О, наставники милые...

Слов нет...
Любовь Иващенко-Сизых
                Х   Х   Х


                Слова нет, о наставники милые,
                Воскресить чародейною силою
                Ваши образы вживе, с оттенками,
                Не дрожа ни душой, ни коленками,
                Не боясь порицаний отметками,
                Вспомнив школьное, в памяти - редкое!
 
                Любовь Иващенко - Сизых


  Осознает  ли  человек,  числящийся  Гомо Сапиенсом,  то  есть  Человеком  Разумным, осознает ли Его Величество Эго, что его "Яйкание", его распушенный хвост самолюбования - осознания своей значимости, единственности и неповторимости есть не только инстинкт, толкающий его к размножению, но и огромная, не всегда осознаваемая индивидом, работа  среды,  окружающей  его.  Хотя  эта  самая  среда  может  оказать  и  отрицательное  воздействие.  А  главные  персонажи  отношения  к  себе  любимому,  как  к  необыкновенному  в  мире  явлению,  это  все  же  наши  учителя.  В  первую  очередь  это,  конечно,  родители.  Но  они  возводят  тебя  на  пьедестал  в  самой  маленькой  ячейке  того,  что  принято  называть  обществом.  Самую  же  большую  роль  в  этом  играют  школьные  педагоги.
  Не  говорите  мне,  только,  что  работники школьного  образования  бывают  разными  и  есть  любители  прямо-таки  преследовать  нерадивых (а то и радивых)  учеников.  Но,  ведь,  выделение  индивидуума  из  толпы,  пусть  с  отрицательным  знаком,  тоже  ведь  подводит  того  к  мысли,  что  он  не  такой,  как  все,  а  значит - уникальный, неповторимый.
  Сразу  скажу,  что  с  примерами  оригинального  поведения  учителей (в  смысле  допекания  избранной  жертвы)  я  лично  не  знакома.  Очень  даже  нормальными  были  наши  учителя: и  отругать  эмоционально могли (больше  за  содеянное - наглое  нарушение  дисциплины,  когда  отдельные  личности  просто  срывали  урок,  в  то  время  как  остальные  все  же  хотели  получать  знания),  и  похвалить  за  достижения,  особенно  нерадивого,  в общем  ученика.
   Начать  с  самой  ласковой  и  доброжелательной  учительницы (Марии Григорьевне Гончаренко)  мне  не  позволяет  совесть.  Дело  в  том,  что  самое  большое  влияние  на  всю  мою  жизнь  оказал  пренеприятнейший  тип,  гроза  всех  школьников  вне  зависимости  от  пола  и  возраста,  преподаватель  физкультуры,  временно  заменяющий  нашего  предоброго  Василия  Васильевича  Пархоменко,  Хан  Эдуард  Петрович.  Ох,  как  же  он  умел  орать,  разнося  в  пух  и  прах  правых  и  виноватых.  Уже  от  одного  его  вида (высокий,  смуглый,  с  густыми  черными  бровями,  надменно  выпяченными  губами)  у  нас,  учеников,  пропадала  всякая  координация  движений,  мы  дружно  становились  рохлями  и  инвалидами,  как  это,  не  стесняясь,  объявлял  нам  Эдуард  Петрович.  Это  был  накачанный  красавец - мужчина,  но  о  воспитательном  процессе  имел,  видимо,  самые  смутные  представления.  Но  именно  это  чудовище,  где-то  классе  в  шестом,  задержало  меня  после  уроков,  повернуло  к  себе  спиной,  клещами  сжав  мои  плечи,  и  вывернуло  меня  грудной  клеткой  наружу  -  выпрямив  меня  до  боли  в  косточках,  сказав  при  этом  всего  два  слова: "Последи  за  собой!".
   Ни  один  из  добреньких  преподавателей,  как  физкультуры,  так  и  по  предметам  не  соизволили  заметить,  что  я  очень  сутулюсь.  А  сутулилась  я  по   причине  детства  на  Крайнем  Севере,  а  также  оттого,  что  почти  все  свободное  время  проводила  за  чтением  книг. " Злодей"  этот,  которого  все  называли  татарином (был  ли  он  и  на  самом  деле  им?)  один  подумал,  что  кроме  отличных  оценок  женщине ( в будущем) неплохо  бы  иметь  и  стройную  осанку.  С  тех  пор  я  сужу  о  людях  не  по  тому,  нравится  ли  мне  их  поведение,  а  по  тому,  приносят  ли  они  пользу  ближним  -  хотя  бы  это  было  лишь  стремление.  Нацеленность  на  добро,  на  результат - главное.  Какую  форму  оно  принимает,  это  уже  вопрос  образования,  воспитания,  ну,  и  темперамента,  конечно.
