Вброс ста тысяч жизней под вопрос

    (строфы, изначально не входившие в главу
       http://stihi.ru/2024/06/27/2956
          «37. Ты веришь ли, что победим? Москва уже близка»
             из романа «Вдова»)

Минувший день – лишь перестрелка
Проворных метких егерей.
Крошить кайенский перец мелко
В глаза начнут теперь скорей.
С утра для пришлого имперца
За неименьем злого перца
Сойдут и пули, и картечь.
И не начнут тут лишь беречь
Жизнь и здоровье в мясорубке.
Готов ли был в «игре» сторон
В бедро словить Багратион
Осколок от гранатной трубки?
День генеральной бойни – вброс
Ста тысяч жизней под вопрос…
          *           *           *
Наполеон, озвучив мненье
О русских, пел, как соловей:
«Я армий двух соединенье
Со старым лисом во главе
Прикончу с полным их распадом.
Удача к русским встала задом.
Уловки их преодолев,
Сумой Удачи овладев,
Не озабочен я   судьбой   дня.
Успех лишь вытрясти бы мой!
Страх неизвестности былой
Совсем во мне пропал, а бойня,
Пусть и затянется на день,
На славу русских бросит тень.

Сраженью быть! Не    балабол    я»! –
В прогнозах был злой гений прав.
Для Бородинского предполья
И примыкающих дубрав
Ни «волчьих ям» и острых кольев,
Ни рвов для сбора общей крови
Нет никаких: на свой ночлег
Французы, не дойдя до рек,
С размахом встали накануне.
Лишь у Шевардино тлел тут
Сожжённый ранее редут.
От пепла в лагерь свой шмыгнули
Вчерашней ночью прямиком
Упрямцы русские тайком...

«Француз» звучит, конечно, гордо,
Но… ночевать привык в тепле.
Весьма дождливая погода
С ночёвкой на сырой земле,
Когда простуда   спину   ранит,
Когда сухих дров для   костра   нет,
К утру не всех вояк бодрит,
Зато у каждого горит
От жажды в горле пересохшем.
Нет питьевой воды. Гнобит
Пред полем Бородинским быт
Пришельцу, если гость не прошен,
Суровый русский климат: «На
Взамен жары озноб до дна»!

Хотя костров и было мало,
Но каши рисовой к утру
Кому-то всё же перепало.
«Запить кто б дал, не то умру»! –
Бурчал вояка-бедолага,
Пусть под ногами всюду влага.
Что обезвоживанье! Блажь
Изнеженной лишь плоти. В раж
Войдёт планида русской яви,
Когда французу пустит кровь,
Пока ещё он жив-здоров,
Когда пришельцам счёт предъявит,
Да так, что в каждой из всех рот
Смерть четверть жизней заберёт!
             *             *             *
В краю врага (и без небесной манны)
Быть трудно императором-вождём…
Когда ещё рассвет тлел за холмами,
но лагерь был побудкой пробуждён,
Наполеон, сочтя ночной сон вздором,
Наружу из шатра тревожным взором
Своё в ночь любопытство устремил…
Когда кто в человечьем море мил
Аж сотне тысяч кадровых военных,
То, значит он для них и вождь, и бог.
А если оный не из лежебок,
То в этом «море» прямо из волн пенных
Увидит он победный свой Олимп.
Увы, над головой не вспыхнет нимб…

О вспыльчивой гордыне Бонапарта
Бертье не понаслышке узнавал,
Но не было натуры вольной барда
В Бертье, чтобы тирана он назвал
Садистом за побои, униженья
И все неуставные отношенья.
Начальник штаба многое терпел
И только дифирамбы льстиво пел
Хозяину судьбы своей, как богу.
«Вы – Марс»! – изрёк Бертье учтиво перл;
Победу предвкушая, он взопрел.
«Я этой битвой новую эпоху
Открою для Европы. Дождь наград
Пролью на многих, – молвил Бонапарт. –

Теперь я точно знаю, даже вижу:
Позиций не покинет старый лис.
Вчера ещё надежды, словно в нишу,
Я прятал   глубоко   в себе. Взбрелись
Такие опасения и страхи
В сознании моём, что право драки
Никак я не хотел отдать Даву
с его ночным маневром-рандеву.
А маршал так настаивал на рейде,
Что планом заразил и вас, Бертье.
Но риск был не в ночной белиберде,
А в том, чтобы до времени не сбрендил
Кутузов и не стронул войско прочь, –
Вгляделся Бонапарт с усмешкой в ночь. –

Ну всё! Кутузов выставил не палец.
Тут вся   башка   под нашим топором!
И мы, поскольку русские попались,
Сегодня обеспечим им разгром».
Бертье ответил: «Сир, я рад чертовски»!
«Но если Ней, Даву и Понятовский
Поймут: жив русский раненый медведь –
То будет и    Мюрату    жарко впредь».
«Огромной нашей кровью с напряженьем
Нам дался у Шевардино редут.
Редутов против нас не море тут,
Но бой зеркальным станет отраженьем
Потерь позавчерашних.  Недруг смел».
«Не спорю», – Бонапарт чуть погрустнел.