Борис и Настя Глава 1

I
Эфир подлунный, тёплый вечер,
Бумага, ручка, а в руке
Мольбы о скорой тайной встрече
И жажда в самой глубине.
К тебе, о Муза! обращаюсь,
Перед тобой, я-грешник, каюсь:
Прости меня – я был глупцом,
Что не играл твоим венцом,
Что предавался развлечениям,
Далёко связанным с тобой.
Всё это в прошлом – я весь твой!
Конец томительным мучениям!
О, Муза лёгкая, приди,
И звучной рифмой награди!

II
Рад вас приветствовать, читатель,
На строках-первенцах! В стихах
Хочу занять вас как мечтатель
Рассказом в нескольких частях.
А было время, как зимою
Сидел поникшей головою,
Всё было пусто и темно.
Но вот весна: открыл окно,–
Души томленье пробудилось
В привычку старую писать.
От пыли я протёр тетрадь
И сердце к музе обратилось…
Теперь, читатель, я готов
Для славы, денег и трудов.


III
Ваш верный взгляд уже заметил,
Что я пишу в один манер,
Чей автор славу лихо встретил
И поцелуями Венер
От верху до низу осыпан.
Я лишь обласкан недосыпом
И вижу в сумерках подъезд
Без толп поклонниц и невест.
Но я не жду гремящей славы,
Не жажду призрачный успех;
Пишу, рифмую для утех.
Вот лёгкий след моей забавы –
Рассказ онегинской строфой
Игривой, вольной и живой.

IV
Его герои молодые
Судьбой счастливой сведены
В том городе, где часовые
Стоят у каменной стены,
Где куполами блещут храмы,
Где джентльмены или дамы
Куда-то едут под землёй,
А на земле ведут покой,
Где строят и ломают снова,
Где рек узор, где всякий вздор,
Где для мечты живой простор,
Где есть метро, где есть основа,
Где всё искрится и в огнях,
Где ночь и день лишь на часах.

V
Быть кратким – лучшее начало;
Его ж раздул я раза в пять;
Займусь, пока не одичало
Тоской желание читать,
Его героями. Знакомьтесь:
Борис и Настя! К ним сойдёмтесь
Мы тесным кругом из гостей
На пир семейственных страстей,
Их яства жизни мы увидим,
Их выбор меж добром и злом;
За поэтическим вином,
Быть может, их возненавидим
Или полюбим молодых,
Так как себя узнаем в них.

VI
Они весь мир пристрастно судят,
Друг друга видят в неглиже,
Смеются, плакают и любят
На двадцать пятом этаже.
Друг друга чувствами сплетая,
На тридцати двух метрах рая
Борис и Настя создают
В нём обустройство и уют.
Цветёт у них всё пышным садом:
В прихожей шкаф и мягкий свет;
Над зеркалом семьи портрет;
В уборной тёплым водопадом
Готов лить душ, и он, порой,
Меж мужем блещет и женой.

VII
А на столе, на кухне светлой
Стоит графин, в нём девять роз –
Это Борис красе заветной
Подарок от Любви принёс;
На кухне чистота, порядок,
Руки хозяйской отпечаток
И всё ново, как с первых лет,
И в том есть маленький секрет:
Готовить Настя не умела,
Как ни старалась, хоть она
Стройна, красива и умна,
Но всё ж беду преодолела
Едой обильной на заказ,
Чем мужа балует сейчас.

VIII
А вот семейная обитель:
Борис и Настя дружно спят,
Им дух Гимена охранитель,
И шторы мягко шелестят
От окон тёплыми ветрами–
И здесь убранство пред вами
Я должен с чувством описать:
Большая, мягкая кровать
Стоит главою в центре зала
И дышит негой и теплом,
Над круглым, письменным столом
Картина «Двое у причала»;
Есть также в спальне полка книг,
Две тумбы, шкафчик и ночник.

