Шесть улиц Мано-Энко. Часть четвёртая

       "Выпьем, расцелимся" (во втором слове ударение на третий слог). — Присловье дока.

       То, что предшествует жизни, шествует вместе с ней.

       Разве еду я куда-то,
       Разве знаю, где найдусь?

       У красоты нет низа, она вся состоит из верха.

       Сняв со счетов все деньги, какие держал про запас, заняв у дока столько, сколько порядочный человек не посмеет, присовокупив почти всё, что уцелело от последнего гонорара, я набрал тысячу восемьсот рамбов. И, чувствуя, что обкрадываю собственное сердце, вечером того же дня пришёл на Малую сюиту. "Маша, у меня есть только моё ничтожество, чтобы выменять "Велосипедиста". Не..."
       Какой глагол не пришёл мне в голову?
       — Сколько здесь? — спросила она приглушённо.
       — Тысяча восемьсот.
       — Не бывает таких дорогих котят, — сказала она ещё тише, подавляя, как я понял по странному выражению глаз, сразу два чувства — полностью противоположных.
       — Каких котят, почему котята?
       Ох, как она смеялась. Ходила из комнаты в комнату, взмахивая руками: "Эвпоидище! Динозаврище!", "Он ограбил банк! Конечно, он ограбил банк!", "Этому идиоту тридцать четыре? Да, этому идиоту тридцать четыре", "Он, наверное, из Ноттингемшира", "Бабуинище! Остолопище!"
       Отсмеявшись, — а это был героический смех, — объяснила мне, в чём дело.
       — Но ведь и док не понял, что ты имела в виду, — дал мне взаймы уйму денег, больше тысячи.
       — Ещё одно чучело...

       Разметать икру сердца...

       "О, как ты не понимаешь!" — услышал я на Стаканке, улице, ведущей от сюит к Горному бульвару.
       Ещё её называют Рассыпчатой.
       Когда человек восхищён непонятливостью собеседника, — лучше не скажешь.


       Сентябрь 2024 г.