Легенда о маге и дирижере

Сияла золотом столица Ииссор,
В галактике державы величайшей.
Рубином выстлан был любой простецкий двор,
И каждый лес был наделён самшита чащей.
 
Над мостовыми все в рубинах, в янтаре
Парили дети космоса, драконы,
А в тишине ночной как дань души заре
Богам-творцам ложил весь люд Авксом поклоны.
 
И каждый город нежил берега в морях,
Ракушек полон был любой прилавок.
Моллюскам делал их морей великий маг,
Мудрец Георгиус, его отточен навык.
 
Благословляло море этот славный труд,
Дивилось красоте ракушек мага.
Моллюсков краток век — в том Неба сложный суд,
Но после смерти пел их дом бессмертья сагу:
 
Он пел, даря отчаявшимся волю жить,
И пенье рога в край Вселенной доносилось,
А, стоило рог к сердцу приложить,
То оживало, даже если и не билось.
 
Авксома спутник, что Икмихом назван был,
Поющих птиц слыл краем славным и чудесным.
По всей округе глас пернатых вольно плыл,
И слаще ангельских звучали птичьи песни.
 
Леса Икмиха были раем для ушей,
Но выше рая дирижёры восхищали:
В их власти ворон пел, как лучший соловей,
А соловьи в блаженстве слух всех растворяли.
 
Не каждый мог с поющей птицей совладать:
Их вольный нрав в преодолении нуждался, -
Но Клариче по духу был тот труд, под стать,
Весь Ииссор её искусством восхищался.
 
Её оркестр по всей галактике летал
И очаровывал систему за системой.
Казалось, каждый соловей,что телом мал,
В её руках творил Вселенную всю пленной.
 
Времён прекрасных нескончаемой пора
Умам людей порою кажется и магов,
Но не всегда судьбы-злодейки ладен нрав:
Порою рвут её ветра высь наших стягов.
 
Порой ночною в холодеющем поту
От сна Георгиус внезапно пробудился.
Тревога яростно ступила на пяту,
И сердца ком, как у дракона, вдруг забился.
 
Спать не давало всё явление во сне:
Икмиха демиург пришёл в печали
И показал, как ему больно в тишине,
Как птицы все, как будто разом, замолчали.
 
«Так что ж случилось?» - вопрошал тревожный маг,
Но демиург лишь показал круг соловьиный,
Который ложе окружил в лесу Бродяг,
То, что парило над затоном, крытым тиной.
 
«Кто спит на ложе?» - «То мой лучший дирижёр.
Святая дева, и всех птиц детьми считает.
Затихнет вовсе без неё Икмиха хор.
Уже сейчас леса погостом затихают.
 
Лишь только ты её способен пробудить.
Лети в Н'азак, чтоб сделать раковину жизни.»
«Но кто дерзнул её в забвенье погрузить?»
«Спеши скорей, или мы встретимся на тризне!»
 
Отвар бодрящий разум мага разбудил.
Бичом хлестали словеса печали бога,
И маг напрягся, вспоминая что есть сил
Слова пророчеств из Священного Острога.
 
Портал в Н'азак к проникновенью был открыт,
Но заклинанье ещё вспомнить надо было,
И вот взор памяти от паутин отмыт
Из сна воспоминанием, как мылом.
 
Та, что лежала в окруженьи соловьёв,
На ложе, что парило над водою,
Была исполнена превыше всех краёв
И духа, и телесной красотою.
 
Надета мантия, на месте инструмент,
Слова волшебные пронизывают небо,
Расширился портал, настал момент -
И маг шагнул вдаль, демиургу на потребу.
 
Н'азак был родиной творивших Клариче:
Здесь всюду высились ваянья дирижёра.
Так кто ж её в забвенье и зачем
Ввёл на печаль и для всего Икмиха хора?
 
Маг перламутр священный рьяно собирал,
Без устали дробил породы моря,
Крепящей жидкости в сосуды наливал,
Чтоб мир Икмиха не изведал смерти горя.
 
Он понимал, что и Авксом впадёт в печаль
На сотни догумов от гибели той девы,
И оттого ему себя не было жаль.
Когда он думал, мозг кипел от перегрева.
 
И наконец был собран весь материал,
И дух Георгиуса приступил к творенью
Жизнь Клариче он больше благ любых взалкал
На благо будущих светлейших поколений.
 
Десятки дней самозабвенно мастерил
Маг Жизни Раковину, отдых позабывши,
И наконец миг завершенья наступил
Под тёмным неба той планеты дальней крышей.
 