IX
И вот уж утро золотое,
Лазурь небесная ясна,
И зреет буйство молодое,
И утверждается весна.
В квартире, нам уже знакомой,
Накрыты птички сладкой дрёмой.
Неделя трудная работ
Уж за плечами; настаёт
Подруга милая – суббота.
С ней безмятежность и покой.
Часы шагают равный бой.
Всё тихо. Главная забота
Всем чудно выспаться и встать,
И о хорошем помечтать.

X
Борис уже проснулся первым,
На Настю спящую глядит,
И утвержденьем самым верным
Мы скажем: «Он не устоит!»
Чертам лица её любуясь,
И зову сердца повинуясь,
Целует Настю нежно в лоб
И тихо – не проснулась чтоб;
Потом он пальцы погружает
В волну каштановых волос,
Играет ими; пульс возрос,
И жар порядком нарастает ;
Хороший спорт лежать в одной
Кровати со своей женой!

XI
Когда во мгле рождались звёзды,
Когда пылал зари рассвет,
Когда румянилися тосты,
Проснулась Настя. Мужа нет.
Под мягкой толщей одеяла
Она понежилась и встала,
Халат надела и потом
Прошла к окошку босиком.
И Настя, чуя свежесть утра,
Окно открыла и глядит:
Как город живостью гудит;
Как тонкой нитью перламутра
Блистает Сходня вдалеке;
Как люди ходят налегке;

XII
Как тихий правнук Тамерлана
Уборкой занят во дворе;
Как два весёлых мальчугана
Играют в салки, и в игре
Палкан кружится между ними.
И теми видами градскими
Картина манит за окном.
И Настя думает о том:
«Какой сегодня мир чудесный!
Какая тёплая весна!
А зелень юная сочна!
Покинем с Борей домик тесный,
К тому ж суббота, и пора,
Нам отдохнуть уж на ура!»

XIII
И взглядом голубя проводит,
Что сел с голубкой у окна;
Постель покрыла и выходит
Из спальни в коридор она;
На кухню к свету обернулась…
– Ах, Настя! Счастье! Ты проснулась! –
Сказал муж, радость не тая.
«Проснулась, милый. Я твоя!»
Открылись нежность и объятья,
И поцелуй слетел с небес.
Ушли они в любовный лес.
И стынут тосты и оладья,
И кофе стынет молодой
В семье горячей…

XIV
– Дорогой,
Куда отправимся сегодня,
Когда устанем от тахты?
– У нас под боком речка Сходня,
Также прекрасна, как и ты…
Ан нет, ты лучше. – Ах ты, Боря! –
Поворковав, не зная горя,
Ещё каких-то два часа,
Борис и Настенька-краса
На кухню к завтраку вернулись.
Попили кофе с молоком.
Толкуют, шутят обо всём.
К хрустящим тостам прикоснулись,
А после дружно собрались
В Москву гулять и вширь и ввысь.

XV
В чужбину жизнь меня помчала,
В краях во многих побывал,
Но двадцать лет душа мечтала
Увидеть вновь её вокзал.
И вот, по воле провиденья,
Я вновь приделы вожделенья
С невольной гордостью достиг.
Блажен и красен этот миг.
Москва во многом изменилась:
Помолодела, подросла
И стала несколько грустна.
С немногим же она простилась:
С «Россией», с царством «Жигулей»
Да с чувством дружбы меж людей.

XVI
Москвы желанные мотивы,
Аллеи, парки и Арбат,
Широких улиц перспективы,
Ансамблей бесконечный ряд,
Янтарь витрин – все эти чуда
Ласкали взор бы мой, покуда
Юлою крутится Земля.
Бог дал, увы, не те лета –
Ласкаться вечность невозможно.
Ютясь в отмеренных годах,
Тебя, Москва, в своих стихах
Едва коснулся осторожно.
Быть может, это не предел
Явленьям чувств моих и дел.

