Наше всё 1-2 главы
Скуп майор.
До Разгуляя
шёл пешком он по Немецкой.
Рядом шли мастеровые, баба шла с гусём.
Взял майор,
торгуясь, дрожки,
ехал до ворот Покровских.
Казачок бежал за ними – спотыкаясь всё.
В галстуке
и с лёгкой тростью
по Мясницкой беззаботно
он идёт в Охотный ряд, а… казачок – бежит.
Шёл майор,
глазел на женщин,
и спустился в погреб винный.
Три бутылки Сен-Пере взял и одну лафит.
И сказал,
народ чтоб слышал,
казачку: «Неси покупку!
Адрес, дурачок, не помнишь - запишу сейчас.
Дом Головкиной графини,
рядом мой, его все знают –
гвардии майора Пуш-ки-на. Беги, дурак!».
А жена
осталась в доме
с дочерью и малым сыном.
Уходя, он заглянул к ним – спали все ещё.
И никто
не знал на свете,
что у гвардии майора
этот мальчик – русский гений будет: «Наше всё!».
Двадцать де-
вять лет майору
было, он уже в отставке,
в комиссариате клерком - нет спокойней мест.
Но считал
себя майором,
Гвардию покинув с братом.
Так с Василием решили выразить протест.
Гвардия
реформы Павла
обозначила «бореем»,
пережить отставку легче с болью на душе.
Был женат
он на арапке
красы необыкновенной,
Предок был Петра Великого - генерал-аншеф.
Глава 2.
Шёл майор
назад Басманной,
на ходу слова рифмуя.
Хлопоты оставил дома, ожидал – фурор.
Приглашён
граф Карамзин был,
родственники и какой-то
живописец, музыкант ли - граф француз Монфор.
Убран зал.
Начищен мелом
каждый канделябр фамильный.
А Никитка пред курдагом развлекает люд:
Репити-
рует балладу.
В дворике под липой столик
накрывают – личный повар наготовил блюд.
Не большой
у дома садик –
что достоинством считалось:
В эти времена тревоги «в круге – только наш».
Есть кому
доверить чувства.
Якобинство пресекалось:
фраки, шляпы, а для женщин – стиль "а-ля соваж".
Первыми
явились сёстры.
Позже брат, с женой красоткой,
в лакированной коляске с колокольчиком.
Старший брат
был стихотворец.
Сразу комплимент для женщин
сочинил – экспромт приятный – «юмор с перчиком».
Женщины
расцеловались.
Тут вошёл француз Монфор и…
Карамзин за ним – печальный, попросту одет.
«Щегольство
сейчас не в милость, –
молвил тихо, – мы скучаем
по-домашнему, по саду, так устав от бед».
Граф Монфор
служил при свите,
изгнанного из Парижа
брата, свергнутого короля Людовика.
Павел их
любезно принял -
как гвардейцы говорили:
«на хлеба» – в Митаве стол в Курляндском домике.
Карамзин
Уже в летах был.
Старше всех – тридцать четыре.
Многое успел изведать. Издавал журнал.
«Время то
прошло, когда мы
всех пленяли. Не пленяя ж –
ремеслом пылить негоже», – он в стихах сказал.
Грусть его
вносила всюду
чувств покой, ума порядок.
Всяк с ним находил душе уголочек родственный.
Пушкиных
детей он с детства
знал (именья были рядом)
говорил, любя, им: «Мы ж, Нижегородские!»
А Сергей
всё ж волновался.
Только окрестили сына,
он решил куртаг устроить – милый сердцу круг.
Хорошо,
что брат Василий
и с женой Капиталиной,
Карамзин–граф – тоже близок. Но француз – не друг.
Между тем
Василий Львович
запросто болтал с французом.
Николай Михайлович писал экспромт в альбом,
Похвалил –
изящно очень
платье с талией высокой
у Надежды Осиповны, тем смутив потом.