Упав на моря истреблённого песок,
В изнеможеньи он глаза поднял на звёзды.
Пой, демиург! Сдана работа в срок!
Ни на мгновение она не стала поздней!
 
Остался только лишь один последний штрих:
Дать дому радости насельника на время...
И опечалился Георгиус в тот миг:
Посильно ль для него такое бремя?
 
Моллюском должен выйти пачесмертный дух -
Задача та простому магу не под силу.
Так будь ко мне же, демиург, не глух,
Не приглашай Икмих смотреть в его могилу!
 
Ответом на мольбы пришли два существа,
Подняв с поверхности истерзанного мага...
«Нас с Клариче связало узами родства,
И вновь вдохнём мы жизнь ей для всего во благо».
 
Поднялась Раковина Жизни над землёй,
И свет вошёл звездой сияющей ей в недра,
А существа исчезли вмиг в тиши пустой
Под дуновение сильнеющего ветра.
 
Маг на минуту очарованный застыл,
Но после скоро он в реальность возвратился,
В портал он сразу же обратно поспешил,
Который после всплеском ярким затворился.
 
Ключ к воскресенью недра мантии таят,
И маг несётся на драконе прочь с Авксома.
Пред ним стоит живой, сокрыт покоем взгляд,
И лишь мгновенья до печали злого грома.
 
Нетрудно было обнаружить ложе сна:
В лесу Бродяг Икмих скорбел планетой всею.
Но мчится радость, снова будет петь она
Стараньям вопреки безвестного злодея.
 
Дракон спустился под седые облака,
Едва не потеряв свои рубины,
И началась стираться лютая тоска,
И посветлела лиц людских внизу картина.
 
Река под взмахами могучих, крепких крыл
Волнами небольшими покрывалась,
И от той тины, что во сне их бог явил,
Частички ни единой не осталось.
 
И расступился прочь на берегу народ,
И сел дракон, и мигом спрыгнул маг на землю,
И демиург спустился к ним под неба свод,
Речь провещать для мага долг приемля.
 
Прозрев под мантией волшебный чистый свет,
Он понял всё, сказав: «Ступай! Мгновенья гаснут!»
Маг поднял в мантии свой к ложу силуэт,
Ступив по воздуху под пенье птиц прекрасных,
 
Проник под мантию трепещущей рукой,
Достал свой плод трудов в волнении великом
И к сердцу приложил девицы той
С переживанья неприкрытым ликом.
 
Замолкли птицы, демиург стал бел, как мел,
Затих народ. Все ожидали: что же будет?
Стреляло время градом беспощадным стрел
В сердца тревожные: без жалости рок судит.
 
И вот из раковины жизнь пустила свет,
Столпом до неба горе прогоняя.
И стало ясно: смерть попала под запрет,
И вновь явились прежние дни рая.
 
Вдохнула Клариче воздушный мёд
И поднялась, открыв светлеющие очи,
Сказав: «Зачем собрался здесь народ?»
И молвил демиург: «Тебя он любит очень!» -
 
И радостным исчез за звёзд седой покой.
И криком радости Икмих уста исполнил,
А маг стоял вблизи довольный и седой,
Покоя зельем он сосуд на миг исполнил.
 
Но замер, к Клариче взор обратив,
И выронил сосуд в оцепененьи,
И заиграл в его душе любви мотив,
Он понял это по чуднОму настроенью.
 
И Клариче пила до дна его глаза
С нездешней и почти преступной жаждой.
Не смерти разразилась, а любви гроза
В том чудном и светлеющем «однажды».
 
Схватил Георгиус творение своё,
На Клариче вновь взгляд счастливый обращая,
И, отрешившись от реальности, изрёк:
«А может, мы симфонию сыграем?»
 
Взяла тут палочку искусный дирижёр
И соловьёв на прежнем ложе рассадила,
А маг к устам приставил жизни новой горн,
И родилась на свет святая света сила.
 
От той симфонии познали жизнь миры,
Иных миров творители великих.
Дракон, что мага нёс с Авксома, с той поры
Стал человеком с добрым сердцем, светлым ликом.
 
Пять сотен догумов минуло с этих пор,
Но всё играет та симфония победы.
Так пусть и в вечности её не тронет мор,
Как ни грозились бы ей злые доброеды.
 
Я — менестрель, я только ведаю мирам
О том людском величьи и величьи магов,
Но надо будет — жизнью новою воздам
Такой любви блистаньем новых жизней стягов.