Не гром гремел, а Бог рыдал с надрывом!

Опять была гроза, как будто в мае,
Сверкали молнии, роняя с неба гром.
И мне казалось, что дрожит наш дом,
Раскаты те, за взрывы принимая.

Дрожал он так же, как дрожат дома,
В  которые летят снаряды, мины.
Дома, чьи стены были так любимы.
Теперь, в «глазах их» поселилась тьма.

Не светятся их стёкла, как глаза,
Они все выбиты, пустые, как глазницы!
Не сможет в них ни Солнце отразиться,
Ни звёзды, ни Луна и ни гроза….

Порою всхлипнет дверь или окно,
Петлёй оборванной заплачет, как ребёнок…
Или же рухнет, словно тело вниз, обломок,
И громко  вскрикнет недобитое стекло…

Застонет пол, под тяжестью стропил.
В беззвучном крике, печь откроет поддувало,
Ведь её дверцу, словно губы, оторвало…
Крик по жильцу, что рядом, но не жив!

Пыль, сажа, копоть, камни и кирпич,
Поломанная мебель, половицы,
На окнах – штор сгоревшие ресницы…
Война и ненависть хлестали всё, как бич.

Труба печная, словно бы рука,
Поднялась  в небо – обращеньем к Богу:
«Направь людей на нужную дорогу,
Где зла не будет долгие века!»

Но Бог молчит, лишь смотрит и молчит!
Он видит всё и слышит каждый шорох,
Как плачут окна, плачут сёла, город…
И тонут слёзы, в зарослях ланит…

Да, Бог рыдает, громко, в небесах,
Над судьбами людей, разбитых окон…
Ведь каждый дом – любви нетленной кокон,
Любви живущей в окнах, как в глазах.

Я видел это, лоб  к стеклу прижав.
Я видел боль и страх войны, и взрывов.
Не гром гремел, а Бог рыдал с надрывом!
Да так рыдал, что даже дом дрожал!