    Невозможно  сравнивать  их: грубоватого  с  виду  учителя  физкультуры  и  интеллигентного  учителя  математики,  нашего  классного  руководителя,  Степаненко  Михаила  Васильевича.  Но,  отчаясь  вдолбить  в  головы  ленивцев  хотя  бы  некоторые  основы  предмета,  Михаил  Васильевич  мог  их  попрекнуть  энергией,  с  которой  они  лезли  без  очереди  за  пирожками  в  буфете.  Темперамент.  От  него  никуда  не  деться.
    Но  феноменом  в  проявлении  живых  свойств  характера  был  Григорий  Иванович  Мурза,  преподаватель  физики.  Разгильдяи  прекрасно  были  об  этом  осведомлены,  но  не  унимались.  Урок - любой - был  для  них  чем-то  вроде  светского  раута,  где   богатому  бездельнику  нужно  было  привлечь  к  себе  внимание.  Записки  девочкам,  беседы  через  весь  класс  с  подобными  же  субъектами  и  т.п.  Григорий  Иванович  долго  терпел,  с  каждой  выходкой  наливаясь  красноречивым  румянцем,  а  потом  бросался  коршуном  к  наглецу  и  вышвыривал  парту  с  ее  насельниками  в  коридор.  Ни  парта,  ни  хулиганы  до  конца  урока  в  класс  возвращены,  как  правило,  не  были.  А  вообще-то  преподаватель  физики  был  добрейшим  человеком,  и  к  тем,  кто  не  наглел,  относился  весьма  и  весьма  доброжелательно.
    Да,  позволю  себе  вернуться  к  физкультурнику,  Эдуарду  Петровичу.  Его  замечание  не  пропало  втуне.  До  этого  момента  и  я,  ребенок  еще,  не  задумывалась  о  своих  физических  кондициях:  меня  вполне  устраивало,  что  я  была  первой  ученицей,  хотя  никогда  особенно  не  старалась.  Память  и  сообразительность  были  отличными  и  услышанного  на  уроках  мне  вполне  хватало,  чтобы  получать  хорошие  и  отличные  отметки.  А,  вот  слова  преподавателя  физкультуры,  да  еще  такого  необщительного,  заносчивого  и  грозного  заставили  меня  задуматься  и  принять  меры.  С  того  дня  я  сама,  без  принуждения,  вставала  в  шесть  утра (в  школу - к  восьми,  до  школы  три  минуты  ходьбы)  и  занималась  зарядкой.  Летом  подтягивалась  на  ветках  деревьев.  Родителям  ничего  не  объясняла,  и  никто  мне  турников  в  комнате  не  делал,  как  после -  для  повзрослевшего  брата.  После  занялась  йогой,  обливанием  ледяной  водой,  лечебным  голоданием.  Короче,  много  чем.  А  движителем  послужили  всего  два  слова  не  самого любимого  учителя.  И  тем  большим  было  мое  переживание  и  сожаление,  когда  я  узнала,  что  Эдуард  Петрович  был  причастен  к  каким-то  махинациям,  якобы  к  банде,  занимающейся  экономическими  преступлениями (сейчас,  наверняка,  был  бы  успешным  бизнесменом).  Кто-то  из  одноклассников  дал  мне  почитать  статью  об  этом.  Помню  свой  порыв - посетить  Эдуарда  Петровича  в  тюрьме,  поддержать  его (для  меня-то  он  был  благодетелем,  так как я , вообще , к  10-му  классу  перестала  болеть,  до  этого  страдая  бесконечными  ангинами,  и,  естественно,  стала  стройной,  что  для  женщины  немаловажно,  и  кто  послужил  причиной  этого,  я  отдавала  себе  ясный  отчет).  Но,  пока  я,  как  всегда,  думала  и  колебалась  в  сомнениях,  главном:  а  нужно  ли  это  самому  Эдуарду  Петровичу,  который  о  всех  нас  уже  успешно  позабыл,  скорее  всего,  а  не  станет  ли  ему  еще  горше,  когда  узрят  его  бывшие  ученики  в  столь  плачевном  состоянии и т.д.  и  т.п.,  мой  бывший  преподаватель физкультуры  умер  в  тюрьме.  Многолетние  мои  муки совести  по  поводу  моего  промедления  и  нерешительности  я  не  стану  здесь  описывать.  Скажу  лишь,  пусть  будет  побольше  таких  людей,  лишенных  лживого  лоска,  но  привносящих  в  вашу  жизнь  нечто,  способное  изменить  ее  в  лучшую  сторону.
   


   

               


© Copyright: Любовь Иващенко-Сизых, 2018
Свидетельство о публикации №218100501495