Ты всегда хотел сына

Владимир Алексеевич припарковал свой BMW, вышел из него, играя ключами. Его окликнули.

— Володь! Скворцов!

Владимир Алексеевич обернулся на женский голос.

— Нинка Ковалёва! Ты?

На скамейке сидела стройная черноволосая женщина с открытой банкой пива в руке.

Владимир Алексеевич подошёл к ней.

— Нинон, шикарно выглядишь. Ты же моя ровесница, а выглядишь максимум на тридцать. Как так?

Нина засмеялась.

Девушка в парке

— Глупый мужской вопрос. Сорок лет не такой уж и большой возраст и, кроме того, если финансы позволяют за собой ухаживать, то выглядеть будешь прекрасно.

— Тебе позволяют? Ты разбогатела?

— Разбогатела.

— Что-то ты это как-то грустно говоришь.

— Володь, ты куда-то спешишь? — вместо ответа спросила Нина.

— Нет, две недели я совершенно свободен. Жена с дочками в Грецию укатила, за три дня до школы вернутся.

— Тогда садись, поболтаем.

Владимир скептически осмотрел пыльную скамейку и перевёл взгляд на свой дорогой костюм. Нина поняла, улыбнулась и положила на скамейку полиэтиленовую сумку и пригласила:

— Садись, Володь, не бойся, ничего не раздавишь, там давить нечего.

— У тебя прикид тоже не дешёвый, — оглядывая женщину, сказал Владимир.

— Это да, — согласилась Нина.

— Я на старой квартире редко появляюсь, мы живём за городом. Ты же в Москве всё это время жила? И, какими судьбами к нам занесло?

— Да вот занесло. Соскучилась по городу детства.

— Да ладно. А ты, наверное, не Ковалёва?

— Ковалёва.

— Что, замуж не вышла?

— Не вышла, Володь. Пиво будешь?

— Да я как-то…

— Да я тоже считай не пью. Две банки в день и то не каждый. Так будешь?

— Ну, давай. Так это твоё? Я заплачу, не привык, чтобы меня девушки угощали.

Нина криво усмехнулась.

— Не обижай, у меня есть деньги. У тебя как? Как бизнес?

— Нормально. Кошмарят, не без этого, но терпимо, отбиваюсь. Дорогу построил, меня же за неё и наказали.

— Слышала.

— А ты как? Как Москва? Бабки рубишь?

— Рублю. Папка как узнал, каким я местом бабки рублю — года не прожил, умер от стыда за дочку.

— Как это? Ну-ка поподробней.

— Что подробней? — с неохотой сказала Нина. — Эскорт услуги. Бабки хотела в лёгкую срубить, замуж удачно выйти за богатого, ребёнка родить. Всё мимо кассы, ничего не получилось. Ну, кроме денег. Денег много. Может быть, не как у тебя, но есть.

— Откуда ты знаешь — сколько у меня денег?

— Предполагаю.

— Ну хорошо.

— Сначала-то были не эскорт, а секс услуги. Там спиться недолго или наркоманкой стать, и деньги небольшие, а все клиенты — козлы.

— Так уж и все.

— Все, — уверенно сказала Нина, — нормальные мужики в бордель не ходят. Это я уж потом поняла, по ходу жизни. А так по-быстрому свалила в эскорт услуги, благо, что внешность позволяла. Но хрен редьки оказался не слаще: такой же гадюшник, только деньги на порядок больше. Все друг друга обманывают, врут, подставляют, предают.

— Женский коллектив, — предположил Владимир.

— Может быть, — согласилась Нина, — только там и мужики такие же. А клиенты такие же козлы, только богатые. Арабы понравились — богатые, щедрые. Они считают, что женщина это дорогая, но чужая вещь, которую им дали во временное пользование, поэтому её и не портят, но, если что, убьют сразу, а европейцы нас за людей не считают, могут и избить просто так, от избытка чувств.

Нинка с тоской посмотрела в сумрак наступающей летней ночи.

— Прикинь, Володь, выучила английский и арабский, почти в совершенстве. Жизнь заставит — не так раскорячишься. Сейчас французским занимаюсь, а в дальнейших планах — немецкий.

— Молодец. А зачем это тебе?

— Чтобы мозги хоть чем-то занять и не о чём другом не думать. Лучше, чем наркоманить или пить.

— Это конечно. И ты все эти года под мужиками валялась?

Нина засмеялась.

