Вероника Шелленберг

ВЕРОНИКА ШЕЛЛЕНБЕРГ (БЕСКУПСКАЯ)
(род. в 1972 г.)

Бетонные косые блоки
торчат, как зубы динозавра,
у входа в парк сырой, глубокий,
сожравший листопад на завтрак.
 
Огни, огни кого-то ищут,
высматривают, у кого там
привязан камень к топорищу
и шкурой тощий торс обмотан.
 
Доисторически безлюдно!
Парк отдан мраку с потрохами.
И только бабочка… — откуда? —
Из мира Брэдбери порхает.

* * *

Великое в малом сокрыто,
вблизи открывается даль.
Смотри, в завитке аммонита
галактики нашей спираль.
 
Повесишь на грудь безделушку —
скорей под рубашкой согрей
невзрачную эту ракушку
со дна силурийских морей.
 
Не зря же она каменела,
вселенскую схему храня,
сквозь времени холод сумела
коснуться живого огня.
 
Галактик твоих завихренье —
рисунок ее образца.
Одно золотое сеченье,
один отпечаток Творца.

* * *

Роддом закрыт. И вот, за лето
угас без вывесок фасад.
Никто не лепит изолентой
на стеклах номера палат.

Уже на плане реконструкций
здесь белый пластик и бетон.
Как много места развернуться
на месте этого угрюмца,
реликта сталинских времен.

А по ночам — Мария… Стеша…
Надежда, Оленька, жена… —
приносит воздухом нездешним
уже нездешних имена.

И нет войны еще в помине,
роддом сияет, как желток.
Весна, весна на середине,
белье хрустящее в корзине,
и ЗИСа пристальный гудок.

И в тесной операционной,
как тайный оттиск небеси,
иконою — проем оконный…
И в тесной операционной
душа
      впервые
                голосит.

***

Мёртвый голубь. Скрюченные лапки.
Крючкотворство в небе правит бал.
Осень бьёт мечтателя по шапке,
чтобы о высоком не мечтал.

Чёрная вода дошла до горла,
город встал на цыпочки, притих…
Хочется дышать – а ночь прогоркла,
вся в огнях рекламок и шутих.

Хочется жить вечно и красиво!
Но не получается пока.
А внизу рычит от счастья псина,
и несёт щенятам голубка.