Вернуться в Россию стихами

      
           «ВЕРНУТЬСЯ В РОССИЮ СТИХАМИ»

Пролог. Хвала Слову!
Фрагмент симфонии №4 П. Чайковского.
Ведущий 1:
«Вещи и дела, еще не написаннии, бывают тмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевленнии». (Иван Бунин).
Под музыку колоколов:
Молчат гробницы, мумии и кости, –
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бесценный – речь.
(Иван Бунин)
Ведущий 2:
Музыка моя, слова,
Их склоненье, их спряженье,
Их внезапное сближенье,
Тайный код, обнаруженье
Их единства и родства –

Музыка моя, слова,
Осень, ясень, синь, синица,
Сень ли, синь ли, сон ли снится,
Сон ли синью осенится,
Сень ли, синь ли, синева –

Музыка моя, слова,
То ли поле, то ли ели,
То ли лебеди летели,
То ли выпали метели,
Кровля, кров ли, покрова –

Музыка моя, слова,
Ах как музыка играет,
Только сердце замирает
И кружится голова –
Синь, синица, синева.
(Юрий Левитанский)
Ведущий 3:
У лукоморья дуб зелёный…
Певцом посажен при луке,
Растёт в молве укоренённый,
Укоренённый в языке.

И небылица былью станет,
Коли певец её помянет,
Коль имя ей умел наречь.
Отступит море, дуб не вянет,
Пока жива родная речь.
(Вячеслав Иванов)
Фрагмент симфонии №4 П. Чайковского.
Ведущий 2:
– Вот осталось мало жить,
Ведущий 3:
– Не о чем тебе тужить, –
Прожил жизнь и слава Богу.
Что ж ты накопил в дорогу?
Что же ты с собой возьмёшь?
Что в бессмертье донесёшь?
Ведущий 2:
– Я возьму любовь и веру
И стихи.
Ведущий 3:
– Оставь, не в меру
Ты берёшь! Стихи оставь.
Пусть среди людей и трав
Радуясь, изнемогая,
Смерть твою превозмогая,
Пусть они живут мечтаньем,
О тебе напоминаньем.
(Владимир Смоленский)
Романс «Молитва», слова М. Лермонтова, музыка Т. Тулиной.
Часть 1. Исход России из России
Ведущий 1:
Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, – ты один мне поддержка и опора, о могучий, великий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу! (Иван Тургенев)
Иван Бунин:
Ты вот, вижу, гордишься, что ты русский, а я, брат, ох, далеко не славянофил! Дикий мы народ. Шальной. Боже милостивый! Пушкина убили, Лермонтова убили. Писарева утопили, Рылеева удавили… Достоевского к расстрелу таскали, Гоголя с ума свели… А Шевченко? А Полежаев? Скажешь, – правительство виновато? Да ведь по холопу и барин, по Сеньке и шапка.
Ведущий 2:
Так ты думаешь, что не тираны рождают рабов, а рабы рождают тиранов? Была у меня, понимаешь, стряпуха, подарил я ей платок заграничный, а она взяла да истаскала его наизнанку… Жалко налицо по будням носить, – праздника мол, дождусь. Какая это старая русская болезнь ожидание праздника, это томление, эта скука, эта разбалованность вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и всё за тебя сделает, стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко.
Ведущий 1:
Вот и дождались Лягушки.
Ведущий 2:
И в октябре семнадцатого года
Всё потеряли мы, любя:

Один ограблен именем народа,
Другой ограбил сам себя.
(Осип Мандельштам)

Ведущий 1:
Я больше не вижу неба: улица, толпа, облавы. Неужели, только так и можно спасти человечество – силой гнать его в царство Духа.
Песня «Смело мы в бой пойдём…».
Ведущий 2:
Брали на мушку, ставили к стенке,
Списывали в расход, –
Так изменялись из года в год
Быта и речи оттенки.
К Духонину в штаб, разменять –
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трёпку.
Правду выпытывали из ногтей,
В шею вставляли фугасы,
Шили погоны, кроили лампасы,
Делали однорогих чертей, –
Сколько понадобилось лжи
В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
Армии, классы, народы.
(Максимилиан Волошин)
Песня «Ох, грибок ты мой…», слова М. Цветаевой, муз. Т. Тулиной.
Ведущий 3:
С Россией кончено… На последях
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях.

Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И Родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
(Максимилиан Волошин)
(На экране – фото известных деятелей культуры).
Ведущий 1:
Начался великий исход России из России. Цвет русской интеллигенции: поэты, писатели, художники, философы, военные, врачи, юристы… покинули страну.
Ведущий 2:
Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.

Над голубыми полями клевера
Летело горе и гибель с севера.

Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,

И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
– Мы уходили за море с Врангелем.
(Владимир Смоленский)
Ведущий 1:
Борт парохода был суров, высок,
Кто там смотрел, в шинель засунув руки?
Как медленно краснел ночной восток!
Кто думать мог, что столько лет разлуки…
(Борис Поплавский)
Песня «Белые на синем», слова А. Днепрова, муз. О. Павловской.
Ведущий 2:
И сорок лет спустя мы спорим,
Кто виноват и почему.
Так, в страшный час
Над Чёрным морем
Россия рухнула во тьму.
Ведущий 3:
Широка была география первой волны русской эмиграции, но основная часть творческой интеллигенции оказалась в Париже.
(Дальнейшее действие происходит в парижском кафе).
Ведущий 1:
Спи, Данилка. Спи, мой чиж.
Вот и мы с тобой в Париж,
Чтоб не думали о нас,
Прикатили в добрый час.

Тут мы можем жить и ждать,
Не бояться, не дрожать.
Это, братец, не Москва,
Где на улицах трава.

Здесь асфальт, а в нём газон,
И на всё есть свой резон.
Значит, нечего тужить,
Будем ждать и будем жить.

Только чем?! Ну что ж, мой чиж,
Ведь на то он и Париж.
Город светоч, город свет.
Есть тут русский комитет,

А при нём бюро труда.
Мы пойдём с тобой туда
И заявим: «Я и чиж
Переехали в Париж.

Он и я желаем есть.
Что у вас в Париже есть?»
(Дон Аминадо)
Ведущий 1:
Городок был русский, и протекала через него речка, которая называлась Сеной. Поэтому жители так и говорили: «Живём худо, как собака на Сене». Моло-дёжь занималась извозом, люди зрелого возраста служили в трактирах: брюнеты в качестве цыган и кавказцев, блондины малороссами. Женщины шили друг другу платья и шляпы, мужчины делали друг другу долги. (Тэффи)
«Парижские частушки», слова Саши Черного.
Ведущий 2:
Много лет я уже живу в Париже, но никаких впечатлений, кроме расходов, не записываю. Итак:
– Целый день ходил по старому Парижу и всё вспоминал этих бедных гугенотов. Слава богу, что их Варфоломеевская ночь благополучно закончилась.
– В мае месяце воспрянул было духом. Вот, думаю, начнётся сезон. Вот приедут богатые американцы. Все они, конечно, начнут суетиться. Вот в суете потеряют бумажник. И вот я его найду. Бред и фанта-смагория…
– Разочаровался и стал ждать осени. Вот, думаю, кончится сезон. Вот станут разъезжаться богатые американцы. Вот они, конечно, начнут суетиться. Вот в суете потеряют бумажник. И вот я его найду. Увы! Полное разочарование в людях.
(Дон Аминадо)
Ведущий 1:
Не падай духом на пути,
Ты счастья собственного стражник.
Ты можешь всё-таки найти
Тот исторический бумажник.

Затем ты можешь, во-вторых,
Свой страх естественный осиля,
Попасть без трудностей больших
Под колесо автомобиля

И, согласившись полежать
Под сим чудовищем пыхтящим,
В одну минуту встать и стать
Миллионером настоящим.

Конечно, боже упаси,
Скажу для скушного примера,
Попасть под пошлое такси
Да ещё русского шофэра.

Он, несомненно, повредит
Твой торс, достойный Аполлона,
И даже срок свой отсидит,
Но не заплатит миллиона.

А по сему ищи удач,
Имён прославленных не бойся
И постарайся, словно мяч,
Катясь, катиться под ролс-ройса.
«Прелюд» Д. Шостаковича.
(Входит новый посетитель)
Посетитель:
Господа, вы читали экстренный выпуск вечерних французских газет?
Ведущий 1:
А что? Что случилось?
Посетитель:
Совершено покушение на президента Франции Поля Думера.
Ведущий 1:
Да, ну и что?
Посетитель:
Так стрелял-то русский, по фамилии Горгулов.
Ведущий 1:
Господи, но зачем же?
Посетитель:
Говорят, он хотел привлечь внимание к бедственному положению русских эмигрантов.
Ведущий 1:
Боже мой, как бы не стало хуже.
Ведущий 2:
Президент Франции умер, не приходя в сознание. Горгулов казнён. В положении эмигрантов ничего не изменилось.
Песня «Так было и есть…», слова М. Танича, музыка Т. Тулиной:
Так было и есть,
и пребудет отныне
на том нескончаемом
крестном пути, –
чтоб сам Ходасевич
возлюбленной Нине
сто су на фиалки
не мог наскрести.

