Стрекоза

(С заботой о матушке-природе - матери нашей!)


Как же радостно и приятно - солнечные лучи, поблескивая, радужно переливаются на твоих легких подвижных крылышках.

В этот солнечный ясный денек все, что тебя может заботить - полет с лепестка на лепесток, несколько мелких мошек в твоем желудке, может быть немного прохладной росы, или смочить лапки - резким движением вниз к водоему и обратно.

А еще, так же резво, можно погонять на перегонки со своими собратьями.

Главное, быть достаточно резвой и не угодить в чрезмерно крепкие силки паучьих охотничьих паутин. Не стать, излишне замешкавшись над поверхностью водоема, или на краю травинки, случайной добычей недремлющих голодных и прожорливых пернатых хищников.

Ближе к корням трав, там, на земле, тоже грозит опасность - ящерки, ужи, прочие змейки...

Ползающие, прыгающие плотоядные, на земле и в воздухе, на воде и за каждым кустиком... Главное, всегда быть в движении, и возможно, ты успеешь увидеть закат этого дня, или даже встретить рассвет нового...

Ну, а если ты совсем уж счастливчик, то таких закатов и рассветов в твоей жизни может быть немереное количество, - главное не зевать.

Мы тоже хищники, но и на нас ведется охота - ежесуточно, ежеминутно.

Но что это... Показалось, или вправду тучка. На мгновение перекрыла солнышко, но только на короткий миг, и вновь стало ясно и светло.

И вновь тучка... Но какая-то она уж больно быстрая...

Человек!.. Пронеслось в голове насекомого. Я помню - на лету, не останавливаясь, припоминало резвое животное. Я помню, что нет ничего опаснее человека, нам говорили об этом, когда мы только появились из икринок, и еще, когда у нас только начали прорезаться первые крылышки.

Человек замучает тебя!..

В самом лучшем случае - просто прихлопнет. Раздавит, как бесполезное насекомое, и это - если еще повезет.

Но хуже всего - он измучает тебя, повырывает тебе лапки и крылышки; он может поджечь твои усики и тельце - медленно будет подносить к горящей спичке и наблюдать, как ты корчишься от боли... Наверное человеку просто нравится видеть твои мучения, и его ничто не остановит - ни твои несчастные жалобные крики, ни мольбы прекратить эти бессмысленные терзания... Конечно, лучше уж просто прихлопнуть, если уж на то пошло... Но это же - человек, а он - жесток и неумолим...

Витя, с расширенными от восхищения глазами, радостной улыбкой - с каким-то довольно-блаженным видом на лице, - достаточно долгое время, просто наблюдал за разнообразным и неугомонным движением вокруг него - в воздухе порхали разом десятки различных видов живых существ, одних только насекомых было столько, что глаза разбегались от увиденного, а сколько движения у Вити под ногами - это и различные жучки, и червячки, змейки, кузнечики, букашки - бесчисленное множество - выбирай не хочу...

Но сегодня Витя сосредоточился только на одном из великолепных экземпляров всего живого многообразия. Его внимание было полностью приковано к ярким, как сами солнечные блики, и быстрым, словно камешки выпущенные из рогатки - крылатые, хищные насекомые. Стрекозы! Яркие, шустрые и большеглазые, они не могли оставить никого равнодушным. Вот и Витя был страстно увлечен этими забавными существами. Ярким, притягательным великолепием, их неуемной жизни.

Вот бы поймать хотя бы одну - думал Витя. Сначала он следил зорким взглядом, сквозь окуляры своих очков, сразу за несколькими насекомыми одного и того же вида, одновременно. Но потом быстро сообразив, что к чему, принял, довольно верное для него, и опасное, для окружающих существ, решение - что если он хочет их поймать, хотя бы одну, то, для начала, нужно довольствоваться малым, и сосредоточить все свое внимание лишь на одной из них.

В это же самое время наша крылатая шустрая героиня как раз размышляла о суровости бытия и неумолимости человеческой натуры - как вдруг, что-то быстрое промчалось совсем рядом с ней, едва не зацепив.

