Дни последние настали

Сегодня, как по лезвию ножа
Пройти не опасаясь, я сумела:
На сердце свою руку положа,
В душе тирана-мужа пожалела.

Простила все свершённые грехи –
Дала ”успокоительный напиток”,
Чтоб жизни ускользающей деньки,
Прожил он с чистой совестью, без ”пыток”.

Но совесть, видно, мучала его,
Иначе не просил бы он прощенья
За годы пьянок, блуда своего
И, что в семье не знали воскресенья.

Вот так вся жизнь промчалась... И конец
Совсем уж близок, мужем ощутимый.
Тираном был, он понял, наконец,
А мог бы быть в семье своей любимым.

Лежал больной он, глядя в потолок,
А слёзы так предательски стекали...
Вдруг в горле, вновь почувствовав комок,
Сказал, что дни последние настали.

Платочком слёзы вытерев ему,
Сказала тихо: ”Всё тебе прощаю.
Приедут завтра дети поутру,
Придут проведать – это обещаю”.

Его рука скользнула по моей
И задержалась тотчас на мгновенье...
Он прошептал, напрягшись всё сильней:
”Прощаешь ты, но даст ли Бог прощенье?!” 

Но я, утешив взглядом, как могла,
Ему тихонько тоже прошептала:
”Господь простит! Смогла простить жена.
Всему свой срок, всему своё начало!”

Я, уходя, закрыла плотно дверь,
А муж в палате плачем разрыдался,
Ревел, как в клетке мечущийся зверь,
Ведь смерти он до ужаса боялся.

И здесь, в палате, был он одинок:
Друзья, с кем пил, проведать не спешили.
Болезнь скрутила – вырваться не смог,
И мы... по-человечески не жили.