Золотой Абрикос

I.

На острове, в скромном доме,
Под синими бликами звезд
И барабанами страшного грома
Жила девочка, полная грёз.

Она была юна, как вишня,
Цветущая в нетронутой долине.
И каждый из деревни слышал
Об Анне - первой дочери раввина.

Она готовилась к бат-мицве,
Ей исполняется двенадцать.
Наряд гламурный сшила ситцевый,
Исполненный с оленьей грацией.

На пирсе, сгорбленном годами,
Под одеялом белой ночи,
Шептало море тихими волнами
Напутствия к её отрочеству.

Шептало море, птицы пели,
Кусты сирени целовали,
Не хмурились густые ели -
- Все дня рождения Ани ждали.

И вот закутавшись в ночнушку,
Проснувшись от ветров холодных,
Едва опомнившись девчушка,
Произнесла: «уже сегодня».

Уже сегодня будет праздник
И больше ей уснуть невмоготу,
И много мыслей ярких разных
Ночь увели к блестящему утру.

II.

Светало небо, звёзды гасли.
Рассвет лился в окна, как молоко.
В этой хижине полной счастья
Случается то, что все ждали давно.

Блистает улыбка Анюты
И платьишко по фигуре сидит.
Каре бриз кедровое крутит,
Идёт по деревне праздничный быт.

Сельчане тогда ей цветы подарили,
Навешали в синагоге шары.
Была Аня нежной, как лилия,
Пылали огнем её глаз янтари.

«Какое прекрасное утро!
Какой всех чудесный ждёт день!».
И с яблони белой ссыплется пудра,
И синевласая преет сирень.

А к вечеру все в синагоге лазурной
Собрались её поздравлять и любить.
Плясали тогда под овации бурные,
Свою изливая восточную прыть.

Кружилась Анюта, сверкая нарядом.
Веселье пьянило, как сухость вина.
Раввин проводил ритуалы, обряды
И взрослою стала пред Богом она.

А после взросления путь испытаний
Пройти был обязан каждый юнец.
Погладил любовно сморщенной дланью
По голове Аню хмурый отец.

При всех объявил, что даёт ей задачу,
То право его, как отца и раввина.
Всё сказано было печально и вкратчиво:
«Меня излечи от болезни, детина.

Я очень давно иссыхаю в агонии
И знать не давал ни тебе, ни селу.
Отправишься к завтраму ты в колонии,
Фрегаты вечером отплывут.

В колониях дальних, по сплетням матросов,
Растут на чернющих пышных деревьях
Налитые золотом абрикосы.
Их ценят в доллАрах, их ценят и в евро.

С плодами вернёшься - я буду здоровым,
Продам их и сразу отправлюсь в столицу.
Там госпиталь, знаешь, там умные головы..
У знахарей лучших буду лечиться.»

Отец разрыдался и обнял Анюту,
И все на неё посмотрели с надеждой.
Девчонку сковало холодом лютым
И тело обмякло, как в мае подснежник.

III.

Всю ночь пролежала в тревожном тумане,
Ведь не такой ожидала бат-мицвы.
А к завтраму дрейфить в океане
С матросами злыми и меднолицыми.

Допустим, что в этом и вся авантюра,
Но позже по гиблому месту скитаться.
Разгневано Аня брови нахмурила,
Мечтая залезть в черепаший панцирь.

Как ночь пролетела скорее кометы,
Так день в хлопотающих сборах прошёл.
Её снарядили стальным пистолетом
И двухнедельным запасом тушёнки.

…

Скрипучий причал, розовеющий вечер,
От кораблей веет склизкой прохладой.
Раввин обнимает Аню сердечно,
Глашатай скандирует: «Да-ради-Радий!»

Всё, значит пора отправляться в дорогу.
Кивает угрюмо фрегат парусами,
И сердце съедает шакалья тревога
В компании забулдыг и корсаров.

Но этот корабль был очень приветлив
И Аню не видел, как тихую мышь.
Она оставалась, как тень незаметной,
Скромнее была, чем озёрный камыш.

Прошло трое суток. Виднеется остров:
Дряхлеющий порт и дома из соломы.
Гуляет забористый хохот матросский,
Сегодня они добрались до колоний.

IV.

Последней сходила на ветхом причале
Анюта, боявшись пиратов.
Колония всех отстранённо встречала
Сколоченной вывеской: «Да-ради-Радий».

