Глава 8

«Люди считают большой ценностью суи;скии; жемчуг. Но когда жемчужинои; кидают в воробья, то теряется и жемчужина.»

Лао Цзы

У многословия плохая участь, лучше придерживаться полного молчания! Арсен не был гуманистом, все вещи, как соломенные собаки. Связки соломы, похожие на этих животных, которые в горах используют грузины и турки-месхетинцы для разжигания своих костров. Сами по себе по сути они — бесполезны, но их можно и нужно использовать, Разбойник совершал жертвоприношение, в принципе он был бескорыстен, тем положительным, что из этого происходило, старался не обладать. Тратил, что имел, на помощь тем, кто там, где, бывает, ничего не достать, даже обыкновенного лекарства от головной боли анальгина. Криминальная жизнь представляла с ним неразрывное целое, поэтому он ее любил, но бессознательно, а если бы его спросили, почему, объяснить бы не смог, бессознательно, но действовал и реагировал, не прилагая усилий, результатами не кичился.

Вокруг него всегда были те, кого в восемнадцать поднимали на взросляк с малолетки, особенный педагогический талант растил подрастающую молодежь, но не распоряжался ей, когда одни изнасиловали своего «воспета», от слова «воспитатель», взрослый дядя, которого сажают в камеру с мальчишками, чтобы он внушал им социально приемлемые установки поведения в тюрьме по заданию администрации, мягко пожурил, переборщили. Надо было просто всем его игнорировать, не обращать внимания, у нас запрет «на кулак», членом не наказывать, что будет, если начнём всех пользовать в зад? Кто будет работать, нести смену, распечатаем весь централ, тысячи петухов. Поспит пару ночей на полу, сам от вас попросится. Давайте без перегибов, пацаны, будьте, как вода, мягкая,  точит камень! Вообще он был ими доволен, молодежь у нас отличная. Один не хотел убираться, сказали, хорошо, мы тебе набьём от горла до пояса чёрный немецкий китель, настоящий крестами и погонами, будешь у нас смотрящим, разденься до пояса и сиди, смотри, от заражения крови умирать не захотел, тут же зашуршал с тряпкой. Площадь татуировки слишком большая, если кожа выдержит, тушь закроет поры, в старости придётся пересаживать печень, физической нагрузке, употреблении спиртного пот перестанет выходить.

Чуткий и сообразительный от природы, Арсен никогда не пребывал в беспорядочных размышлениях о жизни, главным для него было дело. Подобно многим коренным обитателям  субкультуры внутри он был опустошённым, пустым, постоянно эту пустоту объемлющим, давно потерял душу, один раз перейдя  за грань, которую лучше не переходить, предал тех, кого считал необходимыми, смерти, но не согнулся. Наоборот, двигался, не зная усталости, как будто у него нет тела, никогда не опираясь ни на какие трюки, например, выдать себя на пять минут за ВорА в законе, чтобы продавить сделку, обманывая и пугая дураков коммерсантов, и не стремясь к деяниям, которые могли бы принести ему чёрную корону, просто этой своей жизнью жил, все время двигаясь. Карп, плывущий против течения, так будет каждый день, пока он жив.

Судьба ему отвечала тем же, когда действуешь для других  и отдаёшь всё на общее, у самого прибавляется, мистика блатного пути, к сожалению, говорящие о ней во дворах на улицах всуе по подъездам этой мистики не знают, рассуждая и споря о ней без умолку, на самом деле тем самым всё дальше и дальше отдаляются от неё, уходя в беспредел, а она не сложная, простая и естественная, эта этика, жить надо по «понятиям», при этом оставаясь самим собой, живи и будь, кем был и жил в массе не для себя, ставь свои интересы позади, впереди окажешься, благодаря твоему бескорыстию реализуются твои же молитвы. Арсен доехал до пацанского офиса на Бригадной около святого храма, вошёл, отстранив охранника одной рукой, открыл дверь в кабинет с бронзовой табличкой «Соколов А. А.», фамилия бывшего хозяина, кто-то из горкома, наставил на Узбека автомат и сказал:

