Вера

Мне бы поверить зашторенным окнам
в час, когда сильно болит голова —
что уже ночь, отражённая в стёклах,
радостно ищет простые слова

на тротуарах фонарного блика
в шорохе палой пожухлой листвы,
где по-осеннему звонко и тихо,
где оживают большие столбы.

И проводами уносят все звуки
за горизонты обычных людей,
и отнимают у жизни испуги.
Но не выносят поминки смертей,

где награждают под музыку Баха
орденом света, лучами звезды —
и дирижируют палочкой взмаха
над ожиданием шумной толпы.

Я бы поверил пророкам в подъезде,
что здесь умеют плести языком
яркий узор человеческой лести,
и называют смертельным грехом

всю непреложную сложную юность,
только что вымытой нежной души,
под сапогами, — где грязь без костюма
часто меняет свои падежи,

и улыбается лицами скорби
всем незнакомым прохожим и дням
для добродетельной правильной формы,
для подражания модным вождям.

Я бы поверил, но веры осталось
самая малость — от Бога и тьмы,
и от иконы для слёз, для начала —
чтобы спокойно сегодня пройти

сквозь отражённые ночи на окнах,
мимо оживших печальных столбов,
не удивляясь овалам на стёклах, —
это же лица минувших веков.

Это мазки уходящей эпохи
гладко легли на дощечку всего.
И истерически ссыпали вздохи,
словно в рулетке, — на поле зеро.

Мне бы поверить зашторенным окнам
в ночь, когда сильно болит голова,
и уплывая к Морфею невольно,
что-то понять и спасти для себя.