Надо быть осторожной, вновь подумала крылатая особь. А Витя не унимался, он сосредоточился, и был готов на очередную попытку в любую секунду.

И такая ему представилась. Еще одно быстрое движение, но опять мимо - промах.

Витя снял панаму со своей головы и уже в сердцах махнул ею в сторону пролетавшей тут же яркой красавицы - и он махнул так удачно для него, что когда вновь поднес панамку ближе к себе и взглянул внутрь нее - заметил там то, за чем он так ревностно охотился.

Он взял насекомое одной рукою, поднес поближе к лицу и стал тщательно рассматривать - оно было еще живое, оно шевелилось, из последних сил боролось за свою жизнь, пытаясь высвободится на волю, но ловкие беспощадные детские пальчики уже решительно и уверенно удерживали ее в своей руке.

Витя отбросил панамку тут же на траву, и уже держа несчастное насекомое обеими руками, все пристальнее и пристальнее его рассматривал.

Что он хотел там увидеть?!. Он любовался животным, или в его маленькой детской головке зрели какие-то иные, коварные планы, относительно судьбы этого несчастного существа?!.

Первое крылышко оторвалось, словно само собой - стоило только покрепче ухватиться и немного дернуть в сторону. Вите затея понравилась, по всей видимости, это его даже слегка порадовало, так как на лице тут же нарисовалась довольная ухмылка.

Витя продолжал держать насекомое в своих цепких руках, и не думая отпускать. Резким движением он вырвал еще одно блестящее крылышко, Витя помял его между пальцами и то, что от него оставалось - небрежным движением вытер о собственную рубашку, но оставались еще несколько. Витя внимательно посмотрел на дела рук своих, и принял решение - насладиться до конца...

Когда последнее крылышко было отделено от маленького тельца - Витя отпустил животное. Нет, он не сжалился над ним, ему просто было интересно - как оно будет двигаться теперь, без своих прекрасных крыльев.

Он бросил то, что осталось от некогда прекрасного создания себе под ноги и наблюдал. Не знаю - чувствовало ли животное боль, вероятнее всего, что да. Но оно не теряло сознание, как бы это было в случае с человеком. Оно лежало на траве, куда его бросили и попыталось пошевелиться, но тщетно. Виктор присел на корточки, потом опустился еще чуть ниже, облокотясь руками о землю, и смотрел, но не долго - ему быстро надоело наблюдать за тем, как ничего не происходит, он взял бедное насекомое в руку и швырнул его в воду - вода приняла то, что ей дали, и легким, едва заметным течением, понесла на себе эту невесомую ношу. Она делала то, чем занималась уже долгие-долгие годы - унося с собой, за все время своего существования - миллионы различных частичек, как многих других растений и насекомых, так и крупицы едва заметных пылинок.

Виктор не был доволен. Ему страстно хотелось новых зрелищ - еще и еще - оторванных лапок, крылышек, вырванных усиков и той неслышной человеческим ухом агонии, которую издавали мучимые им бедные создания.

Вскоре река приняла на поверхность своего течения еще с добрый десяток искалеченных крохотных тел - стрекозы, кузнечики, муравьи, букашки... Если бы он только мог, наверное, не остановился бы никогда.

Возможно, этот мир могла бы спасти только женщина, которая привносит в него все новые и новые жизни, не знаю, так или иначе, но на этот раз мир насекомых был спасен пронзительным женским криком, таким мерзким - почти похожим на визг раненного животного. И способен был его не расслышать разве что только глухой, да и тот вздрагивал бы всякий раз, когда источник этого крика только бы открывал свой рот для извлечения этих, прямо скажем - малоприятных звуков.

- Ви-иииикто-ооор!... Словно провизжал где-то неподалеку, ошпаренный горящей паяльной лампой, поросенок. - Ви-иииикто-ооор!.. Повторился он снова. Но малыш не торопился отзываться на истошный крик своей матери, и поэтому мир огласился еще одним подобием спасительного возгласа...