XVII
Уже машины загудели,
И город принял бойкий вид,
Цвета весенней акварели
Разлились всюду, и блестит
Река у церкви одноглавой.
Борис и Настя под дубравой
Сидят и кормят голубей.
Друг друга краше и смелей
Голубок манят ухажёры:
Хвосты пушат, асфальт метут,
Воркуют, их к себе зовут;
И заменили им просторы
Своих сородичей – орлов –
Родные парки городов.

XVIII
И щедро хлеб им крошит Настя,
Глядя то вниз, то на луну;
Сквозь тонкий шёлк её запястья
Являют миру белизну.
Борис, обняв её колени,
Чуть слышит радостные пени
Субботней службы вдалеке
И видит чаек на реке.
И вдруг подумал он глубоко:
«А ведь и в правду счастлив я –
Со мной любовь, жена, друзья,
И небо мирное высоко.
О чём ещё могу мечтать?
Как с Настей жить лет двести пять!»

XIX
Такие мысли романтизма
Герою юному верны,
Но в дикий век капитализма
Они наивны и смешны.
Хотим мы ныне страстно верить,
Что можно деньгами измерить
Любовь и счастье, и добро,
И жизнь поставить на зеро,
Ва-банк пойти и стать богаче,
Почёт и славу заслужить,
Есть, пить, гулять, кутить, кружить,
Летать орлом, – а как иначе?;
С красоткой время проводить…
Но всё ж: так хочется любить!

XX
Проблему эту уж решили
Давно и Настя и Борис:
Они друг друга полюбили,
Цветут, как майский барбарис,
Как два ручья слились и блещут.
По водной глади гуси плещут;
Держась за руки, голубки
Идут неспешно вдоль реки,
Глядят на травы – колосятся,
И свежесть утренних дубрав
Их занимает нежный нрав:
Они друг с другом веселятся,
И эта искренность проста;
Кругом простор и лепота.

XXI
Гулящих много – день погожий –
И солнце есть и ветерок–
Навстречу подойдя, прохожий
Бориса просит огонёк.
Карман похлопав, по привычке
Борис всё ищет: где же спички.
– Ты, Боря, бросил. – Ах, забыл…
Привычку, сударь, отменил.
– Ух, это классно! Вам здоровья!
– И вам его! – Все руки жмут.
Герои далее идут –
И так дошли до Подмосковья,
Пока с рекою не вошли
В огромный ковш родной Земли.

XXII
Среди Москвы зелёным кругом
Природой дан, сей талисман.
Он есть и будет лучшим другом
У отдыхающих землян.
Там Сходни стройные извивы
Могучи ограждают ивы,
Там топь, там луг, там дикий лес,
И там, я верю, край чудес.
И, может, там не бродит леший,
В ветвях русалка не сидит,
И сказки кот не говорит,
Но точно там есть воздух свежий,
Тропинки славных горожан,
И утра сказочный туман.

XXIII
Герои, на верхушке края
Вдохнувши эту красоту,
Идут по склону в травах мая.
За ними вслед и я иду.
– Держу тебя. Ступать не бойся,–
Сказал Борис. – Не беспокойся,
С тобой мне счастье и в аду,–
Ответ был Настин, и гряду
Кустов колючих миновали,
Затем крапиву и овраг.
Влюблённым что? Им всё пустяк.
Меня ж изрядно отыскали
Шипы, коряги, бурелом,
А им, весёлым, нипочём.

