Сергей Юрский

СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ
(1935 - 2019)

Всё начнётся потом

Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве...
ну в юности... самую малость...
Может, были минуты... часы... ну, недели...
Настоящее будет потом!

А на деле
На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.

Нам она не дороже,
чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.
А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?

Я и сам почужел. Мне ведь даже не важно,
Что шагаю в костюме неважно отглаженном,
Что ботинки не чищены, смято лицо,
Что на встречных - на женщин! - гляжу с холодцом.

Это - не земляки, а прохожие люди,
Это все - к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдет
Этот суетный, мелочный, маятный год -
И мы выйдем на волю из мучавшей клети,
Вот окончится только тысячелетье!..

Ну, потерпим, потрудимся - близко уже:
В нашей несуществующей сонной душе
Все уснувшее всхлипнет и с криком проснется!
…Вот окончится жизнь - и тогда уж начнется…

Восемь строк
Песенка

Как, изменяя, мы требуем верности,
Как, извиняя, страдаем от ревности,
Как из уюта стремимся в дорогу,
Как, уходя, забываем о многом, -

Так, изменяя, с нас требуют верности,
Так, извиняя, страдают от ревности,
Так из уюта стремятся в дорогу,
Так, уходя, забывают о многом.

Утро

     Памяти отца

Я проснулся на скамейке.
Я сидел в бесшумном парке
и никак не мог припомнить,
где заснул я и когда,
было утро воскресенья,
и ещё не встало солнце,
и в прудах стояла смирно
неглубокая вода.

Позабытая тревога
осторожно повернулась
где-то слева, возле сердца.
я сидел не шевелясь.
Я напряг глаза и память,
и, от мозга оттолкнувшись,
поплыла перед глазами
неразборчивая вязь.

Видел я, как плыло время
относительно спокойно,
и в его пустую реку
тихо падала листва.
В перепутанных деревьях
я искал свою тревогу,
я заглядывал со страхом
в потаённые места.

Знаете, как ищут зайца
на загадочной картинке:
между веток где-то уши,
а в корнях, быть может, глаз.
А деревья всё скрипели,
ветер дул, слетали листья,
было тихо и печально,
день родился и погас.

И тогда перевернул я
ту журнальную картинку,
тот загадочный рисунок,
тот тревожащий покой –
вверх теперь летели листья,
надо мною плыло время,
я пустые кроны клёнов
мог легко достать рукой.

В перевёрнутой природе
всё же нет ушей тревоги,
всё же нет причины зайца
и покоя не найти.
Только сломанные ветки,
только мёртвенное время
осторожно намечали
след неясного пути.

Видно, вспять поплыло Время:
сквозь могилу и сквозь слёзы
в расступившихся деревьях
я увидел вдруг отца…
Было утро воскресенья,
в перевёрнутой природе
я искал заветный узел –
связь начала и конца.

***

Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу,
Всё заново, всё надо заново.
Тема исчерпана, я ухожу,
И ничего в этом странного
Нет.
Забыть про заслуги,
Оставить потуги,
Попытки усилием лёгкость вернуть.
Велением Бога
Другая тревога,
Неясный, но избранный путь.

Что было, то было – черта перелома.
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Всё вижу, всё помню, ах, как всё знакомо,
И всё-таки я ухожу.

Пытаюсь душою постигнуть былое –
Теперь это можно – оно за чертой.
Наташа со мною, а всё остальное
Уже не со мной.

Предчувствую тяжесть несозданных храмов,
Страшусь обновленья – и всё же – спешу
Оставить ушедшее. Милая мама…
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.

Теперь надо вслушаться в новые зовы,
И вскроется заново то, что знакомо,
Меняю покровы, меняю основы.
Восьмое июля – черта перелома.

/Восьмого июля 1971 года в Ленинграде умерла мама Сергея Юрского, в тот же день, что и его отец, только через 14 лет/.