Наше всё гл. 2

начало http://stihi.ru/2024/06/06/5459

Шёл майор
назад Басманной,
на ходу слова рифмуя.
Хлопоты оставил дома, ожидал – фурор.
Приглашён
граф Карамзин был,
родственники и какой-то
живописец, музыкант ли - граф француз Монфор.

Убран зал.
Начищен мелом
каждый канделябр фамильный.
А Никитка пред курдагом развлекает люд:
Репити-
рует  балладу.
В дворике под липой столик
накрывают –  личный повар наготовил блюд.

Не большой
у дома садик –
что достоинством считалось:
В эти времена тревоги «в круге – только наш».
Есть кому
доверить чувства.
Якобинство пресекалось:
фраки, шляпы, а для женщин – стиль "а-ля соваж".

Первыми
явились сёстры.
Позже брат, с женой красоткой,
в лакированной коляске с колокольчиком.
Старший брат
был стихотворец.
Сразу комплимент для женщин
сочинил – экспромт приятный – «юмор с перчиком».

Женщины
расцеловались.
Тут вошёл француз Монфор и…
Карамзин за ним – печальный, попросту одет.
«Щегольство
сейчас не в милость, –
молвил тихо, – мы скучаем
по-домашнему, по саду, так устав от бед».

Граф Монфор
служил при свите,
изгнанного из Парижа
брата, свергнутого короля Людовика.
Павел их
любезно принял -
как гвардейцы говорили:
«на хлеба» – в Митаве стол в Курляндском домике.

Карамзин
Уже в летах был.
Старше всех – тридцать четыре.
Многое успел изведать. Издавал журнал.
«Время то
прошло, когда мы
всех пленяли. Не пленяя ж –
ремеслом пылить негоже», –  он в стихах сказал.

Грусть его
вносила всюду
чувств покой, ума порядок.
Всяк с ним находил душе уголочек родственный.
Пушкиных
детей он с детства
знал (именья были рядом)
говорил, любя, им: «Мы ж, Нижегородские!»

А Сергей
всё ж волновался.
Только окрестили сына,
он решил куртаг устроить – милый сердцу круг.
Хорошо,
что брат Василий
и с женой Капиталиной,
Карамзин–граф – тоже близок. Но француз – не друг.

Между тем
Василий Львович
запросто болтал с французом.
Николай Михайлович писал экспромт в альбом,
Похвалил –
изящно очень
платье с талией высокой
у Надежды Осиповны, тем смутив потом.
 
Две сестры:
Аннет и Лиза
с мужем Солнцевым – смеялись
над его завивкой модной – а-ля Каркалла.

А Василь,
делясь сюрпризом –
герб фамильный объяснял им:
ветка Пушкиных от серба Ратшича была.

Наконец
обед подали.
Выпили и закусили.
Камердинера Никитки выход удивил -
он прочёл
свою балладу:
с Лазаревичем Русланом
Соловей-разбойник бился, но не победил.

Перед тем,
Как чай был подан,
свой сонет Аннета спела
и Наталья Осиповна – городской романс.
Первый был
пискляв немножко,
а второй чуточку грубый.
Пенье всех растрогало волненьем без прикрас.

Карамзин
хвалил варенье –
он вишнёвое так любит.
В пение прекрасных дам же – чувство горячо.
И закат
смотрел багровый
чуточку смущаясь этой
городской идиллии, так не поняв о чём.

В этот миг
раздался грохот
от въезжавшей колымаги.
И Сергей, поняв по звуку – сразу бледным стал.
Объявил
Никитка, сбившись:
«Прибыл –  их превосходитель
генерал-майор Абрамыч Пётр Аннибал».

Генерал-
майор был ростом
не велик и жёлт руками.
Видя Марью Алексеевну, поклонился ей.
Та была
женою брата
Осипа, который бросил
их с Натальей малолетней – бабник и злодей.

Прибыл он,
узнав от брата,
что в потомстве Аннибалов
есть приплод – желая видеть этого внучка.
«Покажи
его скорее, –
просит Марью Алексеевну,–
где он?». «С нянькой он Ариной. Погоди пока!

Что ж, садись
Пётр Абрамович».
«Я сударыня сестрица
ведь вина не пью мне водки прикажи принесть".
Принесли
настойку. Выпил.
И Надежду в лоб целуя,
молвил: "Брат зовёт на лето, ягоды поесть".

Тут Сергей
вздохнул свободней.
Был как все он озадачен.
До сих пор никто о сыне молвить не успел.
В том, что вдруг
Арап приехал
с приглашением от тестя
и посол-брат так любезен, тоже есть успех.

Но потом
всё повернулось.
Вдруг арап полез в мансарду.
Из кроватки взял ребёнка, спьяну стал кричать:
«Точно внук –
наш арапчонок!»
Сергей Львович возмутился:
«Милостивый государь, прошу вас замолчать!»

Генерал
совсем зарвался,
хвать за пояс – ан нет сабли:»
«Кто таков ты? Что за племя? Я вот – Аннибал!».
«Я отец» –
Пытался строго
Сергей Львович вставить слово.
«Ты свистун», – хрипя от злости крикнул генерал.

И ушёл,
оставив крестик.
А гостей как ветром сдуло.
И Сергей ходил с конфузясь, говоря жене:
«Знаешь что -
Я не желаю
встреч, душа моя, с твоими…
После этого позора для меня их нет».

А жена
сидела, сжавшись,
на Аришкиной кровати
и качала Александра, спал спокойно он.
У неё
стекали слёзы,
капая из глаз открытых.
Не взглянув, сказала глухо в пол: «Подите вон!»

«Выгнали, –
Шепнула в ухо
Нянька на крыльце Никитке, –
Аннибал меня-то вспомнил. Двадцать лет прошло».
«Пьяный он,
Характер грубый.
Генерал с большой дороги!»

Ночь купалась в полнолунье – тихо и светло.

<<ЗС>>