XXIV
На счастье мне они спустились
И вышли к тропке у ручья.
Две ласки у корней резвились,
И слышны трели соловья –
Повсюду властвует природа.
– Ах, Боря! Чудная погода!
Как нам сегодня повезло!
– Согласен, милая. Легло,
Легло на сердце вдохновенье!
– Спой что-нибудь. Я подпою.
Запели песнь они свою –
Сердец горячих исполненье.
Я записал её. Для вас
Вплетаю в свой, друзья, рассказ:

П е с н ь  Б о р и с а  и  Н а с т и

В дни мимолётные всполохов радости и тоски
Сердцем желал я счастье безбрежное обрести –
Долго искал его, звал во весь голос: мне в ответ
Эхо знакомое слало звеняще: «Привет!»
Я же уверен был сердцем мятежным, что я найду
Счастье безбрежное, тихое, нежное и судьбу.
Вышел на улицу спящего города и тогда
Брёл в тоске по ночи, сквозь дворы и дома
И…
Я встретил тебя,
Одну у окна.
Большая луна
Нам теперь навсегда,
Нам теперь навсегда.
Я встретил тебя
Одну у окна.
Большая луна
Ярко светит теперь
Нам в открытую дверь.
Я встретил тебя
Одну у окна.
Большая луна
Ярко светит теперь
Нам в открытую дверь.
В наше счастье поверь!
В наше счастье поверь!
В лица прохожих всё я глядела тебя отыскать,
Именем тайным, посланным небом, судьбою назвать.
Дни и недели, словно капели, меняли себя,
А я всё искала, я всё искала тебя.
Мама встречает, тут же ласкает, а добрый отец:
«Доченька, милая, печалью красивая,– время чудес!»
Их поцелую, в комнату злую, иду у окна
И, помню, сидела, с грустью сидела, одна
И…
Я вижу тебя –
Ты стоял у окна.
Большая луна
Нам теперь навсегда,
Нам теперь навсегда.
Я вижу тебя –
Ты стоял у окна.
Большая луна
Ярко светит теперь
Нам в открытую дверь.
Я вижу тебя –
Ты стоял у окна.
Большая луна
Ярко светит теперь
Нам в открытую дверь.
В наше счастье поверь!
В наше счастье поверь!

XXV
Так спели песнь они о главном:
Знакомстве счастливом своём.
А я же квадростопным ямбом
Писать продолжу о былом.
Ох, этот ямб! – размер народный,
Язык поэтов первородный,
Изящной лёгкостью своей
Ласкает взрослых и детей.
Слагать в нём диво как повадно
Поэму, сказку, просто стих,
Когда ты только первый в них:
Что не придумаешь – всё складно.
Хоть, может, сделавшись умней,
Я перейду и на хорей.

XXVI
А Боря с Настей продолжают
Идти среди дерев и трав
И ясны взоры услаждают,
И ищут место для забав:
То поиграют они в прятки
Из чувств веселых, для зарядки,
То, лёжа, в травах отдохнут,
То посидят, то поплетут
Венцы друг другу, то покормят
Утят и уток в камышах,
То зайца в белых облаках
Воображением оформят –
И вот: уже клонится день
В вечернюю под солнцем тень.

XXVII
Между деревьев свет проходит,
Но много стало темноты,
На ветке филин «урр» заводит,
Торчат, как брокколи, кусты,
Шуршат и лазают полёвки,
Сверчки стрекочут, и огнёвки
Летают, всюду комары…,
А в речке плавают бобры,
По небу ж звёзды проступают,
Средь них царица серебра
Блестеть готова до утра,
И на опушке завлекают
Огнями жёлтыми дома,
Спадает ночи бахрома.

XXVIII
А знаешь, Настя, про легенду? –
Спросил Борис, когда они
Пересекли деревьев ленту
И вышли в город на огни.
– По многу раз я тут бывала,
Но о легенде не слыхала.
– Она про сумрак здешних мест:
«Когда-то здесь огромный крест
И церковь на горе стояли.
И в ночь морозную одну
Друзья, рассеяв тишину,
В ворота церкви постучали.
Один священник в церкви был,
Он им ворота и открыл:

XXIX
«– Чего хотите, добры люди? –
Спросил друзей святой отец.
– Устали очень мы, до жути.
Поесть хотелось, наконец,
А там поспать, – с друзей ответил.
Священник длинный заприметил
Кинжал за пазухой его
И вдруг подумал от того:
«Какие молодцы лихие!
В такой-то час миряне спят.
Али разбойники хотят
Здесь сотворить дела плохие?»
В тот тёмный и жестокий век
Жестоким был и человек.