— Кошка сдохла, хвост облез, кто слово промолвит, тот его и съест! — Казалось, мцхетские колокола Самтавро загудели в комнате по полной, по ком? Бача молча махнул рукой пацанам, кинувшимся с двух сторон на абрека, Узбек знал, грузин в словах был искусен в доверии, искренний, в делах в своих возможностях, хотел бы, сразу выстрелил, никто бы не успел нажать под столом кнопку сигнализации вневедомственной охраны, максимум через десять минут будет. Добродетель скромности и отсутствия соперничества в уголовном мире является самой высшей, Арсен убрал в сумку «узи».

— Шутка! Мимо проезжал, решил заскочить на огонёк.

— Быть добру, — сказал Бача, — мы так и поняли! Был бы обычный  фраер, сейчас бы унесли. «Мимо проезжал, решил заскочить на огонёк»? Такие, как мы, никогда не ездят мимо! Фраера, что ли?

— Фраера… — Арсен присел на стул, засветил итальянские шузы, трехцветный флаг, пряжка, воловья кожа. — По сравнению с твоим Петей мы теперь все лохи. Лежит под пальмами в Америке, пузо греет, где? Отпустили! — Решил перейти к делу. — А что Стения?

— На боях, у неё как бы к этому есть талант, — в дверь вошёл огромный священник. — Опять явился, антихрист? По наши души?? Орясина??? Не получишь.

— Пошутил, — ответил ему Арсен, встал, они обнялись, за Грузина священник был полностью спокоен. Избранная Господом Грузия всегда подавала примеры стоической христианской веры, земля монахов-воинов. Волков, часто одиноких, поэтому и шли в сопротивление сначала царскому режиму, потом советскому соцреализму, но никогда церкви.

— Он был падший ангел, — сказал Разбойник, — не забывайте. «Все понимая, можешь ли не знать?» Я  — нет! Не думайте ни о чем, и всё поймёте! — Они были с Шабой почти одного возраста и роста, и сложения, если бы последний в последнее время так не налегал на мясное и мучное, на Пасху столько яиц, куры не несли, с блинами.

Арсен достал из сумки три бутылки «Цинандали» в опилках из личного винного погреба Арчила, рядом с казино «Золотой Остап» на Пресне находилась такая же закусочная с большим набором полуфабрикатов, сделанных любящими руками, и кондитерская, перед заехал. На стол легли большие морковные котлеты, куриные ножки и пирожные «картошечка», пирожки с повидлом.

— Вместо того, чтобы наполнять до краев, лучше остановиться, — сказал отец Шаббатий, возвращаясь в свой образ, — давайте сначала?.. — Пепел прибрали, в комнатах теперь было чисто, обои, правда, так и оставались насквозь прокуренными, решили не менять. Помолившись, уселись есть и пить, только мужчины, секретарь Бачи, миловидная девочка-блондинка в мини-юбке, сетчатых чулках в клетку и короткой кожаной накидке, Арсен пошутил, носите кирманские шали, в возрасте «после пятнадцати» принесла селедочку, на Узбека она смотрела и правда, как на Сталина.

Сельдь была аккуратно порезана, полита подсолнечным маслом с уксусом, проложена кольцами отливающего сизым терпкого сырого лука, первое средство против цинги, красиво выложена на тарелку, на соседней  аккуратными кирпичиками башенкой возвышался ароматный  бородинский. Отец Шаббатий достал из-под стола большую бутылку самогона, варил сам.

— Как слеза! Поехали? — Арсен улыбнулся, уменьшение иллюзий относительно жизни, которое происходит со всяким, кто выходит из ворот серьёзных исправительных учреждений, «актеры после фильма пойдут получать зарплату, на самом деле никто не умер», делает человека мягким и податливым, даже если внутренне с чем-то не согласен, ответит, ну ладно, лезть в бутылку надо в оперчасти.

— Волюшки золотой, — только и сказал. Почти чистый спирт запивали вином, заедали бутербродами и фабрикатами.