Две сестры:
Аннет и Лиза
с мужем Солнцевым – смеялись
над его завивкой модной – а-ля Каркалла.
А Василь,
делясь сюрпризом –
герб фамильный объяснял им:
ветка Пушкиных от серба Ратшича была.
Наконец
обед подали.
Выпили и закусили.
Камердинера Никитки выход удивил -
он прочёл
свою балладу:
с Лазаревичем Русланом
Соловей-разбойник бился, но не победил.
Перед тем,
Как чай был подан,
свой сонет Аннета спела
и Наталья Осиповна – городской романс.
Первый был
пискляв немножко,
а второй чуточку грубый.
Пенье всех растрогало волненьем без прикрас.
Карамзин
хвалил варенье –
он вишнёвое так любит.
В пение прекрасных дам же – чувство горячо.
И закат
смотрел багровый
чуточку смущаясь этой
городской идиллии, так не поняв о чём.
В этот миг
раздался грохот
от въезжавшей колымаги.
И Сергей, поняв по звуку – сразу бледным стал.
Объявил
Никитка, сбившись:
«Прибыл – их превосходитель
генерал-майор Абрамыч Пётр Аннибал».
Генерал-
майор был ростом
не велик и жёлт руками.
Видя Марью Алексеевну, поклонился ей.
Та была
женою брата
Осипа, который бросил
их с Натальей малолетней – бабник и злодей.
Прибыл он,
узнав от брата,
что в потомстве Аннибалов
есть приплод – желая видеть этого внучка.
«Покажи
его скорее, –
просит Марью Алексеевну,–
где он?». «С нянькой он Ариной. Погоди пока!
Что ж, садись
Пётр Абрамович».
«Я сударыня сестрица
ведь вина не пью мне водки прикажи принесть".
Принесли
настойку. Выпил.
И Надежду в лоб целуя,
молвил: "Брат зовёт на лето, ягоды поесть".
Тут Сергей
вздохнул свободней.
Был как все он озадачен.
До сих пор никто о сыне молвить не успел.
В том, что вдруг
Арап приехал
с приглашением от тестя
и посол-брат так любезен, тоже есть успех.
Но потом
всё повернулось.
Вдруг арап полез в мансарду.
Из кроватки взял ребёнка, спьяну стал кричать:
«Точно внук –
наш арапчонок!»
Сергей Львович возмутился:
«Милостивый государь, прошу вас замолчать!»
Генерал
совсем зарвался,
хвать за пояс – ан нет сабли:
«Кто таков ты? Что за племя? Я вот – Аннибал!».
«Я отец» –
Пытался строго
Сергей Львович вставить слово.
«Ты свистун», – хрипя от злости крикнул генерал.
И ушёл,
оставив крестик.
А гостей как ветром сдуло.
И Сергей ходил с конфузясь, говоря жене:
«Знаешь что -
Я не желаю
встреч, душа моя, с твоими…
После этого позора для меня их нет».
А жена
сидела, сжавшись,
на Аришкиной кровати
и качала Александра, спал спокойно он.
У неё
стекали слёзы,
капая из глаз открытых.
Не взглянув, сказала глухо в пол: «Подите вон!»
«Выгнали, –
Шепнула в ухо
Нянька на крыльце Никитке, –
Аннибал меня-то вспомнил. Двадцать лет прошло».
«Пьяный он,
Характер грубый.
Генерал с большой дороги!»
Ночь купалась в полнолунье – тихо и светло.
________________
Не обычное построение строф, чтобы показать - это форма мной придумана в виде ряда Фибоначчи по числу слогов в строке: 3,5,8,13 (золотое сечение). Можно записать и по другому: 8,8,8,5.Но тогда ритмика изменится. Кстати, ритмика может быть разной в зависимости от размера - двух-сложный, трёх-сложный... В песнях встречал и в стихах у классиков, просто никто не считал...
Свидетельство о публикации №124091900941