XXX
«– Кто молится от сердца Богу,
Тому и пища не нужна.
Отыщите ещё дорогу,
Где отдохнёте вы сполна.
А в церкви хладно, как под небом,
Молитвой здесь живут, не хлебом.
Могу лишь вас перекрестить,
Да, помолившись, отпустить, –
Так он ответил трём бродягам.
Друзья хотели возразить,
На что отец их стал крестить,
Да и с пронзительным натягом
Читать молитву. – В Бога верь! –
Наказ им дал и запер дверь.


XXXI
«С крыльца сошли три друга молча.
В лицо им, в спину ветер дул.
Они в снегу, как стая волчья,
Ходили кругом. – Чёрт уснул!–
Сказал один, глядя в окошко,
Как гаснет свет. На них одёжка
Скрипит, как панцирь ледяной.
– Пора искать ночлег другой.
Иначе смерть,– друзья решили.
Под елью раскидали снег:
Суров их будущий ночлег!
На землю ветки расстелили,
И молодцы на них легли,
И в сон под вьюгою ушли.

XXXII
«И вот уж утро наступило,
И вьюга злая отошла;
За лесом солнце озарило
Сияньем розовым поля
И холм, и церковь на верхушке.
Друзья, прижатые друг к дружке,
В снегу под елью мирно спят.
А между тем, клубясь, храпят
Над ними кони: восседают
На них разбойники в мехах,
В цепях, булатах и мечах
И с нетерпеньем помышляют
Как им на молодцев напасть,–
Они одни здесь суд и власть.

XXXIII
«Напали молча и мгновенно:
В коварстве им не занимать;
Но и три путника смиренно
Не согласились жизнь отдать.
Проснулись, бой: снег заклубился,
Ожесточенья дух носился,
Кинжал, кровь, меч, удар, сугроб,
Дикого ржанья лил потоп –
Всё помешалось! Стихла буря.
Восьми разбойникам позор:
Три друга дали им отпор
Ценою в жизнь…. Один друг щуря
Глаза в крови, ещё живой,
Ту церковь проклял всей душой.

XXXIV
«Задули ветры, и пожары
Объяли лес; накрыла мгла;
Забили молнии удары;
Трещала мерзлая земля
И провалилась под горою,
Взяв души грешников с собою
И церковь вместе с тем крестом.
Осталась яма в месте том.
Река втекла в её низины,
Овраги взвила и поля,
Следы былого унесла,
Взрослись деревья и трясины,
И вот он ковш, и в нём мы шли,
И время с чувством провели».

XXXV
– Уж очень страшным и печальным
Твой, Боря, выдался рассказ.
Надеюсь, тоном поминальным
Не будут говорить про нас,
Не будут нашим приведеньем
Пугать здесь целым поколеньем!..
– Не бойся, Настя, я с тобой
И, как ты видишь, всё живой. –
Щипнув друг друга, рассмеялись.
– И всё ж так жалко тех ребят, –
Сказала Настя, – говорят,
Те, кто в страданье оказались,
Сейчас живут на небесах,
Иль это всё у нас в мечтах?

XXXVI
– Оставлю, Настя, без ответа
Вопрос, мне отданный тобой.
Никто ушедший с того света
Живому не махал рукой.
Но мне не страшны пламя ада,
И света рая мне не надо,
Готов лечь в темень пустоты,
Лишь прожила б счастливой ты. –
И Настя голову склонила
К его плечу, и по щеке
Слеза скатилась. Вдалеке
Они увидели перила
Большого в сумерках моста
И устремились вон туда.

