P. P. S

После некоторых раздумий решил всё же описать ещё один элемент советской действительности, впрочем, незначительный. Не знаю, поверят ли потомки, прочитав это лично пережитое убожество системы даже в её самом мелком проявлении.
Работая начальником конструкторского отдела... Здесь я сделаю маленькое отступление от повествования: оно не окажется неожиданным, но всё же... По записи в трудовой книжке моя должность называлась «Исполняющий обязанности Начальника конструкторского отдела». Дело в том, что по неписаному закону, действующему в те годы в Ленинграде, беспартийный еврей никак не мог занимать подобную должность: партийные органы зорко следили за инструкциями «сверху», а при отсутствии таковых, проявляли инициативу...

Обращусь к тому моменту, когда ко мне, инженеру, уволившемуся с Кировского завода и работавшему уже на новом месте, прислали «гонца» - друга с «пятой группой инвалидности» (так тогда называли евреев) и предложили приличную по тем понятиям зарплату и должность начальника конструкторского бюро. Что должно было случиться на прославленном предприятии для принятия такого немыслимого и дерзкого (с позиции партийных органов, «правящих бал»), решения? Должен описать обстановку, предшествующую моему восхождению по служебной лестнице. (удержусь от саркастического еврейского восклицания).

В 1970 году итальянским концерном FIAT в городе Тольятти был построен и введён в эксплуатацию автомобильный завод. Система подвесных и толкающих конвейеров, автоматизированных складов, автоматического адресования повергла в шок всех, включая Министра тяжелого машиностроения, который приказал в кратчайшие сроки «догнать и перегнать» «макаронников» (так высокомерно мы величали итальянцев). Имелось в виду производство трактора «Кировец 700», так называемого «Степного богатыря», выпускавшегося ранее в режиме: «кнопку нажал и кувалдой».Выполнение поставленной задачи было взято министром под личный контроль.
Срочно создали «Управление механизации и автоматизации тракторного производства» и начальником Управления был назначен мой бывший шеф, который и предложил мне при данных обстоятельствах вернуться на завод. И.О. начальника отдела я стал несколько позже, но это уже другая история.
Работа, в которой я принимал не последнее участие (не удержался, чтобы на похвастаться), позже была номинирована на самые престижные премии, существовавшие на то время в Союзе, но я, к счастью, находился уже вне досягаемости (премию, разумеется, получили бы все, кроме...)

Но я должен вернуться к началу повествования и к цели моих биографических воспоминаний. Итак, работая на заводе, я несколько лет «по совместительству» (так это тогда называлось) преподавал черчение и начертательную геометрию в ряде ленинградских институтов. Для такой подработки требовалось получить специальное разрешение, которое выдавалось редко и с большой неохотой. Каждый год надо было нижайше обращаться в Отдел кадров за таким разрешением. Рабочий день на заводе обычно не ограничивался восьмью часами  - я был уже начальником, а начальству было положено «отдавать себя целиком любимому делу»,  а потому, после преподавательской деятельности домой я возвращался лишь для того, чтобы наскоро выспаться.
Сейчас и вспомнить-то стыдно, но тогда почасовая оплата внештатного преподавателя составляла один рубль в час (!) и это при том, что с этого рубля надо было уплатить подоходный налог, оплатить проезд к месту второй работы, а по дороге (ещё раз стыдно) купить себе у входа в метро пирожок с мясом и на ходу, сбегая вниз по эскалатору, его «оприходовать». К тому же, контрольные работы, проверяемые дома, не оплачивались. Более того, существовал лимит, по достижение которого плата прекращалась, а своих студентов, разумеется, следовало довести до окончания сессии, т.е. уже «за свой счёт».

Объективности ради следует сказать, что позже от этого издевательства я перешёл к меньшему, уйдя преподавать другие технические дисциплины в техникум, где по какой-то непонятной логике платили более щедро.

Вот такие подробности нашей счастливой (мы о возможности лучшей и не догадывались) жизни прочтут наши внуки, если кто-либо из них вдруг полюбопытствует. Скорее всего, им придётся прочесть этот текст в переводе.