Дом с трубой

Всё в этом доме было хорошо,
Но раздражала некая игривость:
Летали шторы по ветру, как грива,
Считала дверь подъезда, кто вошёл,

Кто вышел, кто на лифте, кто пешком,
Кому замочной скважины с избытком.
А две стены, хлебнув обоев жидких,
Дразнили пол упавшим потолком.

Влюблённый в люстру, тот не возражал,
И джаз играл на клавишах паркета.
Вот в этом доме жили два поэта.
Один из них себе воображал,

За хвост, мол, схватит рифму, и шабаш,
Та, не брыкаясь, смирно станет в строчку,
Сама расставит запятые, точки,
Сама сюжет возьмёт на карандаш.

Бывало, в закуточке за трубой
Он вслушивался в шёпоты и шорох.
Хватал горстями рифмы, штук по сорок,
Наклеивал, как бабочек, в альбом.

Коллекция росла, одна беда:
Второй поэт, гордясь хорошим вкусом,
Альбомы те выбрасывал, как мусор,
Уверен был, что рифмы - ерунда,

Боготворил верлибр и белый цвет,
Но белый лист пугал его до дрожи.
За это он и схлопотол по роже...
Да нет, не лист, конечно же - поэт!

Ночь пробиралась через чёрный ход,
Чтоб дверь входную не побеспокоить,
Стелила пыль изрядно толстым слоем,
Потом сметала в лестничный пролёт.

У старой крыши счёты к витражам,
Но на стропилах вызолотив гвозди,
Через неё просачивались звёзды
И растекались вниз по этажам,

Заполоняя каждый уголок.
Все жаловались: стало слишком звёздно!
Но крыша так была амбициозна,
Что не считала это за упрёк.

Поэт, что проживал на чердаке,
Перо какой-то неизвестной птицы
В углу, где паутина серебрится,
Нашёл в забытом старом сундуке.

Под лестницей, где жил другой поэт,
Преобладали шорохи и скрипы,
То чей-то хохот слышался, то всхлипы,
А то и вовсе камерный дуэт.

Когда же лифт себя вообразил
Паромом между дном и высшей сферой,
Поэты подписались на аферу,
Эффект аффекта снизился в разы.

Дом стал вполне уверенным в себе:
Бурлил верлибр особого калибра,
Перелетали рифмы, как колибри,
Гнездо вороны свили на трубе.