Виктор наконец-то соизволил откликнуться... Он что-то буркнул себе под нос, и не закончив начатое - швырнув свою очередную жертву на землю, развернулся на месте, и рванул, как дикий чертенок, в сторону зова преисподней, его поджидавшей.

Все время пути Виктор тупо пялился в окно. Смотрел сквозь стекло автомобиля на проносившийся мима окружающий его мир.

Одна мошка, с той стороны стекла, каким-то чудом, зацепившись там, где не за что было зацепиться, мчалась тоже в перед вместе с ним.

И то ли Виктор смотрел на нее, то ли сама мошка пристально всматривалась в малыша, но они долго не могли отвести друг от друга своих испытующе-пристальных взглядов - чувствовал ли парень, что это не просто взгляд очередного несчастного насекомого - жалкой жертвы, к которым он так привык, или понимал, что за этим наблюдающим оком кроется нечто большее, чем случайное любопытство...

Долгое пребывание на свежем воздухе, и "отдых" на природе, немного утомили Виктора. И сейчас, казавшийся ему нескончаемо однообразным, пейзаж за стеклами автомобиля сделали свое дело.

Мальчик поддался расслабляюще-убаюкивающей плавности движения авто и гипнотическому однообразию картины за его стеклами. Так, что даже и не заметил, как веки его тяжело и медленно опустились, и он блаженно придался чарующим видениям детского сна, приправленного картинами событий дня им пережитого.

Ему приснилось, что он все так же едет в своем авто, вместе со своими родителями. Но почему-то все внутри автомобиля, до этого такое знакомое, вдруг стало казаться ему столь же непривычным, чужим и ...огромным.

Когда он попытался позвать маму, то даже не расслышал своего собственного голоса - а вместо этого, некий писклявый звучок, чем-то напоминавший комариный писк, вырывался из его собственной, но как будто чужой глотки.

Каким-то внутренним чутьем он уловил поблизости сладенькое - приятный запах разлагающейся плоти, - рядом с ним стояла плетенная корзина с продуктами - в которой еще находились кое-какие остатки еды, и среди них были фрукты и овощи, некоторые немного подгнили, и именно их запах сейчас и привлек острые абанятельные рецепторы ребенка-насекомого.

Жужжа и яростно махая крылышками он направился в сторону этого яркого обольстительного запаха. Но на полпути, его привлек... даже - одурманил - некий иной, новый запах, и вместе с ним он почуял приятное, притягательное тепло.

Не в состоянии размышлять, маленькое тельце метнулось на встречу импульсам - приземлилось к источнику сигналов и не мешкая впилось острым, как лезвие, носиком в мягкую питательную плоть самки человеческой особи.

Кровь собственной матери казалась ему слаще меда - и он пил ее с каким-то особым, несказанным упоением, и он делал бы это снова и снова, если бы женщина, на переднем сидении, не ощутила на себе жгучего укуса, и одним неловким движением, намеревающимся размозжить надоедливое насекомое, не смахнула бы его прочь от себя.

Одурманенный, больше от вкуса крови, нежели от материнского удара, мелкий кровопийца рухнул где-то рядом с бедрами женщины.

Мгновение спустя, чуть придя в себя, вновь взмахнул своими легкими прозрачными крылышками и уже беспрепятственно направился в сторону заветной корзинки с не менее соблазнительными, чем теплая человеческая плоть, продуктами.

Пожилая женщина, казалась весьма пораженной наглости насекомого, когда стоя на кухне, открыла ту самую плетенную корзинку, возвратившихся с пикника деток.

Бабушка Виктора очень осерчала на своего внука, конечно же и не подозревая о его новом обличии, иначе она только похвалила бы своего любимого внучка за столь прекрасный аппетит, погладила бы по головке, и угостила парой-тройкой вкуснейших конфеток.

Но муха на продуктах питания - вывела из себя пожилую даму. Теперь он видел себя мухой, в своем же собственном сне, и ощущал себя ею.

