Капустник с Котовыми, про три минуты правды

...много интересного было в нашей неформальной редакции и вокруг неё в доисторический период до 21 сентября 1990-го года, дня учреждения официозного радио.

Кто не верит - у меня запись в трудовой 1989 года есть, так что это факт. Да, нет регистрации СМИ, но мы работали не в эфире, а по проводному вещанию, и это было действительно свободное радио на краткое время перестройки, передачи власти от КПСС - кому только?

http://stihi.ru/2024/09/09/7196

При всём уважении к декларируемой по жизни свободе человека от идеологий, на мой взгляд это свобода от ума, самоосвобождение от понимания того, для чего живёт человек. Об этом мы немало спорили у Котовых дома за преферансом по пятницам, ничего серьёзного, игры ума, конечно же. Сам Валера никогда ничего идейного не писал, он не был Д"Артаньяном в нашей троице радио-мушкетёров, но всё-таки в критической самооценке поэт может ли скрыть своё истинное лицо?

Я себе напоминаю город,
Где давно не убирали мусор
И не мыли окна в старых замках,
Коих в этом городе не счесть.

В парках на нестриженых лужайках
Вы не обнаружите туристов,
А в аллеях только истуканы
Прозябают в мраморных плащах.

Некогда роскошные кварталы
Ныне пребывают в запустенье,
А в глубоких голубых витринах
Навсегда померк шикарный блеск.

Фонари через один побиты,
Водоемы зарастают ряской.
В городе живут одни бродяги,
А бродягам не до красоты –
Лишь бы не подохнуть, да и ладно!

Город продан за долги
Тебе.

Вскоре после того, как были написаны эти строки, город Ноябрьск был продан за какие-то долги господину Березовскому, когда я указал Валере на это поэзо-пророчество, он даже обиделся:
- ...ничего такого и близко не пробегало! - но потом подумал и с удивлением почти согласился, - а может быть ты и прав, окружение ведь влияет не через ум, самой обстановкой вокруг.
- Хочешь, не хочешь, а чем дышишь, то и пишешь. И в стихах не соврёшь.
- Ну, у тебя соврать-то не очень получается и в журналистике. Что сказали тебе утром в горкоме партии на разборе полётов? - спросил с усмешкой Котов.
- Очень хорошо поговорили с Самим Первым, умнейший мужик Владимир Викторович! Решился выступить с развёрнутыми интервью по сути перестроечных процессов минимум раз в неделю, я, конечно, согласился с огромным интересом!
- Не понял. По слухам тебя вызывали с тем, чтоб снять за передачу о воровстве на городском общественном транспорте.
- Ну да, все так думали. Перед началом парткома ко мне подошел третий секретарь "Эс-ко" (ФИО упоминать не буду, не герой сей сек), и говорит:

- Партбилет положишь!
- Не положу, - ответил я.
- Я тебе говорю, положишь! - повысил голос сек.
- Да нет у меня его. Я же беспартийный. Разве вы не видели - до начала сессии горсовета в фойе ДК "Нефтяник" двое сидели, я и единственный беспартийный депутат, а в зале заседала партгруппа. А я никогда не нарушаю, - он меня не дослушал и побежал к Первому. Может быть это и сыграло роль в изменении заготовленного вердикта.

- Вполне. Даже точно сыграло. - согласился Котов. - А чем он тебя очаровал-то потом, он умеет.
- Спросил, почему у меня нет домашнего телефона. Я честно сказал, что документы на квартиру, полученную после пожара, всё ещё не готовы, то есть я юридически никто в этой квартире. Первый тут же сказал "Соедините с Картяком", и в моментально включившееся устройство мягко так произнёс: "Константин Васильевич, как это у корреспондента-организатора городского радиовещания до сих пор нет телефона?" Что оттуда прозвучало в ответ, не знаю, но когда я пришёл вечером домой, работающий телефон стоял на кухне на столе.
- Классно! - давай выпьем за подключение тебя в круг высокого интереса.
- В смысле, что и у меня дома теперь будет прослушка?
- Не шути с этим, - Валера грустно улыбнулся, и добавил: - Нам же скрывать нечего. Всё равно всё наше умствование на радио весь город слышит, в газете весь город читает.
- Да, мы же не систему ломаем, мы в городе мусор убираем, пусть это и будет всегда самым нашим высоким интересом. Выпьем, товарищи радио-мушкетёры!

И мы выпили. Втроём, ибо как раз подошла и жена, Женя Котова, закончила барабанить подводку под свой репортаж для окружного радио, а заканчивают подводку в этом доме завсегда под водку. Грамм по 100, не пьянства ради, но напряжение снять. А напряжение велико есть.

Всё, что прозвучало в радиопрограмме, должно было быть распечатано на бумаге, одна минута текста занимала 2 машинописных листа, то есть я свои 60 минут ежедневного вещания подавал накануне выхода передачи в горком КПСС, папкой в объёме не менее 120 листов текста. Этот объём спасал многие передачи, всё с карандашом в руках куратор физически не успевал прочесть за час до выхода радиопередачи.

И в эти 60 минут мне удавалось втиснуть минимум три минуты правды. ...интересно - сейчас кому-то кроме нас - проживших - это интересно?

(Продолжение http://stihi.ru/2024/09/11/7288 следует)