Так песенно звали своё поселенье
Отчаянные смелые колонисты.
Оно притаилось под джунглиевой сенью
И укрывало контрабандистов.

Крутился народец в селении пёстрый:
Торгаш, приключенец, наёмник, карманник.
«Облюбовал сброд тропический остров», -
- Идя по брусчатке, думала Аня.

Брусчатка вела к бакалейному рынку,
Анюта смотрела на всё очень нервно.
По лавкам развешаны туши фламинго,
Своих покупателей ждут браконьеры.

По центру вместился киоск оружейный:
Ножи, пистолеты, обрезы, патроны.
Стояли толпой за товаром мошенники,
Надменный в их речи слышался гонор.

Из скопища этих лихих и опасных
К ней проявили внимание трое.
Анюту спросил атаман в чёрной маске:
«Девчонка, на острове дело какое?».

«Я приплыла к золотым абрикосам», -
- замешкавшись сухо ответила Аня.
«Мы здесь по этому же вопросу,
Вот только валын не хватает в компании.

А я заприметил, что ты с пистолетом,
Он серебрится в льняной кобуре.
Быть может отправимся мы..э, квартетом
Навстречу к безбедной и сладкой судьбе?

Ребята мои приготовили карту:
Нам к северу надо пройти, прямо к роще.
А в джунглях живут ягуары, гепарды
И с пушкою будет отбиться попроще.

И волки, и местные людоеды,
Все ужасы встанут на нашем пути.
Так что нам ответишь, милая леди?
Согласна в компании нашей пойти?».

V.

Вот она! Едет, едет
кровавая колесница!
Отряд подлецов
и Анюта в отряде.
Ветки падают на лицо.
«Хэй, юная леди,
всё ли в поряде?»

«Вы мне объясните
чего здесь бояться?», -
- в ответ атамана
спросила Анюта.
Слезла с дерева игуана.

« Вот ящериц ядовитых..
укусит - откинешься за минуту.
И местные здесь
в одеянии волка,
и волки блуждают
хитрее, чем люди.
Туземцы Да-ради-Радий
тебя могут съесть,
про них неизвестно нам толком.»

« Народ людоедов..
а что там с волками?
Хитрее людей?
Почему так решили?»

«И снега белей,
и глаза цвета меди..
Волчица однажды меня оглушила.

Я был близок к роще,
я видел сияние
на чёрных ветвях
золотистых плодов.
С обрезом в руках,
по дорогам нехоженым
забрёл на поляну волков.

Мы встретились взглядом.
Кошмарных два метра
смотрели и в мыслях
кромсали меня.
Скачком очень быстрым,
обрушилась градом,
меня повалила, как валят ягнят.

И мне наказала,
как строгий тюремщик,
бежать без оглядки
из золотой рощи.
Мои засверкали пятки
по травам, азалиям
и прочему бездорожью…

Но нашим отрядом
волчар мы пристрелим,
прикончим и этих
неандертальцев..
Братва, расчехляйте мушкеты!
Накройте шрапнелью гада!»

И подтвердилось чего здесь бояться:
на банду накинулся
ужас из джунглей.
Белесый, как сахар
глаза красней вишни.
Стремительным махом
на Аню волк ринулся,
оскалившись хищно.

VI.

Ледяной отблеск дула мушкета,
Чёрный порох, кровавый фонтан.
Шерсть окрасилась алым цветом,
Лишь скомандовал атаман.

И израненный зверь задыхаясь,
Опалённый безвольно упал.
Вынимая из ножен кинжал,
Атаман гнусной бранью ругался.

«Добивай, девка, это отродье,
Вдоль пройдёшься - от горла к груди», -
- Передал он кинжал ей холодный.
«Как закончишь - давай уходить».

Но настойчиво Аня сказала:
«Нож для личного нужен врага,
Не порежу я горло волка.
Это лишние истязания».

И достала стальной пистолет,
В череп хищника выстрелив метко.
Атаман дал с улыбкой ответ:
«Удивила меня, малолетка».

Наградившая труп безразличьем,
Аня ствол загнала в кобуру.
Не скрывали убийца и плут
Восторжения злобой девичьей.

Вновь отряд зашагал по дороге,
Что вела их к заветным плодам.
Аня вспомнила синагогу,
По родным тосковала местам.

По селу и по отчему дому,
По искрящимся в небе энигмам.
Атаман басовито так шмыгнул,
Как раскатом ужасного грома.

