.
То, что сверху, над ним - покачиваясь слегка -
Прекраснее, чем закатные облака.
Отсюда уже не вернуться, он понимает.
Так далеко случайно не заплывают.
И он отпускает все, что еще мешает
Течению. Все, что собой пока еще представляет.
Бовис Таврический начисто исчезает.
Сложно сказать,  кто и в кого впадает.
Теплое море ласково принимает
Соленые капли. Слизывает, волной.
Без остатка собой поглощает и растворяет,
И шепчет, кому - не понятно: теперь ты - мой.

Ты же останешься? Это же - навсегда?
Бовис Таврический малость пришел в себя.
Ровно настолько, впрочем, что в слове "дальше"
Появляется смутный, почти невозможный смысл.
Облачный Бык отвечает: конечно, да.
После такого обратного хода нет.
Просто оно будет, знаешь, не слишком просто.
Ты сам так хотел. Ты просил завершить игру,
Ход за ходом, по правилам, стало быть, не сметая
Фигуры с доски, одним движеньем руки.
То есть, прости, точнее сказать, десницы.
Телочка вскидывает сделанные ресницы:
И знаешь, что я скажу тебе, мой хороший?
Как раз-то забрать тебя было совсем несложно.
А вернуть обратно на место, не повредив,
Вот это - фигура высшего пилотажа.
Когда-нибудь ты поймешь. И, пожалуй, даже
Скорее, чем думаешь. Когда я вот в эту дверь
Выйду - не нарушая миропорядка -
Ты станешь искать меня - о, это будет сладко -
И находить, на каждом своем ходу.
Я останусь. Тебе. Ответом. На "Что теперь?"
Делай самый простой, вполне очевидный ход.
Не пытайся построить стратегию там, защиту.
Каждый твой ход в этой игре засчитан.
И потому - безошибочен, мой родной.
Мы встретимся снова, ближе к концу пути.
Разыграем эндшпиль. Выпьем с тобою чайку.
Все мне расскажешь. Скажешь: merci beaucoup.
А теперь мне, все же, пожалуй, пора идти.
Бовис Таврический смутно осознает:
Он знает ее, но как он ее зовет?
Имя. Он даже забыл спросить ее имя!
Как же звать мне тебя, не спутав тебя с другими?
Облачный Бык,  как всегда, отвечает: Вот!

У мастерицы - отмена. Свободный час.
Она понимает, что это прекрасный шанс
Попробовать то, что хотела - и запрещала,
Себе же. Взять, и начать с начала,
С чистого,  белого, девственного листа.
Задача, пожалуй, вовсе не так проста,
Как хотелось бы. Именно этим и хороша.
Выплеснуть на бумагу, чего душа
Желает и знает, в своей удивительной глубине.
То, что случайно - она понимает - открылось мне,
Чего прежде ни с кем, никогда еще не случалось.
Мне кажется, я это знаю одна лишь, в мире.
Вот, перед нею - ручка и а-четыре.
Она, так сказать, сподобилась откровения,
Что настоятельно требует выражения.
На чистом листе, в пустом кабинете, вновь,
И снова, и снова, и снова, она выводит
Три слова - как это ново! - Бог. Есть. Любовь.
Не умеет продолжить. Не знает, что здесь добавить.
Творческий кризис? Слегка рановато, со всем почтением.
Это все развернется, раскроется продолжением.
Нужно только нащупать правильное движение.
Она себя трогает - там, где это ее коснулось.
И дело как будто сдвигается с мертвой точки.
На чистом листе, одна за другой,  возникают строчки.
Она понимает, что часа едва ли хватит.
Почти в забытье, буквально на автомате,
Выключая айфон, перевернув табличку,
Где по-английски, по-русски и по-татарски
Написано: "Closed". "Закрыто". То есть: "Ябык",
Она испещряет строками одну страничку,
Другую. Она не умеет остановиться.
Можно ли выразить истину с помощью языка?
Эта счастливая девочка знает, как.
Облачный Бык ей кивает, и подгоняет -
Хватит на многотомник - материала.
Но этой, конечно же, мало. Конечно, мало.


Студия танца закрыта, она одна.
Отсматривает камерой отснятое занятие.
Что это было? Она бы хотела знать.
Но это почти безнадежное предприятие.
Все, как обычно. Музыка,  ритм, тела
Движутся, лучше и хуже, как могут, в такт.
Здесь было иное. Священнный, сакральный акт.
На которой, конкретно, минуте?  А, вот. Она.
Самая малоспособная ученица.
У которой теперь счастлива бы учиться,
Но знает, нутром: это больше повторится.
Теперь я, опять, как всегда, по себе сама.
Это было другое. Которого не бывает.
Ведущая что-то, немножечко, понимает.
Телом, конечно. Явно не головой.
Каждому путь - особенный. Личный. Свой.
С какой-то секунды: пауза, и повтор,
Она не находит больше того, что помнит,
В записи. Телочки нет, как нет.
Как ее звать-то? Лишь приглушенный свет,
И какое-то странное, невероятное торжество.
Нисшедшее к нам счастливое божество,
Кружащее нас, прямо на край любви.
Это было. Вот здесь. Прямо в моей крови.
Билось во мне, пробиваясь наружу, пульсом.
Я хочу повторить - и не знаю, каким же курсом
Двигаться, чтобы вот это случилось снова.
Пожалуйста,  пусть все получится. Я готова.
Я же, все таки, про. Это - деньги. Весьма большие.
Единственный путь оказаться на той вершине,
Куда попадают нечасто. Совсем не все.
Но это - неважно. Пожалуйста, покажи мне -
Ведущая молится богу, впервые в жизни -
Как тебя выразить, полностью, в такт попсе.
И Облачный Бык отвечает ей: вот, и вот.
Так, и так. А дальше - само пойдет.
Танцуй. Ты умеешь. Увидишь сама, воочию.
Он счастлив, тайком, делегировать полномочия.
Не все же, всегда, самому, своими руками.
Есть, кому за него нести теперь это знамя:
Путь, состоящий из музыки и движения,
В хороших руках. С полным сопровождением.