Но лишь бы лампада
горела за дверью,
и плыл бы, и плыл
по морям Одиссей!
И чинят поэты
гусиные перья,
а мы, остальные,
разводим гусей.

Часть 2. Я тоскую по России
Ведущий 1:
И чинили поэты гусиные перья, и славили в стихах страну, которая их выгнала.
Марина Цветаева:
Дом верша, гром глуша,
Это мы пустили славу:
– Хороша! Хороша
Русь!

До Эйфелевой рукою
Подать! Подавай и лезь.
Но каждый из нас такое
Зрел, зрит, говорю, и днесь,

Что скушным и некрасивым
Нам кажется ваш Париж.
Россия моя, Россия,
Зачем так ярко горишь?
Клавдия Пестрово:
Австралия! Красавица чужая,
Жемчужина в оправе золотой.
И белоснежных попугаев стаи
Недаром гордо реют над тобой.
Австралия… Где север пышет жаром,
Где леденящим ветром веет юг.
А там… в России светятся стожары…
И пахнет кашкой и полынью луг.
Владимир Набоков:
Кембридж охвачен трепетом весны. Я пришёл домой пьяный от воспоминаний. Какая боль, какая душераздирающая, будоражащая, невыразимая боль…
Я без слёз не могу
Тебя видеть, весна…
Если б вдруг мне в глаза
Мокрый ландыш блеснул –
В этот миг, на лугу,
Я бы умер, весна.

Где ещё, как не в России, как недолгой русской весною так пьяно пахнет земля, освободившись от долгого сна под снегом?
Ведущий 2:
Если только их послушать,
То Россия от рожденья
Источала ароматы,
Фимиамы и кажденья.

И что не было в помине
Ни удушья, ни зловонья,
Даже в узких переулках,
В закоулках Пошехонья.
(Дон Аминадо)
Ведущий 1:
Поэты-эмигранты идеализировали страну, которую ещё недавно критиковали.

О память сердца, ты сильней
Рассудка памяти печальной.

Это была их родина, их утраченный рай. Там они оставили свою юность, своё милое прошлое.
Песня «Как упоительны в России вечера…», слова В. Пеленягрэ, музыка А. Добронравова.
Владимир Набоков:
Между ними и нами, русскими, какая-то стена стеклянная, у них свой мир, круглый и твёрдый, похожий на тщательно расцвеченный глобус. В их душе нет того вдохновенного вихря, биения, сияния, плясового неистовства, той злобы и нежности, которые заводят нас, Бог знает, в какие небеса и бездны. У нас бывают минуты, когда облака на плечо и море по колено, – гуляй душа! Для англичанина это непонятно, никогда самый разъимчивый хмель не заставит его расчувствоваться, оголить грудь, хлопнуть шапку оземь.
Она:
Я люблю тебя, русский странник,
За озёра холодных глаз
И за то, что бешеный танец
Я в их глуби видала не раз.
Он:
Быстроводны холодные реки
В моей родной стране,
И, должно быть, осталась навеки
Эта дикая воля во мне.
Она:
Волоса твои мягки и тонки,
Но ты мягче своих волос.
Ты похож на большого ребёнка
В плену моих чёрных кос.
Он:
И пахучи, и тонки травы
В моём дремучем краю,
И, должно быть, они отравой
Напоили душу мою.
Она:
Но душа твоя, о любимый,
Непонятна, темна и страшна:
Точно туча, висит недвижимо
Над моею душою она.
Он:
Тех, кто в скорбные годы заката
В обречённой земле рождены,
Всё равно не поймёшь никогда ты,
Ты, дитя счастливой страны!
(Борис Нарциссов)
Фрагмент увертюры к опере «Пиковая дама» П. Чайковского.