Пожилая женщина, ловким движением человека-паука, схватила Виктора-муху в свою объемистую ладонь, едва не раздавив его. Потом, держа двумя пальцами другой руки, аккуратненько отодвинула его на нужное от себя расстояние для своих подслеповатых глаз - внимательно его разглядывая, словно узнавая в мерзкой мухе своего ближайшего родственника, и принялась, с неподдельной злобой и отвращением, и с нескрываемым удовольствием удалять внуку-насекомому его конечности - одно за другим. Все приговаривая, с миной удовольствия на своем старческом сморщенном лице:

- Будешь знать, сучонок, как зариться на чужое!.. Будешь знать...

Кто знает - чувствовал ее внук боль или нет, сейчас, будучи насекомым... Или же те ручейки слез и непередаваемый ужас внутри его крохотного тельца были лишь проявлением обиды, кто знает.

Когда женщина, вдоволь насытившись, сделала свое дело - она швырнула изуродованные останки своего внучка в раковину, там еще лежала грязная немытая посуда, но это ей не мешало, она включила воду погорячее и, словно, последним жестом щедрого насилия - почти закипающей струей, в густой дымке пара, смыла, то, что осталось от ее внука в темное склизкое жерло прожорливой кухонной раковины.

Виктор чувствовал, как его, вконец обессиленного, уносит обжигающий поток.

Его, почти безжизненное, но все еще в сознании туловище, вместе с головой, и остальными частями тела - поддались диким струям, безвольно завертевшись в своем последнем хороводе жизни. Темная, непроглядная пучина сети канализационных труб вконец его поглотила - и теперь только мрак и тьма, и невыносимая боль и горечь обиды - были его спутниками... Все стемнело, и окончательно для него потухло, навсегда.

Даже неожиданный резкий поросячий визг, раздававшийся с переднего пассажирского места, который все так же принадлежал даме средних лет, не смог оторвать Виктора от чарующего созерцания внешней природы, и в частности, той самой мошки, на боковой стороне стекла, которая никуда не подевалась, а все так же таращилась, казалось, прям в самые сонные глаза мальчика. Вычерпывая из него, понемножку, его мерзкую мелкую душонку.

- Да смахни ты их наконец! - проверещал пронзительный женский голос.

- И откуда они только берутся... - извиняющимся тоном промямлил некто мужского пола, находившийся за рулем их семейного автомобиля.

Лобовое стекло было густо покрыто различными насекомыми - это ухудшало видимость. А точнее, за этим ковром из бесчисленного количества тел насекомых, практически ничего не было видно.

- Смахни, смахни их немедленно!.. - проверещала женщина и не дожидаясь от мужа решительных действий - сама лично дернула рычаг, находившийся прямо под рулевым колесом - и чудо инженерной мысли в виде "дворников" на лобовом стекле, избавило их от нежданного ужаса, и пред ними вновь открылся свет - ясный и лучистый... Но ненадолго.

— Твою мать! - заверещала женщина.

Еще больше. Сотни, десятки сотен, или даже сотни сотен мошек, и насекомых, всех типов, укрыли своими крошечными телами обзор спереди. Женщина яростно то и дело дергала рычаг на рулевом управлении - туда-сюда, туда-сюда, и в ней было столько остервенения, что даже ее супруг, видавший виды в ее исполнении, и тот ошарашенно глазел уже не на лобовое стекло, усеянное насекомыми, а на собственную жену, словно опасаясь, что она сейчас же вырвет этот несчастный рычаг из его управляющей коробки, вырвет с корнем, и как пить дать, как есть - всадит этот стальной огрызок ему самому в самое горло, на всю его, рычага, глубину, по самую рукоять, так, что один конец рычага, с его окровавленными ломанными зубьями, будет торчать из одной части его шеи, а другая часть, с рукоятью, по другую ее сторону. Он вцепился в руль мертвой хваткой, и лишь каким-то чутьем опытного водителя, ему удавалось вести автомобиль не подвергая всех его пассажиров смертельной опасности. Хотя силы его, терпение и их общая удача, казалось, уже были на исходе.