— Скажу «да» — поверишь?

— Поверю.

— Зря. В этом деле как в спорте, до тридцати лет. Потом перешла на другую работу. Ты же знаешь, что любой товар надо уметь продавать, хоть семечки, хоть эскорт услуги. А эскорт услуги — товар не ходовой, это же не горячие пирожки, покупателей не так много. Это как бриллиант — дорого, красиво, но не всем нужен. Но у меня получалось, и пошли настоящие деньги. Квартиру в Москве купила трёх комнатную, не в центре, но и не окраине, дом такой приличный, улучшенной планировки.

Они болтали долго, каждый рассказывал о своём бизнесе. Как они оказались в одной постели у Владимира дома, он не помнил, но не жалел об этом, а о жене старался не думать. Это безумство неожиданной страсти продолжалось почти две недели — дня за два до приезда жены Владимира Нина исчезла. Он приезжал к дому, но на скамейке во дворе её не было, зайти домой к ней не решился, а телефон она не оставила.

Ну, нет и не надо, оно и к лучшему. Закружились дела, заботы, прошло пять лет.

***

Незнакомый номер на дисплее телефона Владимира Алексеевича не удивил. Звонили ему много.

— Алло, Володь, это Нина Ковалёва, мне надо с тобой сегодня срочно встретиться.

— Хорошо. Где и во сколько?

— В пять вечера в бюро переводов «Антонио».

— В бюро переводов? Что ты там делаешь?

— Работаю, это моё бюро. Приезжай.

— Приеду.

В бюро переводов всего три комнаты, как понял Владимир Алексеевич, самая маленькая — кабинет директора Ковалёвой Нины Евгеньевны. Владимира поразила неестественная худоба Нины.

— Куда пропала, Нинон?

— Решила тебе не надоедать. Как у тебя дела?

— Да вот почти разорили, но благодаря Ваське Зайцеву удалось подняться. Теперь уж не разорят.

— Я слышала о твоих приключениях и рада, что у тебя всё хорошо. Володь, у меня к тебе большая просьба. Я сегодня вечером уезжаю в Германию недели на две, может быть, больше, но могу и не вернуться, в смысле вернуться, но не сама.

— Ничего не понял, Нинон.

Нина взяла со стола несколько листов бумаги и протянула Владимиру.

— И что это? — спросил он.

— Это мой приговор. История мой болезни. В Москве меня вылечить не смогли, направили в Германию. Дорого, но что делать?

— А без операции обойтись нельзя?

— Можно, но тогда я проживу месяц, а может быть два.

— А после операции?

— Несколько лет. Не гарантируют, но их статистика обнадёживает. Нагрешила много за свою жизнь, у Бога, видно, так просто в сторону не отскочишь.

— Ты в Бога веришь?

— Нет. Если бы верила, так бы не грешила, — вздохнула Нина.

— Надеюсь, что всё обойдётся. Так в чём просьба?

— Присмотреть за мамой и сыном.

— У тебя сын появился? — удивился Владимир Алексеевич.

— Появился. Вот, смотри.

Нина достала телефон, нашла там фото, повернула экран к Владимиру. Владимир был потрясён: на него с экрана телефона смотрел он сам, только маленький.

— Да, да, Володь, это твой сын.

— Даже экспертизу делать не надо, просто я в детстве. И сколько ему?

— Четыре. Я к тебе претензий не имею и обратилась из-за чрезвычайных обстоятельств. Сейчас приедет нотариус и я напишу завещание, в том числе и на тебя. Одну треть тебе, плюс ты сможешь
распоряжаться моим имуществом в случае моей смерти до совершеннолетия Антона.

— Надеюсь, что до смерти дело не дойдёт.

— И я надеюсь, но ты посмотри на меня.

— Да я заметил.

— Ну вот, надо подстраховаться. Квартиру в Москве продашь, эту фирму тоже, ну и так, по мелочи. Надеюсь, что ты не ограбишь собственного сына?

У Нина на глаза навернулись слёзы.

— Я надеюсь, что из Германии ты вернёшься живой и здоровой. Ты же туда лечиться едешь, верно?

— Конечно. После нотариуса поедем ко мне домой, познакомлю тебя с мамой и сыном. Хотела просто жить с мамой, растить сына, а не получается.

У Нины по щекам покатились слёзы.

— Ещё получится, надо верить в лучшее, — попытался успокоить её Владимир Алексеевич.

