Гоп-стоп, мы подошли из-за угла!

Газета 2наше время", дата публикации: 6 сентября 2024 г.
В России борьба против «криминальной субкультуры» всё больше напоминает паранойю


*Без музыки Вивальди, без музыки «Бутырки»…
Недавно движение «Российская общественная инициатива» выступила с воззванием – «Запрет блатной музыки в общественном транспорте». Мол, в салонах маршруток блатной шансон «прославляет ценности уголовного мира», а это моветон, дорогие мусьё и мадамы.

Российские инициаторы объявили сбор подписей под петицией, который должен завершиться 14 июня 2025 года. Бдительные общественники и прежде (в 2014 году) выступали с похожим предложением – «Запрет воспроизведения и трансляции музыкальных произведений, пропагандирующих противозаконные действия». В итоге «за» высказались 170 человек, «против» – 83. Жидковато…

И вот снова повторение той же бредовой затеи, только «вид сбоку». Зачем? Для Ростова тема, по-моему, неактуальна. Давно не слышу в маршрутках вообще никакой музыки – ни блатной, ни эстрадной. Допускаю, что в других городах подобное ещё не изжили. Однако решить проблему можно элементарно – запретить музыку в общественном транспорте постановлением мэрии. Зачем эти общероссийские понты (прощения просим за жаргон)?

Собственно, почему меня так зацепила эта тема? Да потому, что я больше 30 лет занимаюсь изучением уголовно-арестантской субкультуры и истории России. Публиковались сборники «блатных» песен с моими комментариями, выходил мой четырёхтомник очерков по истории уголовно-арестантского и уличного песенного фольклора.

Однако я бы, пожалуй, подписал петицию общественных борцунов. Во-первых, терпеть ненавижу (как говаривал Макарушка Нагульнов) современный «уголовный шансон» типа «Хоп-хоп, мусорок» и прочую дребедень в исполнении разного рода «вороваек»-шмароваек, «бутырок»-шмутырок и прочих эстрадных «урькаганов». Во-вторых, к «шансону» такого рода я бы добавил запрет на рэперов, хип-хоперов, а заодно на поганую российскую попсу. В транспорте вообще не должна звучать никакая музыка, от тяжёлого рока до Вивальди и Чайковского. Музыку надобно слушать в специально отведённых для этого местах – концертных залах и стадионах, персональных квартирах и пикниках на природе. Как говорится, кесарю – кесарево, а шансонье – шансоново. Хотя и многим нынешним шансонье тоже неплохо бы сделать кесарево, но я по природе своей, к сожалению, гуманист.

**«Блатные шансонье» Федя Достоевский и Лёва Толстой
А собственно, почему бы и не запретить весь музыкальный «блат» – скопом? Ведь многие уголовные песни явно «не тому учат»:

Воровка никогда не станет прачкой,
А урку не заставишь спину гнуть…
Ты же знаешь, что в субботку
Мы не ходим на работку –
А у нас субботка каждый день!

И так далее – «Жулик будет воровать, а я буду продавать»… А вот представьте себе: эти песни давно стали частью русской истории и культуры – пусть даже «низовой»! Как и разбойничьи, каторжанские – «Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья», «Не шуми ты, мати зелёная дубравушка» (которую Пушкин использовал в «Капитанской дочке»)… А знаменитая «Из-за острова на стрежень» Дмитрия Садовникова, где пьяный разбойник Стенька Разин топит в реке безвинную девицу:

Мощным взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт её бросает
В набежавшую волну!

Послушайте разбойничьи песни – у вас волосы дыбом встанут: драки, пьянки, убийства, изнасилования... Но всё это – русский фольклор, ценннейший источник для изучения истории и культуры нашего общества. То же и советские «классические» уголовно-арестантские песни.
 
Так то когда было, – затянет обыватель. Вот через сто лет пусть и изучают подобную гадость, а сейчас нечего молодёжь развращать! Но дай только таким «инициаторам» право запрещать – и вы скоро ужаснётесь, чем это обернётся. Вот для примера. В 2011 году некий Аркадий Смолин – не хухры-мухры, между прочим, учёный человек, обозреватель РАПСИ (Российское агентство правовой и судебной информации) – разразился гневной статьёй в адрес песенного «блата»:
«Вирус шансона» поглощает тело России, как раковая опухоль, чему на протяжении двухсот лет способствовали и наши «классические» писатели, и философы-славянофилы, и политики-популисты, и экономисты-идеалисты – всех их можно судить за стимулирование разложения российского общества…

Поддержка уголовной субкультуры идёт на всех уровнях: от центрального телевидения… до «классической» литературы, призывающей понять убийцу, посочувствовать проститутке и уступить «маленькому человеку».

Если кто не понял: пассажи о «классической» литературе (обратите внимание на кавычки!) – прямой отсыл к «Преступлению и наказанию», «Униженным и оскорблённым» Фёдора Достоевского. Да и «Воскресение» Льва Толстого, и опусы прочих «щелкопёров» – в одну мусорную кучу. Надо же, двести лет окучивали разную шваль, прокладывали дорогу блатным певунам!

