Шторма телеграммами

По капиллярам, по капиллярам,
водянистая влага, маляр мой.
Снабжение, дождь по нутру,
я всегда говорю правду, не дурю.

Если ты такой, то я лохушка,
банда наша, Аве главарю.
Если я из всех твоих подружек
самая слепая, слух я заострю.
Если у петли твоей хвостик перекушен,
я о надежде только говорю,
я в сердце клапан твердый поупружу,
новое дыхание инвентарю.
А главное не проговорю.
О, Боже, ужас,
на раскладушке твоя шлюшка,
и ты сконфужен,
всегда спокойный, но я страх твой подбодрю,
брючки отутюжат мои ручки,
плюшевый мишка,
сегодня ты прислужник,
вот только докурю…
Могу облизать твою пушку,
я ничего такого не искрю, но прослушай,
мое сердце тоже известковое, я тебя боготворю.

Нежность, не снисканная, доле повизгивавшей,
ты отверткой своей перетыкая полмира тропическому имбирю
проделал отверстия,
он свежий такой, что пешке, продвигавшей в поле себя
видно, что просто влюбленный антигерой.
Вот наша нежность отыскана особой красотой.

У меня совсем нет слов…
Я ничего не читаю в суициде прошлого во имя нового, а нужны слова…
Но думаю, что ты не в обиде, понимая, что бывают периоды,
когда немо, да и зачем слова,
когда чувства плывут по миру, что небезгрешен,
а мир прихрамывает сам неграмотен, Аве забытью,
и ждет душе, раздутой, лакея,
что поимей, поимей, да отнимут,
но так как я не обнимут,
у них для другого стимул,
добавлю тяги зажиму…
Ты тоже меня обними, добавляя дождя питью.