Ведущий 1:
Сыграй мне из «Пиковой дамы»,
Едва ль не больнейшей из опер,
Столь трогательной в этой самой
Рассудочно-чёрствой Европе…

Сначала сыграй мне вступленье,
Единственное в своём роде,
Где чуть ли не до преступленья
Мечта человека доводит…

Мечта! Ты отринута миром…
Сестра твоя – Страсть – в осмеяньи…
И сердцу, заплывшему жиром,
Не выдать безумства желаний…

О, всё, что ты помнишь, что знаешь,
Играй мне, играй в этот вечер,
У моря и в северном мае
Чайковский особо сердечен.
(Игорь Северянин)
Ведущий 2:
Моя безбожная Россия,
Священная моя страна! (…)
Её порывы огневые,
Её мечты передовые,
Её писатели живые,
Постигшие её до дна! (…)
И соловьи её ночные,
И ночи пламно-ледяные,
И браги древние хмельные,
И кубки, полные вина!
И тройки бешено-степные,
И эти спицы расписные,
И эти сбруи золотые,
И крыльчатые пристяжные,
Их шей лебяжья крутизна!
И наши бабы избяные,
И сарафаны их цветные,
И голоса девиц грудные
Такие русские, родные,
И молодые, как весна,
И разливные, как волна,
И песни, песни разрывные,
Какими наша грудь полна,
И вся она, и вся она –
Моя ползучая Россия,
Крылатая моя страна!
(Игорь Северянин)
Романс «Бубенцы», слова Г. Иванова и А. Кусикова, музыка В. Бакалейникова:
Сердце будто проснулось пугливо,
Пережитого стало мне жаль;
Пусть же кони с распущенной гривой
С бубенцами умчат меня вдаль.

Слышу звон бубенцов издалёка,
Это тройки знакомый разбег.
А вокруг расстелился широко
Белым саваном искристый снег.

Пусть ямщик свою песню затянет,
Ветер будет ему подпевать;
Что прошло никогда не настанет,
Так зачем же, зачем горевать!

Это звон бубенцов издалёка,
Это тройки широкий разбег,
Это чёрная музыка Блока
На сияющий падает снег.

За пределами жизни и мира,
В пропастях ледяного эфира
Всё равно не расстанусь с тобой!
И Россия, как белая лира,
Над засыпанной снегом судьбой.


Ведущий 1:
Есть сочетания слов, в которых таится волнующая музыкальность, в которых поёт непревзойдённая нежность… И если скажут: русские женщины! Много скажут. Ибо есть у сердца своя сокровенная память, и как же забыть ему княгинин возок в безлюдных сугробах сибирских, и худые плечики Наташи Ростовой, и вальс и смерть Анны Карениной, и убитую грозой Катерину, и трёх сестёр, и наш старый дом с мезонином, и другое, другое, что создано великой русской литературой.
Владимир Набоков:
Мама, милая, вчера я проснулся среди ночи и спросил у кого-то – сам не знаю, у кого – у ночи, у звёзд, у Бога: неужели мы и в самом деле никогда не вернёмся, неужели всё и в самом деле кончено, стёрто, уничтожено?..

Ночь дана, чтоб думать и курить,
И сквозь дым с тобою говорить.

Хорошо… Прошуркивает мышь,
Много звёзд в окне и много крыш.

Кость в груди нащупываю я:
Родина, вот это кость твоя.

Воздух твой, вошедший в грудь мою,
Я тебе стихами отдаю.

Меня мучает мысль, сколько я пропустил в России, сколько я бы успел рассовать по всем карманам души и увести с собой, кабы предвидел разлуку. Мама, мы ведь должны вернуться, правда? не может быть, чтобы всё это умерло, обратилось в прах – подобная мысль может свести с ума! Мне так хочется описать каждый кустик, каждую веточку в нашем чудном парке в Выре – этого никому не понять.

Ведущий 1:
И они описывали. Давайте перелистаем… Ну хотя бы «Современные записки» №40 за 1929 год: «Защита Лужина» Набокова (первая часть), «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Ключ» Алданова, «Державин» Ходасевича, «Третий Рим» Г. Иванова, стихи Адамовича и Поплавского, множество статей и рецензий.
Нина Берберова:
Я села читать первые главы «Защиты Лужина» Набокова. Прочла их два раза. Огромный, зрелый, сложный, современный писатель был передо мной, огромный русский писатель, как Феникс, родился из огня и пепла революции в изгнании. Наше существование отныне получило смысл. Всё моё поколение было оправдано.
Ведущий 3:
Откуда в нём тоска такая
По дому отчему, по краю,
Где прожил он совсем немного?
Лишь детства светлые дороги
И юности первоначальной
Шаги по местности недальней –
Вот, кажется, его Россия.