Да, русская культура «играла в поддавки с «тёмными массами», с «безграмотными пролетариями и крепостными крестьянами, полунищими служащими».

Но на этом обличитель не останавливается:

«Наивысшая рождаемость наблюдается в самых бедных слоях россиян. Многодетные семьи почти целиком сосредоточены в низкодоходной группе… чем ниже уровень доходов семей, где супруги не имели высшего образования, тем более вероятна их многодетность. Поэтому политику экономической поддержки рождаемости вполне можно назвать стимуляцией деградации населения».

Отсюда вывод: «материнский капитал» – всего лишь «способ получения дешёвой рабочей силы».

И вишенка на торте: «Такая политика заставляет подозревать некие силы в отсутствии заинтересованности в качественном росте населения. Ведь управлять «миром шансона» гораздо проще, чем «многополярным обществом». «Некие силы»? Не понял… Выходит, Россией правят «жидомасоны» и прочая «мировая закулиса»? Однако товарищ отжигает…
Короче, по мнению автора, виной всему – шансон, достоевщина и «коммунистическая пропаганда, представлявшая необразованные сословия как носителей передовой идеи».
А начинал господин Смолин с обличения «блатной романтики»…

***От Франции до одесского кичмана – рукой подать
Но, может, Смолин прав, утверждая, что «у нас представителями маргинальной культуры являются депутаты, чиновники, бизнесмены, спортсмены, артисты, милиционеры и уголовники»?

Увы, как раз наоборот: состояние общества формирует благодатную почву для расцвета «блатной романтики». В здоровом обществе криминальная субкультура не разъедает сознание людей. Она существует как экзотика. В моём советском детстве, юности и зрелости (1960-е – 1980-е) блатные песни исполнялись в компаниях вместе с бардовскими и дворовыми («Плачет девочка в автомате», «Сиреневый туман»). И уж точно не разъедали сознание молодёжи как «раковая опухоль» ни Высоцкий, ни Северный, ни Алёша Димитриевич, ни Дина Верни, ни Михаил Гулько, ни Вилли Токарев.

Однажды режиссёр Валерий Приёмыхов рассказал, как для съёмок фильма «Пацаны» (1983) он в местах лишения свободы пытался подобрать несколько «настоящих» блатных песен. И никто из арестантов не смог спеть ему ничего внятного! Ну, не знаю: мне бывшие осуждённые не однажды исполняли классический «блат». Но рассказ Приёмыхова показателен: «разлагающего влияния» на сознание молодёжи уголовные песни не оказывали. Они – лишь свидетельство эпохи, объект культурологии. Поэтому интерес к ним не угасает. Я имею в виду классическую уголовно-арестантскую песню – именно с ней связаны удивительные тайны и открытия.

Многие ли из вас знают, что «С одесского кичмана сбежали два уркана» обязана своим происхождением балладе Генриха Гейне «Во Францию два гренадера из русского плена брели», которую в ХХ веке перелицевали в нашу солдатскую «Шли два героя с германского боя», и лишь затем герои стали уголовниками? А как известная «Таганка» связана с феноменом польского танго? А почему эсерка-террористка Мария Спиридонова превратилась в «героиню» песни «Мамочка, мама, прости, дорогая, что дочку-воровку на свет родила»? «На Молдаванке музыка играет» – эпопея о строительстве Беломорканала, «Я помню тот Ванинский порт» – гимн колымских зэков, сгусток боли и отчаяния…

Немалый вклад в «блатную» песенную копилку внесли и советские поэты. Сергей Алымов для фильма «Заключённые» написал «кокаиновый» романс «Перебиты, поломаны крылья» и «Воровка никогда не станет прачкой». «Воровка», правда, в фильм не вошла, зато вместе с «Крыльями» вошла в блатной фольклор. Филолог Ахилл Левинтон в ссылке соз­дал «Марсель» («Советская малина врагу сказала – нет»). Поэт Владимир Карпеко сочинил знаменитую «Ах, какая драма – пиковая дама!», она прозвучала в фильме «Страницы былого» и тут же обрела популярность. Даже Евгений Евтушенко отметился песенкой «Мальчики-налётчики» для кинофильма «На графских развалинах» – она тоже входит в обойму «классического блата».
Кстати, а как быть с творчеством Михаила Танича и его группы «Лесоповал»? Или, может, за пропаганду криминальной «романтики» влепить срок Александру Розенбауму за его «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла», «Нинка, как картинка, с фраером гребёт», «Написала Зойка мне письмо», «Взяли Маню на кармане»?

Нет уж, охолонитесь, болезные. Уголовно-арестантские песни – культурный феномен. Их надо изучать, а не запрещать.

И на этом – «ша!», как говорят в Одессе.