— Хрена принеси, — крикнул на кухню Бача.

— Сам ты хрен, — надула губки молодая дура. Арсен сразу понял, любовница! Он заметил у Узбека костяную ручку охотничьего ножа за голенищем сапога, сапоги были армейские, офицерские, хромовые, здорово походили та те, которые носил Иосифа Виссарионыч, не хватало только кителя.

— Дай посмотреть? — Изя проникновенно заглянул ему в глаза, имея в виду «узи», момент истины. У сотрудников карательных органов удостоверение и оружие в руки не даются, у братвы, вон прогон, а вот маслины.

— Валяй! — засмеялся Разбойник. Слава присел на корточки, достал красавца, автомат был похож на небольшого нахохлившегося попугая, контрабандой провезенного через таможню в чемодане издалека, такой же умный и сердитый, два магазина, с помощью скобы соединение друг с другом под прямым углом в честь Судного дня, перевернул, передёрнул. Изя умело их вынул, потом вставил.

— 25 или 32? — Он имел в виду количество патронов. Неподвижный ствол и массивный затвор, который во время стрельбы скользит. — Заряжено?? Патрон в стволе??? — Арсен махнул рукой, у него всегда заряжено.

— Не наводи ни на кого, — попросил Бача, ему хватило. Каким бы ты смелым не был, когда с расстояния на тебя смотрит тёмный зрачок дула, понимаешь, ничего не сделаешь! Узбек прошёл Афганистан и отлично владел всем холодным, лучников, так он называл стрелков, не считал настоящими мужчинами, мужчина пикой, держа другой рукой своего врага за горло, впрочем, грузин бы смог. У Бачи даже была медалька «За отвагу», лучше б не было, за то задание — положена «Красная звезда»… — возненавидел командир, слишком смело, чудо, Бача вообще — живым!

На военном аэродроме в Ташкенте дембеля разбрелись по лётному полю искать свои бортА, он вышел за ворота и увидел свой родной город. Через неделю улетел в Москву навсегда, на втором этаже в кафе «Чиланзар» зарезал одноклассника, которого со школы не любил, спортсмен, под аккомпанемент Сабрины, сидели, пили, начал выговаривать, я, мол, тут трудился, кроссы бегал, ядро кидал, пока ты себе там имя делал на анаше, это были его последние слова.

На Арбате влился в ОПГ афганцев, поставили на Серпухов. И к городу близко, и от начальства далеко, главшпанов, блатная должность, попал в тюрьму, отсидел, сюда же и вернулся, про арыки, духаны и гранатовый сок почти не вспоминал, читать на родном языке никогда не мог, только говорить, сейчас стал забывать и разговорный. На войне надо понять, что тебя пугает,  бояться нечего, страшна гражданская жизнь, а не геройская смерть на фронте, если бы Арсен, войдя комнату, всех покрасил, он бы не обиделся, иншалла. Приход её неприятен, ожидание, потому  хватило.

Изя повертел в руках автомат, так же аккуратно положил обратно, вопросов не задавал, грузинский единомышленник о себе представление создать умеет. Нельзя научить человека быть бандитом, как писателем или художником, можно инженером или врачом, плохим, но можно. Грабить, да, бандитом нет, настоящий бандит одарённый композитор, а не скрипка в оркестре, даже первая, часто ещё и дирижёр.

— Сейчас в милицию отвезём, снимут пальчики, — у армян всегда было своеобразное чувство юмора. — Всех заберут в кутузку, там отрежут уши, и без поучительности себе  пожарят вместо шашлыков.

— Как твоя фамилия? - спросил грузин.

— Апрахамян, ливанские армяне.

— Ливанские, — присвистнул Разбойник, от почти чистого его лицо раскраснелось. — А что здесь делаешь? Генерала Дро?? Знали???