А после где же не носило
Его нелёгкою судьбою…
Но до конца он нёс с собою
Не Англии порядок строгий
И не Германии дороги,
Не исключительность Парижа,
Не Света Нового пассажи
И не Швейцарии сусальной
Идеализм провинциальный. –

В его душе жила Россия,
Власть русской речи уносила
Его совсем в другие дали,
Где ласково ручьи журчали,

Где зимы снежные суровы
И где в Начале Было Слово.
(Зоя Цыбульская)
Этюд №2 С. Рахманинова.
Владимир Набоков:
Вчера познакомился с Мариной Цветаевой. Совершили долгую странную лирическую прогулку при сильном весеннем ветре.
Марина Цветаева:
Весь Париж полон женщин: фрацуженок, американочек, негритяночек, датчаночек… Молодых, беспечных красавиц, богатых, нарядных, весёлых… Но в мире сейчас – может быть, три поэта и один из них Я.
Песня «Хочу у зеркала спросить…», слова М. Цветаевой, музыка М. Таривердиева.
Марина Цветаева:
Иногда я думаю, что я вода… Можно зачерпнуть стаканом, но можно наполнить и море. Всё дело во вместимости сосуда и ещё в размерах жажды.
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет – мелкой,

Миска – плоской. Через край – и мимо –
В землю чёрную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Читатель – Цветаева:
– Не нужен твой стих –
как бабушкин сон.
– А мы для иных
Сновидим времён.

– Докучен твой стих –
Как дедушкин вздох.
– А мы для иных
Дозорим эпох.
– В пять лет – целый свет –
Вот сон наш каков!
– Ваш – на пять лишь лет,
Мой – на пять веков. (…)

А быть, или нет
стихам на Руси –
Потоки спроси,
Потомков спроси.
«Прелюд» Д. Шостаковича.
Владимир Набоков:
Вы думаете, всё в мире обман и утрата, но не мнима ли сама утрата, если мимолётное в мире может быть заключено в бессмертный и потому счастливый стих.
«Сирень» С. Рахманинова.
Ведущий 1:
Прекрасный слог старинного стиха,
Войди в мои тоскующие строки,
Пусть будет песнь размеренно тиха,
Как шёпот звёзд, как шелест трав далёких.

Чеканность строк, тоску переборов,
Поможет жить надменно и спокойно.
Есть много тайного в размере строгих слов,
В напеве и пленительном, и стройном.

Не сможет жизнь их силу сокрушить,
И горести напевность не изменят,
И в панцирь творчества отчаянье души
Оденут в дни великих искуплений.

Всё выстрадать, всё вынести, как Рок,
Дарованный во имя жизни свыше,
И перелить в созвучья строгих строк,
Чтоб слышал тот, кому дано услышать.
(Ольга Скопиченко)


Ведущий 2:
Дубовый листок, оторвавшийся от ветки родимой, не засох, не превратился в пыль. Вдохновение и отчаяние эмиграции рождали великую литературу, в которой ностальгическая нота преобладала.
Марина Цветаева:
Тоска по Родине! Давно
Разоблачённая морока!
Мне совершенно всё равно –
Где совершенно – одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошёлкою базарной
В дом, и не знающей, что – мой,
Как госпиталь или казарма (…)

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично – на каком
Не понимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем. Доильцем сплетен.)
Двадцатого столетья – он,
А я – до всякого столетья. (…)

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встаёт, особенно – рябина…
Песня «Русской ржи от меня поклон…», слова. М. Цветаевой, музыка Т. Тулиной.
Владимир Набоков:
Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих,
Я беспомощен. Я умираю
От слепых наплываний твоих.


Тот, кто вольно отчизну покинул,
Волен выть на вершинах о ней,
Но теперь я спустился в долину,
И теперь приближаться не смей.

Навсегда я готов затаиться
И без имени жить. Я готов,
Чтоб с тобой и во снах не сходиться,
Отказаться от всяческих снов;

Обескровить себя, искалечить,
Не касаться любимейших книг,
Променять на любое наречье
Всё, что есть у меня, – мой язык.