В двухкомнатной «распашонке» на шестом этаже девятиэтажного дома он увидел евроремонт, пластиковые окна, дорогую мебель — видно было, что хозяйка не бедствовала.
Их встретила пожилая женщина, Зинаида Петровна, мать Нины, и застенчивый четырёхлетний мальчик. Владимир Алексеевич поставил на стол торт, а мальчику подарил шоколадку и модель джипа.

— Вырастешь, у тебя такой же будет, только настоящий. Тебя как зовут?

— Тоша.

— Антон, — уточнила Нина. — Антон Евгеньевич Ковалёв.

— А меня… — Владимир Алексеевич запнулся: как себя назвать — дядей?

— Тоша, иди, играй, — сказала Нина. — Я ему отчество своего отца дала. Ты не против?

— Нет.

Посиделки получились грустными, Владимир Алексеевич пытался шутить, но женщины не были расположены к юмору.

Девушка на скамейке

Нина посмотрела на часы.

— Пора вызывать такси.

— Я довезу, — сказал Владимир.

Прощаясь, женщины плакали. Глядя на них, заплакал и Антон.

— Не плачь, дружище, — сказал ему Владимир, — мама скоро приедет.

В аэропорту Владимир сказал Нине:

— Обратно полетишь, позвони, встречу.

Нина кивнула.

***

Звонок от Зинаиды Петровны застал Владимира Алексеевича в субботу в его доме за городом.

— Да, — сказал в трубку Владимир, зная точно, что услышит.

Он долго хмуро слушал Зинаиду Петровну, ничего толком не понял из её сбивчивого монолога.

— Хорошо, я сейчас приеду.

Люба, жена Владимира Алексеевича, по его лицу поняла, что случилось что-то неприятное.

— Что, Володь?

Владимир втянул в себя воздух и выдохнул:

— Пять лет назад я тебе изменил с Нинкой Ковалёвой.

— Чтооо!?

— Не надо ревновать к мёртвой, она умерла вчера в немецкой клинике. Болезнь у неё очень серьёзная была. В Москве не смогли помочь, она надеялась, что в Германии смогут, а сама даже до операции не дожила.

— Если твоя любовница умерла, то куда ты спешишь?

— Она не любовница, это случайная связь.

— Ты знаешь, сколько у неё мужиков было, и чем она зарабатывала?

— Знаю. Не ревнуй. Перед отъездом в Германию она попросила меня в случае её смерти позаботиться о своей матери и сыне.

— А ты тут при чём, енот-потаскун?

— Не обзывайся, это мой сын.

Владимир Алексеевич достал телефон и показал жене фотографию сына.

— Похож, — безразлично сказала Люба, — Меня всегда удивляло: чужие трусы, вы, мужики на себя не натянете, побрезгуете, а чужую бабу очень даже просто.

— Бабы тоже чужую зубную щётку в рот не возьмут.

— Это по;шло, и я тебе не изменяла.

— Я всего один раз, бес попутал.

— Зато как удачно! Ты же всегда хотел сына!

— Не надо ничего придумывать.

— И что она от тебя хотела?!

— Ничего. Если бы не её болезнь, я бы вообще о ребёнке не узнал. И что? Старушку с ребёнком послать куда подальше? Пусть свои дела сами улаживают? Старушка и маленький мальчик? Деньги за операцию уплачены, а операции не было, их надо вернуть. Кто это делать будет?

— А деньги можно покрутить. Езжай. У мальчишки же ни отца, ни матери. А Ковалёву, извини, мне не жалко. Мальчик, это другое дело, мальчик ни в чём не виноват.

Владимир представил себе своего сына, четырёхлетнего застенчивого мальчика.

— Она хотела пожить для себя с матерью и ребёнком, не получилось.

Печальные хлопоты длились больше недели, супруги Скворцовы друг с другом почти не разговаривали: Владимиру было некогда, а Любовь думала о чём-то своём. Только спросила один раз:

— Как там мальчик?

Владимир пожал плечами.

— То плачет о маме, то забывается, играет. Он маленький, мало чего понимает. Никак не может понять, что мама больше не придёт.

— И тебе всё равно?

— Что «всё равно»? А что я должен делать?

— Эх, мужики…

***

Когда Владимир Алексеевич вышел на работу, его компаньон Василий Зайцев спросил:

— Ну и что дальше думаешь делать?

— Работать.

— Я не про это, я про ребёнка.