Облачный Бык говорит: высоко тебя занесло.
Бовис Таврический молвит, пожав плечами:
Так получилось. Я утопил весло.
Течение вынесло здесь, у истоков Ганга.
Мне все равно. Я давно такими вещами
Не занимаюсь. Пещера или яранга,
Пентхаус ли, брошенная сторожка -
Это, знаешь,  мимо меня, немножко.
С той ночи я просто делал, как ты сказала.
Отвечал, как умел, всему, что мне предстояло.
Поначалу, ты знаешь, было немножко сложно.
Или странно, скорее.
Но мне никогда не казалось мало.
В каждый момент мне всегда и всего хватало.
Ты никогда меня больше не покидала.
Я проснулся тогда, в просторной своей квартире,
В совершенно лишенном какого-то смысла мире,
Без тебя. Открыл на компьютере папку "bot".
Жал на delete и backspace, повторяя: Вот!
Лучше hardwipe, нежели харакири.
Я все продал. Закрыл. Ехал в аэропорт.
Напоследок, случайно глянув в глаза таксисту,
Я увидел твой взгляд. Он сказал мне: buena vista,
Тем же голосом, точно, что ты мне сказала: Вот!
Потом - Варанаси, Бодхгайя, Пури, Аруначала,
Ришикеш, Вриндаван, Ганготри, и все с начала.
Ничего не искал. Ни к чему не стремился. Я знал, что знал.
Снова и снова тебя на пути встречал.
Узнавал тебя там, где возможно и не возможно.
В какой-то момент это стало совсем не сложно.
Вернулся, в конце концов, к началу начал.
Ты - моя верфь, и последний же мой причал.
Бовис Таврический, бог его знает, где,
Кончился, точкой, во всей этой суете.
Те, что сюда поднялись, зовут меня просто: Бо.
Хочешь чайку? Не говори, что тебе слабо
Исполнить свое последнее обещание.
Эндшпиль, я помню. Строго на выбывание.
Разыграем? Я знаю, что это давно случилось.
И все таки, милая, ну, окажи мне милость.
Давай завершим все, как надо, по красоте.
Бовис Таврический делает намасте.
А телочка говорит: я совсем забыла!
У меня тут есть блинчики, к чаю. Ну, правда, мило?
Совсем еще теплые, точно, как это было
Не спрашивай,  где, и когда. Не смотри назад.
Ты здесь потерся, изрядно. Прими прасад.
Эндшпиль разыгран. У нас не осталось дел.
Ты получил меня полностью, как хотел.
Это больше никак не касается наших тел,
Потому что оно в них просто не умещается.
Можешь и дальше, морщинистый, дряхлый бык,
Сидеть на этой горе - для других, для них,
У которых я все еще, вся еще, впереди.
Можем закончить. Уж это ты сам суди.
Э!- говорит известный,  как мастер Бо -
Судить самому? Это как? Путь лежит иначе.
Если кому-то зачем-то я нужен - значит,
Сижу себе дальше, работаю тут ответом.
Если нет, все утонет в твоей изысканной тишине.
Вот это - судьба, какая вполне по мне.
И телочка, вдруг, говорит: у тебя здесь гостья.
Ей ты нужнее, милый. Скажи, не брось я
Тебя, не заставив меня искать,
Стал бы ты этим, которым был должен стать?
Лежа, в заброшенной хижине, на боку,
Мастер Бо отвечает: и верно. Merci beaucoup.

Передай ей, пожалуйста - шепчет ему на ушко -
Хорошо? Обещаю, конечно. Прощай, подружка.
- Да, и блинчиком милую странницу угости!
- Хорошо. Ты иди. Э, куда ты можешь уйти?
Мы здесь, все же, не где-то, а в самом конце пути.

Мастер Бо встречает, как подобает,
Редкую гостью, делая намасте.
На этой, довольно существенной, высоте
Толпы туристов значительно убывают.
Сюда добираются те, кому надо. Те,
Которые знают, что ничего не знают.
Он наливает ей полную чашку чая,
И откуда-то, из-за спины, достаёт вполне
Теплый и свежий, странницу угощая,
Блинчик. Думая: как же вернуть,что досталось мне?
Сколько ни отдавай - нимало не убывает.
То, за чем ты пришла, неуклюже звучит, словами.
Можно, мы посидим с тобой, в тишине?
И под самый конец, склоняясь, шепча на ушко,
Передает обещанное подружке:
Когда, наконец, наскитаешься и отчаешься,
Вдоволь, до края, своей суетой намаешься,
Когда станет понятно, что сколько ты не стараешься,
Все, что угодно, вполне себе получается -
Кроме того, о чем взаправду  мечтается,
Вот тогда - и это завет и благословение,
Обетование, твердое и нетленное -
Тебе, наконец-то,  действительно повстречается
То. Ты узнаешь, по кодовой фразочке: "С днем рождения!".
И оно навсегда к себе тебя заберет.
У него есть имя, и я его знаю:  Вот!


Афрокосички. Сережки. Татуировки.
Что есть, то и есть. Никой обновки.
Нечем выразить это, которое вот, теперь,
Пришло - и осталось, крепко захлопнув дверь.
Я дома. Теперь это, в общем-то,  навсегда.
Правда же? Облачный Бык отвечает: да.
Честно сказать,  он всегда отвечает: да,
Имея в виду перспективу, что для него
Вполне очевидна: there can be only One.
А все остальное - ну, так. Недоразумение.
Переходный момент. Случайное положение,
Волею судеб сложившееся стечение
Обстоятельств. Которое, при сноровке,
Приспособляемо, даже без лишнего напряжения,
К тому, что на самом деле. Сиречь, у нему.
Здесь больше не делают асаны для осанки.
На стене - два священных портрета, в рамке.
Мастер Бо, морщинистый и тщедущный.
Сладкая телочка Вот!, в распечатке с видеокамер.
Это теперь называют у них сатсангом.
Облачный Бык не против. Скорее, за.
Благословляя торговлю - четками, и так далее.
Главное, чтобы хоть кто-то однажды замер,
Остановился, однажды, закрыв глаза,
Прислушался, и сказал таки: я есть я.
А все остальное, иное, оно может быть какое
Угодно. Это, мои друзья -
Просветление, пусть и на минималках.
Даже, как будто, чего-то немного жалко.
Ни знамений, ни громов, ни молний. Вполне себе
Обыденное, весьма прозаическое, явление.
С которым, отныне, приходится жить тебе.
И вот это уже настоящее приключение.
К ведущей приходят, и задают вопросы.
Больше, с нее, совсем никакого  спроса:
Отвечать, в меру данного понимания,
Сокращая кому-то безмерное расстояние
Между тем и вот этим. Передавая суть.
Облачный Бык старается срезать путь,
Находя, порою, совсем неожиданные подходы.
Все таки, бог есть любовь. А скажи, чего ты
Ожидаешь? Некий объем работы,
Лет на тридцать, на сорок? Подумай еше разок,
Пока все не стало по воле твоей, дружок.