Но зато, о Россия, сквозь слёзы,
Сквозь траву двух несмежных могил,
Сквозь дрожащие пятна берёзы,
Сквозь всё то, чем я смолоду жил,

Дорогими, слепыми глазами
Не смотри на меня, пожалей,
Не ищи в этой угольной яме,
Не нащупывай жизни моей!

Ибо годы прошли и столетья,
И за горе, за муку, за стыд, –
Поздно, поздно! – Никто не ответит,
И душа никому не простит.
Песня «Журавли», слова и музыка П. Лещенко.
Ведущий 1:
Высокую ностальгическую ноту остужали поэты-сатириконцы. Дон Аминадо обобщал свой эмигрантский опыт в насмешливых афоризмах.
Ведущий 2:
Афоризмы Дон Аминадо:
Ведущий 1:
До торжества великих идей доживут не пацифисты, а старожилы.
Ведущий 2:
История русской революции – это сказание о граде Китеже, переделанное в рассказ о Соловках.
Ведущий 1:
За всю революцию один только раз мы увидели, что такое бальзам для души: когда набальзамировали Ленина.
Ведущий 2:
Русский эмигрант – это чаще всего и принц, и нищий в одном переплёте.
Ведущий 1:
После пяти рюмок коньяку француз переходит на минеральную воду, а русский на ты.
Ведущий 2:
Отчего родители не понимают детей? Не оттого ли, что дети разучились говорить по-русски, а родители не научились говорить по-французски?
Ведущий 1:
Хуже всего в эмиграции придётся старожилам – ни одного сверстника и ни одного русского слова.
«Канкан» Ж. Оффенбаха.
(Диалог в пивной)
Ведущий 2:
В двадцать третьем году, весной
В берлинской пивной
Сошлись русские эмигранты,
«Наёмники Антанты»,
«Мелкобуржуазные предатели»,
И «социал-соглашатели»…

Тема беседы была бескрайна,
Как теософская тайна:
Что такое эмиграция?
Особая ли нация?
Отбор ли лучших людей?
Или каждый эмигрант – злодей?
Кто-то даже сказал:
Ведущий 3:
– Эмигранты – сплошь обыватели!
Спорящих было двенадцать,
Точек зрения двадцать, –
Моя, двадцать первая, самая простая,
Такая:
Каждый может жить совершенно свободно,
Где угодно,
В прежнее время
Ногу в стремя,
Бельё в чемодан,
Заграничный паспорт в карман,
Целовал свою Пенелопу
И уезжал в Европу (…)
Ведущий 2:
Ну, а нынешняя эмиграция –
Цыганская пёстрая нация.
Как в любой человеческой груде,
В ней есть разные люди:
Получше – похуже.
Пошире – поуже.
Но судить нам друг друга нелепо,
И так живётся, как в склепе…
Ведущий 3:
Что же касается «завоеваний революции»,
О которых бормочут невнятно иные конфуции,
То скажу, как один пожилой еврей
(Что, пожалуй, всего мудрей):

Революция – очень хорошая штука, –
Почему бы нет?
Но первые семьдесят лет –
Не жизнь, а сплошная мука.
(Саша Чёрный)
Фрагмент из оперы «Нос» Д. Шостаковича.
Ведущий 1:
Саша Чёрный написал эти строчки в 1923 году. Эмигранты, несмотря на железный занавес, знали о событиях в СССР, знали о расстреле Гумилёва, о безумии Блока, о массовых репрессиях, о самоубийствах Есенина и Маяковского.

Ведущий 2:
Тем не менее желание вернуться домой было нео-долимым.

О, звуки, полные былого!
Мои деревья, ветер мой,
И слёзы чудные, и слово
Непостижимое: домой.

Сны о возвращении снились всем: жуткие, безнадёжные и сказочно-сладостные.
Фрагмент «Симфонических танцев» С. Рахманинова.
Владимир Набоков:
Бывают ночи: только лягу,
В Россию поплывёт кровать,
И вот ведут меня к оврагу,
Ведут к оврагу убивать.

Проснусь, и в темноте, со стула,
Где спички и часы лежат,
В глаза, как пристальное дуло,
Глядит горящий циферблат.

Закрыв руками грудь и шею, –
Вот-вот сейчас пальнёт в меня, –
Я взгляда отвести не смею
От круга тусклого огня.

Оцепенелого сознанья
Коснётся тиканье часов,
Благополучного изгнанья
Я снова чувствую покров.