XXXVII
Минули сквер, в трамвай подсели,
Под мерный стук в окно глядят;
Колодки звучно заскрипели,
«Восточный мост», – им говорят.
Борис сошёл и подал руку,
А Настя – поцелуй супругу.
И надо должное признать:
За ними славно наблюдать.
Ведь в наше время стало редко
Любить друг друга всей душой.
К любви подходят стороной,
Со здравым смыслом, очень метко.
Но я желаю, чтобы вы
Купались в искренней любви.

XXXVIII
Кто был в краях родной столицы,
Тот видел тесноту реклам,
Машин гудящих вереницы
И суету мужчин и дам,
Эпох и стилей всех смешенье.
Герои в том не исключенье:
Они над речкой по мосту,
Внимая шум и пестроту,
Смеясь друг с другом, погуляли.
Сошли в проулок, в магазин
И там, у зеркала витрин,
Себя влюблённые узнали:
Борис и Настенька-краса,
Усталость лёгкую неся.

XXXIX
– Отлично выглядишь, подруга.
– Спасибо, Боря. Льстишь слегка.
– Ничуть. В ТЦ? На час досуга?
– Пойдём, заморим червячка.
Проголодалась я с гуляний.–
Всех ярче северных сияний
Торговый центр в хрустале
Стоит, всех ждёт навеселе,
Не меньше храма Артемиды,
В нём культ охоты и богатств,
Немало в нём дразнящих яств,
Свои там ходят Афродиты,
И много франтов записных:
Но нам сегодня не до них.

XL
У нас другие на примете,
Кто сел за столик и сейчас
Воркуют обо всём на свете
И ожидают свой заказ.
В кафе же много лиц любезных,
Весёлых, грустных, интересных,
И дети бегают гурьбой –
Макдональдс ведь, для всех он свой.
Им, наконец, заказ подали:
БигМаки с чаем принесли.
– Как вкусно всё изобрели…
Но есть могу не без печали,–
Вздыхает Настя.– Почему?
– Вредны уж весу моему.

XLI
– Ты для меня всегда всех краше,
В каком бы виде не цвела, –
Ответил муж. – И если б даже,–
Смеётся Настя, – я б пришла
Минервой хоть или Горгоной?
– День каждый восторгался б оной.
– Ох, Боря, ты Кентавр мой!–
Таков их разговор живой.
Предвижу многих возраженье:
Что слишком сладостна их речь,
Что их, влюблённых, надо в печь
Огня проблем и чувств смятенье,
В горнило боли и чудес,
И пробудится интерес.

XLII
Но, други, разве невозможно,
Прожив совместно энно лет,
Любовь любить неосторожно,
С ней не оканчивать конфет?
Конечно, многим будет скука
Читать такое, даже мука:
Как отозвался старый друг
На скромный плод моих потуг:
«Всё очень приторно и сладко».
И в этом с ним я соглашусь,
Но всё же духа наберусь
Продолжить описанье гладко.
Чуть вам терпения, друзья,
Подброшу в повесть я огня.

XLIII
А Боря с Настей не спешили:
Они за столиком своим
Сидели, что-то говорили,
А я в то время за другим
Сидел в стихах с своею музой,
Раскинувшись к тому ж медузой,
И любовался ими так
(Ах, мне б туда ещё гамак…),
И длилось время безмятежно.
– Ты, Боря, радость жизни всей.
– А ты, ведь, Настенька, моей! –
И, встав, за руку очень нежно
К себе Борис её подвёл,
И танец медленный завёл.

XLIV
И кто-то взор явил смущённый,
А кто завистливый, как я,
Был кто-то вовсе раздражённый,
Но пара тут уже моя
Ничто вокруг не замечала
И в центре зала танцевала:
И всё кружатся; всё сильней
Среди духов, витрин, людей,
Дуга меж ними пламенеет;
Любовь обоим сердце жжёт;
И быстро пара уж идёт
В ночи по городу. Густеет
Огнями праздника Москва
И шумным пиром баловства.