А мошкара и насекомые уже облепливали не только лобовое стекло, - они были повсюду. "Дворники" не справлялись со своей задачей. Мгновение, и рычаг их переключателя, как и предсказывало мужское воображение, остался в руках взбешенной женщины, дело оставалось за малым... Но к его великому удовольствию, дальнейшей материализации его воображения не последовало. И женщина на мгновение застыла ошарашенно, с обломленной железкой в руке. Но всего лишь на мгновение...

- Черт! - выругалась она, так, как будто, кто-то поблизости пустил рвоту из своего рта. - Черт!.. - протяжно рявкнула женщина, и не глядя, нервно отбросила железяку куда-то в сторону, потом вновь отыскала ее, схватила, и стала нервно колотить ею по лобовухе - то ли пытаясь разбить ее, то ли таким безрассудным образом стараясь спугнуть насекомых.

Она огонизировала и молотила, что было мочи, уже во все стекла авто, куда только могла дотянуться.

Так как в это время, казалось, уже весь автомобиль снаружи был усеян мерзкими существами, различных размеров, от самых маленьких, до почти чудовищных, для насекомых.

Так все и было на самом деле - если бы у них была возможность выглянуть сейчас наружу, и посмотреть на себя со стороны, то никакого автомобиля видно не было бы и в помине, а вместо него - огромная туча неслась над землей с максимально разрешенной скоростью для автомобиля за городом, вне населенного пункта.

Да, они разглядели бы ужасающую для себя картину - со стороны это выглядело так, словно кто-то разрисовал чистый кусок бумаги многочисленными петлями и зигзагами, как рисуют дети, или неврастеники - автомобиля не было вообще видно, огромнейшая туча окружала его со всех сторон, не говоря уже про задние и боковые стекла, которые были уже так плотно покрыты насекомыми, что ни единый лучик света не пробивался во внутрь авто, не говоря уже о какой-нибудь, хоть мало мальской видимости..

Не соображая, что она творит - женщина принялась нажимать на все кнопки, что были на приборной панели, и вне ее - дверные стекла стали опускаться, и можно было различить что происходит снаружи, а там стояла туча - она плыла рядом с автомобилем - на одной с ним скорости, и как только стекла авто немного приспустились - весь этот дикий, оглушительный рой ринулся внутрь салона.

- П*здец!.. - подумал мужчина.

- Ой, - жалобно рявкнула, наконец таки угомонившаяся женщина.

И только ребенок, как ни в чем небывало, с открытым ртом и дебильным выражением лица полоумного, наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной.

И мошки не заставили себя долго ждать. Они в мгновение ока стали заполнять собой все свободное пространство, все, - даже внутренности обоих пассажиров и водителя. Они сплошным роем влетали во влажный ото сна, приоткрытый рот ребенка; как острые иглы, не встречая никакого сопротивления на своем пути - просачивались через все доступные им отверстия на теле человека - рот, ушные раковины, нос... Они пробирались под одежду, и вползали в промежность и глубже - ими двигал инстинкт, как человеком, иной раз, движет слепая ярость...

Трудно себе вообразить, что творилось внутри железного гробика на колесах, когда все свободное пространство было всецело поглощено этими ушлыми, жужжащими, как гром и молния среди ясного неба, насекомыми. Но так, или иначе - автомобиль, в конце концов, потерял управление, вылетел с автодороги, и на огромной скорости врезался в бетонное ограждение.

То, что осталось от пассажиров, некогда изящного семейного транспорта, еще долго пытались извлечь и идентифицировать их сплющенные, смешавшиеся в одно сплошное месиво останки, как тела нескольких различных людей.

Только кое-где попадались невредимыми оторванные конечности - мужская, женская, детская ручка. Они были поддернуты вверх, со скрюченными замысловато пальцами. Практически невредимые руки, которые, словно протестовали, против случившегося с ними - вопиющего, несправедливого безобразия.