Но сердце, как бы ты хотело,
Чтоб это вправду было так:
Россия, звёзды, ночь расстрела
И весь в черёмухе овраг.


Ведущий 1:
В 1977 году Белле Ахмадулиной довелось встретиться с уже известным писателем Владимиром Набоковым, за два месяца до его смерти. Внезапно, выдохом пожизненной тайны лёгких, он беззащитно, почти искательно проговорил:
Владимир Набоков:
Может быть… мне не следовало уезжать из России? Или следовало вернуться?
Бэлла Ахмадулина:
Что Вы говорите?! Никто и никогда не прочитал бы Ваших книг, потому что – Вы бы их не написали!
Игорь Северянин:
И будет вскоре весенний день,
И мы поедем домой в Россию…
Ты шляпу шёлковую надень:
Ты в ней особенно красива…
И будет праздник… большой, большой,
Каких и не было, пожалуй,
С тех пор, как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый…
И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..»
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!
Ведущий 1:
Игорь Северянин был похоронен в Эстонии, в Таллине.
Ведущий 2:
Поэт Георгий Иванов взял эпиграфом к одному из своих ностальгических стихотворений слова Осипа Мандельштама: «В Петербурге мы сойдёмся снова»…
Георгий Иванов:
Четверть века прошло за границей,
И надеяться стало смешным.
Лучезарное небо над Ниццей
Навсегда стало небом родным.

Тишина благодатного юга,
Шорох волн, золотое вино…
Но поёт петербургская вьюга
В занесённое снегом окно,
Что пророчество мёртвого друга
Обязательно сбыться должно.
Ведущий 1:
Георгий Иванов не вернулся в Петербург. Он умер и похоронен во Франции.
Иван Бунин:
… И снилося мне, что осенней порой
В холодную ночь я вернулся домой.
По тёмной дороге прошёл я один
К знакомой усадьбе, к родному селу…
Трещали обмерзшие сучья лозин
От бурного ветра на старом валу…
Деревня спала… И со страхом, как вор,
Вошёл я в пустынный, покинутый двор,

И сжалося сердце от боли во мне,
Когда я кругом поглядел при огне!
Навис потолок, обвалились углы,
Повсюду скрипят под ногами полы
И пахнет печами… Заброшен, забыт,
Навеки забыт он, родимый наш дом!
Зачем же я здесь? Что осталося в нём,
И если осталось – о чём говорит?

И снилося мне, что всю ночь я ходил
По саду, где ветер кружился и выл,
Искал я отцом посажённую ель,
Тех комнат искал, где сбиралась семья,
Где мама качала мою колыбель
И с нежною грустью ласкала меня, –
С безумной тоскою кого-то я звал,
И сад обнажённый гудел и стонал.
Ведущий 1:
Иван Бунин никогда не вернулся в свой дом. Он похоронен на Парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Песня «Сириус», слова И. Бунина, автор музыки неизвестен.
Георгий Иванов – Марина Цветаева:
Жизнь продолжается рассудку вопреки.
На южном солнышке болтают старики:
– Московские балы… Сибирская погода…
Великая война… Керенская свобода…
И – скоро сорок лет у Франции в гостях.

Жужжание в черепах и холодок в костях:
– Масонский заговор… Особенно евреи…
Печатались? А где? В каком Гиперборее?
…На мутном солнышке покой и благодать.
Они надеются, уже недолго ждать –

Воскреснет твердый знак, вернётся ять с фитою,
И засияет жизнь эпохой золотою.
(Георгий Иванов)
С фонарём обшарьте,
Весь подлунный свет!
Той страны – на карте
Нет, в пространстве – нет.

Выпита как с блюдца, –
Донышко блестит.
Можно ли вернуться
В дом, который – срыт?