Тем забавней, что вспомнились грозы
И причал, спящий в белой ночи.
Как украсят луг красные розы,
Как ягнёнок в амбаре кричит.

Заблудилась Анюта в мечтаньях
И сейчас лишь заметила это:
Золотые деревья в ста метрах -
- Цель опасных и долгих скитаний.

«Это здесь! Навострите оружья!
Нас заждались дворцы и коньяк!
Бедность больше, братва, не удушит,
Будет полон отныне общак!

Эй, малая, давай-ка на шухер!
Стереги нас от белых волчар.
Пока будешь на страже торчать -
- Мы тебе наберём золотухи».

«Есть!», - сказала безропотно Аня.
Заняла за кустами позицию
И в густом притаилась тумане,
Ожидая встречи с волчицей.

Но никто не мешал жадной банде
Абрикосы с деревьев срывать.
Лишь закончили собирать -
- Атаман дал отряду команду:

«Неохота добычей делиться,
Застрелите девчонку и валим».
Закричали от выстрела птицы,
Куртка Ани окрасилась в алый.

Она быстро понять всё успела
И открыла ответный огонь.
Залетал чётко каждый патрон
Кому в голову, кому в тело.

И так жизни суровых бандитов
Оборвали жестокие пули,
А Анюта с раной открытой,
Задыхаясь средь рощи уснула.

VII.

Минула неделя с лесной заварушки,
Сверкала гроза фиолетовым утром.
На влажной от пота подушке
Покоилась Аня сном беспробудным.

Но очи её разлепились от гласа,
Он эхом железным раздался внутри.
Пролился, как певчее ржанье Пегаса,
Который к Олимпу упрямо летит.

Очнулась — шалаш, опалённые своды
И вышиты руны на толстых коврах.
У отсыревшего крытого входа
Стоял краснокожий добрый монах.

«Проснулась, малышка? Мы так боялись.
Молились Волчице за душу твою.
Чудесно, что ты в мире жизни осталась,
Обычно мушкеты сильнее бьют».

Анюта слегка приподнялась с кровати
И на пол опёрлась дрожащей ногой.
Спросила теряясь: «Что это за хата?
И Вы, незнакомец, кто Вы такой?»

«Я жрец волчьих духов, целитель деревни.
Хворых всех и слабых приводят ко мне.
Тебя наш охотник нашел средь деревьев
В запутанной джунглиевой тьме».

«Как больно мне здесь», - удивилась Анюта,
Схватившись за плачущий бок живота.
«Тебя так шрапнелью ранили, лютик,
Я каждую дырочку залатал».

«Я Вам благодарна, почтенный целитель», -
- Сказала она, ворошившись на пледе.
«Неправильно только меня не поймите,
Но Вы же из племени людоедов?»

Прищурился старец и тихо ответил:
«Гостей обращаем мы часто в еду.
Вкуснее всего нам заблудшие дети
И это, цветочек, тебе на беду».

Анюта бледнеет, а знахарь хохочет:
«Дурёха, шучу! Это байки корсаров,
Которые в жажде увязли порочной.
Уже уподобились с дикими псами,

Что нашего брата стреляют и режут,
У белых Святых вырывают клыки,
Снуют по обители духов небрежно,
Капканы расставили вдоль реки…

Ты дел не имей с этим скопищем гадов,
Они не похожи давно на людей.
Им фруктов нельзя есть из райского сада,
Жевать только водоросли ржавых морей».

Дослушала Аня и всё рассказала:
Зачем она здесь, про бандитский отряд,
Что для наживы фрукты искала,
Ведь свечи отеческой жизни горят.

Про синагогу, про свой юный возраст,
Но об убийстве волка промолчала.
«Теперь понимаю, что ты здесь не просто.
Ты смелая очень, как хищник отчаянна.

Отцу мне помочь не составит проблемы,
Симптомы его красной оспе подобны.
Я наварю вам эссенцию в креме,
Болезнь с волдырем гнойным лопнет.

Как только крем дам - отправляйся до дому,
Плыви быстрым ходом по волнам морским.
Пусть златом кровавым не будешь влекома
И сердце не рвётся твоё на куски».

«Великий целитель, я Вам благодарна!
Я сделаю точно, как Вы говорите.
А сколько понадобится для навара,
Где папино здравие будет разлито?»

«Прелестная кроха, не более часа,
Пока собери свои вещи в дорогу».
И скрылся от Ани старик седовласый
За отсыревшим бедным порогом.

