От чего сосны большие

ОТ ЧЕГО СОСНЫ БОЛЬШИЕ.

Продолжение прозаической миниатюры «Мой отец»

Светлой памяти моего отца Фёдора Ивановича Николайчука посвящается.



Любил рассматривать я сосны.
Бывало на исходе дня,
Придёшь и смотришь их на солнце
В косых лучах его огня.

И блики рыжие играют
На стройных, сильных деревах
Ничуть при этом не мешая,
Шумящим кронам в небесах

Когда те сказку говорили;
Лесную сказку, как весной
К берёзке белой на пригорке
Являлся тополь молодой.

Но слышал я нередко тут же
Стон деревянных их сердец, –
И тело плакало смолою…
Ходил убийца здесь стрелец?

Немало этим удивлённый,
Не в силах сам вопросы снять,
Бежал к крыльцу родного дома;
Мне было – три, от силы – пять.

Садился к папе на колени,
Заглядывал ему в глаза:
– Пошли смотреть в ночи на сосны.
Ты обещал, прошла гроза…

И вот идём, лишь чуть стемнеет,
Ложились навзничь с ним во мху,
И начинал он: «Звёзды светят,
А кроны поглощают тьму.

Они, как видишь, всех темнее;
Увязли с корнем в темноте
И от того светлее небо
В созвездьях звёзд на высоте.

А звёзды, – братские могилы
Погибших сосен на войне, –
Нам дарят свет, напоминая:
– Мы тоже жили на земле…

Идёт здесь схватка бесконечно,
То жизнь, то смерть трубят в рожок;
То ночь бесследно пропадает,
То свет от нас как есть далёк,

И страшный звук стволов скрипучий,
Не скрип, а стон пронзённых тел.
О сколько смоленых дорожек
Оставил залп калёных стрел!

Когда же шум пойдёт от крон,
Услышать можно говор воинов,
Хранящих сон тяжелораненых,
Раскинувшихся в стороны...

И рост высокий им был дан
Не по велению Петра, –
Так захотела мать – земля
Под небом северного Ра.

Придёт, сынок, и твой черёд
Надеть тяжёлые доспехи
И если меч свой обнажишь,
Всыпай по полной на орехи.

Науку убивать врагов,
Что сеют в людях тлен и горе,
Пройдёшь у этих же бойцов
Вот где секретов ратных море!

«Узнал ты, Федя, тайну сосен.
Понять, коль сможешь – молодец», –
Так говорил мне дед соседский,
Но знал её и мой отец.

Да только в ранах он вернулся
Из Первой Мировой войны,
И умер вскоре, настрадавшись,
Без покаянья и вины.

А мне-то было как тебе
Сейчас вот… мало лет,
Но тоже был не по годам
Смышлёный шпингалет, –

И, приобняв легко за плечи,
К себе он прижимал меня, –
Учись у сосен заревых
И буйству и теплу огня».

Отец умрёт в шестидесятых.
По чёрно-белому кино
В тот день как раз смотрел войну я
И не боялся за него…

Он похоронен в Псковском крае,
У леса, на виду полей,
Где всё поёт: и птичьи стаи,
И монотонный шум дождей,

И звон из звонницы старинной
У церкви, где он нас крестил,
И колокольчик под дугою,
И всё, что ветер доносил.

Я здесь бывал зимой и летом,
Мальчишкой, юношей уже;
С душой широкой, честной, смелой
Он жил на горестной земле.

Когда же выступали слёзы
Я их не смахивал рукой, –
Давно смолистые дороги
Переплелись с моей судьбой.

Стоял, ревел у обелиска,
Рубаха билась на ветру,
Синели всюду незабудки:
Их летом много на юру.

Ах, как недавно это было!
Мы жили полною семьёй
И счастье, сидя за плечами,
Не расставалася со мной.

Садился к папе на колени,
Заглядывал ему в глаза:
– Пошли смотреть в ночи на сосны.
Ты обещал, прошла гроза.


Фото: в заповедном сосновом бору между городом и «Зелёным бором», под Вельском.

04.06.1972, Лехтуси, Карельский перешеек / 20.03.2019, Вельск