— Драстамат Канаян, как не знать, ара, прямой родственник, его отец Мартирос был женат второй раз на тёте моей матери Арпеник, я и его внуки Сурен и Рубен дружили, старшую сестру Дро Искую мама знала, жили в Эчмиадзине. Дро убил князя Накашидзе, уехал в Баязет , татарская резня, нет такой нации азербайджанцы, такой нации нет.

— Он был гуриец, —  сказал Арсен, — они другие, не наши, Аджария. Турки насильно делали из них мусульман, назначили на Баку, а так он был судья. Умел думать.

— Дро был не настоящий фашист! —  сказал отец Шаббатий. — Прикинулся, чтобы примкнуть к Гитлеру, на самом деле всегда хотел в Палестину. Жить на святых библейских землях!  — Слова друга надолго отправили Разбойника в религиозное счастье.

Один раз в детстве дед водил его на кладбище, довелось увидеть и лежащего в гробу, покойник был хирург Юзбашянц, семью вырезали турки. Ему как-то удалось спастись, укрылся в Грузии, а спустя несколько лет от тоски скончался, эмигрантом быть вообще тяжело, только если маленькие дети. Страдальческое лицо, окружавшие гроб армяне говорили по-грузински, что самому Юзбашянцу, мягко говоря, не очень удавалось, но он, по-моему, не очень-то и старался. Пока дед беседовал с друзьями усопшего, маленький Арсенчик навсегда возненавидел всех турок, вместе взятых, полюбил армян, красный цвет на турецком флаге кровь армянского и грузинского народов, и сейчас в самой Турции законодательно грузинским священникам запрещено появляться в своём чёрном облачении в публичных местах. И не разрешат!

Один и самых известных историков Грузии Вахушти писал, в 1512м году турецкий султан напал на царствовавшего тогда в Имеретии Баграта III и при активной поддержке другого грузинского князя Мзе Чабуки по прозванию Чабуа одержал победу над имеринтицами. Пришедшие турки предали огню Кутаис и Гелати, потом опустошили, сожгли, уничтожили и пленили всех, где кого нашли,  и ушли, женщин изнасиловали.

После ухода войск турецкого султана скрывшийся перед их нашествием Баграт вернулся в свою резиденцию и принялся за восстановление разрушенных селений. Подтянулся и народ, укрывшийся от грабителей кто где мог, Баграт III еще два раза сражался с турецким султанатом. В 1545м году, очутившись перед неизбежностью очередной войны, он обратился к влиятельному мегрельскому владетелю Дадиани с призывом выступить совместно против общего врага, как против персов, но последний принять в этом  участие не пожелал.

Гурийский владетель Гуриели дал свое согласие в борьбе, однако Баграт, не уверенный в том, что такими силами они смогут одержать над врагом победу, учитывая привычную неустойчивость позиции имеретинских князей, обратился к карталинскому царю Луарсабу с аналогичной просьбой. Луарсаб дал своё согласие и явился с войсками, несмотря на его помощь война с Турцией в 1545м году была полностью проиграна. После этих поражений вся Западная Грузия вынуждена была платить дань турецкому султану, имеретинский царь обязался отдавать султану в рабство до 60 человек обоего пола ежегодно, Гуриели и одишский владетель столько же. По сообщениям ряда источников Дадиали хотя и держал себя довольно самостоятельно по отношению и султану, но тоже платил.

— Против мусульман боролся за чистоту веры! — Узбек скромно промолчал, есть шииты и сунниты.

— Знаешь, почему вашу страну называют Сакартвело? — Так и сказал, страну. — У вас много играют в карты, разводят, са, карт, с картами, вело. Вёл, вело, водят за нос, когда жульничают.

— Сыграем честно на мою машину против твоего офиса? — У Разбойника была ещё одна кличка, Горда.

— А как у тебя отчество? — спросил его Изя.

— Дариспанович.

— ****ь мой лысый череп, — сказал Армян, — круто! — Он поднял вверх большой палец. Решили не играть, а допить и ехать на стадион искать Стению, может, Петр сообщил ей, что он и где в Америке, в которой каждый из них был сто раз и вообще не был.

Конец восьмой главы