Ведущую звали Маша. Теперь она просто Ма.
И это, в каком-то роде, уже уступка.
Она сократилась до "М", что читалось: "Эм",
Которое там, в серединочке, в "I am That",
Когда не осталось больше ни "That", ни "I",
В каком  бы то ни было смысле оторванных друг от друга.
Маше, со всем набором ее проблем,
Планов, надежд, притязаний и ожиданий,
М спокойно однажды сказала: прости-прощай.
Во мне не осталось больше твоих желаний.
Я свободна от всех твоих обещаний.
Вместо тебя я здесь буду теперь сама.
Или, точнее - само. То есть, просто - Я.
Будет непросто все это объяснять.
Те, что ко мне приходят, они - как детки.
Пузатые дядьки и трепетные нимфетки,
Стервы со стажем, прапорщики запаса,
Юноша бледный, тот, со взором горящим.
Он, же, изрядно пьющим, весьма курящим,
Большим знатоком по части любого мяса,
В плане, умельцем насаживать на шампур -
Лет через тридцать. Сквозь толщу бычачьих шкур
Я вижу, как эти, потертые жизнью, крошки
Все так же доверчиво тянут свои ладошки
К тому,  что, единственно, может их исцелить,
Их жажду собою полностью утолить.
Я теперь - это. Когда для себя сама.
Для них я - не Маша, конечно. Не "Эм". Я - Ма.
Будут вопросы - ответить совсем не тяжко.
Но сатсанги у Ма - это больше про обнимашки.
Есть вещи, которые следует понимать.
Есть те, что следует обнимать.
Будучи сутью - передавая суть.
Без объяснений. Без лишних слов открывая Путь.

Облачный Бык приглядывает, тайком.
О ней он спокоен: вот уж, о ком, о ком.
И все таки,  думает, надо бы навестить.
Поглядеть, как у девчонки идут делишки.
Часом, не разбодяжен ли как-то слишком
Исходный продукт, за который он отвечает, как поставщик,
Соплями: вот чего бы хотелось не допустить.
Ма - весьма проницательная девица.
И тогда то была, а что говорить теперь?
Он знает: как ни зайди, стоит только в дверь
Войти - бросится, тут же, на шею: Вот!!!
Все едва ли пойдет, как всегда без него идет.
Как бы - тихонько глянуть,  и не спалиться?
Он садится в такси: ладно, гони, ямщик!

Взгляд таксиста - как он задумчиво подмечает -
В зеркале заднего вида более залипает,
Чем дорожная ситуация предполагает.
Облачный Бык неожиданно вспоминает,
Как он выглядит, если верить глазам -
И ответ на вопрос, как обычно, приходит сам.
Понравилась, что ли? - спрашивает игриво.
Этот мигаюший желтый - таксист смышленый -
Переключится вскоре на красный,  не на зеленый.
Очень понравилась - он отвечает прямо,
Но, про себя, усмехается все же криво.
Телочка говорит: осторожно, яма.
Машина вовремя резко уходит вправо.
Откуда ты знала? Яма большая. Он тормозит.
Влетели бы - проще избавиться, чем чинить.
Спасибо, короче. Облачный Бык кивает:
Есть дело. Можем поговорить?
Ты, я вижу, мужик нормальный, простого нрава.
Ты сдал бы на пару часов свою колымагу,
Если все бы, как надо, оформили на бумаге,
Цену хозяин - ты, то есть - называет.
И можно не очень  сильно в цене стесняться.
Представь себе, типа: богатому иностранцу,
Которому просто вот прямо сейчас, прямо очень надо.
Что предполагает, слегка,  так сказать, полет
Фантазий, о ценнике. Деньги - ну, ё! - вперед.
Таксисту случалось слышать и не такое.
Хорошо бы, молчком и без лишнего геморроя,
Скинуть их в точке Б, получить расчет...
Но расчеты - расчетами. В жизни - уж как пойдет.
Влетели бы крепко, если бы не она -
Ремонту на месяц. К чему она, кстати, клонит?
Тачка моя - ну, на кой она ей нужна?
Труп? Наркота? Взрывчатка? Да ну-то, на!
Отвлеченный вопрос, чисто поговорить?
Что-то себе там по полочкам разложить?
Вот это уже на правду похоже ближе.
Счетчик тикает. Можно и пофилонить.
Красивая. И ведь кому-то же, все же, дают они же!

Облачный Бык смотрит ему в глаза:
Мне нужно твое тело. На два часа.
Ты получишь на два часа мое.
Сначала. Все будет, как ты захочешь.
Не стесняйся, пожалуйста, выплесни все свое
Первобытное и животное, без оглядки.
Погляди на меня. Поверь, это будет сладко.
Перепробуешь все, на которое смотришь, покуда дрочишь.
О чем все вы тайком там мечтаете, мужичье.