XLV
Раздались два щелчка затвора,
И звон обрушенных ключей;
Луч режет сумрак коридора;
Дверь отворилася; за ней,
Себя друг в друге обретая,
Чуть дышит пара молодая;
Одежды бросив пёстрый след,
В Онегу чувств живых и лет
Борись и Настя окунулись.
И тут, как птичек по весне,
Оставим их наедине,
Чтоб с силой новою вернулись,
В любви и в радостях, как вы,
На берега второй главы.

XLVI
Вот так, читатель, незаметно
Глава и кончилась, а я,
Позвольте, пусть и неприметно,
Понаписать чуть-чуть себя.
Заметьте, что я здесь слагаю:
Любовь стихами прославляю
И жизнь семейную хвалю ;
Её я искренне люблю.
В романе этом на пределе
Ума способностей своих
Пишу о паре молодых,
Хоть признаюсь: на самом деле
Душой и сердцем одинок,
Я впрямь: сапожник без сапог.

XLVII
Где радость вдохновенной речи?
Где огнь восходящих сил?
Где те волнительные встречи?
Где та, которую любил?
Лишь стоит с ними повстречаться
И будет больно расставаться.
Увы! история моя.
О дно вцепились якоря
Моих живых воспоминаний;
В моём отчаянном мозгу
Их проявляю, как могу;
Они – предел моих мечтаний.
Я пленник их, попавший в сеть,
И мне не жить, не умереть.

XLVIII
Когда один, порой, тоскую,
Я вспоминаю ту весну,
Невольно молодость былую,
Завод и девушку одну.
Как ею был я очарован,
Её красою околдован,
Как каждым утром я желал
Её увидеть, как пылал!
Тогда во мне гремели страсти;
И с ней я был уже готов
Достичь нехожих берегов;
В её я был манящей власти:
Её улыбка – чудный сон,
Её желание – закон.

XLIX
Я помню: в дальнем кабинете,
Рукой опёршийся о стол,
Её я слушал и на свете
Был всех счастливей. Я нашёл
Приют любви уединённый
(Так думал я) и, окрылённый,
Работал пуще за троих,
О деве писывая стих.
Её встречал я в коридоре,
В обед с подругой налегке
В попутном лёгком ветерке,
На сновиденческом узоре…
И каждый раз её мне взгляд
Счастливым делал. Я был рад!

L
И наши лодки приближались,
И вот уж время подошло.
Но обстоятельства вмешались,
И лодки в море унесло:
Я делом был тогда обязан
Пред той, чей кровью общей связан,
Настало время выбирать:
Любовь любить иль долг отдать?
Я выбрал – долг; она – другого;
Погасли в небе две звезды.
Иные судьбы и пути
Теперь нас ждут. Теперь я снова
Гуляю сам и чуть грущу,
О деве милой всё пишу.

LI
Когда я дома, иль по длинной
Брожу по улице градской
Или на площади пустынной,
Свербит меня вопрос такой:
Уже ли суждено мне вечно
О деве думать бесконечно,
Уже ли первая любовь
Отравит душу мне и кровь?
Пора, пора мне поправляться
И деве сердца в путь сказать:
«Живи, как хочешь ты мечтать,
Живи, чтоб жизнью наслаждаться,
Ветра попутные встречай!
На том расстанемся. Прощай!»

LII
Ну, а пока любовь другую
Я в этой жизни не встречал,
Писать придётся «на сухую»:
Без вдохновительных начал,
Без яркой страсти, без видений,
Без чувств высоких достижений…
Но то, что начал я для вас,
Конечно, кончу, без прикрас.
Всё также буду, как и ране,
В стихах историю слагать:
Добавить, править, убирать,
Полировать стихи, их грани,;
Чтоб, как итог, читатель мой
Смог отдохнуть часок-другой.


                Они любят друг друга!
                К. Булычёв,
                «Миллион
                приключений»

Конец   первой   главы

Март 2023 – 01 сентября 2024