— Не знаю, всё думаю, думаю, не брошу, конечно. Я, Вася, всегда хотел сына, но у Любаши при последних родах что-то пошло не так, короче, детей у неё больше не будет. Две дочки, я уж смирился, что наследника не будет. А тут — раз и есть. Но с другой стороны: как у бабушки отнять внука? Она и так, считай, всю жизнь одна прожила, муж её умер, узнав о Нинкиных подвигах, сама Нинка по заграницам моталась, домой редко заглядывала. Вот что значит один ребёнок, а не два, а ещё лучше — три! Взять их к себе? А зачем нам чужие люди в доме?

— Они тебе не совсем чужие.

— В принципе — да, но по закону чужие. Может быть, оно и к лучшему, что Нинка умерла. Знаешь, Вась, люди с криминальным прошлым редко завязывают.

— Что, есть подозрения?

— Да, когда бюро переводов продавал по Нинкиной наводке местному авторитету Сергею Кузнецову, он же Кузя. Он безропотно отдал приличные деньги. Вот зачем Кузе бюро переводов?

— Наверное, можно переводить не только тексты…

— Но и деньги нелегально за границу. Вот я боюсь: а что, если мальчишке передалась только моя внешность, а от Нинки авантюрный характер? Вырастет, может такое отколоть…

— Ну, это как воспитаешь.

— Ты думаешь, Вася, родители Нинки её с детства в проститутки готовили? Это склонности характера, Василий, воспитание здесь ни при чём.

***

Владимир Алексеевич ехал домой, за город, а мысли птицами кружились в его голове. Совесть мучила, и именно из-за Антошки и Зинаиды Петровны. Нинку ему было не жалко, он прекрасно понимал, что такие деньги одной лишь сдачей женского тела во временное пользование не заработаешь. Наверняка к этому надо ещё прибавить и наркотики. Сколько девчонок она на них подсадила, сколько жизней поломала? Но при чём здесь застенчивый мальчик, его сын?

Владимир поставил машину в гараже, вошёл в дом и понял, что что-то изменилось.

В гостиной жена с Зинаидой Петровной пили чай, на столе стоял торт, из детской доносился звонкий смех.

— Здравствуйте, Зинаида Петровна. Люба, а что происходит?

— В детской? — как бы не поняв вопроса, уточнила Люба. — Иди посмотри.

Владимир поднялся на второй этаж, осторожно приоткрыл дверь. Тошка накрылся покрывалом, махал руками и ухал, изображая приведение, носился за девчонками. А они притворно визжали и все трое хохотали до слёз.

Владимир Алексеевич спустился вниз.

— И как ты объяснила девчонкам: кто это?

— А как я могу объяснить? Сказала, что это их брат, что их отец подлец, гад и бабник.

— Не слишком резко?

— Нормально.

— И как они восприняли?

— Никак. Покрутили пальцем у виска.

— Любят папку!

— Балуешь ты их.

— Но это же девочки. Что будем делать с мальчиком и Зинаидой Петровной?

Зинаида Петровна попыталась подняться из-за стола.

— Может, нам с Тошенькой уйти?

— Не надо никуда уходить, Зинаида Петровна, это теперь ваш дом.

Владимир Алексеевич удивлённо поднял брови.

— Пойдём, я с тобой поговорю, Володя, — сказала Люба.

Они ушли на кухню.

— Что ты удивляешься, Володь? Состругал ребёнка, теперь шлифуй. Негоже ребёнку без отца, ты же всегда хотел сына. Не объедят они нас, и деньги у них есть. Деньги Нинки теперь твои?

— До совершеннолетия Антона — да.

— Ну, вот, я уже поручила юристам оформить опекунство на Антона, с последующим усыновлением, после генетической экспертизы, чтобы всё официально. У него будет твоё отчество и фамилия. Это моя месть Нинке за то, что она на моего мужа позарилась. И Нинкины деньги тебе покрутить можно.

— Что ты меня всё этими деньгами тычешь?

— Ты бизнесмен и жадный.

— Я предприниматель. И не жадный, а экономный и расчётливый.

— Извини. Ты же всегда хотел сына. А Тошка мальчик такой славный.

Владимир вздохнул облегчённо, с его плеч как гора свалилась, а глаза защипало. Он нежно обнял жену и прошептал ей на ушко:

— Любаша, ты у меня самая-самая.

---

Автор рассказа: Анатолий Гусев