И это звучит не обидно, и не фальшиво.
Есть вещи, которые стоит отведать, покуда живы.
Хотя бы разок, и гори оно все огнем.
Он согласен, почти. И все же - а как потом?
- Потом ты как будто исчезнешь, совсем-совсем.
Через пару часов обнаружишься за рулем.
Будешь помнить, естественно, только то,
Которое между нами случится до.
И что вспомнить тебе - обещаю - будет.
Бывалый таксист слышал множество мутных схем.
Он знает, когда его будут сейчас дурить,
Еще до того, как начали говорить.
Это - другое. Он чувствует. Там, внутри.
Он уже ее представляет, в одном белье.
- А что - в эти два часа? По какой статье?
- У меня есть подружка, мне надо с ней пошептаться,
По душам, но чтобы при этом самой остаться
Инкогнито. В высшей степени, так сказать.
Никого не нужно ни грабить, ни убивать.
Просто хочу получше ее узнать.
Насколько могу ей действительно доверять.
Я могу. Вопрос, понимаешь, стоит: насколько.
А совсем если честно - мне хочется поиграть.
И таксист говорит: я, кажется, понимаю.
И все таки, не понимаю я здесь чего-то.
Как вот именно, как это, ты - в меня?
- А вот это, милый, совсем не твоя забота.
Лучше подумай с обратного разворота.
То есть - именно ты, именно как, в меня.
Ему доводилось знавать очень странных телок,
Но чтобы вот так? Лишь бы, все же, не западня.
Белая шкода съезжает на пыльный глухой проселок.

Облачный Бык вылезает из-за руля
Уверенно припаркованной, задним ходом,
Белой шкоды. А раньше я так могла?
То есть, она - лежащая без движения
На довольно таки удобном заднем сидении -
Во всех отношениях. Всяческих положениях.
Она не водила. А блинчики вот - пекла,
Отчего-то вдруг вспомнилось, мимоходом.
И Облачный Бык понимает: сейчас ему
Невыносимо хочется шаурму.
С чего бы? Он честно докуривает честер.
Застегивает олимпийку, штаны поддернув.
Пикнув брелком, для порядка привычно пернув,
Думает: где их искать, этих братий-сестер?
Дав себе вволю всем этим насладиться,
Как следует просмеяться и прослезиться,
Облачный Бык - развеявшийся, искристый,
Понимает: так может и провалиться
Вся игра. Собирается вновь,  в таксиста:
- Я первый раз тут, это, куда садиться?

Володя приходит обратно, в себя, встряхнувшись,
За рулем своей белой шкоды, видавшей виды.
Он пытается выяснить, несколько встрепенувшись:
Где я? Ох уж, эти мне индивиды -
Думает Облачный Бык,  отвечая нежно:
- Лучше бы, милый, задался вопросом: кто я?
И Володю-таксиста тут накрывает уже, конечно.
Два последних часа его жизни мелькают перед глазами.
Он, пожалуй, таких картинок не видел прежде.
Он плачет навзрыд, всамделишными слезами.
Потом говорит, забив на часы простоя:
- То есть, все таки, ты мне вернула меня, обратно.
Было малость очково, что уж, не без того.
Потом мне стало,понятно, ни до чего.
Получается, ты меня к жизни вернула дважды.
Если честно, мне бы хватило и одного.
То, что случилось, вполне утолило жажду,
Которую я заливал - ты бы знала, чем.
То, что случилось, было невероятно.
Жить после этого, кажется,  вот совсем
Больше незачем. Попросту, все сбылось.
И лучше,  ежу понятно,  уже не будет.
Он знает, что никогда ее не забудет.
Он не знает,  что теперь делать, с вот этим всем.
Он знает ответ, не умея задать вопрос.
Он говорит: я правильно понимаю,
Что ты - не какая-то телочка там, простая?
Ты... Облачный Бык прижимает палец к его губам,
И кивает. Володя смышленый. Володя знает.
Голова таксиста все это с трудом вмещает.
Володя боится, что прямо сейчас растает.
Снова - думает он. Да и *** бы с ним!

Есть вопросик один, надо бы разрешить.
И это - вот счастье! - совсем не его забота.
- То, что ты мне дважды вернула, принадлежит -
Он спокойно и обстоятельно говорит -
Тебе. Объясни, как мне дальше жить?
Может быть, у тебя есть для меня работа?
И телочка отвечает: конечно! Вот!
Как раз не хватало правильного таксиста!

Одного бычка нужно доставить в аэропорт.
И сказать ему, на прошанье: buena vista.