Заново родися –
В новую страну!
Ну-ка, воротися
На спину коню

Сбросившему! Кости
Целы-то хотя?
Эдакому гостю
Булочник ломтя

Ломаного, плотник –
Гроба не продаст!
…Той её несчётных
Вёрст, небесных царств,

Той, где на монетах –
Молодость моя, –
Той России – нету,
– Как и той меня.
(Марина Цветаева)
Романс «Над розовым морем вставала луна», слова Г. Иванова, музыка А. Вертинского.
Ведущий 1:
Надежда на возвращение становилась всё более призрачной, хотя советские агенты активно искушали писателей райской жизнью в Советском Союзе.
Марина Цветаева:
Была бы я в России, всё было бы иначе, но России (звука) нет, есть буквы: СССР, – не могу же я ехать в глухое без гласных, в свистящую гущу. Не шучу, от одной мысли душно. Кроме того, меня в Россию не пустят: буквы не раздвинуться…
Ведущий 2:
Но буквы раздвинулись. Марина Цветаева вернулась на родину, где потеряла всех своих близких, а сама трагически закончила жизнь в Елабуге.
Марина Цветаева:
Я вечности не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С любимой моей земли.
Прелюд №3 А. Скрябина.
Ведущий 1:
Страна лесов,
Страна полей,
Упадков и расцветов,
Страна сибирских соболей
И каторжных поэтов.

Весь мир хранит твои меха,
Но паче дух орлиный.
Он знает стоимость стиха
И шкурки соболиной.

И только ты, страна полей,
Предпочитала сдуру
Делам своих богатырей
Их содранную шкуру.
(Николай Панченко)
Владимир Набоков:
Я презираю коммунистическую веру, как идею низкого равенства. Мы волны России, вышедшей из берегов, мы разлились по всему миру, но наши скитанья не всегда бывают унылы, и мужественная тоска по родине не всегда мешает нам насладиться чужой страной, изощрённым одиночеством в чужую электрическую ночь, на мосту, на площади, на вокзале. Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране… Не станем же пенять на изгнание. Повторим в эти дни слова того древнего воина, о котором писал Плутарх: «Ночью, в пустынных полях, далече от Рима, я раскинул шатёр, и мой шатёр был мне Римом».
Марк Шагал:
Отечество моё в моей душе.
Вы поняли?
Вхожу в неё без визы.
Когда мне одиноко – она видит.
Уложит спать. Укутает, как мать.

Во мне растут зелёные сады.
Нахохленные, скорбные заборы.
И переулки тянутся кривые.
Вот только нет домов,
В них – моё детство.
И, как оно, разрушились до нитки.
Летят по небу бывшие жильцы.

Где их жильё?
В моей душе дырявой.(…)
Владислав Ходасевич:
Вам под ярмо поставить выю,
Иль жить в изгнании, в тоске,
А я с собой свою Россию
В дорожном уношу мешке.

Вам нужен прах отчизны грубой,
А я, где б ни был, шепчут мне
Арапские святые губы
О небывалой стороне.
Песня «Мы идём с тобой через весь Париж…», слова В. Таубер, музыка В. Бинкина:
Мы идём с тобой через весь Париж,
То стихи прочтёшь, то опять молчишь.
В этот тихий час, предрассветный час,
Жизни жёсткий перст не коснётся нас.

Столько лет прошло между этих стен.
Отшумел давно ветер перемен.
Стало песней всё, песней и стихом.
Мы воздвигли здесь наш нездешний дом.
Ведущий 1:
Десятого ноября 1933 года газеты в Париже вышли с громадными заголовками: «Бунин – Нобелевский лауреат!». Впервые, за всё время существования Нобелевских премий, премия по литературе досталась русскому. Она была присуждена Бунину за кристальную чистоту языка, за воплощение души русского народа. У всех русских эмигрантов был праздник. Россия, Дух русского народа как бы послали их в иные страны с единственной целью хранить нашу духовную культуру, нести её в мир, беречь, и если хватит сил, приумножить. И они её приумножили, и вернули в Россию на звёздную полку русской слове-сности.


Часть 3. Вернуться в Россию стихами
«Русский вальс» Д. Шостаковича.
Владислав Ходасевич:
Во мне конец, во мне начало.
Мной совершённое так мало!
Но всё ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.

В России новой, но великой
Поставят идол мой двуликий
На перекрёстке двух дорог,
Где время, ветер и песок.
Владимир Набоков:
О, как забавно, что в конце абзаца,
Корректору и веку вопреки,
Тень русской ветки будет колебаться
На мраморе моей руки.
Игорь Северянин:
Но дни идут – уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Георгий Иванов:
В ветвях олеандровых трель соловья.
Калитка захлопнулась с жалобным стуком.
Луна закатилась за тучи. А я
Кончаю земное хожденье по мукам.

Хожденье по мукам, что видел во сне, –
С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.
Но я не забыл, что обещано мне –
Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами.
Марина Цветаева:
А быть, или нет
стихам на Руси –
Потоки спроси,
Потомков спроси.