…

Утихла гроза в неприветливых джунглях.
Шаман попрощался с авантюристкой
И под тюльпановым солнцем обуглившись,
Ушла она в лес, полный риска.

Пираньи плескались, колибри свистели,
Гадюки жужжали из гнилостных пней.
«А ведь абрикосы от крема не спрели,
Совсем не упали на рынке в цене…

Спасение есть, нету доли в кармане.
А так удаётся двух зайцев убить», -
- Ходила и думала Аня,
В глазах загорелась азартная прыть.

И с наглостью самого чёрствого вора
Свернула она к абрикосовой роще,
Стянув хладный айсберг затвора
Лихой пистолет зарядила наотмашь.

VIII.

Забредая в великой тревоге
Глубже в чащу опасного леса
Обогнула она склон пологий,
Прошмыгнув суетящимся бесом.

А за склоном коварной гадюкой
Суетилась строптивая речка.
Вдоль лежали палки бамбука
И останки костей человечьих.

Пистолет зажимая сильнее,
Наполнялась решимостью Аня.
Словно мёд смаковала идею
О глубоких набитых карманах.

С тем лучом метеора в пространстве,
С огоньками ночных светлячков.
Каждый плут знаком, каждый гангстер
С златоликой дивной мечтой.

Та мечта, словно запах сирени,
Как объятия девы родной,
Будто сладкое пенье сирены
В море дальнем и голубом.

Она манит отчаянных и нервных,
Насыщает сироток голодных.
Она в совести слабой терниях,
Как звезда морякам путеводная.

И романтикой этой влекомая
Аня вышла к большим валунам
На поляне уже ей знакомой,
Где она застрелила волка.

Там его бездыханное тело
Осыпало листов вереницей.
На Анюту печально смотрели
Глаза белой гигантской волчицы.

Взгляд у ней был почти человечий,
Был у Ани звериный оскал.
И провыла тогда человеческой речью:
«Мой последний щеночек пропал.

А ты тоже ведь чей-то ребёнок,
не ходи к роще духов старейших.
Потревожишь заклятые клёны -
- призовут они силы умерших.

Духи ценят астральную тихость,
Ненавидят дыханье живых.
Никому не удастся выкрасть
То, что многое значит для них.

Те плоды, что лучами залиты
стерегут они с ревностью мачех.
Там пропало немало бандитов,
Там и выводок мой щенячий..

Сорванцы мои милые-милые,
Погнались за уставшим сайгаком.
Роща стала для них могилою,
Утаив их в таинственном мраке.

Потому, о ребёнок двухлапый,
Я прохода тебе не дам…».
Прервала Аня: «Прах к праху»,
Гром ударил по волчьим очам.

Звонкий выстрел. Взлетели синицы
И всплакнули кусты ежевики.
Безразличие скрыли ресницы,
Взгляд усталый был и пониклый.

Нет преграды для первых откатов,
Аня делает выстрел контрольный.
В её сердце, отравленным златом
и не радостно, и не больно.

Ветер стылый в тумане плутает,
Тишина обнимает волчицу.
Белый зверь навека засыпает,
Ей волчата там смогут присниться.

Огибает убийца два тела,
Слыша шелест зелёных купюр.
Представляет как разбогатела
В величайшей из авантюр.

IX.

Уже скоро по тропам известным,
Разукрашенным ивовой россыпью
Добралась до заветного места -
- Рощи угольной абрикосовой.

Яркий свет лился с каждого плода,
Обливая фонтаном дубраву.
Будто солнце очаг свой находит
В сердцевинах деревьев корявых.

Наконец наступила минута,
Что в бесчинствах заветна была.
Затаила дыханье Анюта,
Прикоснулась к дрожащим плодам.

Но сорвав абрикос - всполошилась,
Лес взревел пробуждённым медведем.
Из кустарников диких плешивых
Воспарили огни цвета меди.

Воссияли миллионом фейерверков,
Ослепили мошенницу вспышкой
И нависли над ней, словно беркут
Нависает над маленькой мышью.

«Ты за это узнаешь проклятие,
Твоя плоть задубеет корой,
А листвой обернутся пряди,
Не уйдёшь ты, бандитка, домой».

Её крик замер в роще прекрасной,
Плоть к земле начала приростать.
Слёзы лились смолой и маслом,
Глаз померкла гнедая искра.

И последним, что видела Аня
Были локти в сплетеньи ветвей.
Слишком поздно она понимает:
Все деревья в лесу - силуэты людей.