Будет какая иная нужда - скажу.
Но, в общем, по мелочам я не тормошу.
Теперь разрешить объяснить, чего я хочу
От тебя. От Володи, то есть. Конкретно. Лично.
Это будет, прошу прощения, неприлично.
Я хочу, чтобы ты занимался всего одним:
Любовью со мною, только с собой самим.
У тебе же бывают, наверняка, порою
В работе  отбои, затишья там и простои?
Время, когда ты наедине с собою?
Вот, все это время я и хочу проводить с тобою.
Вспоминай, все что было здесь, между нами,
В самых развратных подробностях и деталях.
Возвращайся к отдельным моментам и эпизодам,
Второпях, впопыхах, между делом и мимоходом,
В пробках, на светофорах и магистралях,
При малейшей возможности: дома, или в пути.
Снова и снова, вперед и назад, крути,
Плавно от сцены к сцене переходи.
Я не против, если ты малость поможешь себе, руками.
То есть - делай все то, что и сам бы, впрочем
При каждом удобном случае, днем ли, ночью
Делал бы точно - я тебе не скажи -
По велению тела - и, так сказать, души.
Но пусть это будет серьезно теперь. Короче,
Поставь себе цель. По-мужски, уперевшись рогом:
Не забыть ничего, что между тобой и... в общем,
Имело, ну, скажем так, место быть.
Об этом не обязательно говорить.
Это можно, однажды, запросто повторить.
Ты хотел бы? Чего ты, родной мычишь?
Я тебя научу. Ты знаешь меня, на вкус.
Для тебя это будет все проще, и проще, проще.
Ты это почувствуешь. Ты это ощутишь.
Ты, постепенно, сам по себе, начнешь -
Ты же довольно понятливый, все же, ёж -
Отпускать, вычитая, одну за другой, детали,
Сбрасывать их, как одежду, как лишний груз,
Как всего лишь обертки и фантики, мой хороший:
Как раздевали друг друга мы, как лежали,
Как мы двигались, как прикасались и целовали,
Как менялись местами, как плакали и кричали,
Как глядели, что говорили и как молчали.
Как кончали, опять начинали и вновь кончали.
Как мы таяли, как мы друг в друга перетекали.
Во всем этом - в каждом мгновении, не забудь,
Есть такое: единый вкус, основная суть.
Вот. Однажды, оставшись с этим наедине,
Оставив подробности в полузабытом сне,
Ты вернешься, любимый, совсем, насовсем, ко мне.
И больше мы никогда с тобой не расстанемся.
После такого мы, попросту, не останемся
Отдельными - мной и тобой - вполне
Ощущая себя неразрывным, единым целым.
Могу я секретик выболтать, грешным делом?
Все именно так вот и есть, и уже сейчас.
И было. Всегда. И будет. Ты так и знай.
Тебе это просто,  всего-то, осталось впомнить.
Так что, милый, давай уже. Вспоминай.
А если себя почувствуешь как-то стремно:
Может я, это, просто схожу с ума?
У меня тут имеется, в помощь тебе, одна
Хорошая девочка. Да, я проверила. Все в порядке.
Зовут ее Ма. Считай, это я сама.
Найди ее. Спрашивай. Пробуй ее понять.
Но самое главное - дай ей тебя обнять.
Обещаю, об этом ты точно не пожалеешь.
Она будет с тобой, пока ты не повзрослеешь.
Ты знаешь меня, на вкус. И ты будешь знать.
Только, это, Володя,  позволь тебе намекнуть?
Если ты вдруг решишь подкатить к ней свои шары -
Я тебя попросту выведу из игры.
Раньше, чем ты успеешь что нибудь расстегнуть.
Это - моё. Вам - разговоры и обнимашки.
Если этого мало - поистине, случай тяжкий.
Но это, конечно же, случай, едва ли, твой.
Мне, пожалуй, пора. И тебе. А теперь закрой
Глазки,  и не подглядывай, хорошо?
Облачный Бык, коснувшись губами век,
На прощание, вместо того, чтобы хлопнуть дверью,
Шепчет: помни меня. Я буду твоей навек.
На целую вечность. До встречи, пока-пока!
Мне было очень важно твое доверие.
И тает в пространстве, успев, под конец, еще
Слезинку слизнуть ему, кончиком языка.

Облачный Бык разбирает телочку на запчасти.
Хватит с него простого земного счастья.
Он думает: лишь бы запомнить схему.
Материал - решительно не проблема.
Из чего вы тут все, по вашему, состоите?
В каком бы то ни было образе,  форме, виде?
Чем бы оно не виделось, там, глазам,
Он - вещество каждой вещи, сам.
Во всех существах - единое существо.
Здесь, кроме него, нет попросту ничего.

Восприятия. Ощущения. Чувства и состояния. Настроения. Мысли. Идеи. Воспоминания.
Эмоции. Воображения. Представления.
В уникальном и удивительном сочетании.
Облачный Бык прикладывает старание,
Разбираясь, как именно, точно, была душа
Устроена. Сложный предмет. Он работает не спеша.
Всякое - думает - может еще случиться.
Лучше разок как следует повозиться.
Наверняка, не раз еще, пригодится.
Закончив с душой, принимается и за тело.
Это уже довольно простое дело,
По сравнению. Складывает, как лего,
Телочку,  снова и снова.  Находит эго.
А вот это, пожалуй, здесь совершенно лишнее.
Без него все будет работать куда приличнее.
Ощущение, может быть, несколько непривычное,
Но влияние, на результат - отличное.
Облачный Бык умеет готовить блинчики!
Он то плотный, сочный и сладкий, то снова дымчатый,
Лучезарный, прозрачный, бесформенный и расплывчатый.
У него получилось. Он может, как автомат,
На скорость её разобрать и опять собрать.
Он - любитель, порой, весьма непростых задачек.
Сам себе аппаратчик-герой, инженер-наладчик.
Он - не захватчик вовсе. Скорее, успешный вкладчик.
Он сам себе собирает, не ждет подачек
От судьбы, вручную, штучных таких чудачек.
Хорошенький вышел приемник и передатчик.
Роскошный такой перехватчик-путеукладчик.
Он станет ходить ей, касаться и соблазнять.
Говорить, отвечать на вопросы и объяснять.
Он будет ее применять, чтобы обнимать.
Как форму, по случаю, временно принимать:
Пустую, чтобы он мог ее наполнять.
Ей-то, самой, давно уже всё равно.
А у меня тут - работы полным-полно!

Облачный Бык постиг Облачного Быка.
Он знает себя, но само уже это знание
Словно бы разделяет его пока
С совсем настоящим, которое - безымянное.
Все, что он представляет, пока что еще, собою,
Он оставляет. Можно сказать: в покое.
Все, что еще до сих пор его составляет.
Так ли, иначе, хоть как-то определяет.
Всякое разное, будь то такое или сякое.
Он мыслит себя, как То, в божественной наготе.
И знает наверняка, в безжалостной прямоте:
Даже такая мысль, при всей ее красоте,
Относится к пестроте, суете, маете, тщете.
Она может лишь подвести, вплотную, тебя к черте,
За которой - совсем иное. К подлинной простоте.
Какими словами плоскости думать о высоте?
Пока еще есть, чем думать, кому, и о чем, и где -
Он знает, что он - не То, в окончательной полноте.
Или, точнее - То, и, одновременно - те.
Дао и дэ. Как бы - свет. Но, отчасти, немножко, тень.
Это видно, понятно, внятно, ясно ему, как день,
Намекая на то, что осталось, в общем, немало дел.
Что пока не достигнут, явно, последний еще предел.
Он все еще заслоняет себя от себя собой.
Это выглядит, как ошибка. Неполадка. Системный сбой.
Выход, конечно, есть. Он именно там, где вход.
Истинный путь никуда, естественно, не ведет.
Тайный, непостижимый - он совершенно прост.
Облачный Бык лежит им, раскинувшись, словно мост.
Карту за картой, он складывает пасьянс.
Пока мы тут остаемся - он будет здесь, ради нас.
Все сложится, там, в конце. Станет совсем, как надо.
На игральном столе останется только одна лишь карта.
Он знает, какая. Это ему придает азарта.
Это - пусть расставаний, прощаний. Отпусканий. Пропаж. Потерь.
Карта, когда перевернута - вращающаяся дверь.
Однажды он, за собой, последнюю затворит.
Закроет, таки, проект. Смотает в клубочек нить.
К этому он ведет. Затоваренное творение
В нем свое обретет  желанное растворение.
Спроси его: боже, что, и зачем это все здесь было?
Он скажет: сходи, родной, погугли, что значит: лила.

