Надя

Бабушке
               
Стоя на коленях, Надя расправила гудящую от усталости, натруженную, сухую спину и, опершись на короткий, специально для не обрезанный  черенок лопаты,  с трудом обернулась. Позади, рядом с раскопанной бороздой, белел, подсыхая на ветру,  ряд картофельных клубней, аккуратно сложенных ею в небольшие кучки. Сухая ботва лежала вдоль пройденной на коленях борозды.
Скоро вернётся из школы Нина, возьмёт корзину и соберёт урожай сегодняшнего дня.
Как и когда случилось, что она – первая плясунья на деревне, вдруг стала ощущать эту слабость, бессилие в ногах? Как случилось, что уже много лет она передвигается лишь с помощью палки, опираясь на неё и усилием воли и всех мышц своих подтягивая по очереди эти безвольные, напрочь онемевшие ноги? Потому и картошку копает она этой, приспособленной для неё короткой лопатой, двигаясь на четвереньках, переворачивая, пропуская через сильные руки свои тяжёлую землю…

В памяти Нади, перед её мысленным взором возник родной хутор: светлый и радостный.  Свой собственный лес, который так и звали в округе ещё многие годы спустя: «Астанькевичев». Своё пастбище, свой луг, уходящий к реке, душистый, в дурманящих запахах трав, в васильках и колокольчиках, в стрекоте кузнечиков.  Пахотное поле, засеянное отцом  ячменем и рожью.  Скот, большой и малый.
По мере взросления пастушек, она с сёстрами, как эстафетную палочку, передавали  из рук в руки сначала хворостину, потом плеть: пасли родительских гусей, потом овец, коров, лошадей, словно переходя из класса в класс –  постигая  премудрости хуторского быта.
Пастушек, потому что в семье из девяти детей лишь двое – мальчишки, да и то Шурка, самый младшенький – не в счёт. Вскоре после рождения его умерла мать. Александра, словно вручив ему вместе со своим именем и жизнь свою, оставила большую семью осиротевшей внезапно, и отец больше не женился. Так что Шурка – не работник вовсе. Наоборот – растили и поднимали  его старшие сёстры, заменив мать. И вырастили. И забрала его потом, перед Войной,  к себе в Ленинград старшая, Соня, где и умерли они оба в страшные блокадые дни.
Потому то и трудились на землях отцовских дочери, заменив не рождённых сыновей. Жаль его, Николая, конечно: не дал Бог  помощников! Оттого и нанимали всегда  в страду людей со стороны.
А по соседству – ещё два хутора. Жили там с семьями братья Николая: дядья Надины, Матвей и Алексей. По выходным, в праздники,  набрав из кладовой всякой снеди, гостинцев для племянниц Каси, Яси и прочих, принарядившись, садились Николай с Александрой в бричку и уезжали к родне. Детей же брали с собой не часто –  куда с такой оравой!  Да и за домом смотреть надо.
Говорили, что Александра была родом из переселенцев, вернувшихся на родину из далёкой Америки. Братья же Астанькевичи – потомки переселенцев польских, бежавших из своего отечества от очередной Великой смуты.

А потом  вся жизнь их пошла прахом. Мать умерла. Овдовевшего отца с братьями Матвеем и Алексеем, тех самых дядьёв с хуторов,  раскулачили и сослали на Север. Никогда больше их не видели, дошла лишь весть, что утонули все вместе с баржей, пошли на дно неведомой студёной северной реки.
Канул род Астанькевичей…
А дети – дочери – разбрелись, кто куда.
Раньше в той, другой жизни, приходили по праздникам и выходным оживлённой стайкой девочки Астанкевичи на деревню потанцевать, песни попеть.
– Дворяне, дворяне пришли! –  шептались деревенские, называя так хуторских.
Не там ли присмотрел Иван заводную плясунью Надю, кареглазую, чернобровую, с чёрными, чернее самой ночи, смоляными косами? Черноту эту Надя сохранила до конца дней своих, лишь немного серебристых нитей в волосы  впустив.
Что ж, девки Астанкевичевы –  крепкие, работящие. Деваться им после высылки отца некуда. Кулацкие дочки… Кому они нужны?  Любому мужу должны быть рады. Вот и пошла Надя за строгого, с тяжёлым характером Ивана Петровича, аж на десять лет старше себя.
И вошла Надя, сирота-бесприданница, в чужую семью. Всей пользы от неё, что работящая. В двадцать лет родила дочку Лену, два года спустя – сына Ивана. Неуютно было в чужой семье. Родители Ивана Петровича – люди суровые и прижимистые. Надя с детками жила впроголодь  и голос подать не смела. А тут ещё золовки – змеиные головки. Обе – незамужние, старые девы. Арина – глухая с детства – та чуть добрее, не так уж донимала Наде. А вот Марья – змея сущая.
Разгорелся как-то скандал семейный.  Марья и выкрикнула Наде:
– Проклинаю тебя!
Не с того ли дня ноги стали «мякнуть»?
Возили Надю в город, к доктору. Он сказал, что это – «нервная болезнь». Потом прислали на сельсовет путёвку в санаторий, в далёкий Крым, ноги лечить.
 – Что!? Кулацкому отродью –  в Крым!?
Поехал кто-то другой.
А девять лет спустя после сына Ивана, уже недужная ногами, родила Надя Ниночку. Родила в апреле, а через полгода, в ноябре, ушёл Иван Петрович на Финскую. И так, наверное, хлебнул там, что вернувшись домой, не мог понять, что это за ребёнок в доме их: напрочь забыл о рождении Ниночки!
Когда же началась самая страшная Война, и поползли по дорогам на восток беженцы, брела  в этой скорбной людской толпе и Надя, крепко держа за руку двухлетнюю Ниночку, опираясь на неизменную теперь, неразлучную с ней, навсегда к рукам её приросшую палку, волоча слабые ноги. И не потеряла-таки Ниночку, сохранила.
Завернули их тогда немцы, погнали обратно. А дом сожгли.
И жили они с золовками  Ариной да Марьей в землянках, что вырыли во чреве окопа у окраины села.
Вот Лену, старшенькую  – не сохранила. Не сберегла. Угнали её девочку, ребёнком ещё,  в Германию.
Вскоре после войны вернулась Лена домой с голыми руками – где-то на вокзале доверчиво оставила чемодан с пожитками под присмотром незнакомой женщины – та и унесла всё добро её. А вернулась Лена домой осенью, когда в колхозе лён поднимали. И отправили её сразу на работы. Босая пошла в поле, не имея пары обуви, кроме тех  туфелек, в которых приехала. Стояли ночные заморозки, и Лена заболела. Слегла в скоротечном туберкулёзе, и не стало старшенькой.
Отстроили после войны кое-как дом. Сын Иван уже зажил отдельной взрослой жизнью. И теперь вот только Ниночка – единственная её помощница. Скоро придёт она из школы и соберёт в корзину сегодняшний картофель.
Надя вздохнула, прогоняя видения и мысли,  и вновь взялась за черенок лопаты…
14.09.2024