Этот вальса звук прелестный

Дед вальсируя ногами,
Отбивая такт руками,
Напевая про Дунай,
Пересёк квартиры край, 
Но упёрся в бабкин взгляд,
Что был зрелищу не рад,
И взирал на старика,
Как удав на хомяка.

Замер дед подобно лани,
Аж вспотели его длани,
Молвил лишь: "Привет, супруга,
Ты прекрасна словно фуга,
Вид как будто бы один,
Но как много в нём личин".

Бабка: "И тебе привет,
И спасибо за навет,
Видишь ты свою супругу,
Лишь как с ядом рыбу фугу,
А ведь был интеллигент,
Вспоминая твой контент,
Спал приличности мираж,
Стал обыденный алкаш".

Дед ответил: "Не скажи,
Были то не миражи,
У меня большой талант,
Я известный музыкант,
И оркестра даже член,
Тлен рутины мной презрен,
В коллективе я активен,
И не в меру креативен".

"Ты активен где не надо,
И в спиртном твоя бравада,
Что противен, я согласна,
Рожа вся твоя ужасна,
И не минул стен ДК,
Стрёмный ваш оркестр пока,
Как же нагла твоя морда,
Музыкантом зваться гордо,
Ты в оркестре этом лишь,
В треугольник свой стучишь.
Да и там пропала норма,
Исказилась его форма,
Помню ты его с друзьями,
Как то раз погнул по пьяни,
Ты подверг оркестр урону,
Тебя прячут за колонну,
Чтобы мятый инструмент,
Вальса не губил момент".

"Что вдруг милая случилось,
Как ты быстро ополчилась,
Пригубил немного, было,
Грамм по сто пришлось на рыло,
Мы же после репетиций,
Наших не гнушась традиций,
Прямиком идём в кабак,
Все уставши, как никак.
И ведь сколько я ни пью,
На ногах всегда стою,
Даже если выпью литр,
Стою ровно, как пюпитр,
ГОрода ведь скоро день, 
Нам готовиться не лень, 
Вальс все будут танцевать, 
Тож искусство, слышишь мать".

"Да уж слышу твой галдёж,
Вам лишь выпить невтерпёж,
Ваш же голубой дунай,
Всех достал, ты так и знай,
На слуху сейчас шансон,
А не Штраус-Мендельсон,
Или вон хотя бы рэп,
Как в народе он окреп".

"Ну какой в натуре рэп,
Я хранитель наших скреп,
Мне поддаться тому рэпу,
Что сменить на бургер репу,
Я душою за устои,
Всегда ценны были кои,
И хоть даже я не трезв.
Поддержать основы резв".

Кто тут прав, как нам понять, 
Аргументы чьи принять, 
Вальс ведь тоже был когда то,
Воплощением разврата, 
А сейчас академичен, 
И по всем статьям приличен, 
Нам неведомо что будет, 
Всех история рассудит.