Есть притча, которую любят рассказывать на востоке,
Довольно изящно ей подводя итоги
Разноголосым потугам вещать о боге.
Боги водятся там в замечательном изобилии,
Как правило, сплошь многоруки и многолики.
Все это выглядит точно, как будто лили
Муссонные ливни полгода почти подряд,
И буйства природы, ну, попросту не унять.
Иными словами,  теогенез на пике.
Отсюда потребность хоть как нибудь навести
В метафизических джунглях  порядочек. Привести
К единому знаменателю всю эту пестроту,
За мишурою прозрев священную простоту.

Имеется: слон и четыре больших спеца,
Почетных элефантолога-слоноведа.
Уровень нашей повысив, слегка, беседы,
Добавим: их можно считать олицетворением
Риг-, Сама-, Атхарва-, и Яджур-веды,
Но это - к адептам оккультного, все же, бреда.
Для нас это будут четыре простых слепца.
Каждый из них, со своего конца,
Коснувшись слона, выносит о нем суждение,
Пытаясь сойти за провидца и мудреца.

Первый, ноги слоновьи ощупав,  решает: слон
Что-то ему такое напоминает,
Вроде бревен, столбов, стволов - ну, или, пусть, колонн.
Другой ему тут же немедленно возражает,
Слона ухвативши за хобот: о, нет, друзья!
Питон ли, удав, анаконда, но слон - змея!
Бок слоновий охлопав, взвивается третий : я
Не приемлю вашего видения слона!
Слон похож на огромный булыжник, подобие валуна.
Нечто плоское и большое, типа - каменная стена.
Вступает четвертый: братья, иль вы слепы?
Откуда все эти рептилии, булыжники и столпы?
Можно ли столь непростительно ошибиться?
В мире немного такого, с чем слон сравнится.
Точнее сказать,  очень и очень мало.
Слон подобен крылу бесподобной небесной птицы,
Или, может, огромному плотному опахалу...
Он пытается выразить то, ему открыться
Сумело, когда он потрогал слона за ухо.
Такому в знакомых понятиях уместиться
Никак не судьба. Это тайна. Молчит наука.

Говорят, этот жаркий, порой доходящий до драки спор
Меж былыми друзьями ведется и до сих пор.
Всяк стоит на своем, и не думает отступиться.
Слон тоже стоит себе. Что со слоном случится?
Едва ли на нем это как нибудь отразится.
Слепцу остается разве что насладиться
Возможностью, если такая ему дана -
О природе слона не пытаясь судить сполна -
Прикоснуться, и восхититься, и удивиться.
Даже сложив воедино четыре мнения,
О слоне не составить полного впечатления -
Что не отменяет важности уважения
К чьему бы то ни было, ну, так сказать, прозрению.
Слон - един, вне пределов нашего постижения.
Удел наш - догадки, игры воображения.
И это - хорошее, здравое отношение.

Ну, что же?  Восток - далекая территория.
На западе все совершенно наоборот.
Одному слепцу здесь одна и та же история
Как четыре отдельных истории предстает.
Вся литература - Хорхе! Спасибо уже на этом! -
Сводима всего к четырем основным сюжетам.

История возвращения - кругами ли, по прямой -
Скитальца, из дальних странствий, к себе самому, домой.
История долгих поисков. Кто бы сказал, чего?
Порою - вполне успешных, порою - совсем того.
История о защите - заведомо  безнадежной -
Крепости, обреченной пасть, но, пока возможно,
Держащей осаду. Гордо держащейся, до конца.
До самого, вплоть до последнего, доблестного бойца.
Наконец, история бога, вечного существа,
Себя приносящего в жертву. Умирающего.

Конечно, на самом деле, история здесь одна.
В точности как колонна, птица, змея, стена
Собой составляют вместе лишь одного слона,
И то еще отдаленно, гадательно, не вполне,
Не слишком определенно, суждение о слоне
Вынести позволяя, касаясь его извне,
Мельком, наощупь, в кромешной тьме.

Облачный Бык возвращается - нами, к себе, домой.
Ищет себя, скитается, странствует, до поры.
Упорно сопротивляется, для красоты игры.
Однажды, последним ходом, двигаясь по прямой,
В нас умирает нами. Чтобы ожить собой.
Себе самому уступает самый последний бой.
Вручает от павшей крепости себе самому ключи.
Открывает свою же дверь, заваривает чайку.
Выкапывает сокровище, из под своей печи.
Patria o muertе. Merde. Merci beaucoup.

Облачный Бык не чуждается провокации,
Планомерно ведя подрывную акцию,
Во имя элиминации сепарации.
Он доволен. Ему удалось запустить реакцию,
Цепную. Сделав один лишь хороший ход.
Вынуть кубик из башенки, правильный. Самый тот.
Вот! - говорит он. Дальше само пойдет.

Проходит примерно неделя. Таксист Володя,
Счастливый, смущенный, растерянный и на взводе,
Все это - одновременно, таки находит
Ма. Иначе он просто сойдет с ума.
Я первый раз тут, это, куда садиться?
Ма улыбается. Как бы мне не влюбиться?
Володя, не будь дураком, уловил намек.
Но эта задача - не на его зубок.
Не в силах с собой совладать,  он, похоже,  тает.
Ма его как-то немыслимо обнимает.
И Володя, внезапно, радостно понимает:
Это - другое. То самое. Так бывает.

В шелковом нижнем белье, ведущая-танцовщица
Наконец-то находит правильное движение.
Единственный шаг, ведущий за край любви.
Теперь это будет с нею, в ее крови.
Навсегда. Это больше не скучное упражнение.
Жизнь, как танец. Как чудо. Как путь. Как течение. Продолжение
Приходит само по себе. И не требует завершения.

Мастерица - обычно зовут ее просто Зуля -
Открывает глаза, с трудом разлепив ресницы.
Поэзия - дело такое. Чуток напиться
Было полезно. И очень приятно, хули.
Она собирает листы, испещренные письменами.
Прошлой ночью здесь ярко горело пламя.
Она сделала все, что только могла, словами
Попытавшись обнять, выразить, передать
Такое, о чем невозможно,  совсем, сказать.
Читает, и знает: я не могла это написать.

В какой-то момент родного ей стало мало.
Слишком просто. Уже не особенно интересно.
Местами, как будто, даже немного тесно.
Она изучала английский по сериалам.
Быть может, еще пару книжечек прочитала.
На языке,  так скажем, оригинала.
Ну, что же? Она накатила, и накатала:


God is love. Heard in ages, once being said.
Yes, my love. And I know, just precisely, how
It is true. Being me. Being here and now.
Being just as you wanted me. Sad and wet.

Sad, because I'm still here. Аll alone, as yet.
Wet, because - you can touch me, you know - I'm ready.
You can ask me, of course, and you certainly will: how steady,
How straightforward am I? How determined, and how mature
Is my mind? So to say, am I really sure?
As I know, you do like some maturity here, in us.
That I lack. But, as far I can see,  there is kind of a sweet bypass.
So I'll go, if I may,  desicevely, all the way.
Just from where it happened for me to stay.
Please, don't stop me. You can't,  by the way. Don't say
This u-word of yours, depreciatingly: underaged.
That will end, here, in me, in nothing but just more rage.
Now, you see, I'm still novice. So, I am a little shy.
Should I say? Nay, confess. Well, yes. It's first time. Oh, my.

You were hiding from me, rather playfully, all my life.
You are found. No more hide-and-seek.  Enough.
Watch me, dressed. All that layers on layers, ugh!
That's what, now, I'm about to take off, for you.
Slowly, sweetheart.  Don't hasten.
Endure my pace.
Anyways,  we are here, already. From such a place
There is no more escapes. No way out. Can you embrace
What you see? Am I, may I so ask, enough?
If you ask me, I'm sure: I am rather not.
I just hope, in a way, somehow, that you forgot.
So, just watch me, undressing for you. Don't laugh.

Well, my love, you were found, by me, at last,
Guess, just where? In between, from the head to that.
Here you are. As my own, my very heart.
I have nothing at all anymore to add.
I'm removing stockpiled there, in the past.
I am sorry, if that would be not so fast.

Watch me, peeling myself, stripping naked myself, for you.
Oh, I wish I could say there were, earlier, just a few
Of them, those, that have seen this, have touched and had,
What I have now to offer. Things tend to, sometimes, go bad.

Being just an attention, in essence,  and nothing more,
I would go with a stranger, next one, as a hungry whore.
I was easily, eagerly giving myself away,
Just to anyone. Anything. Really, was glad to lay
With whatever, whomever to come. I'd say,
They were not even really expected for long to stay.
I was always compliant and soft, as a fucking clay.
I just wanted to play. Here am I, now, for you to play,
As I am. Not so precious and pure. All yours.
You can do just whatever you want, of course.
You will not be the last, not you being, alas, my first.
But for that, you are, rather,  too special. Quench my thirst.
You, beyond and above, be, i beg you, my Only One.
As in Highland, you know. I'm just trying to make some fun.
It's becoming too heavy, too serious, oh, can't you see?
Little piece of an ice, nicely praying to peaceful sea.

You are still standing still. As for now, you didn't make
Not a move, in a slightest. I'm here. I am yours to take.
What is meant to be drown, I assure you, that will not break.
So, no need to be overly careful. Just touch me, love,
While I'm, here, getting off with my dirty stuff.
You're still waiting.  So delicate. Tender. Gentle.
Not so easy, I'd say, to get rid of this layered mantle.
There am I. Underneath. Always naked, you know, inside.
Almost done. What is left, can it really still veil and hide?

Oh, I know, what I want. If I may. If that be your will.
Now, that makes it all easy, like this, you're standing still.
Us, bad girls, on the knees, not so often are seen to pray.
Now let's play. Now let's see, who's the hunter, and who's the prey.

Yes, I'm surely going to give you, my heart, the head.
Anyways, it should be, in your presence,  just humbly bent.
That's for this - so I heard - it was actually really made.
That's a real relief,  when it does just for what is meant.
It's not empty, as yet. It's a mess. It's a cluttered maze.
But there is - you will see, and I'll make you to feel - some space.
Let me touch you, my love, very gently, with what I have.
Don't you tell me, oh, please, never ever, I should behave.

Here we are. Now, for you, I'm all lips and tongue,
Gently wrapping myself around my precious one.
Moving slowly, graciously, tenderly, going down.
Down and down and down. I sink and melt.
So, the further the wetter. My hope, it is clearly felt.
You are making me silent, my love, filling me here, in full.
On this depth I am almost still. But still feel some pull.
Sweet, inviting, alluring, welcoming, teasing call.
Where there is no me. And no you. And no us, at all.

Not so much of a distance. Precisely eleven inch.
Never made. It's a shame. It's a pity. Some fucking cringe.
You were here, as my I. Oh, my. As my own heart.
What, I'd ask, was that took me so long to start?
How could I, me, myself, in this way, to rob?
What is there to compare, with giving a blowjob
To the God? To the one's own heart? To the inner core?
Why I never - don't ask me, darling - so did before?
Sliding, gliding, so gracefully, up and down.
Now, it seems, it's the only one game in town.
It is really the Way. As it is, in itself, the aim.
Didn't know. Didn't care. Didn't do. Now, who's the blame?

Oh, so chatty, you see. So scattered am I, my love.
Make me silent. Or else, endure all that helpless stuff.
It's my very first time, don't forget, if I may so ask.
I should move, not to talk, interrupting the whole task.
To the depth. To the inner heartcave of mine.
Who is blown here, you or my own mind?
Are they not - are we not - in essence,  the one and same?
Wrapped around each other,  merging together nicely?
That is how I feel. That is how we are, presisely.
Now and ever. No less. That's my rightful claim.

Do you feel what I do, with my head, with my tongue and lips?
I'm  caressing you tenderly, fondling you with my words.
Kissing, touching you, thereby, with my dirty thoughts.
I have nothing to offer, I'm sorry, except for this.
Them are what I consist of. Them are how do I exist.
Them are all what I had. Them are what I, exactly, brought
To this presence of yours, to the holy of holies, Lord.
Well, it seems, now, apparently, someone weeps.

Sorry, sweetheart. So sloppy. So clumsy. I melt and flow.
Being blown away, I am trying, somehow, to blow.
Yes, I know. Not full-blown. Not quite. So, it's going slow.

I am dripping. I'm lighter and lesser, with every drop.
You are soaking me in. You are whispering me: don't stop.
And I know, what you're doing. Replacing me, with yourself.
There are only eleven inches. There is no twelfth.
Here it ends. Here it is. Here it always abides and stays.
Just beneath everything there's a kind of a secret place.
Just beneath all that counts, that moves, that has name and form.
Here am I. Here I'm home, making myself at home.

Just one touch of ours, sweetheart. Everything's done, almost.
What is found will never be lost. As it never was.
It's the end of the way. There's nowhere to go, from here.
There is nothing to do, there's no lack, there's no need, no fear.
Nothing special. Home is a place to dwell.
Very special place. All is well there. Just very well.

Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just a broken spell.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just a fallen veil.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just an open cell.
Just one touch of ours, sweetheart. Not much. Just an empty jail.

I was touching myself, here and there, from time to time.
It was fine. It was good. It was pleasure, you know, of mine.
It was all going on, and so on, for awhile, until
I was touched. That was different. Oh, certainly. That was real.
I don't know, can't remember, exactly, can't tell the day.
It just happened. Somewhere along the way.
There was balance, at first. Some ratio, as before.
Then there was  more of you, then of me. More and more and more.
Then you won me, hands down, sweethart. All odds were thine.

Just one touch. Short-circuit in sixty-nine.

I remember. I was on a threshold,  unable to cross.
There was path, and I knew, where it leads me and how it goes.
I was helplessly praying: please, show me, how can I pass
To the other side. To become one with you, at last.
Then you answered. I've heard you first time that day:
Hush! I'll take it from here. I am. I will go the way.
I will cross that your threshold, to be, at last, one with  you.
So you did. It was hard to miss. Thus I knew. I knew.
It's forever, you said. There's nothing more here to gain.
Since that day you were never lost. Anymore, again.

Now I'm feeling myself as a bridge, in between two shores.
There are sorrows, and hardships, and failures, and troubles and chores.
But I know: on the other hand, on the other end
I am always already home. That's how I stand.
I see anything, thinking: well, actually, be what may.
There was burden, once. Now it is cast away.
Now I live them both, alternately or side-by-side.
One to think, to relate, to deal with what comes, to write.
One to be. Just to be, as I am, in a flashing glimpse.
In the end, there can be only one, it seems.
Only one of them. Only one of us. Which, I guess?
Who am I to decide? How can I to divide, or else,
To confine? Where should I to draw the line?
I don't know. That's a secret delight of mine.

Shores. Chores. Of course. Oh, stories. I had enough.
Dance me, sweetheart, again and again, to the end of love.

This is what I was going to say, just before the end.
I can't wait. So I'll say, straight away, for you, what I meant.
You do love hide-and-seek. Sure, my love. It's your favorite game.
Now go find me, your tiny spark
In a burning flame.

Мастер Бо медленно сходит с горы. Туманом.
Растекается, от Миссисипи - и до Янцзы.
Те, кто в курсе, выходят плясать, босы,
Немного расплывчаты и не вполне трезвы.
С каждым вдохом - все менее четки. Все больше пьяны.
Облачный Бык собирает большую жатву,
Каждому, лично, собою давая клятву
В полной и безусловной неотменимости
Произошедшего. В сладкой необратимости.

Мама решила - это бывает у них, у мам -
Подойти, наконец, обстоятельно и серьёзно
К вопросу: нельзя вот совсем, или все же можно,
Делать вот это, которое по утрам
Любимые, оба, безбашенные бычки
Вытворяют, сидя на берегу реки
Тумана, крепко вбирая в себя туман.
Она прочитала книгу святого старца,
О спасении чрез богодухновение.
Восточного мистика тонкие размышления
О тайном священном пути напаса.
Она прочитала Гомукхананду Свами,
Об истинной сути и практике пранаямы.
Средневековый трактат, с говорящим таким названием:
О приходе в себя. И довольно возвышенным содержанием.
Она даже сходила в какую-то там программу,
Где пошагово объясняют, как можно плавно
На всяческих там непотребствах таки кончать
Торчать, и начать на чем надо уже торчать.
Дилемму свою, таким образом, разрешив,
Мама выходит в утро, к своим бычкам,
Сидящим, бок о бок, дыхание затаив.
Поближе к своим пристроившись чувачкам,
Шепчет: я с вами. Только условимся наперед:
По правилам все это делать, не как пойдет.
Я читала. Сейчас объясню вам один подход.
Переглянувшись, бычки разражаются мощным смехом.
В голос хохочут, не могут остановиться.
Набрались благодати, по самое некуда. Скоро литься
Начнет через край, не вмещаясь уже внутри.
Потом говорят: мама, смотри, смотри!
В тумане порой проступают и тают лица.
Каждый бык, на свой миг, получает возможность сбыться.
И вновь исчезает, чтобы не повториться.
Смех в тумане плывет. Возвращается, долгим эхом.